– Нее, мамуль, даже не заикайся. Только не Мишка!
В который раз мать намекала Вере о том, что сын ее подруги Мишка – хороший парень и завидный жених в будущем.
Лето в этом году было позднее. Оно заставило себя ждать, проливаясь дождями и заходя холодными ветрами. Но когда вдруг явилось солнечной зеленью, разноцветьем обильно политой земли и птичьими трелями, наполнило жизнь невыразимым предчувствием счастья.
Лето ли на маму навеяло вдруг порывы сватовства или что-то ещё, Верка не знала.
Да и вообще – кто в этом прекрасном возрасте слушает советы матерей? Да и что они могут посоветовать, если сами уж давно забыли яркие чувства и отстали от жизни …
Верка же жила в предвкушении чего-то особенного. Впереди был последний школьный год, а там …
Не до Мишки…
Тут такое в голове. Такие чувства!
Сегодня с Катериной, с подругой, они решили первый раз искупаться. Вера ждала ее на берегу их родной задумчивой Сунжи.
Она смотрела на бегущую вдаль гладь воды и думала, что вот сейчас каждая ее капля может попасть в любой приток, или застыть в камышах, да там и закваситься, или ворваться в зеркальную часть правого притока и стать широкой Волгой.
Все так непредсказуемо. Вот и ее судьба сейчас на таком перепутье. Куда понесет? Поди – узнай.
Мать говорит, что именно сейчас голова должна быть на плечах, что для девушки важен правильный выбор своего суженого, что для неё это наиважнейше. О Боже, ну какая сейчас голова!
Вот только о том, каким должен быть этот выбор их с матерью мнения расходились.
Устарелые у нее понятия, в общем…
Катька показалась в начале грунтовки, помахала ей сиреневым полотенцем ещё издали. Они направились к песчаному пляжу.
– Прикинь, мне мать опять Увальня сватает, – улыбалась Верка.
– Да уж, вкус у твой мамочки! Кстати, может мы его сейчас и увидим. Он же там деда заменил на пароме.
Девушки Мишку, как потенциального кавалера, не рассматривали вообще.
Ну, во-первых, они Мишку знали как облупленного с детства, и никогда никаких чувств к нему ни у той, ни у другой не возникало. Их родители жили на соседних улицах и дружили.
А во-вторых, он никогда не был в их вкусе. Рос он толстым и неуклюжим, за что и получил свое прозвище – Мишка-увалень.
Правда, в старших классах вдруг вытянулся, раздался в плечах и неожиданно для всех полюбил тяжёлую атлетику, сначала таскал гири и гантели в их школьном зале под руководством нового физрука-тренера, а потом, когда поступил в техникум, начал заниматься серьезно, уже получал и спортивные категории и награды.
Он был старше Веры на два года. Но она к нему относилась снисходительно. Мишка был стеснительным, нерасторопным и немногословным.
На дискотеках в их сельском ДК бывал редко, а если и бывал, то стоял в сторонке, прижавшись к косяку.
Однажды, когда Верка была в особом расположении духа – хотелось шутить, она подскочила к нему и вытащила на середину площадки, заставляя танцевать. Миха поддался и начал смешно пригибать колени, как будто танцуя. Он был неуклюж, не попадал в такт музыки и выглядел комично. Ну, точно – увалень.
Сейчас Мишка работал на пароме. Нет, он, конечно, учился в техникуме и эта работа – временная.
Они издали увидели широкую спину Увальня в серой футболке, натянутой крепко на спортивное накачанное тело.
Верке сейчас было хорошо и спокойно. Она приняла решение относительно своей личной жизни. Она определилась, обдумала, и это было так естественно, потому что Верка сейчас была влюблена.
И ей, наконец, ответили взаимностью. Она уже плыла по течению, считала, что ее выбор определен окончательно и верила, что он вынесет ее в нужное русло.
Сейчас она готова была любить всех, даже Мишку.
Она была в прекрасном настроении – вечером на сцене, с гитарой наперевес и длинными патлами, будет петь Юрик. И смотреть он будет именно на нее. Мечты сбывались. Юрик понравился ей, как только его группа появилась в их клубе.
А потом они пойдут гулять и он, как настоящий галантный кавалер, будет на прощанье целовать ей руку.
Они с ансамблем – из соседнего небольшого городка, и их пригласили поработать у них в клубе временно. Верка влюбилась…
Теперь она увлекалась музыкой, читала статьи о современных ВИА, о музыкальных инструментах, в совершенстве знала устройство гитары и слушала хиты. В мечтах она уже была женой звезды сцены.
Мишка увидел девчат не сразу, они уже заканчивали купаться, натягивали сарафаны на сырые купальники, а ветер поднимал их подолы, ещё больше разгорячая и будоража.
Паром, поскрипывая, двигался поперек реки, а Мишка косил глазами на девчонок.
Вера Мишке очень нравилась давно. Но он понимал: такой яркой красивой бойкой девчонке с каштановой копной волос не место рядом с ним. Он – скучен для нее. Вот и ищет она себе парней по статусу – ярких, часто приезжих, одетых совсем не так скромно, как одевался он… А он… Да где уж ему.
Дед этим летом совсем разболелся, и Мишка решил поработать вместо него. Работа была ненормированная. Хоть и считалось, что последняя ходка парома в шесть вечера, но паромщика и ночью вызывали часто: то заболел кто, то наряд полиции, а то по большой просьбе начальства …
Мишка не высыпался, и поэтому вообще уже никуда не ходил, дом–паром.
В этот вечер к нему прибежал знакомый речник – опять вызывали. Колхозное начальство отправлялось в поселок: на том берегу отмечали юбилей друга.
Мишка явился, когда уже его все заждались. Председатель бурчал, что долго его не было, все спешили.
Мишка хмуро ударил в колокол, паром отправился. Председатель велел в двенадцать ночи забрать их обратно.
Среди переправляющихся на тот берег был и знакомый Михаилу ансамбль из троих патлатых худых долговязых пацанов. Они загрузили барабанную установку, гитары, колонки…
Но самое главное, что с ними переправлялись Вера и Катюха.
– А вы куда? – спросил серьезно, не сводя с Веры цепких глаз.
– А нас тоже пригласили в кафе. Мы с ребятами из ансамбля.
– Матери-то в курсе? – как будто на правах брата уточнил Михаил.
– Неа, – Катька прижалась спиной, облокотилась на перила. Ее светлые волосы красиво развевались на ветру, а кофточка с миниатюрными пуговками от низа до верха слегка просвечивала кружевным бюстгалтером, – Мы ж вернёмся не поздно, вместе с Санычем.
Михаил помог поднять на гористый берег тяжёлый музыкальный скарб и вернулся к парому. Было восемь вечера и он решил остаться. Какое-то предчувствие … Да и ездить туда-сюда через широкую реку особого смысла не было.
Щурясь, он сидел на пригорке и смотрел на вечерний закат. Что-то странное случилось со временем в этот момент. Может это от общей Мишкиной усталости. Ему казалось, что это во всем мире время остановилось, и нельзя сейчас понять даже, что идёт за эпоха.
Вот точно такой же закат был тут несколько веков назад и Мишке чудилось, что именно его он и наблюдает.
Он развел костер на берегу, сидел и глядел на летающий, как мошкара, пепел. Время шло, стрелка уже миновала двенадцать, а гуляющие всё не возвращались.
Мишка волновался. Чтоб отвлечься, он начал зачищать ножом древесный сук, любоваться гладкой, как лосиная кость древесиной, ощущая приятный ее смоляной запах. Но даже это отвлекло ненадолго, и он направился к кафе, где отмечался юбилей.
Подходя, ему показалось странным, что звуков музыки и гулянья совсем не слышно. Может перешли куда?
Дорога Михаилу была знакома, освещена высокой луной и светом из окон прибрежных домов.
И тут из-за кафе быстро вынырнула … Катерина. Она почти бежала, запинаясь и оглядываясь, держа руки накрест за кофту. Похоже, кофта была порвана…Часть мелких пуговиц отсутствовала.
– Катя!
– Миша! Мишенька! Я сбежала… Там Вера!
– Где?
– В сарае за кафе…
Он мчался туда, крича Катьке на ходу, чтоб шла на паром, и, если что, звонила в колокол.
Двойные двери закрытого сарая он выбил ногой. В сарае – тихо. Голое окно светлым квадратом и щели по застрехам немного освещали его внутренности.
Михаил отшвырнул какие-то тюки и шагнул дальше и тут услышал слабый звук. Огляделся.
К нему шел один из патлатых, а второй стоял спиной. Перед ним полураздетая Вера с зажатым, кем-то невидимым, ртом и вытаращенными глазами. Она сидела на помятой постели с красной подушкой и стеганым одеялом.
Идущий к нему тихо и низко спросил:
– Чё те, паря? Иди вон, у нас тут взаимная любовь. Не видишь что ли? Мешаешь…
Мишка с силой ломанул жердь с гвоздями со стеллажа. Тот посыпался чем-то тяжёлым железным.
Парень схватил топор.
– Пошел вон, я сказал…– кричал парень и тряс топором.
К нему присоединился второй. Мишке больно ударили поленом по плечу, он неудачно упал на кисть. Но тут же встал.
– Миша! Мишенька! – это Вера, и у Михаила открылось второе дыхание. Один из музыкантов так влетел в стену, что больше уже не вставал, но двое других не сдавались.
И тут на глаза Михаилу попалась гитара, он схватил ее. Парни замерли, а он с огромным замахом и наслаждением разбил ее об верстак.
– Что ты делаешь! – они замешкались.
– Верка, иди ко мне!
Вера уже была за его спиной, когда он увидел вторую гитару. Он протянул ее вперёд и начал с Верой отступать к двери.
Для парней, видимо, гитара была ценнее девушки.
– Отдай! – они уже не нападали, а только медленно шли следом за отступающими.
Михаил молчал и медленно, закрыв Веру собой, отступал за дверь. А потом схватил ее за руку, и они помчались к парому.
Парни бежали следом, но один из них, которому прилетело жердиной по ноге, сильно хромал, они отстали. Михаил держал гитару какой-то непослушной разбухающей на глазах рукой. Они прыгнули на паром, Миша быстро отвязывал трос, отчаливал, но все же парни подоспели.
– Я разобью гитару! Стоять!
– Стоим, только отдай инструмент.
Паром отчалил. Только сейчас Мишка разглядел, что Верка сидит в углу, в обнимку с Катей и прикрывает голую грудь. На ней была только юбка и та с отодранным клочком. Он снял с себя футболку одной рукой и отдал ее Вере.
Катька тараторила.
– Миш, Миш, мы ж не знали. Мы думали, они нормальные. Саныч перебрал и они решили заночевать у родственников, а мы пошли, а они …., – а потом понизила голос, – Вер, ты как? Вер… Они…Вер… Увалень успел?
– Все нормально, – тихо ответила Вера, – Миша успел. И он совсем не увалень, не смей его так называть.
Она встала, подошла к Михаилу. Тот стоял у перил и держал уже руку наперевес, она разболелась и была похожа на полено. Рядом лежала гитара.
– Миш, прости… Я – дура такая.
Она посмотрела на всё ещё стоящих на берегу парней. Их уже было плохо видно на фоне сумрачного берега, но она знала– парни их видят хорошо.
Вера высоко подняла гитару и несколько секунд вот так держала, чтоб увидели наверняка, чтоб прониклись … а потом со всей силы ударила ей по железному углу перил парома. Катька вздрогнула.
Корпус гитары повис на струнах. Верка быстро скрутила струны. И держа гриф, объявила:
– Во! То, что надо.
Она оторвала край своей юбки и соорудила для Мишки шину из гитарного грифа. А потом, пока не причалили, поливала его руку холодной водой.
По ту сторону реки засыпал их поселок. Темными окнами заснули в почерневшей с виду ночной зелени дома, в холодном оцепенении стояла старая церковь, вода рябила.
Казалось, всё как прежде. Но Вера знала: это не так. Всё изменилось. Ее судьба изменилась.
И та вода, которой она сейчас поливала опухшую руку Миши, те капли, которые уходили в реку, имели уже совсем другую судьбу. Они точно ворвутся в зеркальную часть правого притока и станут широкой Волгой.
Михаил самоотверженно одной рукой ловко и быстро причалил паром к берегу. А Верка смотрела на него, перебинтованного, и любовалась.
Мама ту ни при чем, ведь учатся на своих ошибках.
И Вера понимала – ее судьба течет уже в другое русло…
***
Совершенные нами ошибки – это ли не опыт? Худшая ошибка, которую можно совершить в жизни – все время бояться ошибиться. Да и как узнать об ошибке, если её не совершить….)
А давайте вспомним и о своих жизненных ошибках. А может быть – расскажем, и себя, наконец, простим…
