Как часто родители, устраивая свою личную жизнь, режут по живому, даже не задумываясь о том, как больно делают своим детям, как рушат их судьбы. Вот об одном таком каменном материнском сердце я и расскажу сегодня.
По соседству с нами поселилась семья дачников, Анна Петровна и Олег Михайлович, пожилые и очень доброжелательные люди. А спустя совсем недолгое время, к ним стала приезжать на выходные другая семья, чуть помоложе. Огороды наши рядом, разделены только лёгонькой сеткой, поэтому вольно или невольно я наблюдала за всем, что происходило у соседей.
Часто я задавалась вопросом: в каком они родстве, эти две пары? Родители и дети? Что-то не очень похоже… Братья и сёстры? Слишком большой временной разрыв в возрасте, редко так бывает… Слышала, как Олег Михайлович с какой-то необыкновенной нежностью окликал молодую даму: «Ангел мой, Шурочка…» Шурочка поднимала голову от грядки с земляникой и, улыбаясь, смотрела на Олега Михайловича, ничего не говоря ему в ответ, но временами мне казалось, будто она не живёт, а купается в лучах далёкой звезды.
Часто мне на ум приходили стихи про одинокий парус, но я никак не могла связать все эти странные ассоциации в единый узел, и это меня страшно тревожило. «Зачем это тебе? – корила я себя. – Чужая семья, чужие тайны». Но каким-то внутренним чутьём я угадывала очень интересные повороты в судьбах моих соседей, и они тянули меня к себе и завораживали.
Часто тёплыми летними вечерами они выходили на крылечко, усаживались прямо на разогретые дневным солнышком ступеньки, и Олег Михайлович начинал перебирать струны гитары. В тишине летнего вечера её звуки были какими-то особенно завораживающими. Шурочка некоторое время слушала, наклонив головку, и вдруг, встрепенувшись, начинала петь. Её голос, нежный и хрустальный, всякий раз включался на одной и той же песне: «Мой пло-о-о-т… всем своим бедам назло вовсе не так уж плох…»
Это была печальная песня, я чувствовала, как у меня всё сжимается внутри, и на глазах выступают слёзы. «Ах, Шурочка, Шурочка, а ведь ничего не изменилось, хоть и прошло больше сорока лет», — вздыхал Олег Михайлович, окуная меня в ещё большую заинтригованность. Мне начинало казаться, что они с Шурочкой давние любовники, только так и можно было расценить их горячие охи и вздохи. Но при чём тогда здесь Анна Петровна и Михаил, приезжавший вместе с Шурочкой?
Я ничего не понимала. Распутать этот клубок недосказанностей могла только личная встреча. И я, выбрав праздничный день, напекла пирогов с черникой и с травой, как говорит мой внук Санька, а на самом деле с яйцом и зелёным луком, и пошла к соседям знакомиться поближе.
На маленьком плоту
Они мне искренне обрадовались, Олег Михайлович тут же закричал, приоткрыв дверь в дом:
— Шурочка, Мишенька, поднимайтесь, у нас гости!
Когда заспанная Шурочка вышла на крылечко, Олег Михайлович представил её:
— Знакомьтесь, моя младшая сестра Александра Михайловна!
Заметив мою растерянность, он рассмеялся:
— Не удивляйтесь, тут целая история. Сейчас чайку попьём, и я введу вас в курс дела, а то вы, наверное, решили, что мы любовники. Кайтесь, кайтесь, решили, я знаю, потому что не вы первая… Просто мы давно не виделись, больше четырех десятков лет…
Уже за столом, когда неловкость от первой встречи исчезла окончательно, я услышала их грустную семейную историю. Её поведал хозяин дома, Олег Михайлович:
— Моя мама умерла во время родов. Сначала меня растила бабушка, мамина мать, а, когда бабушка устала, да и я уже в садик ходить начал, папа взял меня к себе и посвятил мне свою жизнь. Он долго не женился, потому что очень любил мою маму и чувствовал себя виноватым перед ней. Нам было хорошо с папой, хотя он и грустил, перебирая гитарные струны, я это видел. А потом в судьбе папы появилась Анжела. Она была его студенткой. Я не знаю, как она сумела разбить ледяные оковы папиной души, но я чувствовал, что папа тоже влюбился. Я, конечно, как любой мальчишка, ревновал папу. А однажды, когда Анжела должна была прийти к нам и, как я потом понял, остаться на ночь, я убежал из дома. Я сидел на остановке около бабушкиного дома, не хотел её пугать, просто сидел и смотрел на её окна. И уснул… И мне приснилась мама, она подошла ко мне, присела рядом, погладила меня по волосам и сказала: «Глупый мальчик, сейчас же иди домой и подружись с Анжелой. Она тебе сделает подарок, такой подарок, какого у тебя не было и больше уже не будет…»
Я открыл глаза и увидел Анжелу, она протянула руку к моим волосам, совсем, как мама, и сказала:
— Ах, боже мой, какой ты дурачок! Кто же спит на остановке? Пойдём домой…
И мы пошли. Так Анжела стала жить с нами.
Как я потерял сестру
Папа сразу изменился, он стал весёлым и жизнерадостным, сменил гардероб и даже очки, будто, порвав с прошлым, он реально помолодел. Я тоже полюбил Анжелу, но как-то наполовину, потому что во второй половине моего сердца всё равно оставалась мама.
А через год Анжела сделала нам подарок, родила девочку и даже, следуя нашей с папой слёзной просьбе, позволила назвать её Александрой, как маму.
Сказать, что эта девочка стала моим счастьем – это ничего не сказать. Я катал её в колясочке по нашей улице Свободы, и все девчонки смотрели мне вслед, раскрыв рты. Ещё помню, что в ту весну Анжела купила мне новую рубашку в Доме моды, и я чувствовал себя королём нашей тихой улочки.
Шурочка научилась засыпать под мою гитару, а чуть подросла, стала пробовать петь, у неё оказался волшебный голос. Анжела отпускала её со мной на рыбалку, и мы целыми днями пропадали на берегу городского пруда. Я был безмерно благодарен Анжеле за такое доверие, лишь потом поняв, что моё участие в судьбе Шурочки высвобождало Анжеле свободное время, которое она расходовала по своему усмотрению.
Прошло шесть лет, в ту последнюю перед армией зиму я начал готовить Шурочку к школе, надо сказать, что у неё оказались недюжинные способности, не зря она потом окончит школу с золотой медалью, а вуз с красным дипломом. Но я уже об этом долго не узнаю.
Ещё до ухода в армию я почувствовал в отношениях папы и Анжелы какую-то трещинку. Папа не умел ссориться, когда Анжела начинала придираться к нему, он просто брал книгу и уходил в другую комнату, а она уходила к подругам, и мы с Шурочкой опять оставались наедине.
Когда я ушёл в армию, папа с Анжелой расстались, она сказала, что встретила свою половиночку, а папа оказался в её судьбе случайным попутчиком. Она к тому времени как раз окончила институт и по распределению вместе со своим новым спутником жизни уехала в Сибирь.
Я думаю, что папа делал всё возможное, чтобы сохранить брак, но у Анжелы оказалось каменное сердце. А вскоре папы не стало. На похороны Анжела не приехала, мы встретились через полгода, когда она приехала делить квартиру. Я просил у неё адрес, чтобы начать общаться с Шурочкой, но она мне это не позволила. Так я и потерял свою сестру, знал только город, где жила Анжела, ездил, искал их, но в компании, где начинала работать Анжела, сказали, что она уволилась и куда-то переехала.
Я нашёл Шурочку совсем недавно, вышел в «Одноклассники», набрал отцовскую фамилию и мамино имя. И выскочила наша старая фотография, на которой мама стоит молодая у берёзки. Эта девушка стояла точно так же. Я узнавал и не узнавал мою Шурочку. Написал, оказалось, что она помнит меня, помнит, как мы ловили плотву на пруду, как пели песни под гитару. И я поехал к ней, поехал, чтобы переманить её сюда, поближе к корням, тем более, что папина комната в нашей квартире так и стояла незаселённой, а свою Анжела продала. Я поразведал и узнал, что эту половину можно выкупить. Что мы и сделали, объединив усилия.
— А Анжела? Где она? Жива?
— Это совсем грустная история. Давайте сегодня не будем омрачать нашу радость… Пейте чай…
— С пирогами, — добавила я, довольная тем, что за столом со мной сидели счастливые люди, которые, пройдя кремнистый жизненный путь, обрели счастье снова быть вместе и теперь изо всех сил стараются это счастье не расплескать.
