— Вы что делаете? Вы только что отдали мне вашего мужа, как вещь, передали по рукам, так сказать, вы понимаете это?! — Галя даже рассмеялась, не веря своему счастью. Да, сегодняшний день явно задался, а жена Коли — полное ничтожество!..
… — Галя! Галина, подождите, нам нужно поговорить! — Елена Яковлевна, легко стуча каблучками, догнала оробевшую девушку, остановилась рядом с ней, протянула вперед руку. На безымянном пальце сверкало золотое колечко. — Я Елена Яковлевна, жена Николая Ивановича. Ну, я думаю, заочно мы с вами уже знакомы, конечно, теперь, я считаю, нужно перевести наши отношения в иную плоскость. Настал тот момент, когда больше по–старому продолжаться не может. Вы согласны?
Галка смущенно пожала кончики протянутых пальцев, покраснела, отвела взгляд.
Елена Яковлевна же смотрела на девчонку прямо, смело, потому что совершенно точно знала, что победит. Нет, она не презирала эту малолетку, позарившуюся на её мужа, доцента кафедры с регалиями и званиями. Елене было Галку жаль, жаль чисто по–человечески, по–бабьи. Влюбилась, бывает… Но не в того и не тогда, когда это уместно. Любовь Галины виделась Елене Яковлевне безысходной, обречённой на увядание и мучительную смерть в агонии понимания пропасти между Николаем и ею, Галочкой, посредственной студенткой. Тут, видимо, сыграл свою роль образ отца, какие–то проблемы в семье, недолюбленность… Да мало ли что в головах у этих девочек! А может просто таким образом решила Галя получить хорошие оценки в зачётной книжке? Хотя справедливости ради нужно сказать, что Николай Иванович всегда очень лоялен к студентам, тем более к девушкам. Шутка ли, технический институт, специальность тоже у Гали неженская – теплогазоснабжение и вентиляция… Ну как тут не улыбнуться снисходительно, не погладить её мысленно по головке, не посочувствовать… Вот Николай и сочувствовал, вытягивал на экзаменах, подсказывал, закрывал глаза на промахи студенток. С парней же драл по три шкуры, понимая, что девочка, она что – лет пять отработает и в декрет, а кормить её должен вот такой вот специалист, мужчина, профессионал! Так вот и будьте добры, учитесь!
Лена несколько раз присутствовала на лекциях своего мужа. Он был красив, статен, держался уверенно, смело. Всегда в костюме, при галстуке, всегда ухожен. Очень эффектно смотрелся он за кафедрой, говорил очень стройно, живо, на его лекциях не хотелось спать, он сам как будто горел делом, которому учил других. Да в такого кто хочешь влюбится! А Галочка… Простовата, хотя и одевается модно. Но нет в ней лоска, нет стати, которую ценит в женщинах Коля. Нет, не соперница она, совсем нет!
— Галочка… Я же могу вас так называть? Ну, разница в возрасте, я думаю, позволяет… — Елена Яковлевна сделала паузу, чтобы дать девушке пожать плечами, старательно комкая в руках билетик на автобус. — Да, так вот, Галочка, давайте зайдём куда–нибудь, посидим, поговорим…
Елена заметила, как напряглась девчонка, думает, наверное, что сейчас Лена устроит ей скандал, вцепится в причёску…
— Извините, я тороплюсь! — вырвала свою руку из холодной хватки Елены Галя, зашагала по мостовой.
— Галя, вы не поняли! Да не бойтесь меня, глупышка! — Лена ускорила шаг. Она была в хорошей форме. Каждодневные тренировки, массажи, правильное питание помогали ей даже после сорока выглядеть прекрасно, свежо и достойно нести с собой прожитые годы. Подруги в этом возрасте расплылись, жаловались на то, что возраст берёт своё, перестройка организма сыграла с ними злую шутку, сетовали, что не влезают в одежду, а у Лены таких проблем не было, она их просто не допускала. — Вот кафе, давайте зайдём! Дождь начинается, Галя!
Девушка почувствовала, как на лицо падают первые капли. Ей стало холодно в коротенькой юбочке и легком плаще.
— Я не собираюсь читать вам нотаций, ругаться или выяснять отношения, поверьте! — раскрыла Елена Яковлевна над ними обеими большой черный зонт. Вода барабанила по нему, заливалась в Галкины туфли. На капроновых колготках появились некрасивые тёмные пятнышки. — Ну же, решайтесь! Вы и так уже наломали столько дров, что пора стать взрослой, девочка!
Галю задело то, что её назвали девчонкой. Она действительно взрослая, она готова бороться за своё счастье. А эта Елена ещё узнает, какой смелой и дерзкой может быть Галочка!
— Ну хорошо, давайте выпьем кофе. Или вам нельзя? Возраст такой, что мало ли… Давление… — попыталась укусить попутчицу студентка, но Елена Яковлевна только улыбнулась.
— Мне можно всё, даже то, что тебе и не снилось, дорогая, но ограничимся кофе.
Они зашли в кафе, сели за столик. Тут же подошёл официант, положил перед посетительницами меню, улыбнулся, сказал, что рад их видеть.
— Какой милый гарсон, — немного картавя на французский манер, прошептала Лена. — Молодой, симпатичный, у него многое впереди, как и у тебя, Галя. Гораздо легче идти с тем, кто понимает тебя и… Как бы на одной волне, что ли… Познавать вместе, а не получать знания в готовом виде, делать ошибки, а не жить под куполом чьего–то прошлого опыта — это прекрасно, поверь мне!
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — ощетинилась Галка, поджала под стул ноги, крепко сжала руки в «замок». — Но нет, я не нахожу этого мальчика привлекательным. Мне не интересно с ним и такими, как он. Я переросла всё это.
Елена Яковлевна улыбнулась. Её всегда забавляло странное желание некоторых молодых людей отрицать свою эпоху, всё, что с ней связано. Но это же прекрасно — жить с себе подобным, дышать с ним, удивляться, радоваться, возмущаться, а не поддакивать, скромно наклонив голову, кричать, а не шептать, кутить до утра, а не ложиться спать в десять, потому что муж уже давно не годен для поздних вечеринок…
— Какой кофе вы любите? — будто не обратив внимания на то, что сказала девочка, спросила Елена Яковлевна. — По тому, что пьёт человек, можно многое о нём сказать.
— А вы?
— Я предпочитаю эспрессо. Я вообще люблю крепкие напитки, яркие, эксцентричные, не пастельных тонов, если перевести мои чувства в плоскость живописи. Вы любите живопись, Галина?
— Я люблю живопись и пью Латте. И мне всё равно, что…
— Напрасно. Напрасно вы, дорогая моя, не прислушиваетесь к тому, что могу посоветовать вам я. Латте – это нежность, нерешительность, мягкость и романтическая пенка, взбитая брутальным мужчиной, ну или кофемашиной, которую он включил своими мужественными руками… Латте – это начало жизни, в нём кофе меньше, чем всего остального. Дайте угадаю, вы всегда добавляете ванильный сахар или корицу. Верно? О боже, что вы краснеете?! Я ни на что не намекаю и не стараюсь вас как–то унизить. Просто Николай Иванович пьёт исключительно крепкий кофе, только из турки и только свежемолотый. Помол должен быть не мелкий, а заваривать напиток необходимо, не допуская кипения. Вы знали это? — Лена чувствовала себя уверенной, сильной, она сегодня права, она выйдет победителем!
— Нет. Мне всё равно. Мы… То есть он всегда заказывает кофе у профессионалов, в лучших кафе, а не в таких забегаловках, как эта. И этого достаточно, — усмехнулась Галина, вскинула подбородок. Ну что ей эта женщина? Как там её? Елена Яковлевна… Хватается за соломинку, а жизнь уплывает от неё безвозвратно.
Подошёл официант. Лена заказала салат, кофе, а к нему кусочек торта.
— Что будет ваша спутница? — поинтересовался гарсон.
— То же самое, только кофе сделайте латте с ванильным сиропом, сахаром и к нему, пожалуй, профитроли.
Галина хотела возразить, но Лена покачала головой.
— Не стоит спорить, я пригласила вас сюда, позвольте мне угостить вас.
Официант кивнул, попросил подождать минут десять. Лена улыбнулась ему.
— Итак, Галочка, вы правы, можно, конечно, зайти в кафе, поехать в ресторан, заказать еду домой. Вам кажется, что именно так живёт Николай Иванович? Это все доступно, конечно, и доходы моего мужа, действительно, позволяют не ограничивать себя. Но это надоедает. Чужое, казённое, да и скажем прямо, однообразное приедается, хочется домашнего, родного: пирогов, пельменей, котлет, отбивных и голубцов. Вы умеете делать голубцы? Коля их обожает, но не с любой капустой, тут надо…
— Вы пригласили меня, чтобы преподать кулинарный урок? — усмехнулась Галка. — Не стоит. У нас много других интересных дел, нам некогда заниматься голубцами.
Девушка дерзко вскинула взгляд на сидящую перед ней женщину.
Да, Елена Яковлевна хорошо выглядит, следит за собой, крема, пилинги, наверняка ботокс, от косметолога, небось, не вылезает, но это всё как хвататься за соломинку. Она явно не из тех, кто пойдёт на всё, чтобы быть привлекательной даже лет через десять, в пожилом возрасте. Она не ляжет под нож, чтобы исправить грудь, подтянуть живот, овал лица или зубы. Она готова стареть и уверена, что Николай будет делать это рядом с ней, наблюдая за тем, как жена превращается в сморщенный лист лопуха.
Но Галя может и готова предложить мужчине альтернативу – она сама, её молодость, обаяние, её упругая красота – всё будет его, до конца, до последнего сантиметра!
Галка влюбилась в институтского преподавателя сразу и бесповоротно. Она бредила им по ночам, а днём ходила за ним по пятам, вдыхала аромат его одеколона, следила за каждым движением, ловила взгляд. Потом, когда это стало возможно, напросилась к Николаю Ивановичу писать курсовую. Теперь можно было заходить к нему в кабинет, принося каждую неделю очередную главу своей рукописи, что–то обсуждать, слушать… Слушать его голос, ныряя в него, как в озеро, и не желая покидать этот тугой плен своего безответного страдания. Но такого уж и безответного?
По началу Николай, действительно, был к ней холоден, кивал, не поднимая головы от бумаг, говорил отрывисто, критиковал, строго спрашивал и придирчиво оценивал. Но потом как–то смягчился, постепенно, по маленьким шажкам будто подчиняясь Галиной красоте, молодости, признавая её и своё право на счастье. И нет! Гале это не мерещится! Николай Иванович действительно любит её!
…— Галка, да он же старый для тебя! Опомнись! И женат! Скоро начнёт одышливо сопеть, глотать таблетки и кутаться даже летом в теплый шарф! Посмотри, сколько вокруг парней! Один другого краше, выбор огромный, любого помани— пойдёт! — смеялись подружки. Но они просто ничего не понимали!
Что толку в этих смазливых, глупых мальчиках, что сидят на лекциях, курят у входа в институт, гогочут своими хриплыми голосами по вечерам на скамейке у детской площадки, играют на гитаре и ломают ноги на скейтбордах, проносясь мимо по асфальту?! Они ещё незрелые, самовлюблённые, Гале с ними неинтересно, они кажутся ей глупыми, она переросла их, обогнала, ей нужен такой, как Евстратов, как Николай Иванович. В нём всё идеально – он красиво одевается, говорит, смешно и умно шутит, умеет быть галантным, он слеплен правильно, гармонично, он тот, кого Галя хотела бы осчастливить собой. Да, именно так, осчастливить! И он подарит ей счастье крепкого брака, до гробовой доски!..
… — Он устал с вами! Ему скучно, он хочет чего–то другого! — выпалила Галина, как будто продолжая думать, но уже вслух. — Со мной он расцветает, его глаза начинают жить, светиться, а после вас он тускнеет.
— Устал… Устал… — кивнула медленно Елена Яковлевна, задумчиво водя пальцем по узорам на деревянной столешнице. — Он устал. Коля прошёл большой путь, мы с ним живём вместе уже сколько?.. Двадцать три года… Вы считаете, что пора дать ему чуточку свежего воздуха? А вы не задумывались, что если бы он этого хотел, то давно бы уже уложил вас в постель, а меня выставил с вещами на лестничную клетку? Но что–то держит его…
— Он порядочный человек, настоящий мужчина. Отпустите его, просто сами дайте вольную, и тогда увидите, как ваш муж преобразится, как помолодеет!
Галина говорила горячо и громко. Ей вдруг показалось, что сейчас она, наконец, выпросит Колю для себя. Пришло время делить игрушки, и Николай должен достаться Галочке, а Лена пусть забирает что–то другое, всё равно что. Может, Коля оставит ей квартиру, может быть, дачу… Галя не знала, но надо что–то решать!
— Отпустить? Галина, я не держу никого, поверьте! Мы просто настолько вросли друг в друга, что это так естественно — он и я вместе. А вы не с ним.
— Да он просто жалеет вас! Куда вы без него? На свалку. А он хочет, мечтает о свободе.
— Николай Иванович вам сам это сказал? — промакнув губы салфеткой, уточнила Лена.
— Нет, но… Но это видно. Женщина всегда чувствует настроение мужчины. Вы звоните – его плечи напрягаются, вас нет рядом, и он расслабляется. Это просто.
Елена Яковлевна сделал вид, что ей грустно, даже вздохнула, потом продолжила:
— Нуу, возможно, вы правы… Он просто не может бросить меня, он порядочный человек… Современным молодым людям это недоступно, это понимание умерло в поколениях, сменившись вакханалиями и стремлением к сплошному наслаждению. Если что–то или кто–то перестают вызывать всплеск эндорфинов, то вы выбрасываете это, уходите, ища новые источники эмоций. Но это тупик, Галочка. Эндорфины рано или поздно заканчиваются, начинается простая жизнь в уважении и почитании супруга. Кто–то называет это привычкой, но нет, это любовь, она просто растёт, видоизменяется, она взрослеет и мудреет. У вас с Николаем так не получится, вы из разных эпох.
— Бред! — рассмеялась Галя. — Мы прекрасно друг друга понимаем, он уважает моё мнение, считается с ним, даже часто получается, что я права, а он нет. Вы слишком высокого мнения о себе, а других видите лишь челядью. Но это не так! Николай же смотрит на мир шире, он видит в нём МЕНЯ.
Елена Яковлевна задумчиво крутила в руках сложенную веером салфетку.
Да, пожалуй, она, Лена, никого вокруг, кроме Коли, и не замечает. Все мужчины кроме него – это масса, смесь чего–то и кого–то. Это как стена дождя – в ней есть отдельные струны каждой капли, но они все одинаковые, поэтому сливаются в одну плоскость… Николай был с Леной в самые тяжёлые минуты их жизни, тогда, когда и жить–то не хотелось, видел Леночку такой, какой её и мать представить не могла, жалел, выхаживал, на руках носил, а она платила ему нежной заботой и благодарностью. Она готова ноги его целовать, но он никогда этого не просил и не позволял, потому что Лена в его глазах – богиня. Богинь нужно почитать. А Галочка дерзкая особа! Ну, это даже интересно… На Николая «западали» уже человек пять студенток, ходили, вздыхали, трезвонили домой, дышали в трубку, одна как–то бросилась ему на шею под самый Новый год, напившись и явившись в таком виде в институт. Коля сам рассказывал о всех таких случаях жене, они вместе смеялись, жалели девочек, а потом как ни в чём не бывало смотрели записи классических концертов, где выступала когда–то Лена. Она играла на флейте, весьма успешно, но потом карьера музыканта ей стала не интересна, уж слишком часто нужно было уезжать из дома. А Елена Яковлевна скучала по мужу, любила окружать его заботой… Музыка не ушла в прошлое на совсем, она осталась в числе хобби, выпустив на первый план семейную жизнь и эти смешные рассказы Коли о любви студенток.
В Николае Лена была уверена полностью. О Галке он говорил, конечно, меньше, чем обо всех других, но это связано лишь с нехваткой свободного времени. Все вечера были распланированы, три раза Коля ездил на конференции в Петербург, уставал, поэтому Галя в их беседах перед сном не фигурировала…
Елена Яковлевна вдруг рассмеялась, пожала плечиками в ответ на свои мысли.
— Вы утверждаете, что, дай только волю, Коля распрощается со мной? Ой ли?!
— Если бы вы исчезли, уехали, оставили бы его в покое, то он бы понял, что без вас ему лучше. Я же вижу, что у вас не любовь, а так, из жалости!
— Что из жалости? — подняв брови, спросила Елена.
— Он с вами, потому что вы… ну…
— Что?
— Вы жалкая. Есть такие женщины, ущербные, они держат рядом с собой мужчину, ловко манипулируя его благородством. Ну как он вас бросит, вы же столько пережили… Ну как он уйдёт, ведь он на вас женился, клятву верности давал… Только вот ни он, ни вы не задумываетесь, что каждый имеет право на счастье, настоящее, понимаете?
Елена Яковлевна понимала. Девчонка била по больному, смело, наотмашь, будто плетью стегала. Она намекала на то, что Лена бездетна, а Коля всегда хотел большую семью, детишек нянчить, возиться с ними, учить жить в этом мире, мечтал свозить их на море, в горы, в пустыню…
Он рассказывал это чуть вздрагивающему Лениному животику, когда они ждали рождения первенца. Это был мальчик… Был, потому что он родился раньше срока, с большими осложнениями, не выжил, а сама Лена больше не могла иметь детей. Она была сама виновата, сама не хотела идти к врачу, лишний раз проходить обследование, ей нравилось сидеть в их загородном доме, дышать воздухом, прогуливаться по аллее мимо соседских участков. С доктором она связывалась в–основном по телефону… А потом уже стало невозможно что–то сделать…
… — Ты же сама виновата! Сама! — выслушав вердикты врачей, испуганно прошептал Николай, глядя на плачущую жену. — Ты говорила мне, что всё в порядке, ты уверяла, что не нужно так часто сдавать анализы, а получилось, что теперь всё! Всё, понимаешь?! И это твоими руками, Ленка!!!
— Коля! Прости меня, Коля! Я не знала, я не думала, я же хотела, как лучше…
Тогда она думала, что муж её бросит. Пустая баба, внутри вся выпотрошенная, шитая–перешитая, шансов на излечение ноль… Ну зачем она ему нужна такая?! Да и себе самой Лена тогда тоже не была нужна. Встать бы, распахнуть окно и выйти вон, освободив всех – и себя, и мужа – от этого существования… Но у Лены не хватило сил и смелости. Она стояла, распахнув створку окна, смотрела вниз с пятого этажа огромного медицинского центра, видела, как внизу сбрасывают на асфальт ярко–красные листья клёны, как дрожат осины, осыпаясь червонным золотом, как машет черными ветками липа, как ходят люди, уезжают с парковки машины, кто–то стоит, задрав голову, и высматривает в окне любимое лицо… Если бы там была просто чернота, то Лена решилась бы, а вот так, на глазах тех, кто сегодня стал самым счастливым… Нет… И от этого становилось ещё тяжелее на душе.
Лёжа тогда в палате, Лена уже и не думала, что муж приедет снова, что навестит её. Он прав, она всё испортила, достойна быть брошенной.
Но уже на следующий день Коля, как ни в чём не бывало, стоял в дверях, поправляя сползающий с плеч халат, смотрел грустно, но не безнадёжно, принёс жене цветы, пакет с соком и фруктами, сел на стул.
— Привет… Я думала, что ты больше не приедешь… — прошептала Лена, приподнявшись на локте. — Нет, правда, Коля! Я пойму, если ты…
— А ну перестань говорить ерунду! — одернул её мужчина. — В горе и радости, в болезни и здравии же обещал быть с тобой! Значит, буду! Я так решил.
— Ты не обязан. Ты достоин хорошей семьи, как ты мечтал, — отвернулась Елена.
— Я мечтал, что эта семья будет с тобой, значит так и останется. Два человека – это тоже семья. И давай больше не возвращаться к этому разговору, хорошо?..
И они не возвращались. Лена один раз предлагала усыновить ребёнка, но Коля не согласился. «Два человека – тоже семья!» — всё повторял и повторял он на каждую годовщину их свадьбы, любя и заботясь о жене так же, как делал это раньше…
… — Мы счастливы, — усмехнулась Лена, глядя на Галину. — У нас слишком много общего, чтобы не чувствовать единство.
— А вот я считаю, что бракованный товар можно и нужно возвращать в магазин, — отпив немного кофе, пожала плечами Галя. — В данном случае он испорчен не по вине покупателя, так что…
— Галина, вы просто многого ещё не пережили. Может быть, вы видите себя товаром, но я – нет. Я женщина, которую любят такой, какая я есть, я это чувствую.
— О, вы ошибаетесь! — Галка расхрабрилась, чувствуя, что внешне спокойная Елена Яковлевна уже не так уверена в себе, уже сомневается, но виду не показывает. — Я не товар, я покупатель. Да я пальцем щёлкну, и ваш муж у меня в ногах, только вас надо подальше убрать, чтобы притупилось чувство жалости к вашей особе.
Елена улыбалась. Забавно было наблюдать, как храбрится эта девочка, как думает, что скалит зубки, а на самом деле показывает только пустые дёсны. Она нацелилась на слишком большую добычу.
— Ну что ж… Я думала, мы просто поговорим, и вы всё поймете, но раз в вас живёт такая уверенность в собственных силах… — Лене вдруг пришла в голову сумасбродная идея, глупая, совершенно безумная, но она, как лакмусовая бумажка, могла показать, кто из них обеих прав. — Поступим так! — Лена отставила пустую тарелку из–под салата, сделала глоток кофе. — Я на время уеду, есть путёвка в прекрасный санаторий, она на двоих, но Коля поехать не может, я думала отказаться тоже, но раз уж вам мешаю я, то я устранюсь. И Николай в полном вашем распоряжении.
— Что? — не поняла Галочка. — Вы шутите?
— Отнюдь, я совершенно серьёзна сейчас. Я уеду, отдохну, а вы с Колей решите пока все вопросы, пусть он сам сделает выбор. Недели хватит?
— Вы что, разрешаете мне жить у вас в квартире?
— Ну, возможно… Какая разница – спите вы где–то в казённой постели или в домашней? Если Николай пойдёт на это, значит, он принял решение. Я знаю своего мужа, для него плотские отношения – это доказательство полной и безоговорочной избранности. Тогда я признаю вашу победу и уйду, а Коля останется вам.
Елена Яковлевна спокойно допила кофе, аккуратно вытерла салфеткой губы и взглянула на Галину.
Та удивленно смотрела на женщину.
— Вы сошли с ума? Вы только что отдали мне вашего мужа, как вещь, передали по рукам, так сказать, вы понимаете это?! — Галя даже рассмеялась, не веря своему счастью.
— Боже, не преувеличивайте! Я дала вам шанс попробовать, убедиться, что ничего не получится, и уйти успокоенной, что вы сделали всё, что было возможно. Я настолько уверена в своём муже, что мне нечего бояться. Крепкий кофе, Галочка! Он любит очень крепкий кофе, не забудьте. Ну, мне пора, я расплачусь. Я уеду через три дня, только закончу все дела и соберу вещи. Так что готовьтесь.
Елена Яковлевна встала, подошла к стойке бармена, попросила счёт, положила деньги и ушла, кивнув ещё раз Галине.
Галка широко распахнутыми глазами смотрела вслед этой полоумной женщине, её черному зонту и легкой походке, такой уверенной, что становилось противно…
Елена Яковлевна даже рада была, что скоро всё закончится, разрешится в ту или иную сторону. Ей порядком надоели эти звонки по вечерам и молчание в трубку, эти Галочкины караулы у подъезда, смущённые взгляды мужа, когда он в сотый раз отвечал на сообщения студентки.
— Эта девочка настырна! — с улыбкой говорила Лена, заглядывая через плечо Коли в его телефон.
— Да, но это просто курсовая работа, дорогая. Как только мы напишем её, то всё закончится, — уверял он. — Признаюсь, Захарова и меня раздражает.
— Да, Коля, тяжело быть красивым! — прижималась к нему Лена, целовала в одну, только ей известную, точку на шее, от чего муж млел, а потом, как в юности, поднимал Лену на руки и уносил в спальню. Только Елена знала, как он может любить, только она. И никакая Галка этого не отнимет, не дано ей!..
Отъезд жены Николай воспринял даже как–то радостно.
— Решилась? Ну и молодец! Хоть развлечёшься. А в следующий раз поедем вместе, хорошо? — он поцеловал Лену в щёку.
— Да. А ты пока реши все вопросы с Захаровой, пожалуйста, — положив голову к мужу на плечо, попросила Лена. — Она слишком многого хочет, мне кажется.
— Ой, вот зачем ты вообще про неё напомнила?! — недовольно выпрямился на диване Коля, отбросил книгу, которую читал. — Только вечер испортила!
— Ну прости, прости… Я не хотела. Может, налить чая? Я купила твои любимые пирожные!
— Нет, чай я не хочу, ты моё самое любимое пирожное!
Он обнял её, притянул к себе, стал целовать лицо, каждый миллиметр.
«Нет, Галина совсем не права! — подумала уже ночью, глядя на спящего мужа, Лена. — Это нельзя понять, не почувствовав самой, эту связь, уверенность, полное единство… Эх, Галочка, ещё найдешь ты своего суженого, но Коля не он!»
Елена Яковлевна довольно улыбнулась и уснула, держа мужа за руку…
Через три дня, как и обещала, Лена уехала. Николай проводил её до вокзала, посадил в купе, долго махал, стоя на перроне, смотрел вслед уходящему поезду. Жена улыбалась, шутила, кивала и махала в ответ.
— Муж ваш? — спросила попутчица, крупная, вся какая–то узловатая женщина, что занимала место напротив.
— Да, — кивнула Лена.
— Ох, и как вы, бабы, таких мужиков одних оставляете?! Ведь убегут! Им только волю дай! — возмутилась женщина.
— Ну а что же теперь? На поводке что ли его водить? — улыбнулась Елена Яковлевна.
— Поводок ни к чему, но к командам приучать надо! — пробасила женщина, потом крикнула, отодвинув дверь. — Игорь! Игорь, перекур окончен! Быстро иди сюда!
Из тамбура в коридор прошмыгнул мужчина, приподнял кепочку, поздоровавшись с Леной, юркнул на верхнюю полку и затаился там, наблюдая, как разворачивает фольгу окликнувшая его женщина.
— Вот, везде приходится с собой таскать! — сокрушённо показала она на мужчину глазами. — Женщин у нас пересортица, а мужиков, как известно, недобор, хилые они какие–то пошли, чуть что, сразу инфаркт! Я своего и берегу. — При мне будь ночью, понял? — фыркнула она наверх, оттуда согласно буркнули. — На вот, курочку будешь?
Женщина протянула мужу жареную куриную ножку, потом, с досадой махнув рукой, сказала:
— Не представилась я! Дарья Фёдоровна. А это муж мой, Егор. А вас как звать?
— Елена Яковлевна, — стараясь не улыбнуться тому, как крепко держит Даша своего мужа, ответила попутчица.
— В санаторий? В Николаево едете? Да вы угощайтесь! — Дарья Фёдоровна масляными руками поправила кофточку, протянула кусок куриной грудки Лене.
— Да, в Николаево. Мужу дали путёвки, но он поехать не смог… Я вот решила одна… Спасибо, я не голодна!
— А муж у нас кто? — обгладывая косточку, поинтересовалась Дарья.
— Преподаватель в институте.
— Чего? И ты… Уж прости, но я на «ты» перейду, потому что никак не ожидала, что такая взрослая баба может быть такой глупой! И ты его одного оставила с этими вот… С девицами?! Боже, я своему даже телевизор не разрешаю смотреть, потому что там сплошной разврат и низкие желания. Разговаривать не позволяю с женщинами, а ты вот так просто укатила?! Ты что! Я тут кино смотрела, так там одна студентка…
— Извините, но я сама разберусь, что мне делать, а что нет! — Лена отвернулась, вынула из сумки наушники, включила музыку и сделала вид, что спит.
— Ну–ну… Вашими молитвами… — пробормотала, качая головой Дарья Фёдоровна. — Ну, где ты там, голубь мой? — спросила она у верхней полки. — Налить или всухомятку поедем?
— Плесни на два пальца, голуба моя! — ответил Егор, протянул руку, ощутил в ней потяжелевший граненый стакан и втянулся обратно, шумно глотал, занюхивал рукавом и кряхтел, а потом, откинувшись на подушку, захрапел.
Лена, глядя потом на Егора, рассматривая тайком его лицо, глупое выражение глаз, сломанный когда–то и теперь как будто вбитый в череп нос, тонкие, синеватые губы, всё удивлялась, ну как такого можно любить? Да ещё и бояться потерять?! Неужели кто–то позарится на такое добро?! Любовь… Это она, злодейка… Может и рада бы Даша не быть с таким странным мужчиной, но любит его, поэтому они вместе…
Сомнения и страхи стали закрадываться в Ленины мысли как раз там, где она их меньше всего ожидала. На природе, на уютной застеклённой веранде отдельного корпуса санатория, где отдыхали «привилегированные». Елена пообещала себе как можно меньше беспокоить мужа, звонить только утром и вечером, не спрашивать, чем он занят, не надоедать. Она в нём уверена, он не предаст!
— Ой, Леночка, вы?! — услышала женщина смутно знакомый голос, высокий, звенящий. Обернулась. За соседним столиком в ресторане сидела Таманина, давняя Колина знакомая, коллега. С ней как–то ездили в Анапу, жили в одном домике, готовили на общей кухне.
— Полина Михайловна? Ну надо же! Здравствуйте! — улыбнулась Лена.
— Я к вам пересяду? — Таманина уже быстро переметнула все свои тарелки на Ленин стол. — А что же Николай? Тут? – она быстро оглядела зал, знакомого лица не нашла, расстроилась.
— Нет, он остался в городе. Много работы, студенты, сами понимаете, — пожала Лена плечами.
— Ах вон оно что… Да, студенты… Студентки, я бы даже сказала… Он мне на них жаловался!
— Правда? А что такое? — жуя веточку укропа, как будто легко, непринуждённо переспросила Лена.
— Докучают вниманием. Не все, конечно, есть умные, нормальные, так сказать, но есть и другие… Вы вот как к этому относитесь?
— К чему? Студентки – это всего лишь ученицы. Как можно к ним относиться? Я уверена в Николае.
—Да, но… Они так молоды… А мы с вами, знаете ли, не хорошеем… Опасно, Елена Яковлевна, уже многое опасно! Вечерники, случайные знакомства, увлечения… Мужчина до смерти молодой жеребец, а мы, женщины, сдаём, конкурировать всё сложнее… Со многими моими подругами мужья рядом, потому что так положено, вроде как верность, жалость даже иногда. А на самом деле заглядываются на молодых, ох…
«Да сговорились они все что ли?! — возмущенно нахмурившись, думала Лена, поднимаясь к себе в номер. Она не стала дослушивать тираду Таманиной, извинилась и ушла. — Никто меня не жалеет, с чего они все это взяли?!»
Жалость… Это качество было у Николая развито очень остро. Жалость к пожилым родителям – он навещал их регулярно; жалость к людям на улице, бездомным, которым он клал в руку деньги, жалость к тем же уличным музыкантам, студентам… Всех жалко, всем надо помочь. Жалко было Коле и сирот, которых, по идее, они с Леной могли бы взять к себе, став родителями… Но тут накладывался момент генетической принадлежности.
— Я не смогу полюбить не своего, Лен, понимаешь? Ну не смогу, буду постоянно думать, а кто там у него в роду, изведусь сам и тебя замучаю. Нет… — сказал он в тот единственный раз, когда ездили в детский дом на беседу с директором по поводу возможного усыновления.
Елена тогда очень расстроилась, но было всё же хорошо, что Коля сказал своё мнение честно…
Жалость… Она может быть и заменой любви…
Лена, стоя я душевой кабине, вдруг резко выключила воду, зажмурилась, сильно помотав головой. А вдруг Галка права, и муж с ней, с Леной, из жалости? Она бесплодная, убогая, по сути, женщина, никто уже её не подберет, а Коля благородный, он тянет её, как может… Как там говорила Таманина? «Мужчина до смерти молодой жеребец» … Может и правда! Коля ещё мог бы создать хорошую семью, жениться, Галя родит ему детей, он будет воспитывать их, она радоваться, все будут счастливы… Стоп! Нет, так нельзя! Сомневаться в муже — последнее дело! Раз уж доверяешь, то надо доверять без остатка!
Лена упрямо поджала губы, опять включила воду, стала намыливать голову, тело. На животе, совсем уже незаметный, был шрам – свидетельство того дня, память о том, когда Лена стала «пустой». Как Коля тогда сказал? «Сама виновата, всё испортила!»
Женщина сильно растёрла кожу полотенцем. От горячей воды шрам порозовел, раздулся капиллярами. Елена Яковлевна быстро надела халат и туго подвязала его поясом…
— Коля, это я. Что делаешь? — она сама не заметила, как набрала номер мужа.
— Я дома, Ленка. Устал жутко…
Лена прислушалась. Ей показалось, что на заднем плане слышится звон фужеров, что кто–то дышит рядом с Николаем.
— Ты один? — вдруг вырвался вопрос.
— С чего вдруг? У меня тут куча гостей, вечеринка. Скоро привезут пиццу, — лениво растягивая слова, ответил мужчина.
— Что отмечаешь? — тоже улыбнулась Елена.
— Свободу. Понимаешь, — тут он сделал паузу, потом продолжил, что–то жуя, — Галина… Она почему–то… Она сказала, что…
Елена Яковлевна не услышала конца фразы, телефон загудел, сообщая о нулевом заряде.
Лена испуганно смотрела на него, потом бросила на диванчик, села, выпрямив спину и закрыв глаза. Оказывается, она совсем не уверена в своём муже…
Следующим утром Таманина догнала Лену, когда та прогуливалась по лесу, окликнула, сказала, что тоже хочет пройтись, но одна боится.
— Леночка, да вы не терзайтесь так! — чуть помолчав, начала Полина Михайловна. — Всякое бывает! Не объясняйте, я всё понимаю. Это личное, горькое. Вы только кивните. Он вас бросил? Нет ещё?
— Что за бестактность, Полина Михайловна?! — остановилась Лена, строго глядя на знакомую. — Это вообще не ваше дело!
— Ну как сказать… Я знаю Колю с детства, мы росли вместе, жили в соседних дворах, он вам говорил? Ну так вот, я хорошо помню, как он воображал себе будущее… И я хочу вам сказать, что, если даже вы виноваты, то не стоит себя корить, просто Коля имеет право на воплощение мечты в жизнь! Я знаю, почему вы тут одна! Вы…
— Да идите вы… — Лена выдернула локоть из цепких рук Таманиной, зашагала вперед, к песчаному обрыву, внизу которого билось в берег озеро. Волны, одна за другой, накатывали на ровный, темный песок, шевелили лежащие там палки, мелкие камешки и, зашипев, уносились прочь. Два рыбака в надувной лодке помахали Лене рукой, перепутав её с кем–то. Она отвернулась, вынула телефон, стала звонить мужу, но тот был недоступен…
Лена хорошо помнила первые дни после больницы. Она, бледная, худая, как скелет, со следами уколов от капельниц на руках, с обвисшим животом, шлёпала по ступенькам на третий этаж, останавливалась, переводила дух. Тогда Николай подхватил её на руки, понёс. Дома уже ничего не напоминало о том, что здесь когда–то ждали ребёнка. Коля всё убрал, даже стены в несостоявшейся детской закрасил другим цветом.
Они никогда не говорили больше о случившемся, молчали каждый сам по себе. Таманина, кстати, тогда влезла, было, со своими утешениями, пришла, качала всё головой, гладила Колю по руке, но он одернул её, велев замолчать. Николай пил тогда. Не каждый день, только по выходным, но крепкие напитки. Молчал и пил, а утром уверял, что всё хорошо.
Лене пока спиртное было нельзя, и она оказалась лишена его чудесного действия, пусть кратковременного, но чарующе–окрыляющего. Она переживала всё «на сухую». И ей казалось, что пережила. И Коля пережил. Они как будто переступили через что–то чёрное, гнетущее и пошли дальше, держась за руки. Но вдруг это только казалось?..
… — Лена! Ну наконец–то я до тебя дозвонился! Лен, тут такое дело… В общем, разбилась твоя чашка. Ну эта, с павлином. Случайно вышло… Я обегал все магазины, облазил интернет, нет таких. Ты очень расстроишься?
— Зачем ты брал мою чашку? — глухо спросила женщина, уткнувшись лицом в подушку.
— Да это не я. Это… В общем, гости были у нас, опять же стихийно получилось. Леонова с мужем заходили, привезли мне карпов, Леонов сам наловил. Ты себе не представляешь, какие огромные!
— Леоновы? Они же должны быть сейчас в Италии! — как будто равнодушно поинтересовалась Лена.
— Ну там долгая история, в общем я потом тебе всё расскажу, спешу. Так что с чашкой?
— Ничего. Выкини осколки и живи дальше, — буркнула Елена.
— Ну жалко же… Жалко тебя, Ленусь… Мне тебя всегда так жалко… — Николай был чуть пьян, поэтому говорлив и нежен. — Ты такая несчастная… Надо новую жизнь начинать, Леночка, вот что я понял… Надо. Рубить и начинать сначала! Ты…
— Извини, мне пора! — Лена зажмурилась и отключила телефон…
Вечером в интернете она нашла фотографии Леоновых на пляже, датированные прошлой субботой. Нет, они карпов не привозили и чашку не били, это Галка!
От признания факта собственной глупости Лена даже рассмеялась. Всё так просто оказывается! Она никогда не разлучалась с мужем, ну, если только когда он ездил на конференции… А тут уехала она, он остался, и уже столько перемен в доме: гости, которых не ждали, битая посуда, фужеры гремят на заднем плане…
Покопавшись в памяти, Елена Яковлевна вспомнила несколько таких пар, которые жили друг с другом по привычке, по традициям, не расставаясь только из–за молвы, родни, каких–то других причин. Жили себе, каждый в своём мире, старели…
—Ну уж нет! — Лена лихорадочно стала кидать вещи в чемодан, вызвала себе такси до станции, заказала билет. — Надо решить всё раз и навсегда! Галина – значит Галина, молодая, плодовитая, красивая, умная. А она, Елена, уйдёт, она тоже человек и имеет право на знание, на честное к себе отношение! И не надо её жалеть! Это унизительно! Это гадко же – подменять одно чувство другим!
И опять купе, опять ночь за окном, всполохи фонарей, станций, переездов, опять тонко свистит ветер в щель окошка.
— Ну надо же! Снова встретились! — услышала Лена, стоя у двери каморки проводницы. Обернувшись, увидела Дарью Фёдоровну, кивнула.
— Добрый вечер. А где же ваш супруг? — поинтересовалась Елена у знакомой.
— Да там, в купе, где же ему ещё быть! — пожала плечами Дарья Фёдоровна. — Эй, проводница! Как там вас! Вы из нашего купе ту малолетку бы убрали? — крикнула она в щель, потом повернулась к Лене, пояснила:
— С нами едет какая–то человек–рыба! Губы – во! Ниже всё тоже – во! Муж мой, боюсь, не сдюжит! Эй, проводница! Да выйди ты наконец! Как женщина женщину пойми меня! Я тут с тобой, а они там… Эххх!
Дарья Фёдоровна не удержалась, жахнула рукой по двери и ушла караулить мужа.
— Вот ненормальная! — устало прошептала высунувшаяся из своего укрытия проводница. — Это ж надо так из–за мужских портков трястись! А вам что? — уставилась она на Елену.
— Мне бы чай с сахаром… — промямлила пассажирка и вдруг расплакалась, стала гнусаво говорить, что едет разводиться с мужем, что он ей, наверное, изменил, что она, Лена, старая и никому не нужна, что…
Проводница слушала и диву давалась – одна баба своего на поводочке водит, только что шоры на глаза не одевает, а другая, наоборот, освобождает место для новых отношений. Ну не сумасшедшие ли?!
— Вы тоже ненормальная! — сказала проводница, накапала себе и Лене валерианки.
Лена кивнула… Но ведь всё против неё – слова Таманиной, Гали, звуки в телефоне, вальяжность Коли, его намёк на разрыв…
— Слушай, девка, а может ты всё не так поняла? Ну знаешь, как у моего внука такая игра есть – складываешь из кусочков фигурки, то заяц получится, то волк, то петух. Кусочки одни, а звери разные. Может, ты не ту зверушку себе сложила?
Лена только махнула рукой. Ну какие тут игрушки?! Тут жизнь под откос, тут шрам на душе…
… В квартире было необычно пусто, половина мебели куда–то делась. На кухонном столе стояли два бокала, пахло чужими то ли духами, то ли одеколоном. Кровати в спальне больше не было, книжного шкафа в гостиной тоже. Книги были сложены стопками на балконе и накрыты целлофаном.
В фарфоровой подставке на телевизионной тумбочке лежало Колино обручальное кольцо, его вещей в шкафу не было.
Лена вышла на балкон, задела книги, те расползлись, упали на её ноги. Открыв створку, женщина уставилась вниз. Третий этаж, не факт, что убьётся! А если только покалечится? Тогда Коля опять усовестится и останется с ней? Будет менять ей подгузники, кормить с ложки и втайне ждать, когда она умрёт? Нет…
Оконная створка хлопала на ветру, Лена ушла в комнату, села в кресло, тихонько заскулила. Так хныкала её старая собака, Ронда, когда у неё болели лапы…
Кольцо никак не хотело сниматься, не пролезало в суставе. Лена всё дёргала и дергала его, пока не посинел палец…
— Кто здесь?! Лена, ты? — Коля включил свет, испуганно смотря на взъерошенную жену.
— Не ждал? Я смотрю, уже раздел имущества начался? А Галя молодец, ловкая! Развод ты уже оформил?
— Лен, что ты несёшь?!
— А то! Леоновы в Италии, как и должны были быть, я видела фото. А ты тут с Галей, вот это и есть твои гости! Я сама, конечно, виновата. Но давай уж начистоту! Ты был со мной, потому что жалел? Так даже Таманина сказала! Хотел развестись, но это же неблагородно, да?!
— Чего? При чём тут Таманина? Полька наговорит с три короба, она в меня влюблена была, вот и злится до сих пор, что не на ней женат я! А Леоновы вернулись, потому что у них началась какая–то аллергия. Отпуск догуливали у себя на даче, оттуда и карпы! А Галина, я же тебе писал, она забрала документы и уехала дня через два после тебя. Я удивился, но она ничего не объяснила… Какая жалость, Ленка?! Да я без тебя тут маялся, не знал, куда себя деть! Вот, затеял перестановку, думал, успею! Леонов мне помогает, это с ним мы шампанское пили…
— Коллекционное? Наше свадебное? — взвилась опять Елена, соображая, почему не прочитала Колино сообщение. Она, видимо, удалила его случайно, приняв за рекламу…
— Нет, то мы откроем, когда оформим бумаги, всё решим… — неуверенно ответил Николай.
— Какие бумаги?
— Ну, я понял, что нам надо детей. У тебя сохранились контакты с тем детским домом? Я тогда был не прав, что отказался. Но я думал, тебе будет тяжело чужого воспитывать, вот и дал задний ход…
— А теперь?
— А теперь, Ленок, пора нам разрастаться. Вширь, ввысь, куда хочешь! Я жалел тебя тогда, после всего, что случилось, жалел и злился. А потом я понял, что это тупик. Я всё взвесил, представил себе жизнь с другой женщиной и мне стало противно. Лен, ну что ты себе надумала?!
— А кольцо?
— Снял, чтобы не поцарапать. Пока шкаф разбирали, все руки ободрали. Перчатки мы не нашли…
Лена уткнулась мужу в плечо, вздохнула. Права была проводница – не ту фигурку сложила Елена Яковлевна из кусочков! У неё получился волк, а надо было… лебедя! Лебедь – птица верная, один раз полюбит, так на всю жизнь. Так и её Николай навсегда с ней!..
Через два года Лена случайно встретила Галю на улице. Та остановилась, кивнула.
— Здравствуйте, Елена Яковлевна. Надо же… — она кивнула на мальчонку, который тянул Лену за руку, просясь на площадку. — Ваш?
Лена кивнула.
— Почему ты тогда сразу уехала? — просила Елена, взяв сына на руки. — Ведь был шанс…
— Нет, увы! Я была там, на вокзале, когда он вас провожал. Так не провожают жалких людей. Так провожают жён… И вы держались молодцом там, в кафе. Блефовали?
— Было немного… Теперь ты как живёшь? — спросила Лена, невольно улыбнувшись.
— Хорошо. Выхожу замуж за кандидата наук. Нет, не думайте, он холостой был! — улыбнулась в ответ Галина. — Но я его от себя никуда не отпущу. Бережёного Бог бережёт!
Елена Яковлевна кивнула.
— Ну, совет вам и любовь, Галя!
— Спасибо. И вам! Как сына зовут?
— Дениска, — засияла Лена.
— На Николая похож… Ну, извините, мне пора!
Галина быстро попрощалась и ушла, а Лена еще минуту стояла, смотрела ей вслед. Галя изменилась, в ней появилась какая–то глубина, лицо посерьезнело, голос даже стал чуть ниже. Повзрослела… Пусть и у неё все кусочки сложатся в счастье! А Лена с Николаем будут идти своей дорогой до конца, как два лебедя с лебедёнком Дениской…
