Оля спокойно заснула. Впервые за двое суток. Буся обошла комнаты, подмигнула хозяевам зелеными глазами и улеглась возле Оли, мурлыча свою песенку, будто всю жизнь прожила в этом доме…
Над селом впервые за три дня проглянуло солнце. Метель улеглась, но колючий ветер время от времени поднимал поземку, заостряя верхушки сугробов, наметенных вдоль заборов.
То тут, то там слышалось поскребывание деревянных лопат – сельчане расчищали дворы, участки перед домами и единственную в селе дорогу, по обе стороны которой ютились дома жителей.
Неизвестно, когда из центральной усадьбы пришлют грейдер – ему еще надо будет пробить себе дорогу до села. С такими заносами – дело серьезное, долгое.
Яков Борисович, пожилой мужик лет шестидесяти с лишком, закончил расчистку. Снял рукавицу, отшелушил льдинки, намерзшие на усах и бороде. С окончанием непогоды взялся за свое зимнее дело мороз. Градусов двадцать, однако. К ночи еще похолодает. Поставив лопату у крыльца, он набрал охапку березовых дров и понес их в дом.
— Двери, двери притворяй скорее! – негромко шумнула хозяйка – Мария Павловна.
После бессонной ночи лицо ее осунулось, вокруг глаз обозначились темные круги.
— Ну, как она? – поинтересовался Яков, — полегчало?
Супруга горестно покачала головой.
Вчера внучка – четырехлетняя Оленька, единственная отрада и смысл жизни стариков, заболела. Дочь привезла им внучку из города на месяц, на время командировки на учебу. Больше оставить было не с кем. И вот беда – не уберегли.
Поначалу ее бил сухой кашель, потом поднялась температура. Бабушка поила ее молочком с медом и маслом, чаем с липой, но безуспешно. Ночь Мария провела у постели внучки, пытаясь сбить температуру обтираниями, Оленьке немного полегчало, она уснула, но тельце ее горело жаром, губы потрескались. В бреду она звала маму.
— До центральной усадьбы не дозвониться, – рассказывал Яков, — говорят, обрыв на линии. Да и дозвонишься – мало толку. Дорогу перемело, не пробиться. Я дошел бы на лыжах, пять верст – не крюк. Но фельдшеру сюда – не дойти. Стар, да и болен…
Мария сидела за столом, низко опустив голову, сжав в кулаки сухие, морщинистые руки. Потом подняла на супруга глаза, полные отчаянья, и произнесла:
— Надо что-то делать, Яша. Не могу смотреть, как мучается Оленька. Не дай Бог, что с ней случится – как будем дальше жить?! – глаза ее горели решимостью. – Собирайся, Яша. Ступай в центральную усадьбу, пусть выручают. Хоть пешком, хоть волоком, но доставь врача! Иначе быть беде…
…Фельдшер в медицинском пункте центральной усадьбы, старик лет семидесяти, внимательно выслушал Якова Борисовича. Подробно расспросил о состоянии внучки, задумался. Подойдя к стеклянному шкафу, достал несколько упаковок порошка, пузырек с каплями и, вручив все Якову, объяснил, как их принимать.
— Иду в администрацию! – заявил он. – Буду требовать, чтобы чистили дорогу. Дай Бог к утру смогу добраться до вас. Надеюсь, лекарства помогут. А вам пока остается только молиться, ничего больше предложить не могу…
Молиться… Яков молиться не умел, хоть и был крещен. Тайно от родителей крестила его в далеком детстве бабушка. В этой вот самой церкви, что стоит на окраине центральной усадьбы. С того раза он в церкви и не бывал. Но пришла беда – к кому еще обращаться?
Он, оставив лыжи у входа, снял шапку и, неумело перекрестившись, вошел в церковь. Служба давно прошла, внутри никого не было, лишь слышно было, как кто-то вполголоса читает молитву.
В полумраке, при свете свечей разглядел сельского батюшку и приблизился к нему. Переминаясь с ноги на ногу, он ждал, когда тот обратит на него внимание. Ждать пришлось недолго.
Выслушав Якова, батюшка взял его за руку и подвел к иконе Богородицы.
— Помолимся. Знаешь ли молитву Пресвятой Богородице «О здравии ребенка»? Если не знаешь, просто повторяй за мной и постарайся запомнить. – Негромкий участливый голос батюшки проникал в душу и вселял надежду. Он взял из рук батюшки зажженную свечу. – Молись искренне, проси всем сердцем, чем искренней молитва, тем она действенней.
— Пресвятая Богородица, спаси нас! – начал священник, Яков послушно повторял за ним.
Простые, но правильные слова молитвы ложились на сердце. Яков молился горячо, вспоминая Оленьку и внезапно поверил, что молитва поможет!
— Даруй ей здоровье, многие лета и благоденствие, аминь, – закончил батюшка, перекрестился и, поднявшись, скрылся за одной из дверей.
Глаза Якова застилала пелена слез. На душе было благостно, росла уверенность, что все обойдется. Он еще стоял на коленях и прислушивался к ощущениям, когда к нему подошла невесть откуда взявшаяся кошка и, поставив передние лапки ему на колени, участливо взглянула в лицо.
— Бусенька, — улыбнулся священник, выйдя с пластиковой бутылочкой воды, — то тебя не дозовешься, а то сама пришла. Зимой пускаю их погреться в храме, – пояснил он Якову. – Подкармливаю. То же ведь Божье творение, и душа у них есть. А Бусенька – всегда наособицу. Пугливая, людей боится, однако почувствовала доброе сердце, коль подошла к тебе. А может поняла, что нуждаешься в помощи, утешении…
Возвращался Яков Борисович уже затемно. Шел торопясь, через поля напрямки, шепча на ходу молитву, единственную, которую теперь знал. Рюкзак он перевесил на грудь, в нем, укутанная в теплый шерстяной шарф, сидела Буся, то высовывая голову наружу, то прячась внутрь.
В кармане полушубка булькала пластиковая бутылочка со святой водой, переданной священником. На полпути он услышал со стороны дороги шум работающей техники. Добился-таки фельдшер своего!
Прислонив лыжи к стене дома, он аккуратно снял рюкзак с Бусей и, отряхнув от снега валенки, вошел в дом. Супруга встретила его в дверях с немым вопросом в глазах.
— Все будет хорошо, Маша! – с непонятно откуда взявшейся уверенностью сказал он. — Как Оленька? Подружку ей принес. Где ж она? – Рюкзак был пуст.
Кошка, самостоятельно покинув рюкзак, уже была на кровати, рядом с Оленькой. Мурлыча, она терлась о ручки девочки, будто что-то рассказывала ей, успокаивала. Та открыла глаза и с улыбкой смотрела на хвостатого лекаря, поглаживая ее по головке.
— Бабушка, — позвала Оля, — я кушать хочу.
— Сейчас, внученька, сейчас, Солнышко, – засуетилась Мария. – Бульончику куриного с лапшой, как ты любишь.
…Оля спокойно заснула. Впервые за двое суток. Буся обошла комнаты, подмигнула хозяевам зелеными глазами и улеглась возле Оли, мурлыча свою песенку, будто всю жизнь прожила в этом доме.
Выслушав Якова, Мария не знала – верить ли супругу. В том, что фельдшер заставит людей работать сутками на расчистке дороги, она не сомневалась. Почти все в округе были обязаны ему своим здоровьем и здоровьем своих детей. А некоторые и жизнью. Кто ж ему откажет?
Но то, что супруг, мало того, что был в церкви, так еще и молился вместе с батюшкой?! Расскажи кто — она бы не поверила. Так нет же, вот он сидит, шепчет молитву Пресвятой Богородице о здравии ребенка.
Вот тебе и коммунист, хоть и бывший! Воды святой принес, надо будет обтереть Оленьку, когда проснется. А кошка! Умница, а не кошка! Как внученька увидела ее, так и повеселела, покушала, значит, на поправку пошла. Нет. Не зря Бусенька к церкви прибилась. И батюшка ее особо привечал. Непростая это кошка…
Еще не рассвело, когда в закрытые с вечера ставни постучали. Яков Борисович ожидал, поднявшись спозаранку. Супругу, которая уснула лишь час назад, беспокоить не стал – две ночи без сна вымотали ее донельзя.
Фельдшер скинул пальто, вымыл руки, отогрел их у печки и, стараясь не шуметь, прошел к больной девочке. Согрев в горячих ладонях стетоскоп, прослушал ее. Она так и не проснулась, дышала легко, положив руку на бочок кошке.
— Лекарства давали вовремя, как я сказал? – поинтересовался он и, получив утвердительный ответ, удовлетворенно кивнул. – Все в порядке, Яков Борисович, не волнуйся. Девочка крепкая, через день-два будет бегать. Температура спала. Бог миловал, не пошла дальше болезнь…
— Ты ведь грамотный мужик. А как чего не скажешь – все Бога поминаешь, – Яков, угощая фельдшера чаем с брусникой, пытался кое-что уяснить для себя.
— Образование, Яков Борисович, вовсе не отвращает от веры. Скорее наоборот, – фельдшер с удовольствием прихлебывал чай. – Вот я, например — раньше лечил лекарствами, а теперь заметил, что лекарство и молитва дополняют друг друга. Если, конечно, человек искренне верит.
— Да, – согласился Яков, вспомнив вчерашний день. – Одно другому уж точно не мешает. А еще, если в доме кошка добрая – тоже поможет в болезни.
— Кошка? Ну что ж, и кошка не помешает, поможет человеку. Если, конечно человек не мерзостный, – он вкусно отхлебнул крепко заваренный чаек…
Автор ТАГИР НУРМУХАМЕТОВ