Супруга стала называть его по имени-отчеству, уважительно, Глеб Митрич. Сухоруков глядел на благоверную и расплывался в улыбке: Дарья – женщина приятной наружности, лицо круглое, с веснушками, взгляд открытый, честный, бесхитростный. И фигурой удалась, сдобная пышечка.
Вот и не знал он, как благодарить судьбу за такое чудо. Первая то жена Глеба приказала долго жить, оставив его вдовцом на четвёртом десятке лет. Десять лет покойница лечилась от бесплодия, потом быстро сгинула, так и не подарив Глебу радость отцовства.
Похоронив жену, Сухоруков поставил крест на всякого рода отношениях. Не моглось ему смотреть на противоположный пол, раз своя бабонька прежде времени землёй укрылась.
Так и жил вдовцом, поглаживая портрет покойницы Зинаиды. Забрал к себе постаревшего отца, вдвоём огород садили, рыбачили, избу в которой жили, в порядке содержали. Развели живность: курей, двух собак. Была ещё кошка Мотька, так та котят рожала два раза в год, у Сухорукова рука не поднималась этих котят топить. Да и кошка та была не простая, любимица умершей жены.
Получилось так, что котята бегали по двору, кошка плодилась в геометрической прогрессии, Митрич поругивал конечно кошку, да что толку.
Кошек было уже два десятка разных мастей, Сухоруков выделил им коровник бывший. Кошки чувствовали себя привольно, хозяин их рыбой кажный день кормил, ещё бы, рыбачил постоянно на речке.
И повадилась к кошкам этим, бегать какая-то девчонка лет восьми. Сухоруков подмечал гостью, сидя на крыльце. Поинтересовался как-то:
— Чьих будешь?
Девочка с косой испугалась его вопроса, она спряталась под большим лопухом и выглядывала только изредка.
— Ну-ну, мелкая, я ведь не слепой, давно заметил, что ты бегаешь к моим кошкам, — улыбнулся Глеб.
Девчушка хоть и спряталась, а любопытство оказалось сильнее её.
— Дяденька, вы не ругайтесь, просто у вас котят так много. А я играю с ними. И они меня полюбили, — шмыгнув носом, заговорила девчонка.
Она вышла из лопухов и подошла к крыльцу, прижимая к себе кошку Мотю.
— С мамкой мы живём, вон там, у тёти Веры в вагончике, — бесхитростно показала она рукой. – Мы недавно приехали, из города. Я так котёночка хочу завести, но мама не разрешает, потому что у нас своего собственного дома нет.
Сухоруков поглядел туда, куда указала девочка. Он понял, о какой тётке Вере ребёнок говорит, это же соседка, что живёт напротив. Краем уха Глеб слыхал о том, что к той приехала погостить родственница.
Молва ходила среди местных, что бабоньку эту приезжую, занесла в село нелёгкая, та не имела ни жилья, ни работы, зато прижила дочь непонятно от кого. Дамочке этой, впору только с протянутой рукой по миру пойти, но в селе люди добрые живут. Приняли приезжую, выделили вот вагончик и помогают всем селом, кто чем может.
Слово за слово, и разговорились Сухоруков и приезжая девочка, которая назвалась Светой.
Света жаловалась на мать, говорила, что у той денег нет, а Свете так хочется велосипед. Был бы у неё велосипед, уж она бы ездила с утра до ночи.
Что-то дрогнуло в душе вдовца. У него же никогда не было детей, а душа оказывается тянулась, к общению с ребёнком, пусть и чужим.
Следующим днём Сухоруков поехал в райцентр, оттуда вернулся с детским велосипедом розового цвета и кульком конфет, шоколадных батончиков.
Маленькая соседка, конечно, визжала от радости, сразу поехала на велосипеде кататься, Глеб Митрич смотрел ей вслед и улыбался скромно.
Как мало детям для счастья надо.
…Мать Светы прибежала прямо во двор в тот же день, хлопнула калиткой и увидела отца Глеба, тот сидел на крыльце, чистил грибы.
Гостья закричала громко:
— Вы что думаете, мы нищие? Мы в подачках ваших не нуждаемся, я заработаю деньги и всё вам верну! А ну говори, за сколь купил лисапед? Ну? Долго мне ждать?
Глеб Митрич тоже услышал крик, вышел из дома на крыльцо, поглядел на крикунью.
Та стояла грозная, уперев руки в боки и смотрела на него. Волосы её растрепались.
Сухоруков кашлянул и попробовал поговорить с мамой Светы деликатно:
— Вы не кричите так, я только помочь хотел Светке. Мы с ней часто разговариваем, она у вас общительная такая. У меня ведь ни семьи, ни детей нет, мне было в радость подарить подарок. Извините, не подумал, что могу покупкой оскорбить вас.
Женщина смутилась, улыбнулась:
— Тогда ладно. Ой, даже неудобно стало, я раскричалась уж. Получается, тоже оскорбила вас.
Сухоруков сразу понял, что вся его жизнь осталась в прошлом. Вот она женщина, тронувшая его душу. Через неделю пошёл свататься.
Зажили Сухоруковы хорошо, молодая жена оказалась младше Глеба Митрича на целых семь лет. Светка сразу стала называть отчима папкой. Дарья, новая жена родила ещё одну девчонку спустя год после свадьбы, назвали Машенькой.
Сухоруков на своего единственного ребеночка налюбоваться не мог, просыпался среди ночи и сидел у люльки, затаив дыхание.
«Вот оно как бывает», — смеялся от радости старый дед, отец Глеба, Митрий Иванович. – «То ты жил один как перст, а тут вдруг у тебя появилась большая семья!»
Дарья быстро взвалила всё хозяйство Сухоруковых на свои крепкие молодые плечи, завела в доме свои порядки, повелела всех кошек истребить, а в коровнике, где развели кошатник, поселить корову.
— Корова — это деньги, сытость, собственное мясо и молоко. Это уверенность в завтрашнем дне, — принялась она убеждать мужа. – А от кошек что? Нищета и грязь только.
— Не тронь кошек, я для них другой домик срублю, — только попросил мужчина.
Однако женщину такой расклад не устроил, она сбегала к местному алкашу, заплатила немного и сдала ему всех кошек. Как потом Глеб Митрич со Светкой не искали кошек, нигде их не нашли.
Остался неприятный осадок в душе Сухорукова, но что уж теперь. С желаниями супруги нужно считаться, он теперь живёт не один, та тоже вправе распоряжаться.
Более всего расстраивало мужчину то, что он особо просил жену не трогать старенькую кошку Мотю. Потому что та была любимицей покойной первой жены. Но видать, в женщине ревность взыграла.
Годы шли, уехала в город на учёбу Светка, превратившись в настоящую невесту. Машенька радовала отца пятёрками в дневнике, отец в ней души не чаял.
Семейная идиллия рухнула в тот момент, когда из города вернулась Света. Заявила, что бросила учёбу и восстанавливаться будет после родов. Сухоруков поглядел на огромный беременный живот падчерицы и покачал головой, поняв, что именно мешало Светиной учёбе — гулянки, стало быть.
Жена Дарья приняла дочь в дом без единого упрёка.
— Ладно дочка, не переживай, что родишь без мужа, видно суждено тебе повторить мою судьбу. Я ведь так же тебя родила. Ничего, справимся. Главное, руки не опускай.
В доме Сухорукова было целых три комнаты, в одной Машенька жила, во второй – Глеба с Дарьей спальня. В зале ночевал старенький дед Митрий, но места хватало ещё, Свете выделили диван.
Как только Светка родила ребёнка – дочку, которую назвала Надей, Дарья принялась хлопотать за дочь.
— Глебушка, давай Машка переедет жить к деду в залу. Потому как Светочке с ребёночком отдельная комната нужна. Она ведь грудью кормит и пелёнки на виду чтоб не валялись.
Не понравилось такое решение хозяину дома, головой покачал:
— Да ты что, Дашка, Марии собственная комната нужней. Она ж учится, между прочим, на круглые пятёрки. Нельзя её в залу, там проходной двор.
Жена посмотрела на Сухорукова и глаза её вдруг сверкнули гневом:
— Ну тогда не обессудь, сам переезжай в залу. А Светка с маленькой сюда переедет жить. Я сама буду нянчиться с внучкой!
Мужчина растерянно посмотрел на жену. Идея жены ставила крест на их супружеских отношениях, а он был не согласен с этим.
— Дарья, ты не забывай, что это мой дом. Не надо в нашу супружескую спальню тащить детей. Я тебя сразу предупреждаю. Вот ты сейчас показываешь, что у тебя только одна семья, это вы со Светкой. А на нас с Машкой тебе начхать. Нет, не бывать этому.
Дарья рассердилась на слова мужа, ушла громко хлопнув дверью. Сухоруков очень не хотел ссор, но и комнату уступать тоже не желал. Однако бабы всё уже решили за него. Едва он уехал на рыбалку, Света с Дарьей перетащили все вещи Глеба в залу.
Дарья разделила своё семейное ложе, расставив по разным углам комнаты две кровати, которые прежде стояли рядом. Когда уставший Сухоруков вернулся домой, его ожидала перестановка. В комнате, где он всегда жил с женой, поселилась падчерица.
— Не ворчи, это ненадолго, — щёлкая семечки сообщила Дарья. – Внучка подрастёт и переедет со Светкой обратно в залу.
Глеб Митрич раздражённо бросил ведро с рыбой прямо к ногам жены.
— Значит, вот так ты со мной, да?
Начинающуюся ссору погасила Машенька, та выбежала из своей спальни и обхватила разбушевавшегося отца:
— Папочка, не ругай мамку!!
Отныне Сухоруков жил в проходной комнате рядом с отцом. Он с тоской поглядывал на свою прежнюю спальню, издалека поглядывал на фигуру жены.
Да, обстоятельства в семье способствовали разладу.
«Надо Светку отдать замуж», — решил он. И даже не поленился, жениха падчерице нашёл, положительного паренька Колю Лаптева.
Тот жил с матерью, семья порядочная, работящая, живут в достатке. Сухоруков к ним прямо домой сходил и завёл разговор о падчерице.
Татьяна Лаптева была двоюродной сестрицей Глеба, сразу поняла, к чему родственник клонит. Посидели, посмеялись, женщина сообщила, что не против женитьбы сына. У того проблемы с девушками, мол, стесняется. А Светка нравится, согласны взять с ребёнком.
Сухоруков вернулся домой радостный. Оказывается, так просто можно всё решить, одним только разговором по душам.
Но если бы всё было так просто решаемо. Света вышла замуж официально, играли свадьбу, она ушла из дома отчима жить к мужу.
Всё в доме Сухоруковых вернулось на места свои, Глеб Митрич переехал обратно в спальню. От разлуки чувства обострились даже. Но недолго длилось счастье, и года не прошло, как Света убежала от мужа, в чём была.
Вместе с годовалой дочерью она вернулась к маме. Плакалась, мол, зачем выгнали её замуж, свекровь-змея гоняла её как прислугу, а маленькую Наденьку даже ногой отпихивала, когда та приближалась.
Многого Света наговорила матери на ушко шёпотом.
Сухоруков понял, что жена очень зла, по её взгляду.
Это был очень страшный взгляд полубезумной женщины, Глеб Митрич даже остолбенел, увидев его.
— Не подходи ко мне, — рявкнула Дарья, глядя на него как на злейшего врага. — Ты почто посоветовал нам этих Лаптевых? Они ж изверги небывалые, зря только послушала тебя!
Самое печальное, что Света снова родила, в этот раз мальчика. Сухоруков сходил к родственнице Татьяне Лаптевой, та встретила его неласково. Даже не предложила чай, с порога накинулась с претензиями:
— Ну спасибо, братец, удружил! Вот не думала, что свинью подложишь. Я-то думала, что Светлана порядочная, а она ребёнка бросала и скорей гулять в клуб! Не нужна мне такая сноха, пусть помается с двумя детьми, может начнёт ценить нас.
Вскоре Сухоруков стал понимать, что его домой не тянет. Он стал искать смысл жизни на дне бутылки, обижаться на жену.
Дарья водилась уже с двумя внучатами, позабыв о собственной семье.
— Слышишь, Машка, хватит над учебниками сидеть. Учёба не убежит, иди лучше ужин приготовь, — слышал Сухоруков по вечерам.
— Не трогай Машку, пусть ребёнок учится, раз ей это дело нравится, — вступался он за родную дочь. – Сразу видно, из неё хороший человек растёт. Она не побежит трясти юбкой, выучится, выбьется в люди.
Дарья, не спускавшая с рук внуков, ещё больше злилась на супруга:
— Это что ещё за намёки, камешек в огород Светки кидаешь, не стыдно тебе? Умные вещи сидишь говоришь, можно подумать, ты мне толковым достался! Еле выскребла весь навоз из дома, когда за тебя замуж вышла.
Сухоруков схватил себя за седую голову. Что она несёт? Во что превратился их счастливый брак, почему Дашка так поменялась с возвращением Светки в дом.
— Ну не могу я быть счастливой, глядя на то, как мыкается моя дочь, — оправдывала свои слова Даша.
Сама Света, натворившая «дел» и рассорившая семью, работать желания не изъявила, на учёбу совсем махнула рукой:
— Да зачем мне учиться, у меня двое детей. И работать мне ни к чему, мне государство выплачивает пособия как мать-одиночке.
Женщина поплёвывала в потолок, пока её матери, Дарье, не пришла в голову такая затея:
— Слушай дочь, ты всё правильно делаешь. Замуж больше не ходи, ничего хорошего там нет, да и себя нужно беречь. Главное, что у меня есть муж, который в своё время вытянул нас с тобой из нищеты. И ведь хорошо живём, не нуждаемся ни в чём, благодаря ему. Не переживай дочка, Глеб Митрич и тебя, и меня, и всех твоих детей на своём горбу вытащит! Отца я тебе нашла такого, на вес золота!
Женщины повеселели, потому что нашли выход из положения.
***
Сухоруков так и работает за троих, про заслуженный отдых он даже не думает. И на рыбалку бегает, и на охоту в лес, и в огороде сам, крутится вертится как белка в колесе, а то ж, семья у него огромная, всех нужно прокормить.
И только поздно ночью, когда совсем темно, ложится он отдыхать в постель, но долго ещё не может сомкнуть глаз. Думает.
О том, что, наверное, погорячился он жениться в своё время, на женщине с ребёнком. Раз замуж Дарью позвал, значит, взял ответственность за неё и её дочку Светочку. А ведь мог бы, как Лаптев, схитрить.
У Лаптева и сын растёт, и спину гнуть на лентяйку Светку не нужно, ишь как сумел дело провернуть.
Это он, Сухоруков – лопух, да ещё какой. Ну ничего, вот дочь Маша, вырастет, да поедет учиться, тогда-то Глеб Митрич и стряхнёт со своих плеч лишний груз.
Выгонит и жену, и падчерицу. У них своя семья, значит, справятся, две взрослые женщины. А любовь – так нет её, всё врут.
— Спи давай, не сопи там, надоел! – разрезал темноту ночи недовольный Дарьин крик.
Сухоруков уснул, нервно дёргая головой. Чтобы проснуться с самыми первыми петухами. Работа ждёт, которую он на себя сам взвалил. Эх. А снились ему кошка Мотя и котята, и покойница жена Зинаида, с которыми ему когда-то было так легко.