— Мам, а мы долго пробудем в этом селе? – Лиза нахмурилась, – У меня были совершенно другие планы на лето! Я второй курс на «отлично» окончила, хотелось и отдохнуть…
— Дочь, не ной! Пару-тройку недель побудем. Нужно дом в порядок привести, хлам вывезти… Уж если решили продать, нужно доводить до ума! – пожала плечами Вера Андреевна, – Тем более, у меня отпуск, а тебя – каникулы. Отдохнём, там речка рядом, купаться будем, в лесу гулять, свежим воздухом дышать… Если помнишь, там природа такая – загляденье!
— У меня были другие планы на это лето! – ворчала Лиза, – Я хотела в кафе в парке официанткой поработать, в аквапарк с девчонками поехать и на море в августе махнуть…
— Не бурчи! Успеешь ещё. Мы уезжаем на пару недель всего, – улыбнулась Вера Андреевна, выруливая на объездную дорогу, – А про девчонок и море, это ты не сочиняй. Я знаю, что ты с Кириллом своим туда собралась. Я, в принципе, не против. Только помни: тебе ещё 3 года учиться. Дети – это, конечно, счастье, но пока не время…
— Мам, не начинай, а! Я всё это знаю! Беременеть сейчас я не планирую, да и Кирилл тоже не маленький! – отмахнулась Лиза.
Вера Андреевна с дочерью ехала в далёкое село, где прошло её детство и юность, поэтому настроение у женщины было тревожное. Она будто снова возвращалась в те чудесные годы, когда мама будила её утром лёгким поцелуем, а на столе ждал кувшин парного молока и краюшка тёплого хлеба, который она только что достала из печи… Женщина вздохнула. Нет уже ни бабушки, ни мамы… Их большой бревенчатый дом на краю села давно уже стоит с закрытыми ставнями… Совсем недавно позвонил сосед: он хотел купить этот дом для своей взрослой дочери. Дом ещё крепкий, да и место хорошее… Вот и решила Вера Андреевна приготовить жилище к продаже, а заодно и попрощаться с теми местами, где она когда-то была так счастлива…
Машина подъехала ко двору, утопающему в зелени: забор и сам дом почти не было видно из-за разросшихся яблонь и берёзы у ворот. Вера Андреевна припарковала машину, а Лиза прошлась по двору. Трава доходила ей почти до груди.
— Мам, здесь работы на месяц! – нахмурилась девушка, – Я так и знала: накрылась моя работа в кафе!.
— Время у нас есть, – усмехнулась Вера Андреевна, – Не ворчи! Хуже старой бабки!
— Зачем это всё нам, мам, им надо – пусть сами и убирают! – настроение у Лизы стремительно ухудшалось, – Что здесь продавать?! Эти развалины?! Кому это нужно?!
— Во-первых, далеко не развалины! Здесь подкрасить, подкрутить, пыль и мусор убрать – и вполне ещё ничего. А во-вторых, не по-людски это, дочь. Я не собираюсь брать с Мишки миллионы, но убрать и приготовить дом – это наша обязанность. Да и в доме много того, что мне не хотелось бы оставлять чужим людям. Оно им не надо: выбросят и всё. А для меня это память.
— Ага, будет у нас дома на полках пылиться. Будто там хлама мало. Мам, ты стареешь! – хмыкнула Лиза, кусая зелёное яблоко, – Становишься чересчур сентиментальной!
— Может быть, – легко согласилась женщина, – даже и спорить с тобой не буду!
Соседка, баба Клава, уже открывала калитку, придерживая кувшин молока.
— Здравствуйте, дорогие, приехали, наконец! А Тамара вас ждала, ждала, так и не дождалась…
Старушка принесла им парного молока и овощей с огорода, рассказала последние новости, показала, как пройти к новому магазину.
— Тот, что раньше был, закрылся давно: Инна, хозяйка, с мужем в город укатила. Здесь у нас, вообще, всё меньше людей остаётся: старики помирают, а молодёжь разъезжается. Всем хочется в город, в цивилизацию… Денег хочется миллионы зарабатывать… Теперь магазинчик остался только в центре. А молоко и овощи вы у меня можете брать, бесплатно. Мне ж больше некого угощать: дети и внуки в столице, приезжают два раза в год…
Лизе вдруг стало ужасно жалко эту добрую, милую старушку. Она смотрела на её морщинистое лицо, на натруженные руки в мозолях и вспоминала свою бабушку, которая умерла 2 года назад от инфаркта. Её не стало в один момент, совершенно неожиданно – до этого Тамара Васильевна ни разу не жаловалась на здоровье и на плохое самочувствие. Может, именно поэтому её смерть стала для них шоком, а Лизе до сих пор казалось, что бабушка ещё жива, что она сейчас выйдет из этого старого дома, вытирая руки о передник. Или же вернётся из огорода с лейкой в руках и доброй, ласковой улыбкой на лице… Бабушка всегда ждала их, выглядывала каждый день, а они, как и родственники бабы Клавы, появлялись несколько раз в год: работа, заботы, городская суета и нехватка времени…
Лиза грустно вздохнула. Соседка уже ушла, наговорившись. От огурцов, которые она принесла, как-то по-особенному пахло солнцем и тёплой землёй…
Вера Андреевна сидела на лавочке во дворе. Она казалась такой одинокой среди этого буйства зелени.
— Мам, идём в дом, – обняла её Лиза, – посмотрим, что там…
В доме было прохладно. Лиза с мамой открыли ставни, и свет хлынул в просторные комнаты. Ощущение того, что бабушка где-то рядом и вот-вот появится из-за двери, ещё более усилилось. Казалось, она только что вышла. Так же аккуратно застелены кровати, а подушки уложены друг на друга и накрыты белыми кружевными накидками. На столе – старый будильник, который когда-то звонил так, что его слышно было, казалось, по всему селу. Будильник, как и часы с кукушкой, стоял – стрелки остановились и больше не отсчитывали секунды и минуты. Тишина… В доме было непривычно тихо. Когда была жива бабушка, было всё не так: тикали часы, работало старое радио, под ногами кружила кошка Мурка, а бабуля беззлобно на неё ругалась… Это воспоминание просто пронзило память девушки. Лиза смахнула непрошенные слёзы…
На столе в вазе стоял высохший цветок. Кажется, пион. Бабушки не стало в мае, когда природа расцвела яркими красками, а она в это время тихо ушла… Бабушка любила весну. Вот и ушла вместе с ней…
— Мам, смотри, – Лиза открыла ящик стола. В нём лежали старые письма. Старушка исправно писала сестре в Севастополь, подруге в Воронеж и дочери в Подмосковье, Вере. Сестра и подруга исправно отписывались. А вот у Веры времени на это постоянно не хватало. Она обычно раз в неделю звонила матери. У самой Тамары Васильевны телефона не было, поэтому звонить приходилось бывшей хозяйке магазина, ныне уехавшей в Москву. В своё время она устроила небольшой переговорный пункт для пенсионеров: у многих старушек тогда ещё не было мобильных телефонов, поэтому и созванивались с ними родственники через Инну.
— Ты мне, доченька, хоть иногда письмецо напиши! – просила Тамара Васильевна, – Я бы его читала, в руках держала – уже ты ближе была бы!
— Напишу, мамочка, напишу, – всё обещала Вера, – давай мы тебя к себе заберём! Мы с Лизой одни живём, места всем хватит. Будет и комната отдельная у тебя, и вода горячая, и удобства в доме…
— Нет, Вера. Из дома я не уеду. Здесь мать моя похоронена, муж, братик твой, что младенцем умер… Не уеду, дочь. Не обижайся. Здесь у меня вся жизнь. Всё моё, родное: и дом, и сад, и могилки…
Вера вздыхала, но мать переубедить ей всё никак не удавалось.
— Это мои старые письма! – Лиза перебирала тетрадные листы, исписанные детскими каракулями, – Это я когда-то бабушке на Новый год присылала, а это – на День рождения! А она все их хранила, смотри…
Бумага уже пожелтела и истрепалась. Было видно, что письма часто доставали и перечитывали.
— А я совсем перестала ей писать… – вздохнула Лиза, – учёба, подружки, танцы, английский… Совсем перестала… А она ведь ждала, мам…
Вера Андреевна тихо плакала. Она ведь тоже давно перестала писать матери. Даже когда обещала, не выполняла своих обещаний: никак не доходили руки.
— Что это мам? – Лиза достала пачку незапечатанных конвертов, которые лежали в самом углу. На конвертах был их домашний адрес, – Эти письма бабуля писала нам…
«Здравствуй, доченька! – прочитала Вера Андреевна, – Пишу тебе письмо, зная, что ты не ответишь. Я всё понимаю, Верочка: дела, заботы, суета… Знаю, что ты много работаешь, чтобы Лизонька ни в чём не нуждалась. По телефону-то всего не расскажешь! Да и что там мы с тобой разговариваем: каких-то 5 минут! У нас тут, конечно, и новостей особых нет. Так, мелочи. Сегодня мне опять снился твой отец: всё зовёт меня к себе, зовёт. Я говорю ему: «Рано, Гришенька, дай мне ещё немножко пожить!» А он хмурится… Видно, ждёт он меня там давно уже, сердится, что долго не иду… Я чувствую, что скоро уже мы встретимся, совсем скоро. Будем с Гришенькой вместе, как тогда… На сердце будто камень тяжёлый лежит. Тяжко… А вчера во дворе расцвели пионы. Верочка, ты же знаешь, как я их люблю! Даже тот куст, что тётя Валя давала, который ещё ни разу за 5 лет не цвёл – и тот стоит, усыпанный цветами. Огромными такими, розовыми… Я сорвала себе один, в вазу поставила. Сейчас тебе пишу, а он ароматом своим меня дурманит просто…
Верочка, как там Лиза? Растёт, не болеет, слушается? Знаю, что большая она уже, а так хочется, чтобы, как раньше, приехала она ко мне на лето, босиком по травке побегала, вишни с дерева поела… Так не хватает мне её звонкого смеха и наивных вопросов. Она, помнится, всё у бабы Клавы спрашивала, почему у неё коза Манька белая, а козлёнок – в чёрных пятнах. Та говорит, папка у козлёнка чёрный, а Лиза: «Где он?! Покажи! Никогда чёрную козу не видела!» Пришлось нам с ней идти на другой край села смотреть чёрных коз у Ивановых… Скучаю я, Верочка, дом большой, такой пустой. Вечером захожу: тихо-тихо. Только часы тикают. А старый будильник почему-то остановился. Клавка говорит, что выкинуть его надо: мол, если часы остановились, то время твоё перестали считать. Надо, чтобы часы шли. А мне выкинуть их жалко: ещё Гриша будильник этот покупал. На работу по нему вставал. А когда Гриши не стало – и часы вдруг остановились. Я ещё не знала ничего тогда, проснулась, а в доме тишина. Будильник не тикает. А потом Колька прибежал: мол, ток загорелся. Гриша там, пытался пожар тушить… Я туда бежала, а у самой одна мысль: часы Гиршины остановились. Так и вышло… Не выбросила я будильник. А после 40 дней он снова заработал. Сам по себе. Столько лет отсчитал уже… А сегодня снова остановился. Не хорошо мне на душе от этого, Верочка. Сердце беду чувствует… Сегодня в доме особенно пусто. И тишина…
Скучаю я очень, дочка. Скучаю, а к вам поехать не могу. Держит меня что-то. Корни мои здесь. Мать здесь похоронена, муж, сын… Захожу в дом, и кажется, что сейчас Гриша навстречу мне выйдет, обнимет, хитро подмигнёт как только он умел… А потом ты из своей комнаты появишься: заспанная, с волосами спутанными, и на руки к отцу… Ты всегда так делала, когда он после работы домой приходил… И взрослой тебя часто вижу, как ты у окна Лизе косы заплетаешь: повернёшься, радостная, и солнце в окно светит…
Вот жизнь и прошла, кажется. А сколько в ней было всего… И счастья, и горя. Обернулась: а жизни нет. Будто и не жила я, доченька, будто один миг… Усталость какая-то навалилась и пустота. Скучаю очень… Очень хочу, чтобы наш старый дом ожил, чтобы в нём снова раздавался детский смех, чтобы он наполнился счастьем…
Письмо тебе, Верочка, не отправлю: что своими старческими проблемами тебя нагружать, у тебя своих полно! Живи, моя девочка, не жалея не о чём, счастлива будь. Жизнь – это большое счастье…Цени её…»
Вера Андреевна смотрела на тетрадный листок в руках. На нём мокрыми пятнами оставались её слёзы. Лиза тоже ревела. По-детски, взахлёб, размазывая слёзы по щекам руками…
— Мам, это последнее бабушкино письмо! А там их ещё столько, неотправленных! А я… Я даже позвонить ей времени не находила! – хлюпала носом девушка.
— И я не находила, – смахнула слезинку Вера, – Идём!
… Солнце садилось за реку. Почти заброшенное село в низине казалось красивой картинкой: утопающее в зелени и в последних солнечных лучах. На небольшом кладбище на окраине царил покой и тишина. Многие могилки заросли травой и полевыми цветами, на некоторых уже не было даже крестов – так, небольшие холмики. Вера Андреевна с Лизой пробрались к нужному им месту. С фотографии на памятнике на них смотрела бабушка. В её взгляде читалось всё то же тепло и любовь, что она дарила им при жизни. Рядом с бабушкиной могилкой были ещё две. В одной из них был похоронен Лизин дед. Правда, на фото он был гораздо моложе бабушки: мужчина погиб на пожаре в 30 лет. Тамаре тогда было 25, Вере – год. Вторая могилка была маленькая, без фотографии. Старший брат Веры умер от менингита. Ему на тот момент не было и года. После смерти Григория Тамара больше замуж так и не вышла: всю жизнь она прожила одна…
Мать с дочерью убрали сорняки, посыпали могилки песочком. Присели на лавочку…
— Знаешь, – тихо сказала Лиза, – а я понимаю, почему бабушка не переехала к нам. Она бы там не смогла. Её бы постоянно тянуло домой. Слишком многое у неё здесь оставалось…
Вера обняла дочь. Теперь она тоже это понимала…
Вечером к Вере пришёл бывший одноклассник Матвей. Когда-то у них был роман, но девушка уехала в город, поступила в институт, встретила Лизиного отца и вышла за него замуж. Правда, уже через 2 года они развелись. Вера осталась одна с ребёнком: муж загулял и ушёл к другой. Вера из сил выбивалась, стараясь обеспечить дочери достойную жизнь, работала на двух работах без отпуска и выходных… Зато теперь у них с дочерью была трёхкомнатная квартира в городе, машина, устроенный быт. Матвей же из села не уезжал…
— Я тоже был женат, – рассказал мужчина, – 2 года назад жена погибла: утонула. Остался я с 2 детьми. Старшая, Ксюша, уже замужем. Младшей, Кате, 6 лет…
Следующим вечером Матвей пришёл с дочерью. Лизе понравилась эта милая, но очень грустная девочка, которая смотрела на мир огромными синими глазами…
… — Мам, я не поняла, так мы что, дом не продаём?! – Лиза удивлённо смотрела на мать. Они оставались в деревне не 2 недели, а целый месяц. Всё убрали и перебрали, выкрасили ставни, а Матвей привёл в порядок деревянную беседку во дворе.
— Нет, Лиз, мы жить здесь будем. С Матвеем и Катюшей. Ты же знаешь, они в квартире в двухэтажке живут, а девочке здесь будет хорошо…
— Ты переезжаешь в село?! – Лиза ошарашено смотрела на мать. Она, конечно, заметила, что отношения матери и Матвея далеко не дружеские, но чтобы настолько, – А как же квартира?! Работа?! Твоя налаженная годами жизнь?! Я, в конце концов!
— Да, дочь. Переезжаю. Квартиру в городе я перепишу на тебя. Ты уже девочка взрослая, у тебя своя жизнь – думаешь, я ничего не замечаю?! Твой Кирилл уже телефон тебе оборвал! Бухгалтер и здесь, в конторе, нужен, меня готовы хоть сейчас принять. Но я сначала в городе дела улажу, уволюсь, вещи соберу, с документами разберусь… Я ведь тоже, как бабушка твоя, столько лет сама кукую… Всё боялась чужого мужчину в дом вести, чтоб тебя никто не обидел. Теперь ты взрослая, в институте учишься, скоро, думаю, и замуж выйдешь. Всё, что могла, я для тебя сделала. Теперь поживу немного для себя. Матвея я всегда любила, дура просто была, молодая да самоуверенная. Хотела городской яркой жизни… А теперь домой хочу. Здесь мой дом, Лиза.
— Мам, я даже не знаю, что сказать. Но я тебя понимаю. Честно. Ты имеешь право на счастье…
… Лиза приехала в старый бабушкин дом на зимние каникулы. До этого она пару несколько раз приезжала на выходные. Иногда – с Кириллом. Дом за это время очень изменился. Теперь он лучился каким-то светом, уютом и теплом. В гостиной стояла наряженная ёлка, из комнаты раздавался детский смех: Катя разбирала подарки. Лиза тоже привезла девочке новую красивую куклу.
Все вместе они сели за праздничный стол, и Лиза заметила, с какой любовью и нежностью смотрит мать на своего мужа (Матвей и Вера уже успели расписаться), а он – на неё.
— Мамочка, я пойду погуляю: Настя на горку зовёт! – Катя убежала, а Лиза даже не удивилась: девочка настолько органично вписалась в этот дом, в их семью, будто Вера Андреевна, действительно, была её матерью.
— У тебя скоро будет ещё и братик или сестричка! – шепнула Вера Андреевна дочери, – Вот, решили родить ребёночка на старости лет…
— Мам, тебе 40 лет, какая старость! – воскликнула Лиза, улыбаясь, – Вот это новость! Мы с Кириллом весной к вам приедем, пора вам уже поближе познакомиться, а то у нас свадьба летом, а вы всего дважды виделись!
Вера Андреевна кивнула, а Матвей разжёг камин.
… На село опускались ранние зимние сумерки. Заскочила в дом взъерошенная Катя, с ней вместе – Мурка, которая тут же улеглась у огня. Ёлка поблёскивала огоньками, дрова в камине уютно трещали – дом снова наполнился звуками, светом и теплом.
— А дом снова ожил, – улыбнулась Лиза, прихлёбывая горячий чай с мятой, – как и мечтала бабушка. Он снова такой, каким я его помню…
— Сейчас, – мать вышла в свою комнату и снова вернулась, спустя минуту. В руках она держала старый будильник. Его стрелки отсчитывали секунды и минуты, – он сам вдруг пошёл, – пожала плечами она, – вновь начал отсчитывать секунды и минуты нашей жизни…
— Он такой громкий! – воскликнула Катя, – Когда он звонит, не только папа на работу просыпается, но и я! Мне потом снова засыпать приходится: папа раньше меня встаёт!
Взрослые рассмеялись. Старый дом теперь жил новой жизнью…
Автор: Ирина Б.