Шел проливной дождь, капли стекали по стеклу, так быстро, словно заранее договариваясь между собой. Я наблюдал за этим водяным потоком, изредка бросая взгляды в сторону матери. Вот уже долгое время она стояла у окна и смотрела на улицу. Мне было непонятно, что она там рассматривает. За окном не было ничего интересного, тем более из-за стены дождя нельзя было что-то рассмотреть.
— Мама, я кушать хочу, — я подергал мать за рукав, но она никак не реагировала на мои слова. Тогда я, еще немного поглазев на струйки воды за окном, спрыгнул с подоконника и подошел к столу. Я влез на стул и взял со стола два яблока, затем вернулся и протянул одно матери.
— Хочешь яблоко?
Она посмотрела сквозь меня и прошла в комнату. Уж лучше бы я сидел смирно у окна и не лез со своими яблоками, потому что после того, как мама открыла шкаф, у нее началась настоящая истерика. Она доставала из шкафа одежду отца и то швыряла ее на пол, то прижимала к себе. При этом она, не переставая, плакала и даже в голос. Я раньше никогда не слышал, как плачут взрослые и ужасно испугался голоса матери. Он был чужой, ломкий, каркающий. Поначалу я даже спрятался под кровать и закрыл руками уши, но потом не выдержал, подошел к матери и уткнулся в ее колени.
— Папа больше не придет! — проговорила мама, наконец, посмотрев на меня, и повторила еще несколько раз, — не придет, папа не придет.
Впоследствии, я узнал, что отец именно «приходил» к нам. Жил он совершенно в другой семье, где у него были жена и дочь, а моя мать была ему всего лишь любовницей. А вот для моей мамы он был не просто… Не просто мужем, не просто любимым, не просто единственным. Он был для нее смыслом существования.
В тот последний день, когда я видел свою маму, отец как раз летел в самолете Москва-Стокгольм, покидая нашу жизнь навсегда. Ему предложили работу в Швеции, но условием был переезд в обществе настоящей его жены и дочери, а не любовницы и ее незаконнорожденного сына. Мама не смогла пережить разрыв с моим отцом и в тот же вечер наглоталась таблеток. Когда я утром не смог ее добудиться и позвал на помощь соседку, та вызвала скорую, и маму забрали. А позже забрали и меня.
Новое место жительства, где все было общим, сразу не понравилось мне. Даже кровать, где тетенька, приведшая меня за руку, велела мне расположиться, тут же была оккупирована другими мальчишками.
— Привет, как звать? — спросил высокий, долговязый мальчик.
— Саша.
— Саша — простокваша, — захохотал он. Мне же такое прозвище показалось очень обидным, и я сразу набросился на парня с кулаками.
В общем, в детском доме мое лицо постоянно украшали синяки и ссадины, зато я научился неплохо защищаться.
Ровно через год ко мне пришел первый посетитель. Некоторых ребят, тех которым повезло больше других, часто навещали их родственники, живущие «на свободе». Приносили сладости и подарки. К некоторым даже приходили их мамы! Эти дети казались мне самыми счастливыми, только они отчего-то после встречи с мамой подолгу плакали.
И вот, когда мне объявили, что меня ожидает посетитель, сердце мое подпрыгнуло в груди и я, прошептав: «Мама!», бросился по лестнице вниз. Не знаю, с чего я вдруг решил, что за мной пришла мама? Наверно мой мозг все же отказывался верить словам злой нянечки, которая утверждала, что моя мать умерла.
Внизу меня ожидала молоденькая девушка, очень красивая, словно из телевизора. Я смущенно подошел к ней, в голове возникла мысль, что возможно она фея и сейчас отведет меня к маме.
— Здравствуй, ты Саша?
Я кивнул и не сводил глаз с ее прекрасного лица.
— А я Настя, твоя сестра. Но неродная конечно, сводная по отцу.
Из ее речи я понял только «сестра» и «твоя»! Тогда я обхватил вкусно пахнущую девушку руками и прижался к ней чумазой щекой, чтобы уж наверняка ощутить, что она МОЯ! Девушка стояла, не шевелясь, но и не оттолкнула меня. Вскоре я поднял на нее глаза и спросил:
— Можно мы уйдем отсюда?
— Пока не получится, — она внимательно смотрела на меня сверху вниз, а потом пообещала, — я обязательно еще приду к тебе.
Я шмыгнул носом, понимая, что просить что-то в этих стенах бесполезно:
— Я буду тебя очень ждать!
В тот день у меня тоже были подарки, даже лучше, чем у других, невероятно вкусные сладости в ярких обертках и красная гоночная машинка! Таких еще никому не приносили так, что даже долговязый Сережка попросил угостить его и дать погонять немного. Я был героем того вечера, но главное у меня появился смысл в жизни — ждать СВОЮ сестру!
Настя приходила очень часто. Она всегда приносила подарки, правда уже не в таких красочных упаковках, но для меня главным подарком была — она сама.
Вскоре мы с Настей даже смогли выходить на улицу, правда, только на территорию детдома.
— А когда ты меня заберешь? — каждый раз спрашивал я.
— Пока не могу, Саша.
Настя вернулась в страну одна, без родителей. Говорила, что ее изначально ничуть не интересовали музей Нобеля и Королевский дворец, но на момент отъезда, она была несовершеннолетней, и ей пришлось подчиниться родительской воле.
Обо мне она узнала случайно, когда отец откровенничал со своим Стокгольмским приятелем, сидя на кухне, а Настя случайно проходила мимо. По всему выходило, что весть о смерти моей матери и моем пребывании в детском доме, каким-то образом дошла до отца. В беседе он даже назвал местонахождение детдома. Настя запомнила эту информацию и как только вернулась в Россию, решила проверить правдивость отцовских слов.
Обо всем этом я узнал гораздо позже. Как и о том, что если бы не моя детская наивность, с которой я бросился ее обнимать, то девушка, скорее всего, повидала меня лишь однажды. Ей было больно осознавать двойное, или даже четверное предательство отца, если учесть, что он предал не только двух своих женщин, но и своих детей. К тому же позднее Настя призналась, что начала видеться со мной именно назло отцу, а потом привязалась ко мне.
— Нельзя не любить такого шалопая! — говорила сестра и трепала меня по непокорным волосам.
— Э! Испортишь мою прическу! — ворчал я, с любовью глядя на нее.
Настя и ее новоиспеченный муж Гриша забрали меня из детдома почти сразу после их свадьбы. Сестра вернулась из Швеции именно потому, что у нее тут оставался парень. Без него она не мыслила своей жизни. А Гриша не мыслил своей жизни без Насти, и так уж вышло, что в придачу к невесте он получил еще и меня. Друзья Гриши называли его молодым папашей, ведь, чтобы забрать меня из детдома, молодоженам пришлось меня усыновить. Думаю, на тот момент я был самым счастливым пятилетним мальчишкой на свете. Помимо того, что я переместился вместе с ними в их новую квартиру, так я еще и автоматически заполучил целую кучу взрослых друзей. Мне безумно нравилось находиться в центре студенческих тусовок, среди друзей Гриши, которые наперебой старались завладеть моим вниманием.
Перед самой их свадьбой произошел один случай. Настя взяла меня к себе на выходные, и вот в субботу с самого утра в квартире раздался звонок.
— Здравствуй, дочь, — услышал я отдаленно знакомый голос.
— Доброе утро! Как вы здесь? — Настин голос был очень удивленным.
— Неужели ты, правда, думала, что мы не прилетим на твою свадьбу?
Потом голоса переместились на кухню. Сначала они разговаривали тихо, и я почти ничего не слышал, а потом тембр отдаленно знакомого голоса стал выше и, в конце концов, перешел на крик.
— Ты соображаешь, что делаешь? Это ярмо на всю жизнь! Объясни хотя бы, зачем вам это? Кто-то из вас не может иметь своих детей? Тогда я найду в Швеции хороших докторов, их медики творят чудеса. Для чего вам портить свою жизнь, впуская в нее незнакомого мальчишку, тем более такого взрослого? Что у них не нашлось детей более младшего возраста, чем какой-то приблудыш?
— Папа прекрати, сейчас же! Не тебе меня судить!
— Я этого так не оставлю! Договорюсь с кем нужно, ты знаешь мои связи!
— Только попробуй!
В этот момент я, больше не в силах сидеть на диване в комнате, вбежал в кухню и, заслонив своим худеньким тельцем Настю, проговорил:
— Не кричите на мою сестру!
Я не узнал отца. Хотя прошло всего чуть более года после нашей последней встречи, но мой детский мозг, видимо на подсознательном уровне стер его облик из моей памяти. Зато он сразу понял, кто перед ним и даже не сдержав удивления, воскликнул:
— Саша?!
Помимо него в кухне была еще сухопарая женщина, которая до этого момента молчала.
— Что значит сестру? Настя, почему он считает себя твоим родственником? — спросила она.
— Нет, мама, не считает, он является таковым! Это мой биологический брат, благодаря нашему правильному папочке. Хотя в случае с ним, — Настя прижала меня к себе, — я благодарна судьбе, что так получилось.
Женщина переводила взгляд с меня на своего спутника.
— Павел, объясни, что происходит?
— Потом, — пробурчал мужчина и, молча, вышел за дверь.
— Настя? — женщина посмотрела на мою сестру.
— Мама, пусть отец сам тебе все расскажет.
Долгое время в нашей жизни этих людей не было, и я совершенно не вспоминал о них. Однако когда я подрос, то сам стал приставать к Насте с вопросами о нашем с ней родстве, и ей пришлось выложить всю историю. С тех пор я ненавидел своего отца, считал его виновным в смерти матери. Но однажды мне пришлось простить его, жалость к человеку чаще всего пересиливает ненависть, растопляет ее и делает несущественной.
Когда мне исполнилось пятнадцать лет, отец тяжело заболел, ему не помогли ни деньги, ни Шведская медицина. Когда он почувствовал, что конец близок, то пожелал вернуться на родину и вот тогда мы с ним, наконец, по-настоящему встретились. Вернее, для меня эта встреча была уже осознанной.
Отца поместили в частную клинику, и мы с Настей, пришли проведать его. Вначале Настя зашла в палату одна, а потом вышла ко мне и присела рядом.
— Саша, он хочет тебя видеть. Я понимаю твои чувства, но ты уже взрослый и должен попытаться пересилить себя.
Когда сестра о чем-то меня просила и разговаривала таким серьезным тоном, я враз откидывал в сторону все свои подростковые закидоны и безоговорочно слушался ее. Так и тогда, я кивнул и, опустив голову, вошел в палату.
Отец лежал на кровати, и его лицо было таким же белым, как простыни под ним. Я еще никогда не видел человека на больничном ложе и всем нутром ощутил какую-то неземную тоску.
— Саша, пожалуйста, присядь ко мне, — его голос был хриплым и каким-то свистяще шипящим, словно это уже не живой человек.
Я сделал, как он просил и присел на краешек его кровати.
— Я знаю, что ты не сможешь ни понять меня, ни простить. Но мне нужно, чтобы ты знал…
Он ненадолго закрыл глаза, а потом снова вперил в меня мутный взгляд.
— Я любил твою мать. Сильно, по-настоящему. Но я выбрал благополучие. Тогда в стране был такой хаос, что мне стало страшно упускать возможность обустроить свою жизнь к лучшему. Я не оправдываю себя, потому что, честно говоря, я просто струсил.
— Вы же знали, что мама не сможет жить без вас? Знали, что убьете ее и все равно уехали?
— Я надеялся, что со временем она забудет меня. Но я ошибался… Твоя мама умела любить, как никто другой и она лучшее, что было в моей жизни. Расставшись с ней, я больше не был счастлив.
Я молчал, не в силах унять ликование после его признаний, но в тот момент у отца начался приступ удушья. Его лицо покрылось синими пятнами, и я выбежал в коридор, чтобы позвать Настю. Когда в палату вбежали врачи, отец сильно разволновался и не давал им прикасаться к себе.
— Саша, Настя, — кричал он.
Мы подошли ближе и взяли его за руки.
— Простите меня, — прошептал он.
А потом нас выгнали из палаты и больше мы отца живым не видели.
После похорон я признался сестре, что моя обида на отца полностью прошла, и я даже сожалею, что у меня не было времени узнать его. Настина мама, похоронив мужа, вернулась в Стокгольм, сестра говорила, что женщина так и не смогла простить своего мужа, хотя и продолжала жить с ним.
Так мы снова остались жить втроем, а спустя три года наша жизнь сильно изменилась, потому что у Насти с Гришей родились близнецы. Девочки, похожие друг на друга, словно две капли воды. Я как раз был в том же возрасте, в котором Настя взяла меня к себе, и чувствовал неимоверную гордость, катая малышек в коляске по двору. Невзирая на бессонные ночи и прочий кавардак, это было самое счастливое время в нашей жизни. Правда, мы втроем еле-еле справлялись с непоседливой двойней, но это были приятные хлопоты.
Видимо, после игр с маленькими племянницами, моя физиономия постоянно лучилась счастьем, потому что именно мои сияющие глаза привлекли внимание одной из самых красивых девушек на планете. Я говорил, что время появления близняшек, было самым счастливым в моей жизни? Ах, да, говорил! Ну, так вот, это время было таковым еще и по другой причине. Именно тогда я влюбился!
Мы с Соней встретились в парке, где я с очень гордым видом толкал перед собой коляску. Данное зрелище естественно приковывало все взгляды, потому что я выглядел, как чрезвычайно молодой папаша, воспитывающий двойню. Возле меня часто останавливались сердобольные старушки и начинали причитать, мол, миленький, как же ты попал в такое положение! Мне нравилось в такие моменты разыгрывать спектакль, я делал унылую физиономию и приговаривал:
— Да уж, вот так вышло! И мама нас бросила, так что я один воспитываю малышек.
— Ой, милый мальчик! Как же ты справляешься? — приговаривали старушки.
— С трудом, бабушки! Ночами совсем не сплю, еще и учеба замучила!
Однажды свидетельницей моего шоу стала Соня. Она сразу заподозрила подвох, но решила мне подыграть.
— Что же у вас папаша, у ребенка чепчик на лицо совсем сполз? Малышке уже дышать нечем. А! Вы, наверно всю ночь алгебру зубрили и теперь плохо видите?
Я бросил взгляд в коляску и быстро поправил чепчик на головке одной из малышек.
— Вы совершенно правы, мадмуазель, мое внимание сегодня немного рассеяно. Только виной тому вовсе не алгебра.
— А что же?
— Ваши глаза.
— Или ваше нахальство, — рассмеялась Соня.
Старушки пристально наблюдали за нами и уже готовы были прийти на помощь многодетному отцу, например, помочь ему найти для малышек новую маму. Но, в тот момент появились настоящие родители близняшек.
— Саша, где вы ходите, нам уже пора в поликлинику, — Настя забрала у меня из рук коляску, а Гриша саркастично улыбаясь, разглядывал мои порозовевшие щеки.
— Умеете вы сломать человеку жизнь! — пробурчал я под нос, следуя за ними.
— Не переживай, если она твоя судьба, то еще нагонит, — сразу же раскусил меня Гриша.
— Стойте! — услышали мы позади себя. — Вы сумку на скамейке забыли.
Гриша загоготал во все горло, а мое лицо залилось краской смущения.
Так в моей жизни появилась Соня, раскрасив все вокруг яркими красками. Она была словно ветер, порывиста и непредсказуема, но при этом умудрялась четко следовать правилам и быть по жизни отличницей. Моя сестра Настя все время удивлялась, как такая девушка выбрала ее брата?
— Ты же ее полная противоположность! — утверждала сестра. — Ты все время идешь наперекор всему! Но при этом настолько медленно и лениво, что непонятно, как, в конце концов, у тебя все получается!
Я так и не понял, хвалила она меня, или ругала, но на всякий случай, гордо покивал в знак согласия:
— Да, я такой!
А спустя несколько месяцев наша жизнь была омрачена болезнью Насти. У нее обнаружили тяжелую почечную недостаточность и болезнь прогрессировала. Врачи выписывали все новые и новые препараты, но состояние сестры только ухудшалось. В конце концов, Настя согласилась поехать к матери в Швецию. Мы уговорили ее оставить малышек дома, чтобы Настя могла спокойно проходить лечение, я даже взял академический отпуск по семейным обстоятельствам, чтобы сидеть с близняшками.
Обследование в Швеции не дало новых результатов, но врачи предложили Насте единственный возможный вариант, пересадку донорского органа. Ее поставили на очередь, и Настя, обливаясь слезами, говорила, что хочет отказаться от данной операции.
— Не могу же я торчать в этой стране, целую вечность? — аргументировала сестра, постоянно ведя разговоры о возвращении в Россию, — люди годами ждут подходящего донора.
— Настя, а можно мне хоть раз в жизни побывать в Швеции? — спросил я однажды, — Пока ты еще там, а то сбежишь, и у меня не будет шанса. Я, между прочим, так и не видел ненавистных тебе Королевского дворца и музея Нобеля.
Настя задумалась.
— Наверно ты прав, Сашка! Как же я сама до этого не додумалась? Ты же еще ни разу нигде не был, а это действительно неплохой шанс.
Через некоторое время, я, перепоручив малышек Грише и обещавшей ему во всем помогать Соне, отправился в Стокгольм.
— Чтобы ты хотел для начала посмотреть? — спросила, улыбаясь, сестра, когда мы встретились в квартире, где она сейчас обитала.
— Твой медицинский центр, — спокойно ответил я.
— Что же в нем интересного? Обычная больница, только более сверкающая, так как вся из стекла и хрома.
— Ну вот! Ни разу не видел таких любопытных сооружений.
— Саша, что-то ты недоговариваешь.
— Настя, я прилетел, чтобы стать твоим донором. Все необходимые анализы я уже сделал и знаю, что я идеально подхожу для этого.
— Что ты несешь? — Настя встала и, обхватив голову руками, начала бесцельно ходить по комнате. — Ты же знаешь, я ни за что не позволю тебе пойти на это.
— А ты знаешь, что я не отступлю!
Настя присела рядом и взяла меня за руку.
— Сашенька, миленький, это очень-очень сложная операция! Ты слишком юный, нельзя так рисковать. Пожалуйста, послушай меня. Мы дождемся другого донора, и все будет хорошо. Не нужно никакого геройства, ради меня.
— Настя, ты в свое время переступила через множество принципов, чтобы я был счастлив. То, что ты для меня тогда сделала — это больше, чем спасти жизнь! Ты спасла мою душу!
— Это разные вещи, — попыталась возразить сестра.
— Это не важно, потому что мы с тобой одно целое! По крайней мере, я всегда чувствовал это! И только так у нас все получится, если мы будем вместе.
Настя долго смотрела мне в глаза, а потом упрямо покачала головой.
— Я не могу рисковать твоей жизнью!
— Без тебя мне не нужна моя жизнь!
Мы долго сидели обнявшись. Слезы на глазах Насти уже высохли, а часы показывали полночь, когда она прошептала:
— Хорошо, давай попробуем. Только потом не жалуйся, как тогда когда я надела твою футболку, и она растянулась.
— Это была моя любимая футболка! — возмутился я, — тут и сравнивать нечего!
Невзирая на опасения сестры, операция прошла крайне успешно. Врачи даже удивлялись, отчего организм Насти сразу же принял чужеродный орган. «Потому что у нас с сестрой все на двоих!», — шутил я.
Спустя пять лет на нашу с Соней свадьбу моя шутница сестра преподнесла нам торт в виде донорской почки. Бедные гости еще долгое время пребывали в шоке, а мы знали, это не просто шутка, или намек. Это символ нашей с сестрой любви и привязанности.
Кстати, мне все же удалось увидеть и музей Нобеля, и Королевский дворец. Спустя год после нашей свадьбы мы всей семьей отправились в Стокгольм на свадьбу мамы Насти. Женщина утверждала, что никогда не поздно обрести свое счастье.
Автор: Света Ю.