– Кто там?
– Откройте, Ефросинья Аркадьевна. Сергей.
За дверью послышалось раздраженно-презрительное:
– А-а, – и дверь, обитая коричневым дерматином, приоткрылась.
Илл.: Художник Зинаида Зацепина
– Галя где? Дома?
– Какое твоё дело, где она?
– Мама! Ну, как тебе не…
– Замолчи! – перебила её мать и, сделав два маленьких шажка от порога брезгливо посмотрела на Сергея.
– Связалась.
– Сейчас я выйду, Сергей.
Он прислонился к перилам, сжав в пальцах за спиной холодные прутья так, словно это была единственная опора над пропастью.
«Всё будет хорошо… Всё будет хорошо… Мы уйдём с ней ото всех. Прижму к себе так, чтоб дыханье перехватило и унесу. Отец, наверно, начинает волноваться. Не бойся: всё будет… очень хорошо».
За спиной Галины щёлкнула замком дверь.
– Пойдём. Ты в кино взял билеты? Сергей, ты что, не слышишь меня?
– Галя… ты видишь, как я одет?
– Обычно вроде. Только костюма этого я у тебя никогда не видела. А что?
– Я тебя прошу… И не прошу даже!
Сергей замолчал, ещё крепче сжав прутья. Мышцы рук и ног напряглись.
– Хочешь, чтобы твой прославленный дом прославился ещё и моим трупом? – спросил он вдруг тихо и отрешенно, глядя ей прямо в зрачки.
«Господи, что с ним?! Глаза какие-то… чего они так блестят? Мать никак не приучу – суётся не в своё дело. Никогда не видела его таким… Конечно, расстроишься… Раскричалась на весь подъезд».
– Хочешь, чтобы я заикой стала? Ну, и даёшь – напугал всю.
Она улыбнулась неестественно, всё ещё раздумывая о матери и о том, что теперь надо с ним встречаться на улице.
– Пойдём в кино, если взял билеты. А нет – купим.
– Галя!.. Нас с тобой ждёт машина. Такси. Там сидит мой отец. Я не буду говорить… Зачем тебе это? Галечка, ты ведь знаешь – я тысячу раз говорил тебе: люблю, любимая, самая дорогая! Галюшечка!
Сергей качнулся, разжал пальцы за спиной на прутьях и рывком обнял девушку. Он не умел обнимать, хотя несколько раз оставался ночевать у женщин. Обычно это случалось после праздничных попоек. До того дня, когда он на стройке увидел Галю.
– Поедем в ЗАГС, – зашептал он быстро, притягивая её к себе. – Я буду тебя очень любить… Я сейчас… Не надо мне никого, кроме тебя. И ты полюбишь… когда-нибудь. Молчишь?
Она, подавшаяся было к нему, когда он её обнял, вдруг вся напружинилась и упёрлась руками, согнутыми в локтях, ему в грудь.
«Боже мой, ведь сегодня наш срок. Раз поддалась – больше не будет… Совсем забыла – сказала же в тот день: ничего не получится через силу».
– Мы ведь говорили об этом, Серёжа. Зачем повторяться? Не хочу быть твоей женой, зря мы всё затеяли – не знаю сама, что на меня нашло в тот день и я согласилась пойти с тобой в ЗАГС. Пусть очередь пройдёт, нас ведь никто не знает.
Она замолчала, опустив глаза и уже не так сильно упираясь руками в грудь, прошептала убеждённо, но в то же время с неловкостью за свои слова:
– Не люблю я тебя, Серёжа.
От площадки, на которой они стояли, до расплавлено слепящего пятна в жидко-голубом небе, сквозь запылённое, немытое стекло натянулись оранжевые нити. Искрилось множество пылинок, попадающих в лучи. Тихо-тихо было в подъезде дома, который вошёл в историю Сталинградской битвы, вместе со своим, известным всей планете городом, на Нижней Волге.
Сергей спустил с плеч девушки руки и весь обмяк, осел на бок. Галя отодвинулась назад к двери.
«Нет, нет, пусть хоть упрашивает: не пойду. Всю жизнь внушали: не давай даже поцелуя без любви. А тут – замужество! Говорят, и без любви хорошо живут… Разве можно? Смешно думать: я его жена».
Галина остановила испытующий взгляд на фигуре Сергея. Он стоял к ней боком, ссутулившись. Длинные руки безвольно висели вдоль тела и лишь тонкие пальцы, не похожие на пальцы рабочего, вздрагивали. Солнце высвечивало половину узкого лица, мохнатую прядь, нависшую над глазом.
«А он ничего. Рыжее солнце в золотых волосах… Но ведь я его совсем не знаю. С ним иногда весело… Что ему делать без меня? Сам сказал: жизнь не нужна… А всё из-за меня».
Гале вдруг стало жаль Сергея и непонятно от чего проявившееся перед тем презрение к его фигуре, лицу, всё сильнее и стремительнее начало сменяться нежностью, до этого ни разу не испытанным желанием по-женски прижать его.
Вдруг щёлкнул замок. Резко открытая дверь отбросила Галину и толкнула к стене.
– Я всё слышала! Ты хотел сделать без меня. Доченька, ты же не бросишь меня, не уйдёшь?! Катись отсюда, душегуб! Не будет она твоей! Проклятый… Откуда ты явился на мою шею!
«За что так ненавидит меня старуха? Я ей не сделал ничего дрянного. Разве плохо, что люблю её дочь? Застегнула бы халат: растрепалась вся».
– Я буду беречь Галю сильнее самого себя. Зачем же устраиваете сцены? Прошу вас, Ефросинья Аркадьевна…
Мать повисла тяжестью всего тела на Галю. Слёзы замочили дочери щёку, к которой мать прижалась. Халат распахнулся и оголилась сухая жёлтая грудь.
– Не пущу! Ты обещала разорвать с ним всякую любовь!
– Мама! Я же взрослая – сама знаю. Не бойся: его не люблю.
Галя сухо сказала это, держась за ушибленную дверью руку. Не видя Сергея, которого заслоняла мать, она снова почувствовала и жалость, и сильное желание броситься к нему или к кому-нибудь, и раздражение матерью.
– Ефросинья Аркадьевна, вы может хотите разбить дочери счастье?
– Эт-то кто? Ты её счастье? Лучше камень на шею, да в Волгу.
«Кому я потом буду нужна? Скажут: замужем побывала, огни и воды прошла. А может, меня никто не будет так любить и я, в самом деле, отказываюсь от единственного?..»
– Галинушка моя, ласточка! Нас ждут. Пойдём. Пожалуйста …
«Вчера Верка сказала, что только мы способны на жертву. Женщина, говорят, должна иногда крест нести… После моего рассказа, что сегодня кончается испытательный срок в ЗАГСе, она ничего не отсоветовала… Разве в наше время это так важно: была замужем или нет. Каждый день свадьбы, через день разводы. Нет, нет, что я думаю! Сама себе не прощу этого!».
– Галя, вы в чём-то сомневаетесь? Но ведь решение принято неделю назад, – взял её за руку Сергеев отец. Она не заметила, когда он здесь появился, не видела, как соседка увела мать в комнату.
Машина выскользнула на главный проспект и понеслась, обгоняя другие такси. Светофор она проскочила в тот момент, когда на нём уже вспыхнул красный свет. Оставалось шестнадцать минут. Через минуту ЗАГС должен закрываться, и Галя надеялась только на это. Слева проплыл высотный дом, верхние этажи которого были облиты не греющим сентябрьским солнцем. Замелькали ровные, как планки реечного забора, тополя. В машине было тесно. О том, что на улице сентябрь, угадывалось только по холодным вспышкам отраженного солнца в стёклах и по осыпающимся с деревьев листьям.
Смотреть на это было грустно, как грустно прощаться с человеком, который очень-очень дорог и который сам не хочет уходить, хотя неизбежное «надо» уносит мысль его к другим лицам, делам.
Все ехали молча. Отец закурил вторую сигарету, повернулся к Гале, собираясь что-то сказать, но вдруг опустил голову и стал водить пальцем по рисункам на ткани, которой было обито сиденье.
Галине то хотелось открыть дверцу и броситься прямо на ходу, лишь бы не смотреть на сидящего впереди Сергея, то виделась она сама себе в белом платье, которого у неё не было, то вдруг вдавленные в череп уши шофёра напомнили смятый кузов автобуса, виденный ею недавно. Но среди всего этого мелькания мыслей чётко выделялась одна: если ЗАГС закроют, она никогда не будет женой Сергея.
Галя закрыла глаза и прижалась головой к плечу женихова отца. Ехала, про себя думала: «Пусть будет закрыт… Не хочу успеть… Пусть… закрыт».
Там собрали было все бумаги, уже пришла уборщица, но вдруг вбежал бледный светловолосый парень и втащил за руку безвольно идущую за ним девушку. Служительница колебалась: за день оженила двенадцать пар, надо всё настраивать снова, а времени без тринадцати минут.
И в шесть часов она должна позвонить приятельнице, у которой вчера уехал муж. Но, глянув ещё раз на молодых, она подсознательно почувствовала, что если сейчас откажет, то парень никогда больше не возьмёт за руку эту девушку. Ей показалось, что и девушка чем-то расстроена. Наверное, думает, опоздала. Но, я вам, ребятки, сделаю сюрприз.
– Иван Михайлович, не уходите! – вернула она от двери уходящего представителя из райисполкома, который вслед за ней произносил поздравление от своей организации и от всего народа.
Галя прошептала «да». Не разбирая ни букв, ни листка бумаги поставила свою подпись там, куда служительница подвела её руку и заплакала. Все думали: это от счастья…
Ночью она со стоном оттолкнула мужа, перекатилась на бок и, закусив подушку, тихо заскулила: «Господи, зачем я это сделала? Я же не люблю его… И эти люди в ЗАГСе…».
А в ушах стоял грохот свадьбы и хоровые выкрики мужниных родственников, которым она безоговорочно понравилась.
– Горька-а!
«Ой, как горько», – думала она тогда.
***
Прошло три года. Она лежала в той же постели, в которой когда-то плакала от горя. На другом краю спал Сергей. Между ними лежала красивая белокурая девочка. Её вьющиеся длинные волосы разметались по подушке, попав на лицо отца. Галина погладила дочку, положила руку на сильное плечо спящего Сергея. Улыбнулась. «Как хорошо, что есть добрые, непунктуальные люди…».
Tags: ПрозаProject:poldenAuthor: Щепоткин Вячеслав