День рождения обещался быть веселым. На стол уже выставили селедку под шубой, оливье, нарезку сырокопченой колбасы и сала, красиво нарезанные овощи, а еще мандарины, запасы которых не успели истощиться с момента наступления нового года.
Катя, сидевшая за праздничным столом напротив своей лучшей подруги, внимательно следила за тем, как на столе по очереди появлялись салаты, нарезки, маринованные овощи и грибы, а сама не сводила глаз с виновницы торжества. Ее лучшей подруге исполнялось десять лет, столько же, сколько должно было исполниться и ей самой через полтора месяца.
— Мама, а торт уже готов? – спрашивала у матери Наташа, которая и была нынче именинницей. – Торт когда будет?
— Сначала горячее, — строгим голосом ответила Елизавета Петровна и поправила скатерть, показавшуюся ей криво застеленной, — кому я готовила утку в яблоках? Горячее, салаты, закуски, а потом торт.
— И свечи будут? – радостно спросила Наташа, сверкая глазами и заставляя Катю еще больше нервничать. – Я буду задувать?
— Будешь, — с улыбкой ответила Елизавета Петровна и потрепала дочку по голове, — боже мой, только о сладком и думаешь!
За стол уселись друзья Наташи, ее бабушка с дедом, тетя с дядей, двоюродный брат, на несколько дней приехавший погостить у родителей и армии. Катя хмурилась, ощущая всепоглощающую ее зависть, которая черным пятном распространялась где-то внутри нее. Мало того, что стол у подруги был таким богатым, так еще и ее мать испекла настоящий торт, с кремом и сладкими фигурками. Да уж, тут действительно было чему завидовать.
Шел девяносто четвертый год, время дефицита и проявления кулинарных способностей каждой домашней хозяйки. Мать Наташи, родившая год назад второго ребенка, находилась в декрете и, как выяснилось, обрела себя в чем-то новом. Теперь женщина выпекала торты на заказ, причем торты для любого мероприятия: для дней рождений, свадеб и рабочих праздников. Елизавета Петровна в один момент нашла себя настолько успешно, что стала зарабатывать почти столько же, сколько зарабатывал ее муж, а ведь Глеб Дмитриевич, на минуточку, работал главным технологом на рыбзаводе.
— Мама, ну скоро будет торт? – канючила Наташа, а Кате хотелось размахнуться и бросить в нее тарелкой. Даже ее младший брат Димка не вел себя так по-детски, как Наташа. Сидел молча, бренчал погремушкой и с любопытством разглядывал гостей. Наташа куксилась, кусала губы и смотрела на свою мать с осуждением, ожидая торт, казавшийся самым долгожданным на этом праздничном мероприятии.
— Что тебе подарили родители? – спросил у Наташи ее друг и одноклассник Костя Орешкин, который был также торжественно приглашен на день рождения Наташи, как и все остальные гости. Катя слышала этот вопрос и тоже навострила уши, потому что ей было очень интересно и важно узнать, что именно вручили Наташе ее успешные и небедные родители.
— «Тетрис», — спокойно ответила Наташа, а Катя почти что подпрыгнула на своем месте. Из глаз почти что сразу хлынули слезы, и девочка, борясь с приступами плача, рванула в ванную, где могла наедине с собой спокойно поплакать, пока другие не видели ее слез.
«Тетрис» был ее мечтой. Как она любила брать в руки эту пластиковую игрушку с вставленными в нее батарейками, которая, подчиняясь ее движениям, складывала на экране заветные кирпичики. Катя могла играть в нее часами, только вот своего «тетриса» у нее не было и потому приходилось довольствоваться теми игрушками, что на время и в обмен на жвачку или импортную конфету, ей давали подруги или одноклассники.
А теперь «тетрис» будет у Наташи! Свой, личный! Конечно, Катя могла бы порадоваться за подругу, да и возможностей соприкоснуться с заветной игрушкой у нее было больше, но почему-то хотелось плакать, а еще не хотелось видеть довольной улыбки на лице Наташи, которая получает ее мечту.
Катя продолжала сидеть в ванной, не желая выходить на люди и показывать всем свое заплаканное лицо. Жизнь казалась девочке несправедливой, когда кому-то доставалось все, а другому – ничего, кроме страданий. Катя смотрела на свое отражение в заляпанном зеркале и продолжала тихо плакать, размазывая по лицу слезы.
— Мама! Мамочка, ну почему же ты бросила меня? – плакала Катя, вглядываясь в свое отражение и не желая представлять себе того размера радости, которую вот-вот испытает Наташа, задувая на торте свечи. Конечно, ее мать сделала все возможное для того, чтобы ее дочь в свои десять лет была самой счастливой, а кто будет стараться ради самой Кати?
Мысли перепрыгнули на воспоминания из далекого детства, когда Катя была еще крошкой. Она помнила свою маму, хотя очень размыто и с большим трудом, но помнила ее и хранила воспоминания о ней, как нечто очень и очень важное для себя самой.
Елене Александровне было двадцать семь лет, когда ее не стало. Отец рассказывал Кате о том, что ее маму сбила машина, пока она находилась в другом городе в гостях, а самой Кате тогда было всего три года. Девочка в своем возрасте так сильно нуждалась в матери, а еще больше ее мучило то, что она никогда не сможет попросить у мамы совета, вместе прогуляться по магазинам и выбрать маме подарок. Так всегда делала Наташа, она постоянно дарила Елизавете Петровне то рисунок, который она старательно вырисовывала несколько уроков подряд, то набор теней, выброшенный в местном универсальном магазине и стоившим огромных денег, то билет на индийский фильм, которые были очень популярными в начале девяностых. А вот Катя не могла ничего подарить маме, даже цветов на могилку отнести не могла, потому что Елену Александровну похоронили в том городе, где она погибла.
Зависть к Наташе и ее жизни мучила Катю с тех самых пор, как они познакомились. Они вместе ходили в одну группу детского сада, жили в соседних домах, а в семь лет пошли в одну школу и попали в один и тот же класс. Получалось так, что девочки дружили с самого детства, а к десяти годам считали друг друга лучшими подругами. Только вот полностью насладиться дружбой Кате мешала зависть, а Наташа не обращала внимания на душевные страдания подруги в силу возраста.
Катя считала, что из-за гибели матери она рано повзрослела. В свои почти десять она чувствовала себя лет на пятнадцать, пыталась поучать Наташу, но это у нее получалось довольно плохо.
— Ты младше меня, поэтому просто помолчи! – чаще всего говорила Наташа Кате, и младшая по возрасту подруга замолкала, тая в себе обиду.
Глеб Дмитриевич был хорошим другом Катиного отца Алексея Николаевича. Они вместе работали на рыбзаводе, считавшемся градообразующим предприятием их небольшого провинциального городка, жили в соседних домах и были примерно одного возраста. Глеб Дмитриевич часто бывал в гостях у Кати и Алексея Николаевича, мужчины любили вместе смотреть по телевизору футбол и долго обсуждать его, а Елизавете Петровне не нравилось, когда дома между собой болтали громогласные мужчины, привыкшие на работе перекрикивать грохот производственного оборудования.
— Устаю я от вас, — часто говорила она мужу, — лучше пусть Катя у нас чаще ночует, я буду девчонках тортики и пирожные готовить, чем слушать ваши возгласы и крики болельщиков!
Глеб Дмитриевич не обижался на свою жену за ее слова, с радостью шел к другу, где можно было безо всякого женского общества вдоволь смотреть и обсуждать спортивные программы.
Катя, становившаяся иногда невольной слушательницей разговоров между мужчинами, порой приходила в ужас от того, как они между собой разговаривали. Чаще всего ей вообще было непонятно все, что обсуждали мужчины вслух, но иногда она прислушивалась к их разговорам и узнавала кое-что, чего, возможно, знать ей было не нужно или слишком рано.
— Как у тебя с Маринкой? – спросил как-то Глеб Дмитриевич отца Кати.
— Которая на разделке стоит? – уточнил Алексей Николаевич, а потом махнул рукой. – Нет, не мое. Слишком она на Ленку похожа, а той историей я сыт по горло.
Катя, услышавшая имя матери, сначала подумала, что отец имеет в виду какую-то другую Ленку, которая была незнакома девочке. Но, похоже, что она ошиблась в своих предположениях.
— Да перестань ты! – хмыкнул Глеб Дмитриевич. – У нее видел какая грудь? Улететь можно от одного ее вида!
— Да разве в этом счастье? – грустно спросил у друга отец Кати. – Баба она гнилая, не хочу с такой дел иметь.
— Ну ты даешь! – Глеб Дмитриевич был искренне удивлен. – Слушай, если тебе серьезные отношения не нужны, так и хватайся молча за Маринкины титьки и радуйся жизни. Я видел, как она на тебя смотрит, так бы и сожрала бы!
— Не хочу я уже ничего несерьезного, — вздохнул Алексей Николаевич, — вот сыт по горло, честное слово. Это тебе, женатому мужику с семьей и двумя детьми думается, что все так просто и в бабских прелестях счастье. Не так все, Глеб, вернее, не все так просто.
— Ну не знаю, носом крутишь, так и докрутишься. Сколько ты уже один кукуешь? Лет семь почти прошло.
— Не один я. Дочь у меня есть, не забывай. И не хочу я в дом всякую дрянь водить, вижу ее насквозь эту Маринку, а спит она с каждым встречным и поперечным.
Катя, затаившись, слушала разговор отца с его другом. Было так необычно слышать рассуждения Алексея Николаевича о его личной жизни, но Катя и вправду не была готова к тому, чтобы отец привел в дом другую женщину. Нет, любила Катя свою мать, помнила ее и тосковала по ней, оставалось только неясным то, почему Алексей Николаевич так говорил о Елене Александровне.
Спросить у отца об этом разговоре Катя не могла, знала, что отец будет недоволен тем, что дочь подслушивает взрослые разговоры. То, что это подслушивание было случайным, тоже никак не повлияет на реакцию Алексея Николаевича. В конце концов, Катя могла и не слушать взрослого разговора, уйти в другую комнату или вообще выйти на улицу.
Только вот тот самый разговор никак не давал девочке покоя с тех самых пор, как Катя услышала его. Вообще многого о своей матери Катя не знала, потому что была слишком маленькой, когда Елены Александровны внезапно не стало.
Бабушка Кати, которая жила с ними в одном городе, была не очень близка с внучкой. Помимо погибшей дочери, у Софии Андреевны были еще две дочки, у которых были свои дети, и о которых бабушка активно заботилась. В какой момент Софии Андреевне стала неинтересна ее старшая внучка Катя, девочка так и не поняла. Катя пыталась расспросить об этом отца, но Алексей Николаевич отвечал невнятно и как-то по-взрослому, что не придавало Кате понимания того, почему отношение к ней бабушки было именно таким.
— Бабушка Соня ни разу не приглашала меня к себе с ночевкой, — жаловалась Катя отцу, прекрасно видя, что Алексею Николаевичу был неприятен этот разговор, — я знаю, что Лизка и Полька ночуют у нее, я их возле гастронома встречала, а меня бабушка как будто не любит.
— Не говори ерунды, — отец отвечал Кате со свойственной всем мужчинам прямолинейностью, — любит тебя бабушка, ничуть не меньше, чем Польку и Лизку. Просто я не разрешаю ей тебя с ночевкой брать.
— Ты? – Катя удивленно смотрела на отца. Она вообще не видела, чтобы Алексей Николаевич когда-либо разговаривал с бабушкой Соней, а уж тем более, обсуждал то, будет ли ночевать Катя у бабушки или нет.
— Да, я, — уверенно ответил Алексей Николаевич, — не хочу я, чтобы ты у бабушки оставалась. Скучно мне без тебя, одиноко и тоскливо. Ты у меня одна осталась, не могу я еще без тебя быть.
Слова отца показались Кате какими-то наигранными. Как будто, говоря эти фразы, Алексей Николаевич пытался убедить себя самого в том, что было именно так. Девочка не могла понять, по какой причине ее единственная бабушка не хотела с ней общаться, это ведь было понятно с самого начала, а Алексей Николаевич считал свою дочь какой-то глупой, если предполагал, что Катя поверит в его нежелание оставаться дома в одиночестве.
Встреча с бабушкой все же состоялась, и было заметно, что София Андреевна не была готова к этой встрече. Катя не стала делать вид, что не узнает бабушку или не замечает ее, даже несмотря на то, что женщина была в обществе двух других своих внучек. Катя подошла к Софии Андреевне и потянула ее за рукав пальто.
— Привет, бабушка.
Женщина испуганно взглянула на внучку, потом покрутила головой, как будто ища в своем окружении кого-то очень важного для себя.
— Здравствуй, Катя. Что ты тут делаешь?
— Покупаю картон, цветную бумагу и клей для трудов. А ты?
— Я здесь с Полинкой. И Ася где-то ходит.
— А Лизу не взяли? – с чувством какого-то внутреннего торжества спросила Катя, оглядываясь по сторонам и не находя капризную Лизу поблизости.
— Нет, она простыла. Извини, нам надо идти, там скоро наша очередь подойдет за юлой.
«А мне ты никогда не дарила юлы», — подумала про себя Катя, а потом решила, что это не было поводом для грусти, — «да и кукол никогда не дарила, даже в гости не звала».
Стоило Кате об этом подумать, как вдруг трехлетняя Полина протянула Кате надкусанный пирожок.
— Баба готовила. Вкусно.
Катя почувствовала обиду и зависть, два чувства, ставшие для девочки очень привычными в последнее время. Бабушка готовила пирожки для своих внучек, а Катю ни разу не пригласила в гости даже на чашку чая. Хотелось плакать, но Катя снова попыталась взять себя в руки и перебороть грусть. В конце концов, ни Полина, ни Ася, ни даже вечно хныкавшая Лиза не было виноваты в том, что бабушка решила, что старшая внучка будет лишней для нее.
— Спасибо, ешь сама, — Катя постаралась улыбнуться, а потом подняла голову и столкнулась со взглядом своей бабушки. В глазах Софии Андреевны было столько боли и сожаления, что Катя едва сдержала себя, чтобы не задать вопрос. Что было причиной такого взгляда? Может быть, бабушке стало неловко за то, что девятилетняя Катя остается на обочине их семьи? Был в жизни у девочки только отец, ни матери, ни другой бабушки и дедушек, ни братьев и сестер. Сплошное одиночество и зависть, которые подпитывали душу ребенка темными чувствами и мешали спокойно жить.
В тот вечер Катя долго лежала на своей кровати и думала о том, почему жизнь поступила с ней именно так. Почему лишила матери в таком маленьком возрасте, почему не подарила родную сестру или пусть даже брата, а еще не дала возможности поддерживать хорошие отношения с бабушкой и кузинами. Было все каким-то непонятным, как будто некая недоговоренность витала в воздухе, мешая девочке понять суть происходящего.
Грустные и тяжелые мысли девочки разогнал приход отца. Алексей Николаевич вошел в комнату дочери, присел на край постели и заглянул в лицо девочки.
— Что случилось?
Сначала Катя не хотела говорить отцу правды о том, что случайно встретила в универмаге бабушку и двоюродных сестер. Потом передумала и попыталась придать голосу невозмутимость.
— Сегодня встретила бабушку с ее внучками в магазине. Случайно.
Алексей Николаевич нахмурился, да так, что у него на лбу пролегли сразу три глубокие морщины.
— И что? Она тебе что-то сказала?
— Нет. Они покупали что-то, я даже не знаю, что именно. Просто случайно встретились с ними, а я поняла, что им вообще все равно, есть я на этой земле или нет.
Катя говорила, не глядя на отца. Она говорила все, что у нее накопилось на душе, о чем она давно молчала и не могла сказать ни слова. Слова сами выскакивали из девочки, даже вопреки ее собственной воле, а смотреть на Алексея Николаевича и видеть его реакцию казалось для Кати почти непосильным трудом.
— Я для них чужая, для бабушки Сони я совершенно посторонний человек. Просто девочка, которая обратилась к ним в торговом центре, чтобы им стало неприятно. Я не знаю, почему они ко мне так относятся, я не понимаю этого. Но я точно знаю, что ничего плохого им я не сделала.
Катя закончила свой монолог и только тогда осмелилась посмотреть на своего отца. Алексей Николаевич сидел рядом, опустив голову и не смея поднять взгляда на свою дочь. Кате стало жаль отца, но она все равно хотела понять, что же было не так, что заставило ее бабушку так к ней относиться. Ведь любила же София Андреевна и Полинку, и Асю, и противную Лизу, а ее, Катю, совсем не любила. Ни капельки не любила, даже не интересовалась тем, как ее внучка живет. А чем Катя была хуже остальных ее внучек? Да ничем! Разве что тем, о чем сама Катя понятия не имела. И почему-то обидно было не только за себя, но и за маму, и за отца, оказавшегося невольным заложником этой ситуации.
— Я не знаю, почему так происходит, — наконец вымолвив Алексей Николаевич, — наверное, потому что твоя мама умерла.
— Но разве она в этом виновата? – взахлеб перебила отца Катя и подпрыгнула на кровати. Она поняла, что в эту ночь уснуть ей скоро не удастся, потому что все мысли будут крутиться вокруг той семьи, в которую доступа для нее не было. Значит, Ася, Полинка и Лиза имели право на присутствие бабушки в их жизни, а она не имела этого права. Справедливо ли это было? Или, может быть, причина крылась в чем-то другом, о чем Катя не знала?
Отец в тот вечер долго сидел на кухне и курил. Катя слышала, как он гремит чашками, слышала шум работавшего в комнате телевизора, шаги Алексея Николаевича из кухни в комнату и обратно. Сердце у девочки обливалось кровью, ей хотелось выйти к отцу и обнять его, чтобы Алексей Николаевич не думал, что Катя винит его в том, что ее родственники демонстративно от нее отворачивались, но она не могла даже пошевелиться. Она не хотела двигаться, она просто хотела забыть обо всем, а наутро проснуться другим человеком. Снова быть девочкой, у которой были и мама, и папа. Которую любит бабушка, угощает ее пирожками. А Катя бы дружила со своими двоюродными сестрами, чего бы ей это ни стоило, даже Лизу бы она вытерпела ради того, чтобы иметь полноценную семью.
Наутро она проснулась с тяжелой головой, а вечером ее ждала в гости Наташа. Завернув подарок в красивую бумагу, Катя пошагала к Наташе в гости, хотя уже заранее знала о том, что ничего хорошего ее там не ждет.
Сидя в ванной у Наташи дома, плача и кляня судьбу за то, что она с ней так обошлась, Катя не решалась выйти к гостям. Когда в дверь затарабанили, она быстро умыла лицо холодной водой и постаралась взять себя в руки.
— Кать, ты чего там засела?
Это был голос Наташи, и Катя нерешительно протянула руку и отодвинула щеколду.
— Ты чего? – голос подруги звучал растеряно и напугано. – Ты что, плакала? Это из-за торта?
Наташа юркнула в ванную и закрыла дверь за собой. Вместе с Катей они уселись на край ванны и посмотрели друг на друга.
— У меня ничего нет, — сказала Катя, вытирая щеку, по которой снова скатилась одинокая слеза, — нет ничего. У тебя есть все, теперь еще и «тетрис» есть.
— Хочешь, я отдам его тебе? – спросила Наташа, и Кате стало еще горше от этого предложения. Тело затряслось от плача, а Наташа приобняла Катю за плечи и прижала к себе.
— Он твой, как ты мне его отдашь?
— Да не нужен он мне! Я сразу отцу говорила, что щенка хочу, а он подарил эту никчемную игрушку.
— Папа тебя любит! – с укором в голосе произнесла Катя.
— Конечно, любит! И твой тебя любит. А «тетрис» я тебе отдам на время. Все равно на твой день рождения дядя Леша тебе подарит свой собственный.
Катя непонимающе уставилась на подругу:
— Откуда ты знаешь?
— Они вместе его покупали. Специально у какого-то человека заказывали, который возит электронные игрушки к нам. Просто мой день рождения раньше, и поэтому я раньше подарок получила.
Кате стало стыдно. И как она вообще могла не подумать про своего отца хорошее? Ведь и вправду Алексей Николаевич был хорошим. Он не приводил в дом другую женщину, Катя вообще понятия не имела о том, с кем он встречается и пытается ли наладить личную жизнь. Мужчина как будто жил только для дочери, а никаких других интересов в жизни у него не было. Отец берег чувства дочери, а Катя будто бы этого не замечала.
— Я не возьму твой «тетрис», потому что это твой подарок. Пойдем есть торт.
— Я даже свечки не задувала, чтобы тебя дождаться. Давай их задуем вместе, загадаем желания и задуем. Я ведь не столько торт ждала, сколько возможность свечки задуть.
Кате стало смешно, и, взяв подругу за руку, они вместе вышли к гостям. Потом пили чай, если вкусный торт, пели песни и по очереди играли в новенький «тетрис», от которого пахло пластиком и новизной.
Алексей Николаевич пришел за Катей около десяти вечера, Елизавета Петровна наложила ему торта, угостила конфетами, а потом торжественно передала из рук в руки дочку. Кате хотелось спать, а на сердце было так спокойно и легко, что ей казалось, присядь сейчас она куда-нибудь, тут же провалится в глубокий и сладкий сон, в котором обязательно увидит что-нибудь прекрасное.
Тот день рождения у подруги очень многое изменил в жизни Кати. Она уже не обижалась на отца, стала меньше завидовать Наташе, тем более, что на ее собственный день рождения Алексей Николаевич и вправду подарил ей свою собственную электронную игрушку, а тетя Лиза испекла не менее красивый торт. Снова они вместе с Наташей задували свечи, и в этот раз Катя снова загадала желание на большую и крепкую семью.
К лету ей стало совсем легко, тем более, что училась она замечательно, а впереди были летние каникулы длиной в целое лето. Вместе с Наташей они должны были поехать на морское побережье, а Катя просто с ума сходила от путешествий. Надо было три дня ехать на поезде, вместе с мамой Наташи, и эта поездка виделась Кате настоящим праздником.
Только вот отец в последнее время стал каким-то другим. Алексей Николаевич часто хмурился, стал очень много курить, а еще периодически просил Елизавету Петровну взять к себе с ночевкой Катю. Конечно, девочка не возражала, тем более, даже любила ночевать дома у Наташи, но вот поведение папы ей не нравилось от слова «совсем».
А потом она поняла, что у отца кто-то есть. Нашла женский шарфик в прихожей, который случайно завалился за трюмо, потом увидела губную помаду в ванной. Стало понятным, что у папы кто-то оставался в те дни, пока сама Катя ночевала у подруги. Поговорить с отцом хотелось, но было страшно, и поэтому девочка делала вид, что ничего не замечала.
— Ты купила новую надувную игрушку, чтобы плавать? – спросила у Кати Наташа, когда до отъезда оставалось около недели.
— Нет, не купила. Папа должен был купить, но мне кажется, что ему не до игрушек сейчас.
— Почему ты так решила? – в голосе Наташи звучало нескрываемое любопытство.
— Я пару вещей дома находила, женских.
— Ого! Ну а что в этом плохого? Дядя Леша – хороший человек, пусть будет счастлив. Ты же хочешь, чтобы твой папа был счастлив?
— Хочу, — тихо ответила Катя, — но мне страшно. А вдруг она плохая? Вдруг не будет меня любить?
— Главное, чтобы она папу твоего любила, а не тебя.
Катя промолчала и поежилась. Все равно было как-то не по себе. А потом, возвращаясь вечером домой, Катя увидела в окне кухни женский силуэт. Он приблизился к холодильнику, что-то там поискал, а потом закрыл его дверцу и отошел. Сердце у девочки заколотилось с бешеной скоростью, и она оставалась вдалеке, чтобы выходившая из подъезда женщина ее не увидела. На улице в это время было уже темно, и Кате с трудом удалось различить женскую фигуру в темноте. Она видела отца, стоявшего на балконе и смотрящего вслед уходившей женщине. Хотелось плакать, но Катя вдруг поняла, что слез нет. Может быть, Наташа была права в том, что ее отец заслуживал счастья, и имел на него полное право.
Весь свой двухнедельный отдых у моря Катя провела в раздумьях. Конечно, она хотела веселиться, радоваться и морю, и солнцу, но мысли об отце и той загадочной его гостье просто не давали девочке покоя. Периодически она ловила на себе взгляд тети Лизы, которая внимательно за ней наблюдала, и тогда Катя старалась придать лицу радостное выражение, чтобы Елизавета Петровна не подумала ничего лишнего.
Возвращаться домой было одновременно и боязно, и жутко интересно. Алексей Николаевич встречал дочку на перроне, рядом стоял и Глеб Дмитриевич. Оба с букетами цветов, и невозможно было сдержать улыбки, глядя на этих двух взрослых мужчин, встречавших своих дорогих дам.
— Папа, как ты тут без меня? – спросила Катя, когда они вместе ехали в автобусе в сторону дома. – Скучал или весело время проводил?
Тень скользнула по лицу Алексея Николаевича, но он тут же натянул на лицо улыбку:
— Скучал, конечно! И очень много работал.
Вместе они подходили к дому, держась за руки, как вдруг отец остановился и присел напротив Кати на корточки.
— Дочка, нам надо поговорить.
«Началось!» — мелькнула мысль в голове у Кати, но она тут же собранно взглянула в лицо отца.
— Говори, папа. Дома кто-то есть?
— Есть. Откуда ты знаешь?
Лицо Алексея Николаевича вытянулось от изумления.
— Я догадывалась. Нашла пару раз женские вещи, видела ее силуэт.
— Видела? — Алексей Николаевич совсем растерялся, а потом подошел к скамейке рядом с подъездом, уселся на нее, а возле себя поставил Катину сумку.
— Папа, ты счастлив? – спросила у него подошедшая к отцу дочь и с беспокойством заглянула ему в лицо.
— Я счастлив, конечно! – он обнял Катю, крепко прижал к себе.
— Не из-за меня, — Катя улыбнулась, — из-за этой тети.
— Это не тетя. Не совсем.
Теперь Катя недоумевающе посмотрела на Алексея Николаевича. Что значит – не тетя? Ну не дядя же!
— Я не понимаю, о чем ты, — тихонько сказала девочка, а в душу начали прокрадываться сомнения.
Отец взял Катю за руку и вместе они вошли в подъезд. Поднялись на четвертый этаж, позвонили в дверь. Пока женщина, находившаяся в квартире, шла открывать дверь, Катя с ума сходила от волнения. Ее сердце бешено колотилось в груди, ноги подкашивались, а рука вспотела от переживаний.
— Здравствуйте, дорогие, — голос женщины прозвучал раньше, чем Катя увидела ее. Увидела и замерла, потому что не могла поверить в увиденное. Может быть, ей все это снилось? Может быть, это был просто обман зрения? Перед ней стояла Елена Александровна, ее родная мать, которая, по словам отца, умерла больше семи лет назад.
Катя вырвала свою руку из руки отца и помчалась вниз. Алексей Николаевич бросился за ней, но не поспевал. Катя бежала вперед, не оборачиваясь, только слышала тяжелое дыхание отца. В конце концов, он устал и остановился, а она еще около четверти часа неслась, куда глаза глядят. Плакала, слезы застилали ей глаза, но назад она не собиралась ни в коем случае. Добежала до дома бабушки Сони, взбежала на второй этаж, начала тарабанить в дверь.
— О, господи! – София Андреевна с ужасом смотрела на взмокшую и запыхавшуюся внучку. За ее спиной стояла Лиза, лицо которой было надменно вытянутым.
— Мама! Там мама! – кричала Катя, а потом облокотилась о стену и разрыдалась.
— Пройди в квартиру, не стой в коридоре, — сказала бабушка и потянула Катю за руку.
Они вместе сели на кухне, дверь бабушка плотно прикрыла. Протянула Кате стакан с компотом, пирожок, от запаха которого закружилась голова. Катя впилась в него зубами, а потом жадно принялась пить компот.
— Лена вернулась, выходит, — задумчиво проговорила София Андреевна, и Кате не до конца было ясно, были ли слова бабушки вопросом или просто комментарием.
— Мама дома, я видела своими глазами. Почему вы сказали мне, что она умерла? Вы врали мне, да?
— Понимаешь, внучка, у нас просто не было выхода. Говорить во всеуслышанье о том, что сделала Лена, было страшно и неприлично.
Катя отложила покусанный пирожок, а потом посмотрела на бабушку. Впервые бабушка Соня назвала ее «внучкой», а обычно звала по имени. Сейчас София Андреевна смотрела на Катю с нежностью, а раньше в ее взгляде была только строгость.
Через несколько минут Катя уже знала всю историю. О том, как Алексей Николаевич влюбился в молодую соседку, как ухаживал за ней, добиваясь расположения, а молодая и дерзкая Лена была влюблена в друга своего отца. Мужчина был женат, у него была семья и дети, а семнадцатилетняя девчонка преследовала его, не давала прохода и все время клялась в любви. Мужчина хотел бы уехать со своей семьей в другой город, чтобы избежать преследований молодой поклонницы, но не мог, потому что тут были пожилые и нуждавшиеся в помощи родители, хорошая работа и дом.
— Оставь меня в покое! – просил он у Лены, но она падала на колени, хватала его за руки, умоляла о любви и понимании.
— Я не оставлю тебя ни при каких обстоятельствах! Будешь моим, хочешь ты этого или нет!
И Лена продолжала свои преследования, как будто она сошла с ума от страсти к уже немолодому и несвободному мужчине. А Алексей хотел быть с ней, уговорил ее создать семью, у них родилась дочь. Это не помешало чувствам девушки ко взрослому мужчине расти день ото дня. Даже рождение дочки не помешало ее любить другого, это уже было похоже на манию.
А потом заболела мать Алексея Николаевича, и он был вынужден перевезти ее к ним в дом. Елена Александровна была недовольна этим фактом, потому что она не хотела видеть в доме посторонних.
— Она нам квартиру загадит! – кричала женщина, топая ногами. Алексей Николаевич устало смотрел на недовольную жену, но не имел другого выхода. Мать была парализована, она нуждалась в уходе, а отдать ее на попечение чужим людям он не мог.
Елена Александровна металась между семьей и любимым мужчиной. Пять лет было потрачено ею впустую, а тот мужчина так и не оценил ее попыток быть с ним. В конце концов, она сама сделала все за него. Подлила ему в чай успокоительное, под видом примирительного разговора затащила его в постель, добилась того, чего хотела. А потом поняла, что ей это не нужно. Алексей Николаевич увидел свою жену в постели с другим, попросил уйти. Семья мужчины тоже была разрушена, а он не понимал до конца, как так получилось, что он против своей воли оказался в постели с той, которой отказывал много лет.
Конечно, не все в таких ярких красках про интимную жизнь матери рассказывала бабушка Соня своей внучке. Многое она упускала, но главное смогла донести – мать Кати ушла от мужа, потому что не любила его, а ребенка вообще не хотела, а родила, потому что «так получилось».
— Мама ушла, а папа сказал, что она умерла, — сделала свой вывод Катя, глядя на духовой шкаф, в котором поспевала очередная порция бабушкиных пирожков.
— Алексею так было проще. Лучше думать, что жена умерла, чем предала его с другим, а потом собрала свои вещи и сбежала. Он просто не думал о том, что Лена вернется.
— Зачем же она вернулась? – спросила Катя у бабушки, но София Андреевна лишь пожала плечами.
— Я видела ее впервые только несколько дней назад. Никогда я не поддерживала ее чувств к Борису, который был лучшим другом ее отца. А она любила, носилась с этими чувствами, как курица с яйцом. Верила в то, что мужчина, который был вдвое старшее нее, разглядит в ней не просто девчонку, а женщину. Мы никогда не находили с ней понимания, было проще вообще не общаться. Я думаю, что вернулась она, потому что многое переосмыслила. И уверена, что это возвращение случилось не просто так, а спустя несколько месяцев или лет ее попыток вернуться к Алексею.
— Я не знаю, что мне делать, — сказала Катя, — я не хочу возвращаться домой.
София Андреевна протянула руку и погладила внучку по голове. Впервые за многие годы бабушка проявила к Кате заботу и участие.
— Оставайся у меня. Я позвоню твоему отцу и все ему объясню.
Впервые Катя ночевала у бабушки. Они долго играли в лото, пили чай и ели пирожки, а Лиза оказалась не такой противной, какой раньше казалась своей двоюродной сестре. Засыпая у бабушки дома, Катя понимала, что в ее жизни случились перемены, и пока она не была уверена в том, что эти перемены были исключительно плохими.
Утром девочка поняла, что готова вернуться домой. Бабушка ее не гнала, напротив, предложила пойти к ней самой и забрать ее вещи, чтобы Катя могла несколько дней побыть у нее.
— Нет, я пойду домой, — твердо ответила Катя и обняла бабушку Соню, — спасибо за все. Я теперь буду все время к тебе приходить.
— Обязательно! – бабушка улыбнулась и протянула внучке сверток с выпечкой. – Я буду всегда рада тебя видеть. Прости меня, что столько лет было упущено, я просто стыдилась взглянуть тебе в глаза и признаться в том, что моя дочь оказалась слабачкой. Наверное, в таком поведении Лены была и моя вина.
Катя улыбнулась бабушке:
— Ты ни в чем не виновата.
Подходя к дому родителей, Катя затаила дыхание. Отец стоял на балконе, курил и смотрел вниз. Увидев дочь, он замахал ей рукой, а через минуту уже выходил из подъезда. Крепко обнял Катю, прижал к себе.
— Ты должна понять. Понять и простить. И меня, и маму, потому что мы осознали свои ошибки, а еще надеемся на то, что ты нас простишь.
— Я постараюсь, — отозвалась Катя, а потом ощутила нечто вроде облегчения. Она смогла перебороть в себе зависть к Наташе, а потом поняла, что ей стало легче жить без этой зависти. Она смогла сблизиться с бабушкой, и снова поняла, что лучше было быть рядом с ней, чем делать вид, что не знакомы. Наверняка, Кате хватит смелости и сил, чтобы простить мать и принять ее в свою жизнь. По крайней мере, она очень сильно постарается.
Автор: Юлия Б.