Клавдия Щукина вошла в дом, поглядела на дочь и произнесла обиженно:
— Танька, вставай скорее, одевайся, пойдем отца искать.
— А что его искать, он сам придет, — удивилась девочка-подросток, кудрявая и курносая, вся в мать.
Клавдия покачала головой и всхлипнула:
— Тебе лишь бы лежать! А у меня тут беда случилась, вставай говорю, накинь кофту и пошли! Пока ты без отца не осталась!
— Да что случилось, скажи, мам! — спрыгнув с кровати и отбросив журнальчик в сторону, огрызнулась Таня. — Иду. С ума сходите…
…Поздним вечером все небо черно, не видать звездочек, лишь местами подсвечивают дорогу редкие фонари. Таня шла рядом с матерью и вздыхала: все люди уже спать легли, отдыхают себе дома, у телевизоров, а они вот идут, куда идут? Не выдержала и подала голос:
— Мам, тебе чего неймется? Папка же сказал, что с дядей Петей на рыбалке будет. И с ночевой останется.
— Угу, — всхлипнула мать, Клава. — С ночевой он там останется. Знаем-знаем. Мне Танечка, сегодня же глаза открыли, и я знаю куда идти. Точнее, к кому. К Комарихе!
Комарова Ира, одинокая немолодая женщина, жила в махонькой избушке на краю деревни. Танюша ее знала: невзрачная эта Комариха, унылая, угрюмая, никто из деревенских с ней не водится. Аккурат возле ее дома и остановились мать с дочкой.
— Стой тут. Хотя нет, пошли, — дернув дочку за рукав кофты, скомандовала Клавдия.
Дочка Таня искоса глядела на чужой дом, к которому тащила мать, сбавляла шаг и упиралась. Мать встала у двери в сени, тихонько дернула, дверь хлопнула но не открылась: крючок лязгнул. Тогда Клавдия просунула в дверную щель палочку, крючок откинулся и дверь открылась.
Дальше Таня не пошла, осталась на крыльце стоять. Но всё, что происходило далее, услышала.
— Я так и знала, Коля, вот на какой рыбалке ты, нашел дуру, — заголосила мать. Мать выбежала рыдая обратно на крыльцо, за Таней, схватила ее за шиворот как кутенка и потащила за собой:
— Вот дочка, полюбуйся, на папашу своего!
Там, в избе тётки Комаровой, в кухне стол накрыт, за ним отец сидит, и Комариха.
***
…Рыдала и ругалась, проклиная на чем свет стоит, Клавдия супруга целых два дня. И вещи собрала его, в маленький чемодан, чемодан демонстративно выбросила за ворота, размахнувшись, да с крыльца…
— Ой, доченька, — ревела мать после. — Вот видишь, мужики они какие! Ведь все для него, тебя ему родила, а он что волк, в лес смотрит!
Татьяна молчала и кусала губы, поглядывая на мать. И в то же время волновалась и в окно косилась, высматривая в нем отца. Тот стоял у ворот, у чемодана собранного, но не уходил, да и куда ему?
— А знаешь что? Сама иди, а тут мой дом тожа! — в сердцах выдал отец и в сарай пошел.
«Вот молодец, папка», — раздумывала Таня. И вечерком носила в тот сарай еду и снедь, отца кормить.
Вот еще, чужой тетке отдавать папку.
Он им самим еще ох как пригодится!
Когда мать, напившаяся успокоительных капель, притихла и уснула, Татьяна накинула на плечи шаль и вышла из дома, поговорить с отцом.
— Да ты что, папка, как не стыдно, к чужой тете ходить пить?
Отец вздыхал. И хорошо, темно было, в сарайчике света не было, Татьяне не довелось увидеть его бесстыжих глаз.
— Да понимаешь, дочка… Я мать люблю. Комариха эта, сама уговорила посидеть с ней. Только посидеть, понимашь, доча. Она ж баба одинокая, ей даже поговорить не с кем, прямо жалко ее.
— А мне мать жалко, — надув губы, заявила Таня. — Ты прекращай это, иначе обижусь и никогда не прощу.
…Но разве ж можно остановить запущенный маховик на ходу? Татьяна проследила за отцом пару дней и легко выявила, что ходит он, каждый вечер ходит к Комаровой. Возвращаясь, натыкаясь на дочь, Николай оправдывался взахлеб:
— Сходил вот, поддержал бабенку. Ей так плохо! Ее же первый муж бросил, удрал подлец, от второго она сама сбежала.
***
Клавдия постучала в дверь и вошла:
— Здравствуй, Ира.
Ира — это имя было, «Комарихи» — Комаровой.
— Ну что ж ты смотришь как на врага, — выдавила из себя угрюмую улыбку Клавдия. — Да ты не бойся, я к тебе пришла с миром. Даже вот, смотри, пирог тебе принесла. Мясной, какой мой Николай любит (ему и скормишь).
Под пристальным и недоверчивым взглядом хозяйки дома, Клавдия прошла в кухню и поставила пирог на стол. Мандраж уняла свой и к сопернице повернулась с улыбкой:
— Мне Коленька про тебя столько всего рассказывал.
Комарова Комариха-Ира нахмурилась:
— А что рассказывал то?
— Дак всякое. Что тебя первый муж бросил, а от второго ты сама ушла. Точнее, босиком бежала ночью, в чем была… Как никто в деревне общаться с тобой не хочет, а ты устала от одиночества… Да все он мне рассказывал. А как рассказал, так мне тебя жалко стало. Так что не бойся ты, не буду драться.
Про драку Клавдия не просто так упомянула, был конфликт позавчера: немного погоняла Ирку. Но это нервы всё, с кем не бывает.
Соперница Ирина поглядела хмуро, отвернулась, а Клавдия улыбнулась и спокойно подошла к плите, там чайником громыхнула.
— Полный. Полный, говорю, и горячий чайник то. Значит ждала кого-то. Тебе одной куда так много кипятка?
— А может посуду мыть!
— Да где же посуда то? У тебя вон чисто.
Клавдия вовсе почувствовала себя вдруг вольготно, в доме соперницы, заглянула под вышитое полотенце, на столе.
— Блинчики. Ты молодец, тоненькие они у тебя, в дырочку. Прямо как мой Коля любит. Ой что это я? Наш Коля любит! Наш!
Ирина Комарова, натянутая как струна, вдруг выбежала из избы.
— Ира!
Клавдия усмехнулась и налив себе чай в кружку, пошла к столу, там села и неспешно отпила чай.
Комариха вернулась в избу и запахло куревом:
— А ты чего пришла то?
— А дружить с тобой хочу, — спокойно заявила гостья. — Я вот подумала, раз ты есть и к тебе Коля ходит, то рано или поздно насовсем уйдет.
Так я ж не против. Мне что, у меня все есть: работа, дом, дочь скоро вырастет. Я счастья женское ощутила, пора и честь знать… Поделиться, так сказать, с обездоленными.
***
Татьяна зачиталась книгой и не сразу заметила, что мать мечется по дому, что-то в шкафах ищет.
— Что ищешь, мам?
— Да ничего, доча.
Врешь, Таню не обманешь, почувствовала своим детским сердечком девочка, что мать вне себя. И увидела, как мать достала из шкафа комплект постельного белья, нераспечатанного, запрятала его в пакет, туда же трусы, носки новые, мужские, и тельняшки…
— Мама!
— Читай, читай доча! — шуршит пакетом мать, сам в сердцах, всё утрамбовывает. А как побежала вон из дома со всех ног, Таня покачала головой и посмотрела вслед из окна.
Маршрут мамкин, стало быть, к Комарихе конечно. Каждый день к ней шастает, к своей разлучнице. Только вот что задумала, интересно знать…
А через день всё ясно стало, когда мать выгонять начала из дома папку.
— Уходи, говорю! — выбрасывала прямо из открытого окна снова, тот несчастный чемодан, мама. — Я тебе вон даже, Коленька, приданного собрала, унесла твоей «молодайке»! Во всем чистом, на всем новом с ней будешь спать!
Николай стоически возмущался:
— Еще чего, никуда со свово дома не пойду! И не болтай всякого при ребенке!
— Да иди уже, иди, живи у Ирки Комаровой, развел посмешище, перед людьми стыдно!
— Да не смогу я, оспидя! — распинался под окном отец. Фуражку с головы сдёрнул, в кулак зажал, кулачком себе в грудь бьёт, сердешный:
— Я с вами хочу жить, вы ж моя семья!
— А теперь Ирка будет! А может даже и родит тебе, какие твои годы!
Николай чуть не расплакался:
— Она меня ненавидит! Ты ей зачем наговорила всякого, теперь думает, я болтун!
— А ты кто, не болтун разве, чего ты ей наобещал!
— Я ей не нужен! Она вон деньги из кармана умыкнула, всю получку!
Клавдия резко замолчала и из дома вышла, встала возле мужа.
— Как так, умыкнула? Еще ж даже не жена, распоряжаться чтоба…
Николай лицо скуксил. Таня давно уже позабыла про свою книгу и с интересом ждала, чем спор закончится. Она подошла к открытому окну и молча посмотрела на отца, потом на мать, та спохватилась:
— А ты чего тут стоишь, на-ко вот, бери сумку, мой кошелек, да в магазин дуй, хлеба купи.
— Зачем, мама, ты каравай испекла.
— Иди в магазин, говорю! — мать ногой топнула и Танечка рассердилась.
— Да ну вас!
***
…Таня в магазине нарочно долго пробыла, слонялась у витрин, чтобы домой не идти: пусть поговорят родители с глазу на глаз, может и решат чего. А когда домой вернулась, поняла, что все хорошо.
И лучше быть не может: отец чинил свою рыбацкую сеть, растянув ее по всей комнате, мать в кухне пекла блины, в дырочку.
Танюшка пошла помогать отцу, а перед сном, копошась в своей постели, услышала разговор родителей через стенку.
— Она меня совсем не кормила, у ей только чай швыркал, — жаловался Николай жене. — Говорила, чтоб приходил сытым. А ты ж понимаешь что я привык хорошо кушать.
— Ох ты бедненький, не повезло с любовницей, — насмешливо протянула мать. — Ленивая, готовить не умеет, еще и в карманах шарится. Что делать будешь, милый? Может мне к Ире ходить, готовить, а?
— Опять ты издеваешься. А я ж тебе объясняю, дуре… Что по-глупости ею увлекся, да только лучше тебя никого нету.
— Дура значит, — поменялся голос матери. — Это я дура. А Ирка наверное умная, вот и иди к ней, чего лежишь!
Танюша повернулась в постели и вздохнула:
— Опять ругаются. Эх, папка, ну зачем тебе эта теть Ира? Сам на нее жалуешься, зачем ходишь?
…Долго еще Клавдия припоминала мужу обиды, но тот больше ни шагу из дома. И вот уже забылась его мимолетная интрижка, снова мать с отцом вместе, Танечка счастлива, ей купили билет в летний лагерь на море.
***
Из лагеря Танюша вернулась полной эмоций. И не сразу поняла, что в семье снова что-то стряслось.
Причину она поняла позже, когда увидела что к ним за молоком ходит Ира. Та самая, Комарова. Тяжело ходит, живот у ней. Даже Татьяне понятно, что тетка беременна.
— Мама! — делает круглые глаза Таня, когда Комариха уходит с банкой молока. — Она что, ждет ляльку? Это что значит, от нашего папки?!
И видит Таня, что мать прячет глаза:
— Танюшка. У тебя будет братик. Ну вот так. Ну а что поделать, зайка.
— Какой еще братик?! — злится Таня.
И видит, что матери тоже больно, та переживает бурю внутри себя.
Предатель! Папка — предатель! Ест еду которую мы с мамой готовим, спит в нашем доме, а сам… Никогда не прощу!
Татьяна вступает сейчас в подростковый возраст. И вещи, которые еще год назад приняла бы, и смогла понять, вдруг становятся чудовищными!
И видит Щукин, что дочка отстраняться стала. Отказывается садиться за один стол с отцом, не хочет слушать, огрызается.
***
Знает Таня, что у нее «братик» появился на свет, назвали Лёвой.
И теперь уже мать сама носит молоко к собственной сопернице, едва не разрушившей ее брак тогда.
А папаша… Таня с презрением отворачивается, не в силах смотреть на его довольную морду. Довольную! Таня сама слышала как он хвалился пьяный, своему соседу, что у него сын родился! И да, он напился как свинья, когда «сын родился».
Татьяна смотрит на отца и мать и не понимает, как так можно, жить в одном доме и делать вид, что все хорошо.
***
Мать иногда приводит Лёву прямо домой. И водится с ним, потому что «теть Ира» уехала по делам.
Леве уже три года, он все в доме сносит, Татьяна знает, что пацан озорной и нужно прятать все, что лежит на поверхностях, особенно косметику.
Уже испортил ее помаду и духи выбрызгал, за что отхватил тумаков от «сестры Тани».
Но более всего Тане неприятно, что папаша (теперь он не папочка, он — папаша!) рад сыну, сюсюкается с ним непрестанно.
— Танюш, побудь с Левой, пожалуйста, — просит мать.
Татьяна занята: она постиранные вещи во дворе развешивает. Огрызается:
— Не видишь, я занята?!
— Не шипи так, дочка… Там машина приехала, продают фрукты, я сбегаю куплю, вам же! Он рядышком во дворе побегает, а ты присмотри одним глазом… Ну? Танечка.
— Ладно иди, — говорит Таня.
И занимается дальше, своими делами, намеренно не глядя за малышом.
…Она чайник поставила, сидя дома, не спеша чай попила. А когда вышла во двор, не увидела мальчика.
— Эй, Лёва. Где ты там? А ну вылезай.
Татьяна смотрит недовольным взглядом. Осматривается. Замечает калитку, которая ведет в огород. Идет туда, видит что вторая калитка открыта. Которая прямиком в лес ведет.
— Лёва?
Еще пять минут прошло, а она уже бегает прямо в резиновых тапках по лесной развилке и кричит что есть сил: «Лёва, Лё-ооова!»
И вдруг страх леденящий ползет по позвоночнику девочки, к горлу подступают рыдания.
«Что я маме скажу теперь? Да и ладно, мама… А вдруг с Лёвкой случится что?! Ой я глупая, он же маленький!»
Казалось, целая вечность прошла, она обежала все места, которые знала. Далее не совалась, там и заблудиться можно, возвращалась домой уставшая, с невыносимой тяжестью на душе.
А когда во двор зашла, услышала голос матери:
— Татьянка, а ты где была? Мы с Левкой тебя потеряли.
С Левкой… Потеряли…
Левка вышел, держась за край юбки мамкиной. Он ел огромное красное яблоко.
Никогда еще Таня так не радовалась, как этому чужому, ненавистному ребенку.
— Представляешь, — смеялась мама, — Стою я там, фрукты у машины выбираю, вижу, он бежит, оре-ё-ёт, меня потерял! Ах, Левка, привык ко мне, да? Ну разве не чудо, Тань? Эх, Тань, — говорит Клавдия, — Я б смогла, сама такого же родила. Мальчика, тебе братика. Или сестренку.
Татьяна все еще приходит в себя после беготни в лесу. Вздыхает:
— А чего не родила, мам? Еще не поздно ж.
— Нет, Танюш. Я когда тебя родила… В-общем, врачи сказали, что больше детей у меня не будет. А твой папка так о сыне мечтал.
Снова Таню задевают за живое слова матери:
— Так мечтал, что на стороне сына сделал! Одной меня ему мало стало!
Меняется выражение лица матери, она смотрит на дочь осуждающе:
— Не ругайся, дочь. Ну что теперь, так жизнь повернула… Я тоже не мечтала о таком счастье, ребенка от соперницы нянчить. Но Левка же ни в чем не виноват… И потом, он не чужой нам, он твой брат!
И папка твой больше в сторону Ирины не смотрит. Он мне поклялся, что не повторится! И очень сильно переживает, что ты зла на него. Но что хорошего злиться, Танюш, если все случилось давно, а? Ну перестань уже, дочка злиться.
Я до сих пор не простила Ирку. Но вижу что ей тяжелей чем нам. Когда она узнала что беременна, то собиралась избавляться от беременности. Это я ее попросила рожать. Обещала что помогу чем смогу. Пойми, дочь… Предательство любимого мужчины очень тяжело принять. Я жить не хотела после того как узнала что он там, с Ирой… Но жизнь-собака, она такая. Повернет так, как ей заблагорассудится.
Для меня Левка — ребенок моего мужа. Муж рад ему, а я… Тоже рада. Не смогла родить я, родила другая. А для Иры Левка — это вся ее жизнь, вселенная.
— Мама, это все красивые слова. Благородные. Но как ты заговоришь, когда Ирина на алименты вдруг подаст?
— Откуда ты такие слова знаешь, дочка, — растерянно смотрела на Татьяну Клавдия. — Да даже если и на алименты подаст, это ее право… Мы не обеднеем если что.
— Хорошо, мам, — кивает головой Таня. — Я согласна с тобой в некоторых моментах. Левка вправду не виноват что родился таким образом. И он мой брат, которого я… Хотела. Но все-равно все не так, мам.
Клавдия обняла дочку:
— Я знаю, Тань. Но оттого что мы злимся, ничего не изменится.
***
Вечером приходит с работы отец, приезжает Ирина Комарова, приходит за сыном.
Ира подарок привезла для Тани. Сумочку.
К удивлению, Татьяна принимает подарок и предлагает вслух:
— Теть Ир, я пирожков напекла. С собой возьмите, Лёвке они очень нравятся. Давайте я вас до дома провожу.
Ирина смущена и лепечет:
— Ой спасибо Тань… Век тебе буду благодарна, что Лёвку моего… (Отчего то слезы вытирает).
— Да ладно вам, я ж по-свойски, — улыбается Таня. — Пойдем братик.
Она берет братишку за руку и ведет к воротам, разговаривая с ним. Лева радостно ей отвечает.
А чета Щукиных стоит у ворот, смотрят вслед и переглядываются:
— Оттаяла наконец-то наша Танюша, кажется. Ну и ладно, ну и хорошо значит…