Манька захотела замуж как-то резко. Так-то привыкла она над парнями смеяться да издеваться, высмеивая их. Парни-то, конечно, обижались и за норовистой девицей больше не ухлёстывали, находя себе более спокойных подружек. Маня оглянуться не успела, как осталась одна. Никто замуж её с таким характером брать не желал. Да и она особо не рвалась — во всяком женихе отчаянном видела она только отрицательные стороны, и всё идеального своего хотела встретить.
А когда желание совсем уж сильным стало, так и кандидатов совсем не оказалось рядом. Все подружки давно уже детей растили, да семейные очаги хранили, а она одна, как неприкаянная. Начала Маня завидовать соседям — прямо помешалась баба! Похудела, осунулась, злобно на односельчан поглядывает, нет у неё удовлетворённости, что присуща бабам замужним!
А ведь родители твердили ей, чтобы хвостом не крутила, а шла за хорошего парня! А вот не хотела Маня. А как захотела, так либо за вдовца-пьяницу идти, либо за угрюмого лесника, который совсем не ласковый, да и жену бывшую, говорят, знатно поколачивал! Смотрит Маня на мужиков чужих и завидует — какие они все сытые, опрятные, да работящие! Любо-дорого на таких смотреть! Жены же, завидев такой интерес от Мани, начали за мужьями только зорче приглядывать.
А Маня возьми и влюбись в одного из них, в Славяна — русого красавца, у которого уже четверо детишек было. Славян жену обожал, всем на зависть её на руках носил, а тут Маня решила промеж ними влезть. Жили они по соседству, вот и стала она чужого мужика к себе зазывать, мол помоги забор починить или крылечко подправить. А ведь в деревне так устроено, что ближнему помогать надо, вот Славян без задней мысли и помогал. А от предостережений супруги только отмахивался — чего только эти женщины себе не напридумывают! И всё над женой и её тревогами беззлобно посмеивался. А однажды попросила его Маня глянуть печь, а как только он в дом зашёл, так накинулась она на него, целовать, да обнимать стала. Славян обалдел от такой наглости и растерялся от напора, но потом очухался, и решительно её от себя отстранил. Поморщился и наказал ей больше к нему не обращаться и глупостей не творить. Маня словно изнутри от этих слов взорвалась! Разревелась, оттолкнула чужого мужчину со своего пути, да бросилась прочь из дома, ничего не видя перед собой!
Очнулась она в поле, в стогу сена. Она так в детстве делала, ежели на родителей обижалась: убегала в поле, да пряталась в стогу. Сено словно слёзы её впитывало, давало продохнуть и в себя прийти. Как-то спокойно и уютно, и совсем не колется. Маня сама не знала, сколько так в стогу пролежала, коря себя за капризы ранние, да придирчивость к мужчинам. Вон, обезумела настолько, что к чужому мужу полезла! Было Мане ужасно стыдно за своё поведение.
Между тем темнеть уже начало, и она поднялась на ноги. Подумала немного, стог с сеном рассматривая, поджала губы, да домой направилась.
Появилась у неё идея одна. Ведь коль жениха желанного живого нет, то сделает она себе его сама! Так хоть на душе легче станет!
Жаль, что родителей давно в живых нет, как бы советы их помогли!
И, конечно, извинилась Маня перед Славяном, а тот ничего жене рассказывать не стал.
Маня принялась за дело. Сшила рубаху и штаны, насобирала соломы. Да смастерила себе эдакое чучело из соломы! Нарядила его в одежду, что сшила, на том месте, где должно было лицо быть, нарисовала улыбающийся рот, нос, да глаза, вот правда один чуть больше другого вышел.
И начала Маня с соломенным человеком жить. И вот полегчало ей на душе! Перестала она злобится, понимая, что причина-то в ней, а не в соседях. Улыбаться начала, за домом ухаживать, да двор в чистоте держать. Приятно ей стараться для хозяина, пусть и соломенного! Маня никому об этом не рассказывает — ещё за сумасшедшую примут, но никого в гости не зовёт. А если и приходит кто, то накрывает стол на улице, под раскидистой яблонькой, где можно почаёвничать, да посудачить.
Готовить Маня тоже больше стала, всегда как есть садится — ставит тарелку перед соломенным хозяином! А как трапезу завершит — убирает всё, а потом несёт еду поросятам — не пропадать же добру.
Однажды наварила она наваристых щей. Запах стоял такой, что Маня сама обливалась слюной от предвкушения! Взяла тарелку побольше, налила туда первую порцию, да поставила её перед хозяином, рядом положила ложку, да ломоть хлеба. Себе — поменьше, и принялась за еду, рассматривая чучело.
А оно возьми и шевельнись! Маня онемела от неожиданности, глаза вытаращила, не могла поверить глазам своим! А чучело взяло в соломенную культяпку ложку, да принялось её щи хлебать! А они горячие, пар так и поднимается над столом. Пришлось Мане несколько раз мигнуть, а потом увидела она, что напротив сидит мужчина и трескает щи так, что за ушами пищит! А как доел — вылизал тарелку, да добавки попросил! А после сытной еды встал, поблагодарил хозяюшку, да вышел во двор, где весело насвистывая начал делами домашними заниматься.
Маня поначалу, конечно, дивилась сильно. Мужчина назывался её мужем Иваном и громогласно смеялся на её бестолковые вопросы. Он был высокий, широкоплечий, как та кукла, с веснушчатым добродушным лицом, вот только глаз у него был один больше другого, а волосы цвета сена.
И как-то так получилось, что соседи ничего не спросили, а Маня и не стала никому рассказывать, как у неё муж появился. А со временем сама над собой смеялась — вот ведь, привиделось ей! А с Иваном любимым они просто в поле познакомились вот и всё. Ведь был он самым обычным, и Маню крепко полюбил, впрочем, как и она его.
Иногда только Иван подолгу в поле пропадал. Говорил, что в соседнюю деревню ходил, к родне, хотя и знала Маня, что за полем, за лесом не было никакой деревни. Но вопросов не задавала, тем более, что первенца ждала уже.
Вот так Мане повезло, смогла справиться она со своим недовольством.