— Колесникова! – голос классной раздался за спиной, и Настя тихонько чертыхнулась. Попалась!
— Здрасьте, Галина Ивановна! – она повернулась к учительнице и опустила глаза. Это было отработанным приемом. Немножко виноватый вид, глаза в пол, Галина Ивановна смягчится и уже не будет так ругать. Ссориться с ней Насте никак нельзя. Скоро конец года, а ей нужен более-менее приличный аттестат. Высшее образование, конечно, не светит, но хоть колледж, если получится…
— Опять опаздываешь?
— Извините, Галина Ивановна, проспала.
— Горе ты мое, луковое! – классная покачала головой. Конечно, она знала, почему Настя опаздывает. И почему говорить об этом не любит, тоже знала. Сложная ситуация у девочки и помочь нечем. Если вмешаться, только хуже будет. Заберут детей, а потом кори себя, что влезла. – Иди! И скажи Ольге Петровне, что я тебя задержала. Она и так уже приходила. Жалуется на тебя.
— Почему? – Настя на секунду вскинула глаза, но тут же спохватилась.
— Во-первых, что опаздываешь на ее уроки постоянно. Настена, это же правда. – Галина Ивановна махнула рукой, останавливая возражения Насти. – А во-вторых, что ты там в сочинении понаписала? Ольга Петровна чуть не плакала. Говорит, что вас такому не учила.
— Да просто как думала, так и написала.
— Настена, ты пойми. Не всегда можно и нужно говорить все, что думаешь. Не все поймут. Нужно правильно выбирать место и время. Иногда нужно просто сказать то, что от тебя хотят услышать. Не усложняй сейчас, прошу тебя. Я очень хочу, чтобы у тебя был приличный аттестат и все для этого сделаю. Не мешай только мне, хорошо? Я знаю, что ты девочка умная и все поймешь правильно.
— Спасибо…
— Обращайтесь! Беги! А то будут нам опять бедствия с последствиями.
Глядя вслед бегущей по коридору Насте, Галина Ивановна вздохнула. В таком возрасте и столько всего навалилось. И никто не спрашивал, хочет ли Настена раньше времени взрослой становиться… Сначала отец ушел, завел другую семью, совершенно забыв о том, что у него уже есть двое детей. Брату Насти тогда было всего два года, а самой Настене едва исполнилось тринадцать. И так возраст сложный, а тут еще такое. Мать не выдержала, сорвалась, начала уходить из дома. Компании, гулянки, непонятные исчезновения. Могла не появляться дома неделями. Настя и маленький Ваня оставались с бабушкой. Точнее, прабабушкой. Катерину Матвеевну Галина знала хорошо. Столько лет в одном доме прожили. Катерина приятельствовала с бабушкой Гали и помнила Галинку еще совсем маленькой. В память об этой дружбе Галина и взяла в свой класс девочку. Присматривала как могла, помогала.
Всю жизнь проработав на фабрике, вырастив троих детей и похоронив одного за другим двух мужей, Катерина собралась было уже готовить себе «тапки», как она говорила, да не тут-то было. Непутевая ее внучка сгинула окончательно, бросив на Катерину двоих детей. И если Настя еще что-то понимала, то Ванечка совсем растерялся. Плакал по ночам, отказывался спать без матери. Катерина вздохнула, убрала подальше приготовленное, и занялась детьми. Ноги ходили уже плохо, руки слушались через раз, но на подхвате всегда была Настя, и Катерина справлялась. Соседи молчали как заговоренные, понимая, что детям будет лучше дома, чем где-то еще. Помогали, как могли, стараясь сделать это так, чтобы не тронуть гордость подросшей Настены. Уважали. Маленькая, хрупкая девчонка умудрялась не только вполне прилично учиться в школе, но еще и присматривать за братом, управляться по дому и подрабатывать, раздавая листовки и намывая полы у соседей. Пенсии Катерины не хватало, приходилось выкручиваться.
Когда Катерина окончательно слегла, Насте было четырнадцать. Внимательно выслушав врача, которая советовала устроить бабушку в интернат, Настена отрезала:
— Нет! Никуда я ее не отдам. Что надо делать – пишите. Массаж я делать уже умею, а с остальным разберемся.
Участковый терапевт, которая недавно устроилась на работу и еще не знала семью Насти, покачав головой, расписала рекомендации и пообещала прислать медсестру.
— Кто-то из взрослых еще есть?
— На работе все. Будний день же.
— Ты же обманываешь? – врач прищурилась, гладя на девочку. – Зачем? Я помочь хочу.
— Тогда сделайте так, как я прошу, и не задавайте лишних вопросов. Мы справлялись до этого, справимся и сейчас.
— Ты сильная девочка, но очень уж молодая еще. Такую ношу взваливаешь на себя. Не знаю, могу ли я это позволить…
— Можете. Это наша жизнь и мне решать, как и что делать. Если вы сейчас решите, что надо нас в детдом, я все равно сбегу и буду убегать оттуда каждый день до тех пор, пока от нас не отстанут.
Врач молча подвинула к себе обычную зеленую тетрадку, в которой расписывала рекомендации и на обложке крупно написала номер телефона.
— Будем знакомы. Меня зовут Елена Павловна. В любое время ты можешь звонить мне, если вдруг что-то случится. Бабушке плохо или просто помощь понадобится. Поняла меня? В любое время.
— Спасибо!
— Тебе спасибо. Береги себя.
Елена Павловна стала своим человеком в доме. Настя поначалу дичилась, старалась лишний раз ничего не спрашивать и к ней не обращаться, пока не поняла, что Елена не пойдет в опеку. Почему и зачем она помогала им, Настя не задумывалась. Главное, что они продолжали жить, как жили. Ваня ходил в садик, Настя металась между школой, домом и подработками, стараясь успевать заниматься братом. Гулять с подружками, которых у нее и не было особо, Настене было некогда. Даже Сашку из параллельного, которому она давно нравилась, Настя отшила. Какие ей амуры, когда тут столько дел?
Катерина сдавала быстро. Слишком быстро. Настя боялась, что бабушка уйдет раньше, чем ей исполнится хотя бы восемнадцать. Она старалась как могла. Делала массаж, давала таблетки по часам. Елена молча делала какие-то уколы, а когда Настя заикнулась было, о том, сколько они должны за эти препараты, только отмахнулась и сказала:
— Нисколько.
— Мы в подачках не нуждаемся! – вспыхнула Настя. – Я работаю и у бабушки пенсия.
— Так! Пришло, наверное, время тебе рассказать, почему и зачем я это делаю. Только вот, Настя… После этого ты не будешь задавать мне больше никаких вопросов, хорошо? Просто дашь вам помочь.
— Посмотрим.
Сделав последний укол и погладив по руке засыпающую Катерину, Елена кивнула Насте на дверь:
— Чайку мне сделаешь? День сегодня совершенно сумасшедший. Устала страшно.
Настя поставила чайник, и ожидая, пока тот закипит, спросила:
— Так вы не просто так это делаете? Ну, помогаете нам.
— Нет, Настя. Не просто так. Это даже больше мне, чем тебе надо, поверь. Грехи старые замаливаю.
— Это как это?
— А вот так. У меня тоже была бабушка. Правда, бабушка, а не прабабушка, как у тебя. Не такая старенькая и еще вполне крепкая. Она меня воспитывала, потому, что родители много работали. Жили мы в деревне, там всегда работы много. Мама моя очень хотела, чтобы я стала врачом. Все для этого сделала. Но, так и не увидела, как я поступила в медицинский.
— Почему?
— Не стало ее. Сначала ее, потом отца. Болели оба сильно. Осталась одна бабушка. Она очень мной гордилась… — Елена кивнула, благодаря за чашку, поставленную перед ней Настей, и посмотрела на девочку, которая села на табурет напротив, подперев щеку рукой. Она была такая бледная, что Елена про себя подумала, что надо бы ей тоже курс витаминов назначить. А ну-ка, такие нагрузки!
— Вы уехали? Учиться?
— Да. В город. Бабушка настояла. Тогда она еще хорошо себя чувствовала. Справлялась. Возила мне сумки, чтобы я не голодала в общаге. Она была такой праздник… — Елена на минуту замолчала, пытаясь справиться с эмоциями. Голос вдруг зазвучал хрипло, и она почувствовала, что вот-вот разревется прямо перед Настей. – Когда она приезжала, то сбегался весь этаж и еще с соседних приходили. Голодные студенты… А она привозила, не поверишь, наволочку пирожков! Такой мешок со счастьем. И варила огромную кастрюлю борща на всех. Оставалась на два дня и эти дни мы были все сыты, как довольные коты. Чего ей это стоило, я тогда не задумывалась. А потом… Я натворила дел…
— Каких?
— Не очень умных, Настена. Головой надо думать всегда и во всем, а я совершенно разум потеряла. У меня была любовь. Только вот… Была. И вся вышла. А у меня осталось о ней такое напоминание, что я не знала, что и делать. Бабушка, когда узнала, что я ребенка жду, тут же приехала. Запретила нервничать, накормила до отвала и постановила: мне – рожать и учиться, а ей – воспитывать правнука, пока на ноги не встану. Так и получилось. Гришу моего она до четырех лет растила. Уже совсем плохо себя чувствовала, но молчала. Знала, что мне тоже тут несладко приходится. А я заканчивала вуз и у меня появилась новая любовь. На этот раз уже настоящая. Он сына моего принял, меня ни словом не попрекнув, и усыновил его. Гришу я забрала летом, а осенью мне позвонила соседка бабушки. Я совсем про нее забыла. Занялась устройством дома, ребенком, мужем. Ездить было некогда. На коротенькие письма отвечала походя, почти двумя словами. Потом пыталась оправдать себя, что бабушка ведь ничего мне не говорила, молчала. Но, легче от этих оправданий не стало. Я виновата в том, что ушла она одна, никого рядом не было. Я виновата в том, что нашли ее только через трое суток. Она сидела за столом, а на нем стояла наша с Гришей фотография…
Елена судорожно выдохнула и спрятала глаза от Насти. Девочка встала и подошла к окну, отвернувшись от Елены, чтобы дать ей возможность успокоиться.
— И теперь уже ничего не поправить. Не вернуть. Теперь ты понимаешь, почему я вам помогаю?
— Да.
— Вот и не мешай мне. Знаешь, иногда мне кажется, что она там все знает. И от этого мне немножко легче.
— А сын ваш сейчас где?
— Гриша? Он военный. Служит далеко, в Сибири. Мы редко видимся. Только звонки да письма. Скучаю очень. Я ведь уже бабушка, Настя. У меня внук есть. Правда, я его пока не видела, но жду очень. Они должны приехать в гости летом. Ох, что-то я совсем заболталась с тобой! – Елена глянула на часы и поднялась. – Пора мне. Завтра зайду. И, Настя…
— А?
— Никому не рассказывай, пожалуйста, о том, что я тебе тут…
— Могли бы и не говорить об этом.
Настя закрыла дверь за Еленой и заглянула в комнату бабушки. Катерина спала. В последнее время она вообще много спала. Настя подозревала, что Елена специально дает ей что-то. Зато, так бабушка не чувствует боль…
— Не бойся… Я буду рядом…
Настя поправила одеяло, глянула на часы и побежала обуваться. Пора было идти за Ваней.
Брат шагал рядом, приноравливаясь к легким шагам Насти, и закинув голову, скороговоркой сыпал новостями из садика.
— А еще я сегодня Мишке в нос дал!
— Приплыли! За что?
— А он сказал, что я сирота.
— Странный, что ли?
— Сказал, что раз у меня нет ни папы, ни мамы, а только ты, то мы с тобой сироты.
— У нас есть и папа, и мама. Так что, глупый твой Мишка совсем.
— Насть?
— А?
— А почему они тогда с нами не живут?
Настя молча шагала дальше. Что ей сказать брату? Как объяснить? Почему-то все слова куда-то растерялись, стали куцыми и недостаточно точными. Не объяснишь такое.
— Тебе со мной плохо? – Настена строго глянула на Ваню.
— Нет! Хорошо!
— А с бабушкой?
— Тоже хорошо. Хотя раньше было лучше. Когда она не болела.
— Еще бы… Вот, раз тебе хорошо, значит, мы с тобой семья. Пусть маленькая, пусть неполная. Но, семья. Понял? – Настя присела на корточки перед братом и взяла его за плечи. – Я тебя никогда не брошу.
— А я тебя! – Ваня очень серьезно посмотрел на Настю.
— Значит, мы с тобой не сироты. Сироты – это те, у кого совсем родных нет. Никого.
Настя поднялась и взяла брата за руку покрепче. Пусть она неправильно ему объяснила, плевать! Главное, чтобы он понял, что не один. Настя вдруг разозлилась. Почему? Ну, вот почему она должна объяснять ему все это? Где они, эти взрослые? Почему такие глупые и слабые? Она вот себе такого позволить не может. Просто взять бросить все и уйти. А бабушка? А Ваня? Куда их?
Настя решительно свернула в сторону магазина, а Ваня удивленно поднял брови:
— Насть, а мы куда? Сегодня же не пятница! У нас денежек нет.
— Шоколадку хочешь?
— Хочу!
— Тогда идем. И пусть не пятница. Сегодня надо.
Настя смотрела, как жмурится от удовольствия брат, жуя свою любимую шоколадку и запивая ее чаем, и подвинула ему свой кусочек.
— А ты? – Ваня вопросительно глянул на сестру.
— Не хочу. Худею.
— Тебе нельзя. Ты и так худая. – Ваня слез с табуретки, залез на колени к сестре и взял кусочек шоколада со стола. – Открой рот!
Настя упрямо замотала головой, и они засмеялись. Наконец, Ваня заставил сестру открыть рот и затолкав туда шоколад, довольно кивнул:
— Когда я вырасту, то буду тебя каждый день кормить шоколадками.
— Не надо! – Настя в ужасе округлила глаза. – Я буду толстая как слон.
— Зато, тебе будет сладко! Подумаешь! Я тебя и такую любить буду!
Настя обняла брата. Нет, все-таки хорошо, что они вместе. Правильно это. И никому она Ваню не отдаст.
Ее уверенность разбилась на мелкие осколки сразу после того, как не стало Катерины. Она ушла тихо, во сне. Настя, которая мыла в этот момент пол в ее комнате, вдруг уронила тряпку и кинулась к кровати.
— Бабуль! Бабушка!
Катерины уже не было. Осталась только легкая и такая знакомая улыбка. Настя вдруг вспомнила, как бабушка не раз говорила:
— Вот шагну за край, а там меня Лешенька мой встретит. Ждет ведь.
Настя уткнулась лбом в ладонь бабушки и разревевшись, сказала:
— Встречай, дед. Теперь ты за нее в ответе.
Она долго еще сидела так, забыв про время, пока будильник, который она всегда ставила, чтобы дать бабушке лекарства вовремя, не прозвонил. Тогда Настя вытерла слезы, убрала ведро и тряпку, и набрала номер Елены.
— Я поняла. Жди, я скоро!
Следующие дни Настя потом помнила очень смутно. Кто-то куда бежал, что-то делал. Она то крутилась на кухне, то пыталась успокоить Ваню, который плакал почти без остановки. Всю организацию взяла на себя Елена. Дозвонившись до отца Насти, она попыталась уговорить его приехать, но тот отказался наотрез. Мать детей Елена найти не смогла.
Ирина появилась сама на третий день после того, как не стало Катерины.
— Здравствуй, дочь…
Настя не узнала в этой странной женщине, стоявшей на пороге, матери. Да и видела она ее последний раз давно. Сейчас прошла бы на улице мимо.
— Здравствуй.
— Пустишь меня-то?
Настя молча шагнула в сторону, пропуская мать в квартиру.
— Зачем ты пришла?
— Как зачем? Бабушки больше нет. А вы остались одни.
— И что? Тебе это очень интересно? – Настя понимала, что ее несет куда-то не туда, но все, что скопилось за эти годы и, особенно, за последние дни, вдруг захлестнуло ее. Да почему она должна молчать?!
— Ты не сердись на меня, Настя. Я виновата. И я это знаю. Хочу исправить все.
— Как?
— Буду жить с вами.
— Нет!
Настя покачала головой. Хорошо, что Ваня в садике. Можно говорить все как есть. Без обиняков.
— Ты против?
— Да. Ты себя в зеркало видела?
Ирина машинально повернулась к зеркалу, которое висело в прихожей. Все там же, на прежнем месте. Столько лет прошло, а оно все висит…
— Как думаешь, насколько нас с тобой оставят? А если оставят, то как мы будем жить? Ты сюда начнешь компании водить?
— Что ты такое говоришь?
— Что думаю, то и говорю. Ваня маленький еще, он тебя не помнит совсем. Нужна ему такая мать? Мне так точно — нет.
Ирина провела рукой по лицу. Да, она изменилась. Но, у нее же были обстоятельства!
— Я тебя и спрашивать не буду, Настя. Я имею право жить в этой квартире с тобой и сыном. И делать буду то, что сочту нужным. Ты мне не указ. Мала еще, мать-то учить.
— Ты это право давно потеряла. Бабушка квартиру завещала мне и Ване.
— С этим мы еще разберемся.
Ирина обошла Настю, которая бессильно сжав кулаки, стояла в коридоре, и пошла по квартире.
— Ремонт надо делать, но это потом. Настя! А где Ваня?
— В садике.
— Надо сходить, забрать его.
— Обязательно.
Настя схватила с полочки ключи и выскочила за дверь. Что делать, она не знала. Забрав Ваню из садика, она из кабинета заведующей позвонила Елене.
— Подождите меня у подъезда пять минут. У меня последний вызов и я домой.
Ваня, ничего не понимая, смотрел на сидящую рядом на лавочке сестру.
— Насть, а Насть?
— Что?
— Ты чего такая?
— Какая?
— Грустная, вот какая. И злая.
— Потом расскажу…
Елена, запыхавшись, добежала до своего подъезда, и облегченно выдохнула.
— Вы здесь…
— ЕленПална, что делать?
— Пойдем! Думать будем! Сейчас муж мой приедет и будем решать.
Настя взяла за руку Ваню. Все равно больше вариантов нет. Если кто и сможет помочь, так только Елена.
Сергей Иванович, муж Елены, приехал через час. К тому времени дети были уже накормлены, успокоены насколько возможно, и сонно клевали носами. Настя встала утром очень рано, потому, что взялась выгуливать двух соседских собак и прибирать квартиру соседей, пока хозяева были в отъезде. Еле успев до школы, она весь день старалась бороться со сном, но сейчас ее разморило. Так хотелось просто уткнуться носом в подушку и забыть хотя бы на время обо всем…
— Да они спят совсем. Лен, может завтра разговоры?
— Сережа, там мать объявилась.
— Понял. Тогда надо сегодня. Настена! – Сергей легонько потряс за плечо девочку. – Проснулась?
Настя встрепенулась, глядя на незнакомого мужчину.
— Дед Мороз…
— Если бы! – добродушно рассмеялся Сергей.
Борода была его гордостью. Любовно обихоженная и подстриженная, она скрывала большой шрам, тянувшийся через всю щеку. Последствия службы. Его Сергей получил как раз накануне свадьбы с Еленой. Пьяная компания, которую пытались угомонить двое участковых, одним из которых был Сергей, достала ножи. Прикрыв собой друга, Сергей оказался на больничной койке. Сменить профессию его это не заставило. Уйдя на пенсию по выслуге, сейчас Сергей преподавал в вузе, готовя будущих следователей.
— Я, конечно, не Дед Мороз и желания исполнять так не умею, но, кое-что могу. Расскажи-ка, мне, девочка, что у вас случилось.
Елена увела в комнату Ваню, включила мультики погромче, и вернулась на кухню.
— Ясно. – Сергей, нахмурившись, переглянулся с Еленой. – Сложно все. Но, мы попробуем. Ждите, я скоро.
Елена только кивнула и обняла Настю, которая все-таки разревелась. Держалась весь день, но сейчас все накатило, нахлынуло волной и слезы пришли сами, уже не спрашивая, готова ли она к ним.
— Поплачь, поплачь. Сейчас можно. – Елена, обняв Настю, тихонько покачивала ее. Сколько же досталось этой девочке! И никому дела нет, что она еще совсем ребенок…
Острая, как лезвие, жалость полоснула по сердцу, и Елена поняла. Не сладится у Сергея, никому она этих детей не отдаст. Гриша уже взрослый, все поймет.
Сергей вернулся через час. Сердито громыхнув в замке ключами, он скинул в прихожей кроссовки и постоял минуту, мешкая зайти на кухню. Всякого он навидался за годы службы. Люди разные, судьбы непохожие одна на другую. Но, с таким не сталкивался. Он не мог понять, как можно быть такой равнодушной к собственным детям? Слушать его Ирина не стала. Ругалась, кричала, чем-то грозила. По дороге домой Сергей вспоминал ее лицо и тут же перед глазами вставало лицо Насти. Как? Как у такой женщины могла получиться такая дочь?
Елена отпустила Настю и выглянула в коридор.
— Сережа?
— Потом! Настена?
— Я здесь! – Настя провела ладонями по щекам.
— Иди сейчас спать. Лена тебе постелет. А завтра поговорим. Разговор сложный и поэтому утро вечера мудренее.
Настя молча кивнула и пошла вслед за Еленой в комнату, где уже посапывал Ваня. Она думала, что не уснет, ведь решалась ее судьба, но только ее голова коснулась подушки, как она провалилась в сон. Какие-то коридоры, бесконечные двери и вдруг она увидела бабушку. Катерина была совсем не такой, какой помнила ее Настя. Молодая, полная сил, она стояла перед Настей, как живое зеркало. Понятно теперь, на кого похожа Настена. Не на мать, и даже не на бабушку. Копия – Катерина.
— Плакала? Настена?
— Да. Бабуль, плохо без тебя.
— Ничего не бойся. Все хорошо будет. За Ваней смотри крепко, поняла меня? Вместо матери ты ему теперь. И раньше-то была, а сейчас уж насовсем.
— Мама вернулась.
— Знаю. Но, делай, как я сказала. Потом поймешь.
Настя потянулась было к бабушке. Обнять, прижаться к ней еще хоть разочек, но Катерина сердито замотала головой и захлопнула перед Настей дверь. Рано…
Пока Настя смотрела свои сны, Елена с Сергеем сидели на кухне, думая, как быть дальше. Им не нужно было рассказывать друг другу то, о чем думал каждый из них. Они давно научились понимать друг друга без слов. Решение было принято. Теперь главным было, как его исполнить. А это уже было сложнее.
Два года спустя.
— Лен, я его не вижу!
— Вон, вон он! С девочкой идет. Самые большие бантики ищи.
— О, теперь вижу! Серьезные такие! А за бантами и не видно, такие еще маленькие! – Настя рассмеялась. Поймав взгляд Галины Ивановны, она кивнула здороваясь.
Линейка подходила к концу и первоклашек уже заводили в школу на первый в жизни урок. Настя глянула на часы и быстро чмокнула Елену в щеку.
— Опаздываю!
— Беги! И вечером мне все расскажешь!
— Что? – Настя попыталась сделать невинные глаза, но с Еленой этот номер почему-то никогда не работал.
— То самое! Кто тебя вчера провожал, а?
Настя рассмеялась.
— Расскажу, все расскажу! Пока!
Махнув рукой, она побежала через школьный двор.
Елена смотрела ей вслед и думала, как много воды утекло с тех пор, как Настя пришла к ней с Ваней, чтобы просить совета и помощи. Суды, истерики Ирины, которая приходила скандалить, требуя вернуть детей. Бессонные ночи Вани, который перепугался, когда незнакомая женщина пришла в садик и попыталась увести его. Он отбивался тогда руками и ногами и кричал так, что прибежала заведующая. Она-то и позвонила Елене. Забирая мальчика, Лена не знала, как его успокоить. Пришлось вызывать скорую. Ирина кричала на нее, кричала на сына, требуя, чтобы он шел с ней, и Елена, не выдержав, влепила ей такую пощечину, что, отлетев в сторону на несколько шагов, та, наконец, замолчала. А потом развернулась и ушла.
Больше она в жизни детей не появилась ни разу. Ни на одно заседание суда она не пришла и снова пропала. На этот раз надолго.
Настя окончила школу и поступила в медицинский колледж. Учиться было сложно, все-таки много она пропустила в школе. Елена, как могла, помогала ей и к концу первого года стало понятно, что все получается. Настя медленно, но верно шла к своей цели. Она мечтала стать врачом.
С Ваней было сложнее. Он, получив такой стресс, замолчал. Пытаясь что-то сказать, он сердился, плакал, но не мог. Настя металась, не зная, чем помочь брату, который, как обезьянка висел на ней все время, пока она была рядом. Даже, когда Настя готовилась к занятиям, Ваня сидел рядом и держал ее за палец. Или, прислонившись к плечу сестры, молча смотрел, как она быстро-быстро пишет что-то в тетради. Ему хотелось быть хоть вполовину таким же умным как Настя. Он учился писать, считать, старательно заполняя прописи и клеточки в тетради. Только читать никак не получалось. И Настя, видя, как брат водит глазами по строчкам, гладила его по голове:
— Ты пока про себя пробуй, а потом и вслух получится. Вот увидишь!
Долгая работа с психологом, Настино терпение и забота Елены сделали свое дело. Мальчик снова начал говорить. И Елена категорически отмела предложение педагогов, которые проводили собеседование перед поступлением Вани в первый класс, отдать его в коррекционную школу. Галина Ивановна, к тому времени ставшая завучем, поддержала ее. Ваня пошел в ту же школу, где училась Настя.
Елена тихонько сжала кулаки, глядя на двери школы, в которых только что скрылся из виду Ванечка, и загадала:
— Пусть все получится! Пусть у моих детей все будет хорошо!
Она давно уже считала Настю и Ваню своими. Скажи ей кто-то сейчас, что они чужие им с Сергеем, ведь не родные, не кровные, Елена с мужем только рассмеялись бы. Какие же они чужие? Свои! Давно свои. Ведь своими могут быть не только родные по крови, но и родные по душе, данные зачем-то и почему-то. И, наверное, не стоит разбираться в этих «зачем» и «почему», а надо просто жить, зная, что крепче этой связи не бывает.