— Быстрее, Носов! Спортсмен ещё называется! — кричал Витьке в спину тренер, потом пробежал мимо, чуть задев парня плечом и покачав головой.
Другие члены команды в белых одинаковых футболках и кепках с надписями бежали ровным строем за Иваном Сергеевичем, а Витя не мог.
— Давай, давай, давай же! — нагнал его отец, шумно выдохнул, ткнул в спину кулаком, несильно, так только, чтобы унизить. — Улитка, ей–богу! Ну что ты ноги не переставляешь? Смотри, как надо!
Олег будто подобрался весь, напрягся и рванул вперед. Он обогнал всех, пришёл к условленной точке вторым после Ивана Сергеевича, пожал тому руку, потом, по давней традиции, ударились они плечами, улыбнулись.
— Ну а твой чего? Мямлит? — тренер кивнул на противоположную сторону пруда, где еле–еле, весь красный и мокрый от пота, бежал Витька.
Виктор – сын новой Олеговой жены, Ирочки, совсем не был таким, каким бы хотел видеть своего ребенка мужчина. Хилый, субтильный, с тонкой костью и всегда грустными глазами, он как будто перечеркивал все мечты о мальчике–богатыре, которыми жил до этого Олег.
Ира сказала ему о практически взрослом ребенке не сразу, долго скрывала, что есть такой Витя, что живёт он сейчас у деда, пока Ирина «строит свою любовь». Его присутствие в Ириной жизни было лишь косвенным – ветровка на вешалке, кроссовки под стулом в прихожей, комната, в которую Олегу нельзя было заходить. Но однажды он не удержался, заглянул туда.
По стенам и под самым потолком развешены модели самолётов. Их фанерные, легкие бока блестели глянцевым лаком, а на крыльях красовались номера и название модели.
Виктор, ночью разбуди, мог рассказать всё о самолетостроении с любого года, какой не назовёшь. Знал, чем отличается одна машина от другой, какие моторы на что способны.
Эту любовь к кропотливой сборке фанерного экспоната привил Вите родной отец, Павел. Паша сам был лётчиком гражданской авиации, один раз водил сына в кабину пилота, обещал научить водить такие огромные боинги, как его, но…
Паша погиб в аварии, когда Виктору было одиннадцать. Это было так неожиданно, так страшно, что мальчик спрятался глубоко в себя, закрылся, запечатал вход и законопатил его от всех остальных. Он с бешеным энтузиазмом стал собирать модели, ничего не получалось, парень злился, но никого не просил помочь. Просто не мог, потому что тогда придётся давать в руки чужому те инструменты, которыми пользовался отец…
Ирина пыталась разговорить его, пригреть, но Витя отталкивал её.
— Витя, я не понимаю, с тех пор, как похоронили отца, ты стал меня сторониться, а мне так хочется обнять тебя, поцеловать, как раньше, понимаешь? Мне одиноко, сынок…
Ира тогда потянулась к Вите, сидящему на диване, но тот вскочил, шумно задышал, сжал кулаки. Он всегда так делал, когда злился, с детства убегал подальше и сжимал кулаки сильно–сильно.
— Мам, да знаю я всё! — закричал он, всхлипнул.
— Что ты знаешь? — выпрямилась Ира. — Вить, не надо этих сцен, ну что ты в самом деле!
— Я видел тебя и этого твоего… Папа умер из–за тебя, потому что ты его не любила, он переживал, волновался, вот и разбился. Я же знаю! — Витька судорожно всхлипывал, втягивая носом воздух, кривился и вытирал рукавом слёзы. — Твой этот новый, как его? Олег? Он еще когда папа был жив, с тобой ходил. Ты же ему вечерами звонила, да?
— Ну что ты! Я с тетей Катей разговаривала! Ты просто устал, всё перепутал!
— Нет. Я однажды поднял трубку, не знал, что ты уже говоришь в другой комнате, услышал ваш разговор. Мам, как ты могла?! Я хотел всё рассказать папе, но он только махнул рукой… Он тоже всё знал, да? Он поэтому?..
Ирина убрала руки, которые только что тянула к сыну, села прямо, расправила складочки на юбке.
— Ты еще маленький, тебе ничего этого не понять. Но запомни, Витя, девушкам, женщинам эти ваши с отцом самолётики не нужны. Им нужен сильный мужчина, настоящий, как дядя Олег. С ним я чувствую себя женщиной, а твой отец… Ну, хочешь правду – отлично! — Она встала, отошла к окну. Так можно было не видеть злых, холодных глаз сына, один в один похожих на глаза покойного мужа. — Мы жили вместе только ради тебя. Ну что у нас было общего? Только эта квартира и ты. Мы даже спали, по сути, в разных комнатах. Тебе говорили, что это потому, что я рано ухожу на работу, не хочу беспокоить отца, но на самом деле… — Ирина скривилась, как будто надкусила горький, кислый лимон. — В общем, дядя Олег скоро станет жить с нами. И я не хочу, чтобы ты как–то мешал ему, мне, нам, нашему счастью.
— Нашему, мама? Ты не ошиблась? Какое может быть у меня с ним счастье? Шутишь?!
— Нет. Семья продолжается, наша семья. И в ней будет мужчина.
— Я мужчина! — расправил плечи Витя, но мать лишь насмешливо улыбнулась.
— Фанерными самолётами никого не удивишь, — покачала она головой. — Тут надо другое. Ну ничего, Олег всё объяснит.
Ирина никогда не считала сына своим удачным вложением здоровья, бессонных ночей, не гордилась им, как делали другие матери. Те на родительских собраниях с пеной у рта доказывали, что их хулиганы и лодыри самые лучшие, к ним просто не нашли подход… Про Витю Ирина помалкивала. Ну на конкурсе по труду победил, ну учится на «четверки», ну и хорошо, чего тут восхищаться. Такие, как сын и муж, не способны на подвиги, мужские поступки, этакие властные, даже немного жестокие, но зато восхищающие своей брутальностью.
Ирина мечтала, чтобы её, как в кино, покорили, взяли силой её крепость, но выходило всё как–то просто и обыденно. Нет, мужа, конечно, жалко, но вот чтобы считать его идеалом… Нет, Олег всё же лучше!
Ира с Олегом поженились, когда Вите было пятнадцать. Новый муж сделал в квартире ремонт, расчистили гостиную от старых книг, выкинули некоторую мебель, которую любил прежний Ирин муж, которая осталась от его родителей.
— Витька, слышь, ты бы и у себя порядок навёл! Вся эта фанера, сынок, она ж выделяет всякое там… — почесав затылок, сказал Олег. — Давай все эти твои поделки в гараж отнесём, а я тебе зато гантельки сюда приспособлю, турничок прилажу. Мышцы нарастишь, будешь, как я. Гляди, какие рельефы!
Он стянул футболку, напряг руки, показав мальчишке выпирающие под кожей бугры. Они, покрытые сетью вен и капилляров, тугими жгутами тянулись от плеча и дальше, к ладони. Ирина, замерев с посудой в руках, улыбалась, разглядывая нового мужа. Подругам она говорила про него гордо: «Самец». Да, так и говорила: «Нашла наконец самца».
Он властно брал её за подбородок и целовал, мог грубо оттолкнуть, если ему неприятны ее ласки, мог посмотреть так, что любые доводы улетучивались из её головы, и она сразу со всем соглашалась.
Так же безапелляционно было принято решение отдать Виктора в секцию по карате.
— А не поздно ему? — с сомнением спросила Ира. — Пятнадцать лет уже…
— Глупости не говори! У меня тренер – товарищ с детства, и не из таких палконогих мужчин настоящих лепил! Нагрузки дает, не забалуешь, режим опять же, сборы. Через месяц твой Витька выкинет из головы свои самолетики, начнет девок тискать. Ну а что ты таращишься?! Тебе же это нравится? И им тоже. И он себя настоящим альфа–самцом почувствует. А то что это – идет, смотрю, из школы, весь кривой–косой, спина набок, тащит свои фанерки. Дома запрётся в комнате, сядет, пилит, аж зубы у меня ломить начинает. Нет, всё, пусть в физкультурный диспансер идёт, запишем его, справку сделаем, пойдёт заниматься.
— А знаешь, — почувствовав руку мужа у себя на спине чуть ниже линии талии, ответила покорно Ира, — давай. Ну действительно, пора из сына человека делать!..
Ира видела, как сын отвернулся. Его воротило от этого мамкиного самца, от того, что он сделался вдруг в их доме единственным имеющим право на своё мнение…
Виктор уперся, идти по врачам отказался, но Олег умел заставить, согнуть, как он это называл «убедить». Затрещины раздавал умело, сопротивление его только ещё больше злило…
Как–то вернувшись с тренировки, Витя обнаружил свою комнату вычищенной от «фанерного хлама» и с турником, прикреплённым к стене.
— Это что? Я не разрешал заходить сюда никому! Тем более вам! — опустив голову, буркнул Виктор. — Где мои вещи? Наши с отцом вещи где?
— В гараже. А что ты, Витя, хамишь, а? — Олег сильно сжал плечо паренька. — Не учили «спасибо» говорить? Так я мигом это исправлю…
Тогда вмешалась Ира. Она позвала мужа пить чай, а Виктор так и стоял еще минут десять, глядя на пустую комнату. Не было даже чертежей и новых фанерок, которые он купил на выходных… Самцы этим не занимаются, им надо в карате, дзюдо, самбо, они мышцы качают, а не ерундой страдают…
— Так и дал бы ему в… — шепнул Вите друг, Тимофей, когда, сидя за соседними партами, писали сочинение. — Ты же теперь приёмчики знаешь, чему вас там учат?
— Да не могу я, понимаешь? Не могу. Человека ударить – всё внутри прямо стынет, — с досадой на самого себя ответил Виктор, пригнулся, чтобы учительница не заметила, что он болтает на уроке.
— А если бы он… Ну, например, твою маму обижал? То ты бы его ударил? — не отставал Тимоха, как будто решив препарировать все чувства товарища, докопавшись до самой сердцевины. — Ты же её любишь? А он, допустим, её кулаком, тогда что?
— Не знаю… — Витя смял черновик, принялся писать заново. После вчерашней тренировки болела спина, боль отдавала в левую ногу, простреливая до самого мизинца. Отпускало только если сидеть абсолютно прямо и держать ноги вытянутыми.
— Носов, ты что там выделываешься? — удивилась педагог. — Аршин проглотил? Ну, хотя правильно, сиди так, глаза хоть не испортишь!
Олег, если было время, приходил на тренировку пасынка. Парковал свой Форд на стоянке у спортзала, вальяжно проходил через турникет, медленно выпивал стаканчик воды и шёл в зал. Там кивал Ивану Сергеевичу, опять сталкивался с ним плечами, хлопал по спине. Пока ребята разминались на татами, мужчины беседовали, о чем–то вспоминали, смеялись, потом Олег садился на лавку, что стояли вдоль стены, и наблюдал за Витей.
Господи, как же Витя ненавидел эти догляды. Олег никогда не сидел молча, кричал, советовал, ругался, не стесняясь в выражениях, если у Виктора что–о не получалось.
— Так, Носов, двадцать отжиманий! — забавляется будто тренер, подмигивая другу. — Тогда сразу стойку усвоишь. Ноги тренировать надо, слышишь ты, инвалид!
Витя не умеет отжиматься, у него не получается, хилое тело падает вниз и идёт вверх некрасивой волной, лицо краснеет, а другие ребята, намного старше Витьки, смеются над ним.
— А ну цыц! — одергивает их как будто тренер, потом, обернувшись на Олега, добавляет. — Убогих надо жалеть, грешно смеяться… Ну ты, Витя, как будто из теста выныриваешь, отрываешься постепенно. Самому не надоело таким быть, а? Ты бы хоть матери постеснялся! А то тюфяк с сеном, да и только!
Тренер смеялся, все смеялись за ним следом, потом строгим окриком «сенсей» одергивал учеников, а Виктор снова приседал, отжимался, стоял в планке, расплачиваясь за свою неловкость и неумелость.
Олег потом всю дорогу домой отчитывал парня за ошибки, недочёты, обзывая маменькиным сынком.
Виктор молчал. Он уже однажды испытал на себе силу и твёрдость кулака этого человека, не стоит пробовать ещё раз! Не время сейчас. Злость росла, зрела большим, синюшным гнойником, но пока только глубоко внутри…
Ирину Олег тоже побивал. Но потом столь же страстно жалел и целовал, беря с неё слово, что она больше не станет себя вести так, что он будет расстраиваться.
Ира кивала, улыбалась, слёзы наполняли глаза, но разрешать им скатиться по щекам и упасть на скатерть было нельзя – Олег опять расстроится…
…Что Витя едет на сборы, было решено без него.
— А что, и ему польза будет, и дома попросторнее, — кивнула наконец Ира. — Давно мы не оставались с тобой наедине…
Она подошла к мужу, провела ноготком по его подбородку. Он притянул к себе её голову, грубо, властно, как она любит, и поцеловал в накрашенные губы.
— Нет, Ир, я с ним поеду. Надо присмотреть, чтобы не филонил. Я за него такие деньги плачу, пусть отрабатывает.
— Ты не доверяешь Ивану Сергеевичу? Просто скажи, чтобы построже был, и всё.
Ира повела плечиком, улыбнулась.
— Ай, брось, у него таких тридцать человек, не успеет за нашим приглядеть. Я решил, что поеду, и дело с концом. Собери мне пока на стол, ужинать буду, потом по делам отъехать надо…
Витя, услышав о летних сборах, тут же отказался.
— Нет, я к деду в деревню поеду, я уже ему сказал,— зачерпнув ложкой отварную гречку, которую заставлял есть Олег, возразил мальчик. — Мам, мы же уже договорились!
Ира растерянно пожала плечами.
— Ну и что, что договорились, Витя?! Теперь изменились обстоятельства, тебе нужно ехать на эти сборы, а к деду потом. Всего две недели… — неопределенно махнула она рукой. Вопрос с отъездом Виктора к родне пока она с мужем не обсуждала, так что и говорить не о чем. — Да, и папа поедет с тобой.
— Кто? — усмехнулся Витя, отбросил ложку. Он всегда так реагировал на слово «папа» по отношению к Олегу. — Мам, я просил не называть его так. Он мне не отец, и никогда его не заменит. И тебе тоже. Мам, я не хочу никуда ехать! Я ненавижу Ивана Сергеевича, Олега твоего ненавижу, я…
Он не успел договорить, как по голове ударило что–то тяжёлое, зазвенело потом по полу, разбилось, рассыпавшись белыми острыми осколками. Это Олег запустил в пасынка тарелкой.
— Не смей так говорить обо мне, о тренере, щенок! Ты никто в этом доме, полностью на нашей с матерью шее сидишь, так что помалкивай. А то сам тебя заткну так, что мычать разучишься. Ты едешь на сборы, и точка. Всё, я сказал! — оттолкнул он в сторону Ирину руку. — Отстань от меня, не видишь, устал я!
У Олега начались какие–то сложности на работе, он их скрывал, но приходил домой раздраженный, выпивал рюмку, быстро ел и ложился спать. Ира ночью прижималась к нему, гладила по спине, но Олегу было это неприятно, он отпихивался так, что жена чуть не падала с кровати.
Отъезд на сборы был назначен на первую субботу после окончания учёбы. К залу, где занимались каратисты, подкатил большой автобус, спортсмены стали закидывать вещи в багажное отделение. Олег сунул Вите свой чемодан, велел идти, укладывать.
— А, Ванька! — кивнул он тренеру. — Вот и хорошо. Поеду, присматривать буду. А то знаю я этих хлюпиков! Сядут и будут реветь, как бабы!
Он кивнул на Витьку. Тот стоял в стороне. Провожать его пришёл Тимоха, сунул что–то из съестного, но Витя, поблагодарив, отдал обратно.
— Забери, всё равно отец не разрешит… — шепнул он, пожал протянутую руку.
Тимофей был надежным другом, пожалуй, только его Витя был рад сегодня видеть…
В автобусе пели любимые песни тренера. Олег подпевал, Виктор сидел, отвернувшись к окну.
— Давай, рот открывай! — пнул его Олег.
— Сам открывай! — огрызнулся Витя, оттолкнул руку отчима…
Смотря на отражение материного нового мужа в окне автобуса, Виктор всё никак не мог понять, почему она выбрала этого зверя. Да, настоящий отец Вити был не особо силён, менее рельефен, хотя спортом занимался, как требовала того профессия, был очень мягок в отношениях, но с ним хотелось быть, даже когда рассказываешь о своих неудачах, промахах, ошибках. Он никогда и руки на сына не поднимал, мог пожурить, дать совет, мог просто сказать, что очень расстроен, но всё это выходило у него легко, от души и ни капли не унижало паренька.
А этот Олег… Гадкий человек, просто омерзительно жадный до власти…
… Они бежали уже пятый круг, Витька устал, пот с него катился градом, но тут отец опять, уже отдохнув и сфотографировавшись с тренером, бежал рядом, тыкал в спину кулаком, усмехаясь и веля двигаться быстрее.
— Давай, вон девочки смотрят! Ну что ты? Дыхалка слабая? Развивать надо. Скажешь тренеру, чтобы ещё вечером тебя погонял. Ну вот, хоть на человека становишься похожим!
Виктор, красный, с сухими губами и судорожно сжатыми в кулаки ладонями, прошипел что–то, потом кинулся вниз со склона, Олег еле успевал за ним.
Иван Сергеевич усмехался, глядя на эту гонку, потом махнула рукой и ушёл с поля… Ни Олег, ни его пасынок, по сути, не интересовали тренера. Платят – хорошо. А уж сделать из Виктора чемпиона… Ну, может лет через пять…
Те сборы, как и многие потом, дались Вите тяжело. Нагрузок стало в разы больше, Олег всегда рядом, всегда не доволен, ребята из группы, чувствуя в Вите слабину, тоже как будто старались ущипнуть, высмеять.
С отчимом они жили в соседних комнатках деревянного дома в санатории. Только что был объявлен отбой, все легли по кроватям, затихли, а за стеной тренер и Олег обсуждали женщин.
— Ну у тебя хоть молодая… — услышал голос отчима Виктор. — А я скоро со сморчком буду ходить. Вся она как–то сохнет, кожа у твоей Ольги упругая, красота, а у Ирины… Да и на лицо она стала дурнеть, как губёнки свои вытянет в мою сторону, так мне противно. Витька этот весь в отца кровного, рохля, заболтыш. Иркин бывший, говорят, совсем тряпкой был. Ирина поэтому ко мне и ластится теперь, сразу поняла, кто настоящий, а кто так, видимость…
Виктор, накрывшись с головой одеялом, старался не слушать их, но ничего не выходило. Мужчины стали обсуждать Ирино тело, Олег высмеивал все, что вспоминал, а Иван Сергеевич только похрюкивал, говоря пошлости.
В один из таких разговоров Витя не выдержал, рванулся в тренерскую комнату, встал на пороге и… растерялся.
Сидят перед ним два бугая с голыми торсами, мышцы– бугры тяжело смещаются туда–сюда, лица пьяные, красные и хмурые.
— Чего тебе? Не спится? Я говорил, Носов, что нарушение дисциплины будет караться? Говорил или нет, отвечай! — Тренер вскочил, втащил Виктора в комнату. — Ну!
— Говорили.
— Так будь добр, пятьдесят кругов по периметру дома! Буду лично считать, чтоб без обмана у меня!
— Да сами бегайте! Как вы смеете обсуждать мою мать?! Кто вы такие?! — наконец спросил Витя, но испуганно как–то, робко.
— Мы–то? А ты нас не знаешь? — встал со своего места Олег. — Твоя мать – моя жена. А жена, Витя, – это собственность. Ты же обсуждаешь новый телефон, ну а я жену. Пятьдесят кругов для тебя, умник, слишком мало, сто. Верно я говорю, Иван Сергеевич?
Тот кивнул, махнул рукой.
Олег вытащил Витьку на крыльцо, пнул ногой вперед, на ступеньки, и велел бежать, а он будет считать.
Ох, каким был соблазн ткнуть в грудь задремавшего отчима, пнуть ногой так, чтобы его сердце остановилось.
Витя ненавидел его – лицо, голос, походку, то, как он разговаривает с матерью и им, как щелкает суставами на кистях рук, когда недоволен. Его запах, манера засучивать рукава рубашки, то, что он постоянно рядом и отпускает унизительные шуточки – всё было противно. Но…
Виктор тогда смирился, пробежал, сколько велено, смолчал, но что–то всё же переменилось. Это случилось, когда Олег, пьяный, бледный, лежал в своей комнате. Они с Иваном опять отпускали критические, унизительные замечания в адрес Вити. Тот, разозлившись, подошёл и дал кулаком в живот отчиму. Тот согнулся пополам, закашлял. Иван вызвал наряд полиции, Витьку забрали, продержали до утра.
Вернувшись, Виктор нашёл отца в дурном состоянии и расположении духа. Он всё еще огрызался, но былой силы уже не было. И тогда Витя принял решение… Но пока надо потерпеть…
Витя вдруг стал заниматься так остервенело, самозабвенно, что Иван Сергеевич даже удивился.
Парень сдал на оранжевый пояс, потом, уже к окончанию школы, дошёл до коричневого, долго готовился, но аттестацию провалил. Отчим как будто упивался таким поражением, сидя на трибуне.
— Я так и знал, что из тебя ничего не выйдет! — процедил Олег сквозь зубы. — Нет в тебе моих генов, нет крови моей, поэтому ты, тряпка, так и болтаешься внизу пищевой цепочки.
Виктор устало поднял глаза. Надоело всё, настолько надоело, что уже он и сам начинал верить, что ни на что не способен…
Когда вернулись домой, Олег велел жене не давать Витьке ужина, а все возражения пресёк одним ударом кулака по столу. Задетая им тарелка с супом расплескалась, и горячая жидкость попала на Ирины колени. Та испуганно вскочила, стала вытирать одежду, а Олег, смахнув и всё остальное со стола, обозвал Виктора обидным, унизительным словом, от которого стало невыносимо стыдно и противно.
И тогда Витя медленно, тяжело встал, стул полетел в сторону, Ира испуганно отшатнулась.
— Эй, ты чего? — побледнев, спросил Олег, пятясь. — Я же для тебя всё! Я из тебя человека сделал, а ты за это… Неблагодарная моль! Ты знаешь, Ира, он выступал сегодня хуже всех, даже какие–то отребья из глубинки обошли его, а он… Эх, ты! Всегда знал, что из тебя толку не выйдет. Что смотришь? Осуждаешь?
— Нет, что ты, я благодарен! — чувствуя, как накатывает злость, а с ней и сила, прошептал Витька. — За все унижения, за всё то, как ты влез в наш мир, как разрушил его, как сделал мать служанкой. Сейчас за это сочтёмся. За одно спасибо – за то, что в карате отдал, а то бы пришлось самому заниматься, дома. И я прошёл этот тернистый, тяжёлый пусть вместе с тобой. И вот благодарность! Получай!
Он размахнулся, хотел вложить в этот удар всю свою силу, злость, протест, но Ирина встала между ним и мужем. Удар пришёлся по ней, уже не такой размашистый, немного заторможенный, но чувствительный.
Ира задохнулась, согнувшись пополам.
— Ты что делаешь?! Прав был Олег, прав! — шептала Ира, стараясь подняться, а Витя испуганно смотрел на неё…
Он тогда убежал из дома, долго слонялся по городу, всё еще не в силах разогнуть кулаки. Он не смог, опять не смог доказать Олегу, кто сильнее… Он проиграл…
После получения аттестата Виктор сдал экзамены в институт и уехал на остаток лета к деду на дачу.
Там, бродя целыми днями по тропинкам, он думал, когда всё пошло не так, как могло бы быть, если б не появился в его жизни Олег… Если бы жил до сих пор отец, была бы у них ещё семья, или мать развелась бы? И что тогда стало бы с самим Виктором? Столько «бы» с трудом уместилось бы даже в космическом пространстве, а не то, что в Витькиной голове…
Он снова стал собирать модельки самолётов, расставлял, развешивал их в сарае, достал краску, покрыл лаком, а потом, смотря, как пылинки легко кружатся между устремившимися куда–то машинами, остановленными, казалось, лишь ниточками, вспоминал отца.
И вдруг подумалось, что отец был слабым, не мог отвоевать то, что принадлежало ему, терпел измены жены… Мама казала, что всё это ради него, Вити, но так ли это? И ему зачем были нужны эти лживые улыбки между роднёй, ведь и он всё знал.
— Твой папа был слабаком. Это не мужчина, это только его подобие, — как–то перед соревнованиями, поправляя на Викторе кимоно, процедил сквозь зубы Олег. — А ты мужик, ты должен семипудовые кулаки иметь, не бояться драки, понял? Рви того, кто мешает, сила, брат, это великая вещь. Без неё все давно бы уж померли. А слабые только паразитируют на нас, их надо отгонять.
Но папа был не слабый. Интеллигентный, разумный, начитанный, ему очень шла летная форма… Он никогда не лез в драку, вряд ли смог бы победить Олега, но…
Виктору стало самому стыдно, что усомнился в отце. Парень вскочил, выбежал из сарая, только дверь с шумом захлопнулась за ним и закачались на нитках самолёты…
Когда уже стал от бега, он, не раздеваясь, кинулся в теплую, лениво вздрагивающую от легкого ветра воду пруда, сильными руками разрывал её напополам, позволяя дальше соединяться, вихрясь едва заметными водоворотиками. Он доплыл до другого берега, вышел, лег на песок, чувствуя, как устало всё тело. Это была приятная усталость, не давящая.
Нет, не слабый был отец, в нём была другая мощь, добрая, спокойная. «Если таких людей не будет, то и добра не станет на Земле!» — вдруг с ясностью понял Витя, улыбнулся своим мыслям и задремал…
Он проснулся от того, что кто–то сидит рядом. Просто сидит и дышит.
Витя открыл глаза, резко сел. На песке чуть впереди он увидел девчонку. Она выкладывала из камешков какой–то узор, совершенно не стесняясь Витьки.
— Привет, — тихо сказал он.
— Привет. А это же вы у деда Егора на даче живёте? Я зашла, вас там не оказалось, а вы здесь…
Девчонке на вид было лет семнадцать. Худенькая, низкая, она бы и до тридцати, кажется, была как подросток, менялось бы лишь лицо.
— Да, вот гуляю… А что случилось? — поинтересовался Витя.
— Ничего. Дед твой увидел, что ты убежал, просил найти, узнать, что стряслось. Он сказал, ты каратист?
Девчонка вдруг вскочила, сделала «колесо» у самой кромки воды, потом, поправив выскочившие из–под банданы волосы, улыбнулась.
— Ну да… Есть такое… А тебя как зовут?..
— Светлана. Я от вас через три дома живу.
Светка жила у бабушки всё лето. Она оканчивала одиннадцатый класс в следующем году, а сейчас, ни о чём не думая, колесила по окрестностям на велосипеде, бродила по лесу и, собрав пригоршню малины, отправляла её в рот, ничуть не заботясь о появляющихся на щеках сочных пятнах.
Они с Виктором, кажется, облазили в это лето все места в округе, где было хоть что–то интересное – старая голубятня, пожарная вышка, развалины часовенки на холме, бегали на ферму, пили там парное молоко…
Вите было с девчонкой интересно, она смотрела на него с уважением, любовалась рельефом его мышц, расспрашивала о секции, о тренировках.
— Да это всё не главное. Это отчим меня заставил. А так я… — начинал каждый раз Виктор, но Светка перебивала его.
— Да ты что! Это же круто! Каратист с поясом! Да у нас на всю школу таких наберётся человека три. Молодец твой отчим, правильно сделал. Мужчина – это сила, это завоеватель, тут и говорить нечего. А вокруг одни хлюпики. Один у нас в классе, представляешь, кораблики делает из спичек. Мы зовем его отсталым. Нет, так–то он ничего, но кроме своих корабликов ничем не увлекается. Он…
— Пойдём, — вдруг схватил Витька Свету за руку, потянул к сараю. — Я покажу.
— Что? Да больно мне, не тяни! Ну что у тебя там?
Парень вынул крючок из петли, отворил дверь и, впустив внутрь сначала Свету, зашёл сам.
Через оконца, что были прорезаны в сараюшке под самым потолком, лился широкими, прямыми лучами свет. Он словно протыкал пространство, создавая какое–то чудное освещение. Парили в воздухе самолёты, блестели налаченными крыльями, а пыль плавала между ними, как взвеси капель или тонкие, полупрозрачные частицы облаков.
Светка, затаив дыхание, смотрела вверх, потрогала один макет, второй, потом, повернулась и обняла Виктора за шею… Её губы были сладкими и пахли малиной, они были жадными, нетерпеливыми. Так Виктор ещё не целовался…
Они вернулись в город к концу августа. Света жила с родителями недалеко от Новокузнецкой, Виктор, как только получил место в общежитии, поехал к Светлане, они опять гуляли, дурачились, целовались.
— Все девчонки мне обзавидуются! — уверенно шептала девчонка. — А ты когда на черный пояс сдашь?
— Не знаю. Это очень сложно, я не готов. Пока не собирался. Да и времени нет, учёба начинается, — пожал плечами молодой человек. — Для меня это не главное.
— Ты что, Витя! Это же престижно, нет, бросать нельзя! Потом сам пожалеешь!
Но Виктор так и не появился в спортзале ни в сентябре, ни потом. В институте были спортивные секции, но, зайдя туда, Витя как будто каждый раз видел сидящего на трибуне отчима, который кричит, что Виктор ни на что не годен, что гены у него какие–то не такие…
Света, узнав, что парень совсем забросил спорт, остыла к нему, стала встречаться с каким–то дзюдоистом, широкоплечим, мощным парнем.
Дома Виктор появлялся редко, старался не встречаться с отчимом. Соседка рассказала, что стал тот буйным каким–то, злым, постоянно орёт, ходит недовольный. А Ирина и дома–то не бывает…
… А потом Вите позвонила мать, сказала, что в больнице.
Он убежал с лекций, ворвался в здание клиники, чуть не сбил с ног какого–то врача, извинился и рванул к окошку администрации.
— Носова, Ирина Владимировна. Я сын. Можно навестить? — протараторил он.
— Носова? Сейчас посмотрю. Да, в третьей гинекологии. Бахилы наденьте!
Вите выписали пропуск, и он побежал по лестнице наверх.
— Мам, — сидя на стуле рядом с кроватью, чувствуя себя неловко под пристальными взглядами других женщин, шёпотом спросил Витя. — Что с тобой случилось?
— Аааа… Ничего, упала неудачно, пол помыла дома, поскользнулась. Вот и…
— Ага, три раза животом на кулак. Так падать ещё уметь надо! — усмехнулась соседка по палате. — Нет уж, Ирочка, вы сыну–то расскажите, какой у него папаша! Пусть знает и в себе эту червоточину погубит на корню!
— Мам, что она такое говорит? Он тебя, да? Ты из–за него?
Руки сами сжимаются в кулаки, плечи напрягаются, адреналин бьет в висках частой пульсацией.
Раньше бы Витя испуганно хлопал глазами, а теперь он знает, как драться…
— Ну я сама виновата, сынок. Понимаешь, раньше Олег казался мне таким сильным, настоящим, воплощением мужественности что ли…
— А папа? Чем был плох? — прошептал Витя, отвернулся.
— Папа… Папа твой был хороший человек, но иногда женщине нужно, чтобы ею владели, понимаешь? Я не знаю, как объяснить… Да и ни к месту этот разговор… Ты съезди домой, привези мне вещи, вот я тут написала…
Ира протянула сыну список.
— Да в полицию надо заявлять! — не унималась соседка. — Такие дела творятся! А ведь врачам соврала она, мол, на угол кровати свалилась. Да там синяк по всему животу!
— Мам, он бил тебя? Как он посмел, мама?! За что? — Виктор расстегнул несколько пуговиц на рубашке, сглотнул. Было очень душно.
— Не важно. Я сама. Никто меня не бил. Привези вещи, пожалуйста, — поджала губы Ира.
Витя кивнул, спрятал список в карман и, посидев еще намного, ушёл.
… Он ждал Олега во дворе, не прятался, не таился, он был готов. Олег позаботился о том, чтобы Витя умел драться, наносил удары четко и метко. На всех тренировках Олег всегда был рядом – орал, унижал, смеялся, а когда у Витьки что–то наконец получалось – сразу говорил, что сделает из него человека. Сделал. Себе на погибель.
Олег сначала не узнал Виктора, хотел пройти мимо, но парень перегородил ему дорогу. Женщины, что гуляли с детьми, рассыпались от них, будто чувствовали, что рядом опасно.
— Привет, отец, — кивнул Витя.
— А, это ты… — Олег хотел пройти мимо, но Виктор схватил его за плечо.
— Ты как посмел на мать руку поднять? — смело, громко спросил Виктор. — Что, силу девать некуда? Бегал бы лучше по утрам.
— А так и посмел. Она мне жена, собственность моя, забыл? Свою заведи, потом поговорим. Хотя за такого червяка, как ты, ни одна не пойдёт. Пусти, руки от меня свои убери! — Олег хотел идти дальше, но Витя просто ударил его. Аккуратно, чередуя расслабление и напряжение мышц, встав в стойку. Пожалуй, это был первый и последний раз, когда он получил удовольствие от того, что умеет…
Их разнял приехавший наряд полиции, растащил в стороны, наподдав дубинками.
Оба тяжело дышали, скалились и вырывались.
— Да гулящая твоя мать, остановиться не может. Таких только кулаком воспитывать! — сплюнул кровь на асфальт Олег. — Все вы тут недоделанные!..
Виктор отсидел положенное за драку, вышел. Всё это время Ирину в больнице навещала соседка, тётя Маша, принесла той всё, что необходимо, готовила обед, кормила, если надо.
Виктор пришёл к матери позже, всё боялся, что та увидит синяки. Ей он сказал, что был в отъезде, что отправили от института, но она всё и сама поняла. Молча гладила его по руке, смотрела на вихрастый чуб, на прямую его спину.
— Я встретила другого человека, Витенька, он добрый, нежный, я бы хотела вас с ним познакомить… Если ты не против… — призналась она наконец. В дверях палаты переминался с ноги на ногу мужчина. Усатый, с круглым, загоревшим лицом, большими руками и родинкой на щеке, он чем–то походил на Витиного отца, взглядом наверное… — Это Сергей…
Виктор не знал, можно ли ему доверять, относился с настороженностью, перекидывался лишь ничего не значащими фразами, но потом, узнав, что новый мамин муж увлекается столярным делом, знает много о самолётостроении, стал относиться к нему немного теплее. Серёжа помогал Вите в учёбе, хорошо разбирался в чертежах, а вечером пел под гитару, тихо, осторожно перебирая струны и глядя на Иру спокойным, любящим взглядом. Он никогда ничего не требовал, не бил кулаком по столу, не кричал, и от того становился еще более нужным Ирине. С ним было тихо и благостно.
«Странно, — иной раз думал Витя, возвращаясь от матери в общежитие, — только отца любил, но от каждого отчима что–то взял. Не хотел ни их, ни их науки, а взял… И никуда от этого не денешься…»
Был ли он им благодарен? Это большой вопрос. Олег таскал Витьку в секцию, кричал, унижал. Но все Витины заслуги – только его, Вити. И не ради отчима он их добивался, скорее ради себя самого, доказывал что–то, научился быть сильным.
Сергей подкупал размеренностью своего существования, как будто был сразу запрограммирован на семейную жизнь, умел готовить, помогал по хозяйству. Витя чувствовал, что с ним мать не пропадёт, но за то, что обманывала отца, простить её еще долго не мог.
Олег в их жизни больше не появлялся. Лишь один раз видел его Витя на улице. Тот шёл вперевалочку вместе с Иваном Сергеевичем из спортзала, смеялся, пил пиво из жестяной банки.
— А… Кто тут нам встретился! — усмехнулся Олег, кивнул Ивану. — Помнишь, это тот, Иркин, ну хлюпик…
Иван Сергеевич кивнул Виктору, улыбнулся, как ни в чем не бывало.
— Вить, ты, слышишь, вернулся бы. Потренирую, сдал бы на пояс, а? — тихо предложил тренер.
— Нет, извините. Некогда.
— Ну как знаешь. А спортсменом ты был хорошим, хоть я тебя и ругал, — добавил ещё тише Иван.— Талант у тебя.
— Ну значит, зарою его в землю. Извините, пора мне!
Витя быстро зашагал вперед. Позади Олег, его сущность, то, что было больно, обидно и унизительно. Это всё позади. А дальше – Витино, собственное будущее. У него уже есть девушка, но с матерью он её пока не знакомил, стеснялся. Лена художник, учится в академии. Они познакомились на выставке, и теперь встречаются.
Как–то Виктор спросил у неё, нужен ли ей «самец». Девушка только пожала плечами.
— Вить, ну мы же не животные. У нас другие ценности. Слушай, а научи меня на велике кататься, а? Пожалуйста!
Он держал её сзади за сидение, Лена крутила педали и визжала, катился вперед по дороге велосипед, и весь мир был только для них, таких, какие они есть – молодых, способных чувствовать и видеть прекрасное. У них свой путь, путь, а не тропа, у них будет дом, а не берлога. У Лены будет муж, а не самец. И Виктор этому рад.
