Эльвира не спеша шла по улице. Она не хотела возвращаться домой: там придётся о чём-то говорить, кому-то что-то объяснять. Женщина никого не хотела видеть. Она пыталась разобраться в себе, в собственных мыслях, которые хаотично роились в голове. Она не сделала ничего плохого, почему же ей было так стыдно и неуютно?! Ведь она просто хотела сделать доброе дело…
Эльвира была самостоятельной женщиной 35 лет. У неё было 2 прекрасных детей: Диме было 10 лет, Даше – 4 года. Присутствовал и муж Леонид 38 лет. И Эльвира, и Леонид работали: женщина – завучем в школе, мужчина – главным энергетиком на небольшом местном предприятии. Жила семья в собственной трёхкомнатной квартире. Была у них и машина, на которой ездили попеременно то муж, то жена: Эля хотела авто и себе, но пока копила на него деньги, так как только вышла из декрета. Жила семья спокойной размеренной жизнью: работа, дом, дача, поход к родителям. И родители Эльвиры, и мать Леонида жили в том же городке, что и они сами.
С самого детства Эля знала, что будет работать в школе. Сначала она рассаживала кукол и учила их, потом переключилась на свою младшую сестру: разница между ними была 6 лет. Когда родители решили, что Варю пора готовить к школе, оказалось, что 7-летняя малышка уже вполне готова: Варя прекрасно читала (уже даже не по слогам), считала в пределах 50 и даже знала несколько слов на английском. «Да, ты прирождённый учитель!» – сказала тогда Эле мама. Так и случилось.
Работу свою Эльвира любила, как и детей. Она, вообще, считала, что случайным людям в педагогике не место: слишком велика ответственность – воспитание будущего поколения. Эльвира считала, что нет неспособных детей: есть нерадивые родители, которые своими отпрысками не занимаются. Конечно, не всем быть отличниками, но тянуть школьную программу хотя бы на «3» могут все. А в начальных классах и подавно. Собственным ученикам Эльвира старалась помогать, оценок она не занижала, а если видела, что с ребёнком что-то происходит, то обязательно пыталась ему помочь.
— Эльвира, оно тебе надо?! – спрашивала её подруга, такая же учительница, – Пусть живут, как хотят! Ну, пьёт мать у Нечаева. Так он же в школу ходит, одет, обут. Какое тебе дело до того, что происходит в их семье?! Мальчик вполне довольный жизнью, активный и живой!
— Ты понимаешь, что с ней может что-то случится?! И вообще, люди в состоянии алкогольного опьянения неадекватные! Вдруг она что-то сделает с сыном?! Кому отвечать?! Они же вдвоём живут! А я в социальную службу обратилась – пусть беседу с женщиной проведут, возможно, на лечение её отправят. Это их работа!
Когда Лёшку Нечаева забирала из школы представительница службы, чтобы отправить в реабилитационный центр, мальчик плакал, вырывался и кричал: «Не трогайте меня! Я хочу к маме! Это Вы виноваты! Вы забрали у меня маму!» – последние слова были адресованы Эльвире. Дело в том, что комиссия застала Нечаеву пьяной, в квартире был бардак, а в холодильнике – пусто. Вот и решили сына у неё изъять до выяснения всех обстоятельств, так как других родственников у мальчика не было. Никого не волновало, что 8-летний парень уже сам мог заварить себе овсянку, что и делал в таких случаях. А ещё мать всегда оставляла ему немного денег, чтобы он мог купить себе сосисок и молока. Однако представителей социальной службы это интересовало мало: поступила жалоба, следовало на неё отреагировать.
Ещё долго в ушах Эльвиры стоял крик мальчика: «Вы забрали у меня маму!»
— Я же хотела, как лучше, – протянула она.
— Не всё то добро, что добром тебе кажется! – жёстко ответила подруга, – Они прекрасно жили без твоего вмешательства! Мать никогда не обижала Лёшку, да и пила она не так часто: пару раз в месяц, когда зарплату получала. Совпало просто так. Ты считаешь, мальчишке в интернате будет лучше?!
— Нет, не считаю…
Сколько потом Эльвира выходила, чтобы Лёшку всё-таки вернули матери, сколько выслушала… Комиссия несколько раз приезжала к Нечаевым, приходили к матери Лёшки на работу, брали характеристики в школе. Мальчишку вернул-таки, но Эльвиру он обходил потом десятой дорогой.
После этого случая женщина поняла, что понятия «добро» очень неоднозначно. У каждого оно своё.
— Помогать нужно тем, кто об этом просит, – часто повторяла её мать.
Теперь Эльвира с этим соглашалась. И всё же она старалась «держать руку на пульсе». Особенно, когда стала завучем. Эльвира просила работников столовой кормить бесплатно тех детей, которые в этом нуждаются. Одну такую девочку воспитывала бабушка – родители её где-то скитались. Ещё двое деток были полусиротами, и их мать еле сводила концы с концами. Да, это был незаконно. Но по-человечески.
— Вот это помощь, я понимаю! – кивала Марта, подруга и коллега Эльвиры.
— Да что там, это так! Знаешь, я мечтаю как-нибудь усыновить ребёнка! – говорила Эльвира, – Ведь сколько на свете брошенных детей! Если бы каждая семья об этом задумалась – ведь не бывает чужих детей! – рассуждала женщина.
— Чужой ребёнок – это огромная ответственность! – говорила Марта.
— Конечно, думаешь, я не понимаю?!
Марта пожимала плечами: она знала, что подруга любит делать добро напоказ. Не верила Марта в то, что Эльвира пойдёт на усыновление.
Дети, в принципе, любили Эльвиру и уважали, как честного и справедливого педагога. И человека. Она всегда стояла за правду, у неё не было «любимчиков»…
Естественно, собственных детей Эльвира тоже любила. Сын Дима занимался футболом, посещал нескольких репетиторов: ему тяжело давался английский и математика. Малышка Даша ходила в детский сад. Эльвира занималась детьми: она контролировала Дмитрия, помогала ему с уроками. Читала Даше сказки на ночь и водила её по субботам на развивающие занятия. Муж больше был занят материальным обеспечением семьи, однако детей он любил и тоже старался проводить с ними свободное время. Часто они всей семьёй ездили в парк или на природу, катались на велосипедах. Нередко Эльвира гуляла с Дашей на площадке у дома. Здесь женщина и увидела этих странных соседей.
— Не лезь туда! Мы идём домой! – смутно знакомая Эльвире женщина тянула за руку девочку лет 6-ти, которая очень хотела залезть на горку.
— Ну, мам, чуть-чуть, – просилась малышка.
— Домой, я сказала! – шипела женщина. С ней рядом шёл мужчина, а в коляске – ещё одна девочка лет 3-х, – Дома Саша спит!
Когда они прошли, соседка, сидящая около Эльвиры, покачала головой:
— Бедные дети! – тихо сказала она.
— Почему бедные? Что не так? – спросила Эля. Она, конечно, заметила, что девочки какие-то растрёпанные и неаккуратные, но это дети, так бывает!
— Это Самохины, они в четвёртом подъезде живут, – начала рассказывать женщина, – у них трое детей. Три девочки. Раньше, пока мать Маши жива была, вроде, нормально всё было: она всю семью в руках держала, готовила, убирала. Дочь её, мать девчонок, с детства странная какая-то. Она и ребёнком таким была: замкнутая, неразговорчивая. С детьми не дружила, всё сама по себе. Замуж она вышла за Ваню – у того, вообще, диагноз – шизофрения. Когда ничего, спокойный. А иной раз, слышу, – я над ними живу, – кричит чего-то там, песни, бывает, поёт. На детей часто орёт. Его даже «скорая» пару раз забирала, подлечивали. Ну, это пока мать Машкина жива была. Сейчас они в больницу не обращаются. И пьют. Все вместе: и отец Машкин, Мишка, и муж, и она. Всё это на глазах у детей. Не работает же никто. Что-то там они, правда, получают. Пенсию – отец, Ванька – пенсию по инвалидности, но это всё пропивается. Из квартиры, что можно было, вынесли уже. Воду и свет им отключили за неуплату. Говорят, что даже постельного у них нет. Как они моются, есть готовят – не знаю. Видела, что из колонки воду носили. Иногда Машка ко мне заходит: ведро воды набрать. Я даю – детей жалко. Они их даже на улицу, считай, не выводят, как зверьки в клетке девчонки сидят. Жалко мне их…
— А в социальную службу Вы обращались?! Ведь дети в таких условиях! – Эльвира смотрела на соседку.
— Нет, не обращалась. Не знаю, лучше ли им будет в детском доме, без матери? Дети ведь родителей любыми любят!
Эльвира вздохнула. То, что любят любыми, она знала не понаслышке: воспоминание о Нечаеве Лёшке было ещё свежо.
— Дочь, не вмешивайся! – сказала ей мать, когда она рассказала о происходящем, – Хватит там и без тебя защитников! Останешься потом виноватой!
— Может, ты и права, – пожала плечами женщина.
И всё же часто, проходя мимо 4 подъезда, она поднимала глаза и пыталась что-то разглядеть за грязными окнами на втором этаже – на них указала тогда соседка. Там не было даже штор…
Забирая как-то Дашу из детского сада, Эльвира услышала, что воспитатель, Ирина Олеговна, разговаривая с кем-то по телефону, назвала знакомую ей фамилию Самохиных. Отключившись, женщина покачала головой:
— Проблемная семья, – объяснила.
— Они в моём доме живут, – сказала Эльвира, – видела их пару раз.
— Девочка их средняя, Саша, должна в нашу группу ходить, – проговорила Ирина Олеговна, – да только как заболела она в сентябре – так и по сей день. Трубку мать её не берёт, дверь не открывает. Не знаю, ходили ли они вообще в больницу!
— Там соседка о них мне такие ужасы рассказывала! – поделилась с воспитательницей Эльвира, – А что с девочкой?
— Какое-то высыпание было. То ли чесотка, то ли лишай – отправили к дерматологу. Ни ответа, ни привета. Уже 2 месяца почти. И старшая девочка в сад ходить перестала. Я знаю, что там родители со странностями, но обычно Машу я немного пристыжу, и она исправляется: и вещи выстирает, и головы детям вымоет… Что с ними произошло – ума не приложу!
Ещё пару раз Ирина Олеговна спрашивала у Эльвиры, не видела ли та Самохиных. Она не видела. Ни на площадке, ни в парке, ни в других общественных местах Самохины с детьми не появлялись. Несколько раз женщина видела Марию и Ивана в магазине. Детей с ними не было. Да и взрослые выглядели «печально»: грязные, плохо пахнущие, с опухшими лицами.
— Знаете, Ирина Олеговна, мне кажется, нужно звонить в социальные службы! – при следующей встрече поделилась с воспитательницей своими переживаниями Эльвира, – Мне страшно за детей!
— Я уже несколько раз звонила! Они никак не доедут! – развела руками воспитательница.
Спустя пару дней, когда Эльвира как раз возвращалась с работы, социальная служба доехала-таки до Самохиных: из подъезда выводили малышей, грязных, оборванных, ревущих в три ручья. Младшая девочка кричала на весь двор: «Мама! Мамочка! Не отдавай меня им!» Кричала так, что кровь стыла в жилах. Дети висли на матери, их, в буквальном смысле слова, отдирали от неё и запихивали в машину. А мать, пьяная, в старом замызганном халате, со спутанными волосами, казалось, вообще не понимала, что происходит. Она металась от одного ребёнка к другому, заливалась слезами и клялась, что уже завтра их заберёт. Её муж наблюдал за всем происходящим со стороны совершенно спокойно.
Эльвира застыла на месте. За тем, что происходило, наблюдать было страшно.
— А, это снова Вы! – грустно улыбнулась ей соседка. Она вышла из подъезда и тоже наблюдала за происходящим, – Как это страшно! – тихо проговорила женщина.
— Там всё совсем плохо? – кивнула Эльвира на Самохиных.
— Совсем, – женщина поёжилась, – меня попросили присутствовать – нужно было в каких-то бумажках расписаться. Это же я в дверь им постучала, чтобы открыли они – посторонним Самохины не открывают. Мне открыли. Там просто ужас! – женщина вздрогнула, – Обои – в хлам, обрывками по стенам, грязь кругом. На полу: и бумажки, и мусор какой-то, и очистки – чего только нет! Кругом свалены кучами грязные вещи. Запах в квартире – кошмар! До сих пор мухи летают! Ноябрь начинается! Мебели почти нет. Даже кровать взрослая одна – двуспальная. Как они там спят? Втроём, что ли? Ведь с ними ещё отец Машкин живёт – они пьют все вместе! Детских 2 кроватки. Тоже непонятно, как девочки там помещаются. Естественно, постельного нет. Матрацы порванные, грязные, вонючие. На них что-то засохло: вонь – не передать словами! Вещи на полу. Шкаф один. В нём – просто куча каких-то непонятных вещей, мусор…
— Они так и жили? – Эльвира покачала головой, – Действительно, жуть!
— Это ещё не всё! – вздохнула соседка, – Воды и света, как ты понимаешь, нет. В туалет зайти просто невозможно. Холодильника тоже нет, как и тарелок, чашек. На столе – кастрюля с пригоревшей пшеничной кашей. У меня такую Лорд не ел бы, – женщина взглянула на спаниеля у своих ног, – девочки ели её просто руками. Больше ничего из еды у них не было. Девчонки полураздетые – кто в чём. На теле у Сашки какие-то пятна, сыпь, гнойники, она вся чешется… Дети дикие, как волчата, от людей прячутся. А когда конфеты увидели – чуть не подрались.
— А родители-то их что? Ведь у них детей отбирать приехали! – Эльвира даже представить не могла, что бы она делала, если бы такое произошло с ней. Она бы, как волчица, защищала детей до последнего вздоха!
— Открыла нам Машка. Она после вчерашнего (или сегодняшнего?) ещё не отошла. Не поймёт, что к чему! Муж её ещё спал, отец тоже. Все на одной кровати… Она, получается, между ними спала. Может, не зря люди языками чешут? – нахмурилась женщина, – Её попросили вещи детские показать, чем она детей кормит. А там… Ну, я говорила уже. Сказали, девочек собирать. Мол, забирать будут. А Машка вещи тёплые им найти не может. То ли нет их – они ведь и на улицу почти не выходят. То ли, скорее всего, где-то в кучах мусора валяются, грязные. У них воды с лета нет – за долги перекрыли. Пока она что-то найти пыталась, Иван проснулся. Услышал, в чём дело. «Чего ревёшь?! – жене говорит, – Велика проблема – новых заделаем!» Будто и не его это дети вовсе. Мне девчонок так жалко – слов нет. А ему, отцу, как с гуся вода!
— А что им сказали? Есть вероятность, что детей вернут? – спросила Эльвира.
— Есть. Суд не раньше, чем через 3-4 месяца. До этого девочки будут в реабилитационном центре. Только для того, чтобы детей вернуть, им на работу устроиться надо, ремонт в квартире сделать, кровати дочкам купить и коммуникации все подключить. Как думаешь, будут они этим заниматься?!
— Да нет, конечно, – вздохнула Эльвира, – хотя я бы очень хотела ошибаться.
Всё же Эльвира, в силу своего характера, не могла так просто бросить этих детей. Сначала она вместе с Маргаритой Степановной пошла к родителям девочек. Открыла дверь Мария. Женщина вышла на лестничную площадку, чтобы поговорить. В квартиру она их не пустила. Всё тот же грязный замызганный халат, опухшее лицо и запах перегара.
— Конечно, я собираюсь забирать дочек! С понедельника начну работу искать! – заверяла она их.
— В квартире нужно сначала порядок навести, – поучала Маргарита Степановна. Женщина кивала, соглашаясь.
— Машка! Давай, дуй домой! – высунулся из-за двери Иван, – Мужики есть хотят!
— Сейчас, сейчас! – засуетилась женщина.
— А вы отстаньте от неё со своими детьми! Сначала одни душу рвут, теперь другие! Государство обязано обеспечивать своих граждан – вот пусть и обеспечивает! Мы и так родили троих – свой вклад сделали. А дальше пусть государство! Заходи, Машка! И хватит нюни распускать! Девки тут только мешали: то их покорми, то помой, то одень! Под ногами только путались. А так – красота! Тишь да блажь!
Мария ушла вслед за мужем, плотно прикрыв дверь. Эльвира и Маргарита Степановна поняли, что от родителей толку мало.
— Подожди! У меня есть телефон Машкиной тётки! Сестры её матери! Она где-то неподалёку в деревне живёт! – вспомнила Маргарита Степановна.
Спустя несколько минут она уже набирала номер.
— Мне звонили из социальной службы, – проговорила женщина на другом конце трубки, – знаю, что у Машки детей забрали. И я считаю, что правильно и сделали! Наконец-то! Разве им можно детей оставлять: алкоголики и тунеядцы! Они же только пьют, детьми вообще не занимаются. Пока сестра ещё жива была, она хоть как-то эту кагалу в руках держала. Заставляла Машку детей в детский сад водить, работала сама, Машка даже на работу выходила и муж её. А когда не стало Катьки, то всё покатилось под откос.
— Вы детей забирать не планируете? – аккуратно спросила Маргарита Степановна.
— Нет, у меня уже свои внуки растут. Куда мне эти трое?! К тому же непонятно, что из них вырастет – у Ваньки-то шизофрения! Пусть теперь о них государство позаботиться – в интернатах тоже дети растут! И не хуже, чем у некоторых дома! – рассуждала женщина.
— Они ведь Ваша родня! – не сдержалась женщина.
— Седьмая вода на киселе! – услышала она в ответ, – Я их видела в последний раз на похоронах сестры. Даже имён не помню. Так что это даже не рассматривается, извините!
Эльвира расстроилась. Ей было ужасно жаль девочек. Они с Маргаритой Степановной даже ходили их навещать в реабилитационный центр. Купили сладостей и фруктов. Девочки были рады увидеть знакомые лица, особенно они радовались соседке и гостинцам.
— А когда мама придёт? – всё спрашивала у них младшая, Люда, – Ты ей скажешь?! – дёргала она за рукав Эльвиру.
— Скажу, конечно, скажу! – кивала женщина. Что она ещё могла ответить малышке?!
— А родители к ним приходят? – спросила Маргарита Степановна у администратора, когда они уже уходили.
— Приходили раз, мать принесла пакетик сока и пачку печенья. На всех. Мы не имеем права их пускать к детям. Больше их не было.
Эльвира грустно вздохнула. «Бедные крошки!» – подумала она.
— Им нужна хорошая семья, новая семья! – проговорила Эльвира, – Если бы я могла, я бы обязательно забрала их к себе!
Маргарита Степановна грустно улыбнулась…
— Эль, ну так возьмите их к себе! – Марта смотрела на подругу чуть насмешливо, – У вас большая квартира, деньги есть. Будет у твоих детей ещё 3 сестрички!
— Да нет, к себе никак не могу! – Эльвира покачала головой, – Во-первых, муж будет против – он посторонних вообще не любит, а тут трое чужих детей. Во-вторых, наши сын и дочь. Не думаю, что они будут в восторге. Это же игрушками делиться придётся, жить всем вместе. Там девочки своеобразные, к обществу других детей не приучены.
— Эль, – перебила её подруга, – если бы ты хотела, то и мужа бы уговорила, и детей. А так ты просто причины ищешь, чтобы этого не делать!
— Ну, знаешь ли, у них отец – шизофреник! Ты готова бы была таких детей к своим привести?! – возмутилась Эльвира.
— Я – нет. Не готова. Только, Эль, я при этом не хожу и не ною, что мол, «бедные крошки – никто не хочет им помочь, никому они не нужны». Особенно мне нравится твоё «Вот я бы…». Эль, ты же не собираешься ничего такого делать! Зачем, вообще, всем рассказывать, что бы ты могла для них сделать, если бы…?! У тебя своя семья, свои дети. Хорошо быть добренькой на расстоянии!
Эльвира обиделась на подругу и даже не разговаривалась с той несколько дней. Как она могла! Ведь женщина, действительно, пыталась помочь детям. Пока это не коснулось непосредственно её…
— Эльвира, я собираюсь завтра навестить девочек, не хотите со мной? Я купила им фруктов и сок, – Маргарита Степановна встретила Эльвиру у подъезда – она, как обычно, гуляла с Лордом.
— Нет, Вы знаете, завтра я весь день занята, – отвела глаза Эльвира. Она и так слишком много времени посвятила этим чужим детям. А лучшая подруга при этом считала, что она таким образом «пиарится»! Завтра она с семьёй ехала на пикник.
Маргарита Степановна, глядя ей вслед, только головой покачала…
Время шло своим чередом. Дом, работа, дети и их кружки, муж и быт. Уже прошёл Новый год, на носу было Рождество. Эльвира совсем забегалась: конец семестра, отчёты, календарное планирование, праздники. Вспомнила о девочках она уже накануне Рождества. «Нужно проведать малышек, отнести им гостинцев!» – подумала она. Женщина поднялась к Маргарите Степановне, но той не было дома. Несколько раз позвонив в дверь, Эльвира ушла домой. «Ну что ж, съезжу сама, такой праздник! К девочкам меня, наверное, не пустят – это Маргариту Степановну там знали, а вот гостинцы я им передам! И пусть не думает Марта, что я делаю это напоказ!»
— Дорогая, ты опять пытаешься помочь всему миру! – обнял муж Эльвиру,– Какая ты у меня добрая и милосердная! – восхищался мужчина.
Эльвира отнекивалась, скромно потупив глаза. Ей было очень приятно услышать от мужа такие лестные слова.
— Кто же ещё их, бедняжек, пожалеет! Они даже собственным родителям не нужны! – вздохнула женщина.
Купив фруктов и конфет, Эльвира отправилась в реабилитационный центр.
— А Самохиных уже забрали, перед Новым годом ещё! – ответила ей та самая приветливая администратор.
— Родители что ли? – удивилась Эльвира. Она в последнее время не видела Марию и Ивана, а вдруг…
— Нет, что Вы, тех лишили родительских прав. Усыновили их. Повезло девчонкам!
— А кто? Не знаете? Насколько я знаю, у них не было родственников! – протянула женщина. Ей вдруг стало как-то обидно и неуютно.
— Знаю, конечно! Женщина, которая с Вами приезжала. А потом без Вас несколько раз. Она с мужем и забрала девочек. Муж у неё в администрации работает, дети выросли, разлетелись кто куда. Внуков ещё нет. Вот и решили они доброе дело сделать. Знаю, что дом купили в пригороде, чтобы детям комфортнее было, да и с биологическими родителями чтобы реже пересекаться.
— Маргарита Степановна?! Ну почему же она мне не сказала?! – возмутилась Эльвира, – Конечно, если муж в администрации, то можно всё быстро сделать, да и дом купить, и детей усыновить. А я, как дура, через весь город с этими пакетами…
Выходя из центра, Эльвира вдруг поняла, что до сих пор держит в руках пакеты с гостинцами.
— Вы отдадите другим детям? Здесь сок, фрукты, конфеты? – спросила она. Администратор утвердительно кивнула:
— У нас много детишек, и все ждут праздника. Знаете, они все верят в чудо. Даже после того, что пережили. После предательства самых близких людей…
Эльвира не спеша шла по улице. Снег летел ей в лицо, тая на щеках и превращаясь в слезинки. Женщина пыталась разобраться в себе, в собственных мыслях, которые хаотично роились в голове. Она не сделала ничего плохого, почему же ей было так стыдно и неуютно?! Наоборот, она хотела сделать доброе дело… Она хотела, а Маргарита Степановна взяла и сделала.
Автор: Ирина Б.