— Мамочка, мне так плохо, — простонала она, когда открыла глаза.
Почему, если происходит что-то страшное в жизни, человек зовёт мать, пусть даже человеку этому далеко за тридцать лет?
— Теперь будет легче, операция прошла успешно, — подошла к больничной койке мать. — Хочешь пить? Врач разрешил принести морс.
— Хочу, буду, мамуль… Прости что заставила тебя волноваться.
Мать посмотрела на Глафиру с нежностью, притом глаза её были красными от недавних слёз и переживаний.
— Ничего. Главное, что всё позади.
— Где ты остановишься, мама? Можешь взять ключи от квартиры в которой я живу.
— Не нужно, я у тёти Светы побуду.
Мать приезжала в реанимацию, куда Глафиру поместили после недавно перенесённой операции, потом пробыла с ней ещё день, до того момента пока молодую женщину не перевели в общую палату.
Только после этого Катерина уехала домой, в деревню, где её встретил муж. Кулаков смотрел с неприкрытой злобой:
— Ты сорвалась и уехала к ней по звонку, забыла о чем просил тебя?
Женщина избегала смотреть мужу в глаза. Они ведь договорились о том, чтобы даже имя её не произносить, однако всё это осточертело вдруг, и Катерина рассердилась:
— Дочь попала в аварию и мне позвонили из больницы! Что если бы я потеряла Глафиру? Я бы никогда тебе этого не простила!
Кулаков смолчал, ничего не ответил и ушёл курить. Наконец, Катерина выдохнула из себя боль, страх, остатки слёз. К ней немедленно подошла Ксения с маленьким ребёнком на руках:
— Мам, ты уехала никого не предупредив, никогда так больше не делай. Я чуть с ума не сошла от волнения за тебя и у Манечки пропал сон.
Ксюша сунула в руки матери своего ребёнка, совершенно не думая о том, что женщина могла устать с дороги.
— Что там с Глашкой случилось? — сварливо поинтересовалась Ксения.
— Ничего, — был ей ответ.
— Хм! Подумаешь! Не хочешь говорить, и не нужно.
***
Болезнь не сразу себя проявила, сначала к лёгким головным болям на погоду прибавились небольшое онемение в руках и ногах по утрам, постепенно это онемение превратилось в боль и вот уже женщина не могла выходить на сцену без приёма обезболивающих таблеток. Наконец Глаша обратилась в клинику, где прошла полное обследование, там и выявился неутешительный диагноз, который поставил крест на её карьере. Ни о каких танцах больше не могло быть и речи, так на здоровье женщины сказались последствия той злополучной аварии.
Без работы нахождение Глаши в городе становилось бессмысленным, этот факт вынудил Глафиру собрать вещи. Квартира, в которой ей беззаботно жилось, была шикарной, комфортной, но – съемной. Вот тут то женщина и пожалела о том, что не послушала прежде мать, и не взяла хотя бы махонькую квартиру-студию в ипотеку.
(Ещё бы она ютилась в маленькой жилплощади, когда ей хотелось с размахом жить, в больших апартаментах с гардеробной, сауной и джакузи.)
Куча поклонников и хорошие заработки вскружили голову, Глаша почему-то решила, что так будет продолжаться вечно.
Распихав горы одежды по чемоданам и сумкам, Глаша с горечью усмехнулась: большая часть вещей, за которые она отвалила немалые деньги, вряд ли пригодится ей в дальнейшей жизни. Неоновые топики, едва прикрывающие грудь, смелые юбочки кричащих цветов, очень много пар туфель для танцев на высоченной платформе, всё это неуместно носить в обычной жизни и уже некуда будет надеть.
Да-а, вот куда потрачена львиная часть её доходов, косметика класса люкс, духи, шмотки, обувь. У Глаши не осталось никаких накоплений, всё что было отдала жениху, тот взял деньги чтобы поменять машину перед свадьбой. Самое обидное заключалось в том, что на этой его дорогой покупке Женя с Глашей и угодили в дорожно-транспортное происшествие. В-итоге выяснилось, что машина не подлежит восстановлению и ремонту, Евгений виноват в том, что не убедился в безопасности маневра, чем спровоцировал дтп, поэтому ни о какой страховке не может идти речи. Да и сам жених исчез из поля зрения Глафиры, про долг ей он видимо забыл, потому что заблокировал везде контакты бывшей невесты.
Вот так жизнь крутит в своих водоворотах, не давая засидеться на одном месте. Глафира ещё повздыхала, памятуя о том, как вела праздную жизнь, завтракала и обедала в ресторанах и кафе, ездила отдыхать на курорты, сорила деньгами направо и налево, дарила хорошие подарки родственникам. И собиралась выйти замуж за прекрасного, как ей казалось, мужчину.
Словом, всё растранжирила и ничего не накопила, хотя такая возможность имелась.
— Ладно уж, мы что-нибудь придумаем, — невесело решила она и подтащив все свои чемоданы-сумки к двери, набрала номер маминого телефона.
— Мам, я приеду самым поздним рейсом, потом возьму такси до деревни.
— Я тебя встречу, дочка.
***
Кулаков хмыкнул, когда жена вышла со звонившим телефоном в руках в сени.
— Опять эта вертихвостка звонит, — проворчал он. — Попросил же, чтобы ноги её больше не было в моём доме. Неужели и впрямь собралась приехать.
Ксения сидела за большим круглым столом и кормила с ложки дочку, она подняла на отца глаза и тихо проронила:
— Пап, я нечаянно подслушала их телефонный разговор, Глашка собирается сегодня приехать. Видно, дела у неё пошли плохо, раз вспомнила про родной дом.
Мужчина поглядел на дочь и посопел ноздрями.
— Ну-ну, пусть только сунется сюда, я её встречу как положено, позор на мою седую голову.
— Правильно-правильно, так её, — кивнула головой Ксения. — Она думает, что здесь никто не знает о том, каким местом она на жизнь в городе зарабатывает.
Ксения отодвинула тарелку с кашкой и вытащила ребёнка из детского стульчика, затем вышла из-за стола и направилась в комнату, которую занимала теперь всецело сама, с двухлетней дочерью.
А когда-то эту спальню Ксюша делила с Глашей, две сестры никогда особо не ладили, а после того, как Глашке повезло найти в городе работу и остаться жить там, Ксения возненавидела сестру.
«Как хорошо, что жизнь всё расставила по местам, — думала про себя Ксения. — И этой задире Глашке досталось, а то ходила королевой и мнила себя звездой. И таких жизнь обламывает.»
Ксюша начала укладывать дочь в люльку, подавив в себе желание отругать дочку. Нельзя, папка может услышать, дед прикипел к внучке и души в ней не чает, может рассердиться если узнает, что Ксения уже не та тихая спокойная девушка, какой была раньше. Внутреннего монстра не уймёшь, так и хочется порой кричать, рвать, метать и швырять вещи на пол, потому что в жизни ничего не складывается и приходится растить ребёнка одной. В этом тоже Глашка-гадина виновата.
Как назло, ребёнок долго не хотел спать, кряхтел и смотрел в потолок, хлопая огромными голубыми глазами. Ксюша протянула руку и ущипнула ребёнка за бедро:
— Спи сказала! — прошипела она.
Малышка заплакала и отец сразу постучал в дверь:
— Ксюша, чего Манька плачет?
— Да она просто капризничает, засыпая.
Зато поплакав, малышка в люльке сразу притихла и уснула. К такому нехитрому приёму усыпления дочурки женщина прибегала нечасто: в баню внучку носила купать мать, она могла заметить следы от пальцев.
Убедившись в том, что дочка спит, Ксения вышла из комнаты и прошла в кухню, после обеда полагалось помыть посуду. Убираясь, она поглядывала на часы, размышляя о том, что Глашка должна была сесть в поезд.
«Прикатит значит. Только её здесь не хватало!»
Когда за окном совсем стемнело и хлопнула входная дверь, Ксюша выбежала в прихожую, она находилась в приподнятом настроении, в сильном предвкушении увидеть, как отец вышвырнет из дома непутёвую сестру.
В дверь дома ворвался ветерок и вошла стройная женщина, она пронесла через порог большой стильный чемодан на колёсиках, остальные сумки и пакеты внёс в дом молодой мужчина-таксист.
Мать тоже носилась по прихожей, благодаря таксиста за помощь и приглашала его к столу.
— Вы хоть чай попейте с дороги.
— Нет, спасибо, я поеду, у меня заказов много.
— Счастливого пути, — произнесла Глафира.
Ксения с недовольством поглядела на стройную фигуру сестры. Как ей удаётся так выглядеть, не иначе в спортзал ходит, чтобы мышцы в тонус привести, самой Ксении о такой блажи как спорт думать не приходилось, и без того работы хватает в доме, в огороде и в поле.
Ксения суетливо поискала глазами отца, отчего-то тот не вышел встречать гостью, оказалось, что тот сидит в зале за столом, мнёт в руках газету и молчит. Ксения мысленно рассердилась на него: ну и куда же делась вся твоя решительность, старик? Оробел и прикусил свой язык, зато хвалился тут, что выгонит сестру.
Между тем Глаша разулась и прошла в комнату:
— Здравствуй отец! Злишься? Ты мне разрешишь пожить у вас недельку? Сил у меня больше никаких нет, хочу просто побыть с вами.
Отец поднял глаза на дочь:
— Тебя прогонишь, как же. Ты ж как таракан, от тебя спасу нету.
«Старый дурак и хрыч!» — трясло от бессилия Ксению. Она смотрела на то, как Глашка подбежала к отцу и крепко обняла его голову, прижав к своей груди.
«Ты же несколько часов назад говорил, что на порог дома её не пустишь!»
Так было всегда. Ксения изо всех сил старалась матери с отцом угодить, а те почему-то больше Глашку любили.
Из комнаты донёсся плач Манечки и Глаша обернулась:
— Ой, это что, Манечка проснулась? А у меня для неё подарок есть.
Глашка выбежала обратно в прихожую, там принялась рыться в своих сумках, вернулась с большой коробкой в руках.
— Это для Машули.
— Моей дочери от тебя ничего не нужно, — процедила сквозь зубы Ксюша.
— Что ты такое говоришь, Ксюш, — включилась мать. — Какая большая и красивая кукла, у Манечки таких игрушек то нет. Да она больше самой Машки! Ой, как хочется посмотреть, как Манечка себя поведёт, когда увидит игрушку!
Ксения сморщилась от отвращения и ушла из дома. У неё не было желания смотреть на то, как дочь будет хватать руками подарок «этой», как мать с отцом будут умиляться подаркам.
…Глаша почти ничего не ела, сидела за столом грустная.
— Мам, пап. Как же мне не хватало вас, только раньше я не понимала этого. Потому что там, в городе ведь не до этого. Там я крутилась словно белка в колесе, стараясь побольше заработать.
— Ну и что, заработала? — съязвила Ксюша. — Наверное на квартиру уже накопила!
Мать странно посмотрела на Ксению.
— Глаш, ты не устала ли с дороги? Я тебе в зале постелила на диване. В комнате извини, занято, там Манечка спит, да и тебе самой там будет неудобно.
— Мамуль, с удовольствием отдохну в зале. Как же я наш дом люблю, тут даже запах другой. Родной. Свежий.
Кулаков нетерпеливо ходил по комнате, поглядывая на приехавшую дочь. По нему было видно, что хочет уединиться с ней для разговора, обо всём расспросить, вот только отвык очень. Эта женщина с красивой укладкой, с точеной фигурой не совсем похожа на ту дочь Глашку, коей она была, когда жила здесь.
— Я пойду Маню укладывать, сегодня посуду помоет Глашка! — холодно заявила Ксения, прежде чем скрылась за дверью комнаты.
Раздражение копилось в Ксении, не находя выхода.
А в зале Глаша вдруг обняла отца и горько расплакалась:
— Пап, прости! Хотела вас обрадовать известием о моей свадьбе… А получилось как всегда… Я неудачница. У меня ничего не получается. Надоело всё, я устала пап. Я жить устала.
— Ну-ну. Прекрати. Ты ещё жизни не видела, чтобы так говорить. Вот родишь своих детей и поймёшь, каково это, услышать от своего ребёнка о нежелании жить. А из дома тебя никто не гонит, оставайся с нами жить, чем сможем, тем поможем. Болеешь? Так работать мы тебя и не гоним.
Стены в доме были тонкими и Ксении не составило труда всё подслушать.
«Да он с ума сошёл, так говорить? Она ж на шею вашу хочет сесть!» — с раздражением подумала женщина. – «Она ж с порога принялась подлизываться! Наглости у неё хватает пускать слёзы, чтобы её тут жалели!»
С утра Глафира повязала на голову платок и встала у плиты.
— Голова не болит? — сразу же пристала к ней с расспросами Катерина.
— Немного, но вполне терпимо, — выдавила из себя улыбку женщина.
— Ты такая худенькая, тебе нужно больше есть.
— Теперь буду есть всё что захочу. Мне больше не нужно беспокоиться о лишнем весе.
— Да где хоть он у тебя лишний, вся просвечиваешь насквозь. Дочь. Те деньги, что ты присылала мне, я не тратила, откладывала.
Глаша посмотрела на мать с удивлением:
— Но почему?
— Как знала, что тебе они понадобятся. Ты так много отправляла, я боялась тратить их.
Ксения прошла к фляге с водой, намеренно толкнув сестру.
— Встала тут, мешаешься. Отойди!
После завтрака мать с отцом предложили обеим дочерям сходить на прогулку.
— Покажешь Глашеньке новую улицу и магазин, который строится у речки.
— Хорошо, — пробурчала Ксения.
«Вот бы её в той речке утопить, чтобы глаза мои её больше не видели.»
Редкие прохожие провожали глазами Глашу. Не все её узнавали, а кто узнавал, останавливал поговорить. Когда-то Глаша была любимицей в этой деревне у всех.
Ксения скользнула взглядом по ладной фигуре сестры, обтянутой коротким свитером и лосинами и заметила:
— Ты здесь в таком виде не ходи, а то примут за распутницу. Про тебя и так слухи ходили.
— А какие обо мне ходили слухи? – удивилась Глафира. — Ты про те, которые сама распустила?
Ксения остановилась и насмешливо посмотрела на сестру:
— Дело то ведь не во мне, в тебе, сестрица. Если ты вела такой образ жизни, глупо обвинять сплетников, с себя начни.
— Мне не за что стыдиться, я не сделала ничего плохого, — гордо заявила Глаша и голову не опустила, чем очень удивила Ксению.
— Думаешь, прошло десять лет и вокруг забыли о том, что с тобой случилось? Очень сомневаюсь.
— Ах ты…
Глаша посмотрела на свою младшую сестру во все глаза:
— И что? Ну суждено мне было стать жертвой насилия, так вышло. По твоей, между прочим, вине, и ты прекрасно знаешь об этом.
Ксения высоко вздёрнула голову и улыбнулась ехидно:
— Да что ты говоришь? Столько лет прошло, а ты до сих пор не уймёшься, так хочется тебе обвинить сестру, в том, что пошла по кривой дорожке? Да только я в-отличие от тебя живу скромно. Родила доченьку от Алёшки Бронникова. Жду когда он созреет, замуж позовёт. Да, Манечка от него, а что думала, он до сих пор сохнет по тебе?
Глаша вздрогнула, услышав имя Лёшки и оттолкнула сестру:
— Пошла вон, мне не хочется с тобой никуда идти. Я лучше в одиночестве прогуляюсь по деревне.
Ксения посмотрела сестре вслед, заметила бабулек у магазина неподалёку и громко крикнула
— Ну и иди! Кому ты нужна тут, больная старая вертихвостка!
Глафира не обернулась от обидных слов, шла гордою походкой долго, пока не свернула в переулок, а там припустила бегом к лесу.
Тут эмоции её и захлестнули, с силой застучав в висках и выталкивая адреналин в кровь.
«Как?! Как она смеет ворошить прошлое и бить меня по больному?! Я столько лет умирала каждой ночью, я так пыталась обо всем забыть!»
Почти десять лет назад она совершила ошибку. Тогда была озорной студенткой, ей удавалось всё: и с родителями оставаться в прекрасных отношениях, и с любимым парнем Лёшкой встречаться в своих редких праздниках и выходных. Бронниковы твердили о свадьбе и предлагали поскорей связать Глашку с Лёшей узами брака, а Кулаковы в ответ просили повременить до тех пор, пока дочка не закончит институт.
Перед Глашей маячило прекрасное будущее, однако выпустилась из школы младшая сестра Ксюшка, приехала тоже учиться в город и… Все экзамены завалила, не смогла поступить, сбежала из общежития. Тогда ещё Глафира не подозревала о том, насколько сестра может быть гнусной.
Сестра вляпалась в нехорошую историю, а откупилась сестрой. Глафира помнит о том, как ей было плохо, она еле вырвалась из компании дворовых парней. Приходила в себя долго, собиралась рассказать о произошедшем жениху Лёшке, но оказалось, тот уже осведомлён, ему Ксюшка всякого наговорила.
— Просто молчи, не говори ничего, — с тоской в голосе произнёс он, и это был последний их разговор, после которого Глаша выбросила телефон и вычеркнула из головы все мысли о совместном будущем.
«Никакой свадьбы не будет. Ведь свадьбы только для порядочных и чистых девушек, а она была противна самой себе.»
Ее телесные раны зажили, зато те, что оставались в душе, превратились в уродливые шрамы, напоминающие о прошлом, куда бы она ни шла. Все друзья и подруги от неё отвернулись, мать приехала и попросила пока не появляться в деревне, потому что там кто-то распустил слух о том, что Глашка стала жертвой насилия. Глаша помнит, как очень долго приходила в себя, рядом осталась только одна приятельница, Жанна. Это была молчаливая девушка-социофоб, которая почти ни с кем не общалась и шла на отчисление. Она и привела Глашу с собой в ночной клуб, где предложила попробовать себя в роли танцовщицы. Не танцевать, нет, в таком деле нужен опыт, но для подтанцовки сойдёт.
Удивительно, но Глаше было спокойно, потому что охрана в том ночном клубе охраняла её неприкосновенность. А поглядев как девочки танцуют у шеста, получая неплохие деньги за выступления, попросилась, научилась и сама вышла танцевать.
У публики она вызвала восторг, ещё бы, молодая, хорошенькая, а с годами превратилась в тигрицу. Нет друзей, нет подруг, нет мужчин, с такой установкой Глаша жила несколько лет, однако всё равно иногда вспоминала Лёшку.
***
Мать беспокоилась, высматривая дочь в окно, а когда Глаша вернулась из леса, обняла за плечи.
— Вы что, с Ксюшей поссорились? Не сердись на неё, вы ведь сёстры. Ей сейчас тоже нелегко, у неё — нервы. Её молодой человек обманул, обещал жениться, а сам исчез, когда родился ребёнок.
— Да, знаю, — кивнула головой Глаша. — Она от Лёшки Бронникова родила дочку.
— Как от Лёшки, не может быть! Он никогда на неё не смотрел. Мне кажется, Алексей до сих пор ищет такую как ты, у него и девушки то нет… Мы всё мечтали с отцом, что он обратит внимание на нашу Ксюшу. Обговаривали даже такой момент, с его родителями, но…
Женщина поглядела на лицо дочери и осеклась на полуслове:
— Прости. Сама не поняла что несу. Ведь он был твой жених.
Глафира с горечью усмехнулась:
— Хватит мама, прекрати, мне это давно неинтересно.
Ксюше тоже не понравился разговор матери, она вышла из комнаты с дочкой на руках и фыркнула:
— Я решила от вас уйти. Вижу, лишние мы в этом доме.
Катерина всплеснула руками, поглядев на дочь:
— Это ещё что за новости? Куда же ты пойдёшь, с маленьким ребёнком на руках?! Никто не гонит тебя отсюда, дом большой, всем хватит места.
Глаша тоже поднялась с места, рассудив:
— Лучше я уйду. Не волнуйтесь, мне есть куда пойти.
Мать не выдержала таких волнений, села на порог дома и разревелась навзрыд:
— Что же вы делаете, девчонки? Мы ведь одна семья, вы мне все нужны!
Ксюша буркнула что-то под нос и вернулась в комнату, Глаша принялась успокаивать мать. А вечером раздался стук в дверь, хоть и не ждали никого, оказалось, в гости заявился Алексей. Он совсем не изменился, только стал шире в плечах, Глаша ему кивнула головой:
— Привет Лёш, проходи, сейчас сестру позову.
— А я не к ней, — услышала она в ответ. — Вот узнал о том, что ты вернулась в деревню, решил зайти. Всё-таки не чужие мы друг другу были. Выйдешь? Поговорить нужно.
— Да зачем это.
Кулаков сердито заворочал газетой, зашуршал, взглянул на дочь из-под седых бровей.
— К тебе ведь пришли, дочь. Ступай, да поговори.
— Ну вот и зачем? – поинтересовалась она у Лёшки, когда вышла на крыльцо. — Зачем пришёл? Что тебе от меня понадобилось?
— Да погоди ты злиться, Глаш. К тебе я пришёл, хочу разобраться в чувствах.
Глафира поёжилась от холода и запахнулась в мамину кофту.
— Каких ещё чувствах, не городи ерунды.
— А ты думаешь, они исчезли? После тебя не встретил достойных, да и не хотел.
— Бедненький и как же ты жил? — сьязвила Глаша.
— Как в аду, — признался он. — Я не ждал ничего хорошего, я после тех слухов как будто умер.
Глаша помолчала, похлопав ресницами, потом выдала:
— Ну и дурак. Не с тобой ведь это произошло, мог просто жить и наслаждаться жизнью. Женщин много на белом свете.
— Да не нужны мне они, я однолюб. И уже выбрал одну на всю жизнь. А у тебя… Был кто-то?
Глаша почувствовала непонятную тоску. Из глубин сердца поднималась обида и призрачная мечта её улетела. Сейчас не стояла бы тут, переминаясь с ноги на ногу, а жила с Лешкой вместе, в роли его законной жены, варила бы ему борщи и у них давно бегали бы дети… Но её счастье украли, похоронили под лавиной слёз.
— Я собиралась выйти замуж. Но у меня не получилось, да и кому я нужна, вся больная и старая.
— Не говори так, тебе всего тридцать лет.
А кажется, что всю жизнь прожила.
— А пойдем, Глаша, прогуляемся по деревне?
Она долго молчала, прежде чем ответила:
— Я не вижу в этом смысла, прости. И иди домой, я замерзла.
— Нет, Глаш, не уйду. Я как увидел тебя сегодня, так и не могу больше ни о чём думать. Ты меня прости, что не искал встреч с тобой, я был молод и глуп, я тебя оставил тогда одну, хотя сотни раз всё бросал и думал… Собирался поехать за тобой. А потом ругал себя, что потерял время, и каждый день была такая пытка…
***
Ксения прилипла к двери ухом, стараясь уловить каждое слово Лёшки. Она не видела, что позади стоит мать.
— Ксюша. Оставь в покое сестру.
Женщина выпрямилась в полный рост и отошла от двери.
— Это не то, о чём ты подумала, ты что? Мне показалось что от двери дует.
— Не ври. Шагу не даёшь Лёшке ступить, а ты не нужна ему и врёшь, что Манюню родила от него.
Ксения посмотрела на мать со злостью.
— А может от него родила, и ещё рожу! Что во мне не так, не пойму, почему вы все Глашку больше любите?! Глашка, Глашка, Глашка! Она у меня вот где сидит!
Мать покачала головой, роняя слёзы:
— Это ведь из-за тебя Глашку обидели. Я всё знаю, мне Глаша рассказывала. Ты её подставила, и она оказалась на твоём месте.
— Нет! Она сама виновата! Корчила из себя святошу. Стыдно признать, но даже там её предпочли мне! Не понимаю, чем она лучше?
— Дело вообще не в ней, а в тебе, Ксюша! Ну почему ты такая злая? Не смей упоминать даже имя Глаши, она мой ребёнок, моя дочь, ты не имела права распоряжаться её судьбой!
Из кухни вышел Кулаков:
— Хватит кричать, идите спать, обе!
После услышанного глава семейства уже не смог уснуть, так он переживал за Глашку.
«А я столько лет слушал Ксюшкины россказни и даже понятия не имел, о том, что мне преподнесли лишь часть правды. Мне было стыдно перед людьми за дочь, а Глашка… Глашка переживала всё одна. И Катя мне не сказала правды, ну понятно, Ксюшка ведь тоже наша дочь. Катя умолчала, чтобы я меньше переживал. И дело ведь такое щепетильное, не спросишь в лоб.»
Кулаков вышел из дома и побродил по улице, ему очень захотелось увидеть Глашу, душа была не на месте за неё. Ведь сколько лет общения с дочкой он потерял, еще и запрещал Кате общаться с дочерью, считал ту пропащей.
…Выяснилось, что Глашка с Лёшкой сидят на лавочке у дома Бронниковых. Лёшка одуванчики собирает, а Глашка плетёт из них венок.
Кулаков прислушался и понял, что молодые мило беседуют. Почти воркуют.
Он тихо повернул обратно домой и спать ложился с улыбкой на губах. «Ну значит, всё у них будет хорошо, всё наладится» — загадал он свое желание.