Марина заливалась слезами. Ее мир рухнул в одночасье — любимый муж, с которым прожили они душа в душу двадцать пять лет, ушел к другой женщине. Ушел, не слыша ее слов, не замечая ее слез. Спешно собрав в пакеты вещи, он уехал, оставив ее одну на пороге. Марина смотрела ему вслед, не в силах даже кричать.
Она многие годы жила лишь семьей, отдавая всю себя без остатка мужу, детям, любимому саду. И, казалось, жили они хорошо, всего хватало: и любви, и внимания, и достаток был. А теперь, когда дети были выпущены из гнезда, хлопоты да суета отступали, и, казалось бы, пора начинать жить для себя — она осталась совсем одна в большом пустом доме.
— Да все они такие, кобелюги. Седина в бороду — бес в ребро — утешала Марину соседка Клавка. Ничего, погуляет, да вернется. С тобою-то, хорошо ему жилось, ты вон какая, добрая да покладистая, слова дурного ему не сказала. У некоторых бывает, что на все село слыхать, какой крик стоит, какими только последними словами не ругаются, а ничего, живут. А эта новая-то его, так это только поначалу хорошая. А потом характер-то покажет, вот там уж он горюшка хлебнет, да прибежит к тебе, попомни мое слово! Хватит горевать, хватит.
С Клавкой они дружили. Дружили, не взирая на разницу в характерах и манерах, что-то все равно их тянуло друг к другу. Клава была первой сплетницей на селе, все про всех знала, а Марина напротив, была спокойна да домовита, далека от сплетен и досужих разговоров.
— Спасибо, Клавушка. Видишь, как оно случилось, теперь и мне утешение твое надобно. Кто же знал, что так сложится. Ты все знаешь, научи, как жить дальше? — не унималась Марина.
Как жила, так и живи! — строго ответила Клава. Еще может лучше заживешь сейчас, забот меньше станет! Куда ты там хотела, к какому морю? Вот и поедешь теперь! Заготовок делать меньше теперь, огород садить меньше. Тратить на еду, и то меньше станешь! Тебе одной больно ли много надо будет?
— Сколько в тебе жизни — вздохнула Марина. Тебя послушать, так все только на радость мне случилось. А ведь это совсем не так, милая. Мне без него ничего не нужно, мы всегда все делили на двоих, и радости, и горести. А одной мне все это ни к чему. Да и хлопоты эти по душе мне были. Глядишь на него и радуешься, что он доволен. Не поймешь ты, он меня шибко любил, уважал.
— Любил, Маринка, любил. А вожжа под хвост попала. Ничего, вернется отдушина твоя, вернется. А хочешь, ускорим? Знаю я бабку одну, в соседней деревне живет. Уж больно хвалят ее, хорошо делает все, быстро. Поедем к ней, она и отвадит обидчицу твою?
Да как уж! Грешно это! — испугалась Марина.
Сердце щемило от обиды и тоски, а мыслями помнила, что мать ей завещала: «Коль обидели тебя, так ты не ругайся. Ты пожелай обидчику здоровья и счастья, а Бог уж знает, что ему послать». С этим Марина и старалась жить. Обид долго не держала, улыбалась и не злилась на людей.
— Больно ты правильная, Маринка. Довело ли тебя это до добра? Ну, как знаешь. Пойду я. Надумаешь чего, или плохо станет, так прибегай.
Этой ночью Марина не сомкнула глаз. Она вспоминала свою жизнь, вспоминала все обиды, что простила и позабыла. А вот теперь, после Клавкиных слов, они снова всплывали в памяти. Марину мучали сомнения, а верно ли поступала она все эти годы, если уж итог так печален?
Конечно, правильно — отозвалось ее сердце. Это сейчас тебе больно, обидно. А вспомни, сколько счастливых лет вы прожили? С какой радостью приезжают к вам дети. Сколько благодарных людей, любящих и ценящих твою доброту. Нет, все правильно. Хоть и обидела тебя разлучница, да не надо на нее зла держать. Значит, нашел он там счастье.
— Дай Бог им здоровья и счастья, а моя любовь всегда при нем будет — сквозь слезы проговорила Марина и закрыла глаза.
Поутру прибежала к ней Клавка. Стучась в окно, она кричала ей:
— Идет, идет! Вставай давай, причешись! Вот и вернулся, и недели не прошло!
Марина в недоумении села на кровати. Вернулся? Неужто правда. Сердце ее колотилось, как в юности. Подбежав к окну, она увидела мужа. Наспех убрав свои красивые, длинные волосы в косу она вышла в сени.
— Марина, здравствуй. Не знаю, что за наваждение было. Слов не найти для оправдания. Сам не понял, как все произошло, а только сегодня ночью вдруг проснулся, будто пелена с глаз спала. Вижу тебя, как наяву, вижу слезы твои, в самое сердце они попадают. И так сделалось вдруг больно, так страшно, что я закричал. Проснулась она, глядит на меня, а я кричу.
— Что, спрашиваю, произошло? Почему я с тобой тут? А она мне не отвечает, глядит только пристально. Глядела, глядела, руками что-то делала да как прошипит, аж жутко сделалось!
— Не стало над тобой моей власти! И как она это только смогла! Любовью своей спасла! — кричала она. А глаза ее злые, бешеные.
Вещи я похватал, да на дорогу пошел. Вот и приехал. Сердце болит, Марин. Что случилось, не ведаю. Виноват пред тобою, да вины своей не помню. Чувствую, что принес тебе много горя и слез, твоя боль она во мне живет!
***
Много лет прошло с той поры. Марина тогда простила мужа, приняла. Больше о том не вспоминали, Марина строго следила за своими словами, взяв себе еще одно правило — мужа не упрекать. Муж тоже старался, жене благодарен был и любить ее стал пуще прежнего. Так, со временем, совместным трудом и пришли они к счастью, в покое и радости проводя свои дни.
