-Ну, — Мария Андреевна, не скрывая своей радости, рассматривала девчонку, стоящую перед ней. — Все очень хорошо, я думаю, что у тебя, Танюша, большое будущее!
Комиссия одобрительно закивала. Стройные ножки будущей ученицы, бедра как раз те, что нужно, тонкие, словно гуттаперчевые, руки… Эта девчонка далеко пойдет, если правильно заниматься с ней и держать «на коротком поводке».
Таня счастливо улыбнулась и бросила быстрый взгляд на маму, Ирину, которой разрешили присутствовать на вступительных испытаниях. Та кивнула дочери в ответ и незаметно показала большой палец.
Пройти отбор в балетное училище, выдержать комиссию и понравиться самой Марии Андреевне Колесниковой — это была самая высокая награда.
-Так, ждите списков поступивших, но я думаю, что проблем не возникнет. Как только все будет оформлено, привозите девочку с вещами. Будет жить здесь, правильно питаться, работать у балетного станка. Словом, начнется у тебя, Танечка, новая жизнь, интересная, но трудная. Ты готова?
Танька немного смутилась под взглядами членов комиссии, потом почувствовала, что мама положила ей руку на плечо.
-Да, я готова!
-Извините, — Ирина сделала шаг вперед. Она хотела что-то спросить, но застыла, не решаясь продолжить. Когда-то, давным-давно, она вот также стояла перед комиссией в этом самом зале. Те же шторы украшали огромные, квадратные окна, тот же самый паркет блестел, отражая бьющее в окна солнце, те же липы и тополя шуршали за окном листьями, словно шептались о чем-то…
Вот только финал истории был совсем другой. Ирину не приняли. При выполнении одного из запрошенных элементов девочка упала, расплакалась, и Мария Андреевна, тогда еще молодая, шустрая женщина, вспылила, не выносила она детских слез, считала их слабостью, которая недостойна ученика балетного училища…
-Да, что вы хотели спросить? Говорите, нам еще четырех девочек нужно посмотреть! — Мария Андреевна строго постучала ручкой по столу. — Терпеть не могу, когда мямлят!
Ирина вздрогнула, вся как-то сжалась и продолжила:
-Можно, Таня поживет со мной, у нас есть квартира в этом городе. Я буду каждый день ее привозить…
Мария Андреевна даже не стала дослушивать этот лепет.
-У нас один режим для всех! — взвизгнула она. Таня испуганно схватила мать за руку. — Все воспитанницы живут здесь, привыкая к ритму нашей жизни, тренировкам и правильному питанию! Да кого вы из нее вырастить хотите?! Нюню? Нет, хоть тридцать три квартиры имейте, но жить она будет здесь, или забирайте документы. Всё, идите и позовите следующего! Ишь, мало ей, что пустили на просмотр, так она еще и порядки наши будет нарушать!
Голос председателя звенел в ушах, Ира поспешно схватила дочку за руку и, толкнув тяжелую стеклянную дверь, выбежала в холл.
-Мама! Ну, чего ты! Зачем ты меня позоришь? Ты рассердила ее, и теперь она не примет меня! Мама! Ты мне всю жизнь поломаешь своими заботами!…
Таня чуть не плакала. Ей было жалко маму, ведь эта злая тетка наругала ее, как девчонку. И было страшно за себя, а вдруг, и правда, не примут теперь…
Через два дня строгая секретарь Ивонна Павловна, протиснувшись сквозь толпу поступающих и их родителей, поправила очки, одернула жакет, открыла стеклянную дверцу на стенде и прикрепила список везунчиков.
-Мама! — Таня бежала к лавочке, где ее ждала Ирина. — Пойдем, там повесили! Повесили уже!
Ира быстро поднялась, схватила сумочку и пошла вслед за дочкой.
-Ну, мама, ну?! — девчонка приплясывала на месте, подпрыгивала и теребила косички, завязывая их узелком под подбородком.
-Есть, Танюша. Вот, — Ира ткнула пальчиком в нужную строчку. — Тришкина Татьяна. Поздравляю тебя, малышка, ты у меня молодчина!
Таня закружилась на месте, раскинув руки, а Ирина отчего-то грустно смотрела на нее. Вот и все, скоро ее маленький комочек, ее Танюшка будет жить в другом месте, Ира уже не сварит ей на завтрак кашу, не отрежет тонкий кусочек хлеба, обязательно подсушив его в тостере. Не будет их обнимашек по вечерам, когда Ира, придя с работы, кормила всех ужином, а потом варила какао — для себя и дочки… Не будет…
…-Бабушка! Бабушка, я поступила! — закричала Таня с порога. — Мы торт купили, я немножко съем, бабуля!
Ирина мама, Галина Петровна, выскочила из кухни, откуда доносился манящий аромат запеченной курочки, солений и винегрета, всплеснула руками и обняла влетевшую в нее внучку.
-Ну, снесешь ведь! Снесешь, егоза ты моя! Поступила?! Поступила!? — Галина Петровна легонько встряхнула девчонку и потрепала ее худые щеки. — Молодец, по работе и награда! Ты ж сладкая моя!
И сгребла Таню в охапку, звонко целуя в щечки, лоб, остренький подбородок…
-Бабуль! Задушишь, пусти! — девочка вырвалась.
-Ладно, иди уж, умывайтесь обе , ужин на столе! — Галина Петровна кивнула на дверь кухни.
Пока Таня, отфыркиваясь и угукая, умывалась, Ира медленно, устало разулась, положила сумку на тумбочку рядом с ключами и подняла глаза на мать.
-Чего нос повесила? Ну, будет твой ребенок танцевать, ты ж этого хотела? Киваешь? Так радоваться надо!
-Трудно ей будет, очень… Никогда у чужих не жила, всегда в ласке и заботе… А теперь…
-Пора, пора, дочка, пуповину-то разрубать. Ничего, перемелется, мука будет! Выйдет толк из нашей егозы.
Сели за стол. Таня все рассказывала, как выносили списки, как она с мамой протолкалась к самому стенду, а там столько фамилий! Но Таня свою увидела сразу, она и не думала, что может быть по-другому. Ведь Мария Андреевна обещала…
-Ты особо не восторгайся ею, — отхлебнув чай, спокойно сказала Галина Петровна. — Она тот еще жук, как черт из табакерки выпрыгивает и встревает в любое дело…
-А откуда ты, бабуль, ее знаешь? Ты же не балерина! — удивилась Татьяна.
-Знаю, в одном городе живем, знаешь ли…
Женщина быстро посмотрела на Ирину, та потупилась, сделав вид, что увлечена кремом на торте.
-Ладно, Танюш, ты иди, отдыхай, завтра надо будет вещи твои посмотреть, что из списка училища надо докупить. Поедем по магазинам… — сказала Ирина.
-Хорошо, я телек посмотрю. Спасибо, бабуль, всё было очень вкусно!
Танюшка чмокнула Галину в щеку и, собрав свою посуду в раковину, вышла из кухни.
-Ну, что? — Галина положила свою руку на ладонь дочери. — Сложно тебе?
Та кивнула.
-Зря… А ты ведь все еще боишься ее! Я вижу, что боишься!
-Кого? Мама, мне уже не десять лет, у меня семья, работа. Я уже ничего не боюсь! — замотала головой Ира.
-Матери-то не ври! Марию эту до сих пор опасаешься, вижу! Не сахар она, соглашусь, но Тане под ее началом будет хорошо.
-Почему ты так думаешь? Мария Андреевна тиран до мозга костей, говорят, она ломает девочек, воспитанниц своих, не приручает, а порабощает…
Галина Петровна усмехнулась.
-А как иначе, девочка моя? Балет — великий труд, неблагодарный, тяжелый труд. После такого выходишь изношенной, что моя шуба… И, если сразу не поставить все точки над «И», то девчонки отобьются из рук. А, знаешь… Смешно, право слово… Я тут недавно твою Марию Андреевну встретила в магазине. В обувном. Она все туфли выбирала себе, чтоб непременно бархатные, да с пряжкой. А ноги-то отекли, смотреть страшно!… И вот она меряет, а сама понимает, что все, прошло ее время, что только тапки домашние теперь носить… Она там, в магазине, была совсем другой — тихая, грустная такая, как старая взъерошенная воробьиха, начесавшая кокон, а все равно былого лоска уже нет. Мне даже жалко ее стало…
-Мама!
-А что? Она человек, тоже страдает. Ну, ладно, не будем о ней, если тебе неприятно. Что Кирилл? Звонит? Когда приедет?
Ирина суетливо встала, плеснула себе еще заварки, села, рассеянно бросив в чашку три кусочка сахара.
-Ира! Кипятку-то налей!
-Ах, да… А Кирилл… Да, звонит. Не приедет он, мама. Всё…
Галина Петровна не стала переубеждать, уговаривать, что все еще будет хорошо. Не будет…
-Потому что нюня ты, дочка. Нюня и есть! Ну, ударь кулаком по столу, поезжай к нему, как только Танька в училище переедет, скажи, чтоб возвращался, хоть раз стервой-то побудь!… Хотя, ты не сможешь.
-А зачем, мам? А? Насильно мил не будешь. Ну, не подхожу я ему, вон, не молодая уже, нет былой роскоши. И без него, кобеля, проживем!
Ирина зло скомкала салфетку, потом схватила конфету, развернула ее и сунула в рот.
-Думаешь, есть кто-то у него там? — Галина Петровна задумчиво вздохнула.
-Не знаю. Мне все равно. Ладно, ты иди, я посуду помою. Спокойной ночи!
-Ну, не грусти ты, девочка моя! — Галина провела рукой по собранным в пучок волосам дочери, наклонилась и обняла сидящую Иру за плечи. — Не грусти, значит, будет кто-то другой. Верить только надо!
-Ну-ну… — протянула Ира…
…Муж Ирины, Кирилл, уж четыре месяца, как уехал в командировку. Та, по всей видимости, затянулась, уж очень сложный объект попался, дел много… А, вообще-то, Ира просто его потеряла, еще давно потеряла. Ее мягкость стала приторной, а детская наивность навязла на зубах. Ира улыбалась, лепетала что-то, кудахтала вокруг мужа, а тот устал от такого. То ли «бес в ребро», то ли просто дичинка, затаенная, уснувшая на много лет, раскрыла глаза и, оценив Иру, вдруг прошептала: «Не пара она нам, не пара…»
Кирилл любил мотоциклы, Ира боялась, отговаривала, Кирилл хотел в горы, Ира опять опасалась, умоляла передумать, Кирилл любил жить, широко, громко, Ира же на полупальцах плыла над грешной землей. Сначала это было забавным, очень шло тонкой, большеглазой девушке, которую однажды Кирилл увидел на дискотеке… Но это все прошло, хотелось видеть рядом взрослую, уверенную в себе женщину, вот тогда Ира стала бы для него богиней… Не дотянула, не смогла…
…Таня переехала в училище через месяц. Ирина помогла ей донести сумку, поцеловала на прощание и все стояла и стояла, глядя на окна общежития. Где дочкино окошко? Это? Нет, вот это, наверное!…
Но Танины окна выходили во внутренний дворик, с летней сценой и верандой для тренировок на свежем воздухе. Кусты сирени давно уже скинули пригоршни звездочек-цветков, тополя лениво шумели бутылочно-глянцевыми листами, заглядывая в огромные, панорамные окна классов.
Жизнь потекла с бешеной скоростью, Татьяна полностью погрузилась в то, что было сущностью интернатовской жизни будущих балерин. Занятия, небольшие перерывы, обед — строго по граммам и калориям, потом опять за работу.
Вечером можно было отдохнуть, но Мария Андреевна не разрешала воспитанникам выходить за территорию, никому, кроме выпускных классов. Те пользовались многими привилегиями, но и спрашивала директриса с них, будь здоров.
Обычно после всех занятий и мелких дел, Таня приходила в комнату, где жила вместе с еще двумя девочками, ложилась на кровать и читала или слушала музыку, отвернувшись к стенке и вставив в уши черные кругляши наушников. Она мечтала, перебирала свою прежнюю жизнь, как листы рассыпавшейся книги, скучала по маме, надеялась, что на каникулы отпустят домой.
Мария Андреевна частенько приходила смотреть на своих воспитанников. Она садилась в уголке зала и наблюдала. А потом вдруг хлопала в ладоши, перебивая пианино, вскакивала и рассыпалась тирадой замечаний и укоров. Все по делу, все правильно, но как-то всегда резко, внезапно…
Девочки ее недолюбливали, боялись, многие плакали, когда дело доходило до них.
Таню она почему-то не трогала, только с прищуром смотрела на ее движения, закусывала губу и еще крепче сжимала руки в «замок» на коленях.
Годы прошли, как один день, вот уже и предпоследний курс. Таня иногда навещала маму и бабушку, редко ей звонил отец, клялся, что вот-вот приедет… Она кивала, не веря. А потом просто сказала:
-Да ладно, пап. Ну, все ж понимают, что ты уже не с нами. Ты только маме бы сказал, признался, а то сидишь в своей норе, а она ждет.
На том конце провода замолчали, только дыхание шумно вырывалось из динамика шуршанием радиоволн.
-Ладно, я скажу, Тань. Обязательно…
Но не успел. Галина Петровна, перепутав однажды конфорки, включила газ на полную, решив сварить им с Ирочкой картошки на ужин. Обе, пока варился гарнир, смотрели телевизор, а потом уснули…
…Дверь вскрывали спасатели, толпа соседей сунулась, было, в квартиру, но, закашлявшись, отпрянула…
-Таня, Тришкина! Зайди к Марии Андреевне, — Ивонна Павловна, обычно посылающая гонцов, вдруг сама пришла в комнату девочек и погладила Татьяну по плечу. — Танюш, ты крепись… Мне очень жаль…
Таня, сначала лениво вытащив наушники, вдруг вскочила, бледная, с дыханием, как у загнанного в угол олененка.
-Что? Что там, Ивонна Павловна?! Что??
И ринулась в кабинет директрисы…
-…Вот такие дела, Таня, — тихо закончила Мария Андреевна. — Мы даем тебе неделю отпуска, сделай все, как нужно, похороните с отцом их…
Она сглотнула.
-Твоя мама была хорошая, слабая, правда, бесхребетная, но она была очень хорошая…
Таня вскинула на женщину красные, с размазанной тушью глаза.
-Вы ведь ее не знали! Она была самая лучшая, самая нежная!… И бабуля… Моя бабуля…
И тут стало так больно, внутри, за крепкими ребрами, за мышцами, что так легко растягивались, если Таня этого хотела… Но это не могло помочь стать сильнее, не кривить рот в страшную, безнадежную дугу. Что-то оборвется внутри, лопнет тонкой струной, полоснув по полотну души, изрезав его в лохмотья…
-Больно… — Таня раскачивалась на полу в комнате. — Боже! Как же это больно!…
Девочки побежали за врачом, тот что-то вколол девчонке, она осела набок, всхлипывая и трясясь, а потом отключилась.
-Поспи, Таня, так легче, так сейчас нужно…
…Кирилл приехал через два дня, Таня встретила его у дома.
-Здравствуй, доченька! — прохрипел он и обнял Татьяну, уткнулся в ее плечо и застонал, тихо, сдавленно.
-Папа, мне больно, пусти! Ну, пожалуйста!
-Да, извини… Извини, девочка моя… Такая ты стала взрослая… На маму похожа…
-Хватит! Замолчи! — она схватила его за рукава куртки. — Да мне плевать, что ты обо мне думаешь! Мама ждала тебя, она надеялась, а ты… Ты… Ненавижу! Как же я тебя ненавижу!…
Кирилл отшатнулся, Таня велела ему убираться, развернулась и пошла в пустую квартиру…
Похороны помогли организовать соседи. Все прошло быстро, скромно, на свежей могилке стояли две фотографии — мама и баба Галя, молодые, счастливые, улыбались всем, не замечая черной рамки и слез провожающих…
Уже когда приглашенные расходились, кивая Татьяне, у кладбища остановилась машина. Мужчина в дорогом черном пальто, начищенных ботинках и шляпе, вышел на дорожку, неся огромный букет роз. Красные, горящие своим неприлично ярким, кровавым цветом, они легли на коричневую землю, приникли к ней, как будто хотели дотронуться до сердец покойниц…
-Извините, — обернувшись, мужчина кивнул Танюше. — Примите мои соболезнования. Ваша мать была потрясающей женщиной… Вы на нее очень похожи, спасибо вам за это…
Таня только кивнула, не смея спросить, кто этот незнакомец.
А он, быстро прошагав обратно к машине, вырулил на шоссе и скрылся в потоке автомобилей…
…-Ивонна Павловна! А, что, Танечка так и не пришла? Уж три дня, как ее отпуск закончился! — Мария Андреевна не любила звонить секретарю, сидящему в соседней комнатке. Обычно она кричала все свои просьбы и вопросы, заставляя Ивонну вздрагивать и разливать кофе.
Процокав каблуками по блестящему паркету, секретарь зашла к Марии.
-Нет, не вернулась. Я пыталась дозвониться до нее, но никто не берет трубку. Может, с отцом уехала?
-Вряд ли. Он ничего не сможет дать ей. Он ей уже чужой. Документы она не забирала ведь?
-Нет!
-Так, хорошо. Скоро экзамены… Ну, ничего, ей дадим отсрочку, сдаст позже. Надо бы к ней съездить…
-Давайте, я отправлю девочек, что с ней в одной комнате живут! — подхватилась Ивонна, боясь, что Мария Андреевна отправит ее саму.
Та помолчала, задумчиво грызя ноготь, привычка, от которой таки не смогла себя отучить.
-Нет, я сама поеду.
-Да зачем вам?! А как же совещание?
-Я сама решу, что мне надо, а что нет. Совещание перенеси, машину мне пусть подадут к часу. Всё, иди, работай! — прикрикнула директриса.
Ивонна, сжав в руках блокнот, зацокала прочь из кабинета. Ох, уж эта семья Тришкиных, к коей принадлежала и Татьяна… Все крутятся они вокруг Марии Андреевны, вот уж сколько лет…
…Мария Андреевна, отдуваясь, поднялась на нужный этаж.
-Вот всегда у них тут лифт ломается! — сокрушенно прошептала она, остановилась, облокотившись о стену. — Ничего не меняется…
Она нашла рукой дверной звонок, нажала кнопку, прислушалась. Тихо.
-Не работает, что ли?!
Мария Андреевна забарабанила кулачками в дверь. Мягкая, кожзамовская обивка топила звук, царапая костяшки пальцев железными кнопками.
-Извините, — раздался голос сзади. — Да она там пьет по-черному… Жалко девчонку…
Мария обернулась. Соседка из квартиры напротив, кивнув, подошла к своей двери, звякнула ключами и скрылась в темноте прихожей.
-Таня! Таня, открой! Танюша! — закричала директриса. — Слышишь, я сейчас полицию вызову, спасателей, снесем твою дверь к чертям! Открывай!
Минут через пять лязгнул замок, Таня, оплывшая, с узенькими глазами и скривившимися губами широко распахнула дверь.
-А… Это вы… Что надо?
-Таня! Как что ?! — Мария Андреевна решительно шагнула вперед. — Как что! Собирайся, поехали в училище, у тебя скоро экзамены! Как же ты себя запустила!… Открой окна, какая вонь!…
Таня послушно зашагала к балкону, распахнула дверь, впустив в комнату холодный, пахнущий дождем и бензином воздух.
-Так лучше? А вы, вон, как запыхались… Что? Как там дела? — икнув, прохрипела Таня. — Отчислили меня? Да и плевать! Я свое оттанцевала, все.
Она резко рубанула рукой в воздухе.
-Все это такая ерунда… Эти ваши пуанты, пачки и па-де-де… Нет, ну, правда! Корчите из себя лебедей, а на самом деле просто хомяки… Я, вон, какой хомяк! Щеки видала? Посмотри!
Татьяна приблизила лицо к Марии Андреевне, усмехнулась и… получила звонкую, больную пощечину, задохнулась от неожиданности и, покачнувшись, выпрямилась.
-Тоже позиция… Правильно! Лупи, мать не лупила меня, как цветочек растила, а ты лупи!
-Замолчи, девчонка! — Мария Андреевна схватила Таню за руку, развернула и поставила перед зеркалом. — Посмотри на себя! Нет, ты посмотри! Позорище! Пьянь вокзальная, вот ты кто! Мать бы хоть пожалела! Столько она для тебя сделала, через многое переступила, тебя вытянула, а ты…
-Чего? Да что вы знаете о маме!? Вы отругали ее, когда я поступала, помните, как она разочаровала вас на просмотре, когда мамочка была еще девочкой… Вы злая, вы грубая. Я помню, как мама шарахалась от вас. А теперь на попятную? Хвалить надумали? Не вам о ней вообще говорить! Отпустите меня!
Таня вырвала свои руки и отошла к окну.
-Таня, я знала твою маму очень хорошо. Не перебивай, просто ты сядь, я расскажу. Только пообещай, что после этого ты соберешь вещи и поедешь жить ко мне. Эк тебя разнесло…
-Я ничего не буду обещать, — села Татьяна, закинув ногу на ногу.
-Ладно, но я все равно расскажу. Твою маму я увидела первый раз на просмотре. Да, там она была неловкой, неуклюжей. Я таких девочек не люблю, потому и не взяла Иру. Тогда ее мать, Галина Петровна зыркнула на меня, пообещав, что мы еще встретимся… Вот это была сильная женщина, сталь и стать, а ведь простая продавщица… Ну, думаю, пойдут к начальству, будут добиваться… Нет. Жизнь столкнула нас много позже, когда мой сын, ну, не дурак, среди всего города, среди стольких представительниц женского пола, выбрал себе именно твою мать… Вот это был водевиль!
Он, когда ее привел знакомиться, я прям дар речи потеряла… Она меня тоже узнала, губки поджала, за Сашку, сына моего, прячется. Но вот бесхребетная она была. Ну, прям улитка, прости Господи! Саша у меня избалованным рос, вниманием женским всегда окружен, ну, ей бы его за грудки, да в ЗАГС, а она все ждала, что он сам предложит. Иногда в гости к нам приходила, встанет тихонечко у двери кухни: «Мария Андреевна, вам помочь?»… Мямлит, мямлит… Я горячая тогда была, это сейчас уж поостыла, поссорились мы с Ирой, я сказала, что не пара она Сашке, что мягковата, никакая, одним словом… Убежала, не попрощавшись, твоя мама, даже дверью не хлопнула… Не моей породы, тихая девчонка.
Сашенька потом долго ругал меня, мол, вечно ему жизнь порчу, а я, как лучше, хотела. Потом узнали, что Ира уехала, что вышла замуж. Сашка как-то к бабушке твой зашел, спросить, что да как, а та брякнула, что Ира уж родила девочку, тебя то есть, что счастлива до безумия…
Александр мой тогда собрал вещи и уехал от меня, проклял через порог, не звонил несколько лет. Это было тяжело, но я думаю, если бы он хотел, то нашел бы Ирину, отбил, вернул… А он сдался, значит, не очень хотелось.
-Ах вот как!… — протянула Татьяна. — Да вы у нас прямо оракул, всевидящее око, кто кому подходит, кто тряпка, а кто Геркулес — все ж видите… Да мама была в сто раз лучше, чем вы думаете! — Таня всхлипнула. — Она ласковая, нежная, милая… Мамочка… Вам такой никогда не быть, от этого и злитесь! И я рада, что не ваша внучка, что не фурии крашеной внучка, а бабулина…
И зарыдала, уткнувшись лицом в штору.
-Мама! — крик все не смолкал, Таня металась на полу, отталкивая Марию Андреевну. — Мама! Мне плохо.. Так плохо, мамочка!…
Директриса сгребла Таньку в охапку, прижала ее крепко-крепко к своей груди, так, что нитка бус разорвалась и рассыпала нежно-голубые кругляши по полу… Как слезы…
-Ничего, ничего, образуется… Все образуется, девочка… Ну, не кричи, ради Бога, давай, поедем ко мне, поспишь, я тебя покормлю. А там сама решишь…Танюш, а?
Она осторожно подняла Танино лицо, вытерла шершавыми пальцами ее слезы, провела рукой по щекам, пригладила волосы…
-Мама ведь была самой лучшей, да? — все еще шептала Таня. — Да?
-Да, девчушечка, да… И ты у нее хорошая… А у меня так и нет внуков. Не подарила мне невестка… Ты прости меня, Танечка, и за маму прости, и за себя…
…Таня долго спала, укрытая теплым одеялом. Мария Андреевна пока хлопотала на кухне.
-Что ж ты любишь? Чем накормить? И диета еще… Да плевать на диету! В чувство сначала надо привести ребенка! — женщина резала, жарила, парила и варила, забыв даже накраситься с утра, сбросив все перстни с пальцев и заколов жидкие волосы на затылке тугим пучком.
Таня проспала целый день, потом, шатаясь, вышла из комнаты.
-Мария Андреевна? Вы как здесь? Нет, вернее, как я здесь… Голова болит как!
-Садись, вот, лекарство выпей. Полегчает… Наладится все, Танюша, не спеши, время должно пройти. Вот, поешь, чуть-чуть, я понимаю, не до еды тебе сейчас…
Она все хлопотала, ставила перед Татьяной угощения, смахивала со скатерти невидимые крошки, нервничала…
-А что здесь происходит? — раздался мужской голос. — Мам, ты что это — готовишь?!
-Таня, это мой сын, Александр. Саша, ты заходи, заходи. Вот, Таню к себе пока забрала, поживет у меня. Поживешь, Танечка?
Та растерянно кивнула.
-Чуть не спилась девчонка! — зашептала Мария на ухо сыну. — Хорошо, я приехала навестить!
-Да, мам, ты у нас известная спасительница… Значит, это Ирина дочка? — мужчина склонил голову, внимательно рассматривая девушку. — Примите мои соболезнования, Таня. Я виноват перед вашей мамой, сильно виноват, не защитил вовремя…
Он оглянулся на мать, та отвела глаза.
-Это уже неважно, — вздохнула Таня. — Вообще все неважно… Надо только, как мама мечтала, мне в училище вернуться. Мама не попала, а я буду вместо нее, для нее… Да?
Она нерешительно подняла глаза на Сашу.
-Да. Ирина, твоя мама, даже не будучи на сцене… Она все равно балерина… Танцевала свою жизнь, как Жизель, нежно, тонко, вдохновенно. А я проглядел, упустил, дурак… Позвольте мне, Таня, как-то помочь вам… Можно?
-Я сама справлюсь, спасибо. Мама всегда сама… Хотя… Я не смогу сама, нет сил пока…
-Ничего, новый день подарит новые силы, не раскисай! — Александр кивнул и погладил Татьяну по плечу.
А ведь он бы мог быть ее отцом… Он бы так любил ее…
…Татьяна, выйдя на поклон, нашла глазами Марию Андреевну и дядю Сашу. Вот они, в третьем ряду. Мария Андреевна довольна, Таня танцевала хорошо. А дядя Саша всегда хвалит ее, льстит, наверное…
После последнего спектакля Таня обязательно заедет к ним, ждут ведь, она уверена. Не родные, совсем чужие, но с ними хорошо…
Ира незримой нитью когда-то соединила их судьбы, чтобы спасти от одиночества…