В просторной обставленной антикварной мебелью столичной квартире Леонида Самойловича, заведующего кафедрой искусствоведения местного института, шёл серьезный разговор. Участниками его были трое: сам хозяин, его жена — Жанна Фёдоровна и их сын – Семён.
Семён всегда был послушным и прилежным сыном. Нет, разногласия подростковые, конечно, и у него возникали, но были они незначительными, не влияющими на основной жизненный выбор.
Сын всегда послушно следовал родительской воле. Так было, начиная с выбора школы с химико-биологическим уклоном и образования в школе музыкальной. Отсутствие музыкального слуха, как и желания учиться игре на фортепиано, никак не влияло на желание родителей. Сын должен был получить музыкальное образование.
Заканчивая школу, Семён, в отличие от большинства своих сверстников, уже знал «кем быть». Этот вопрос за него давно уже решили отец с матерью.
Сейчас Семён учился в медицинском.
Но планы родителей на этом не прерывались. Далее Семён должен был поступить в аспирантуру, защитить диссертацию, и остаться работать в медицинском институте. Уже велась научная работа, уже налаживались необходимые связи.
Не в деревню же ехать врачом!
И вот впервые сын нарушал их планы. Нет, учился он прекрасно, был одним из лучших на курсе, но …
На врачебной практике влюбился и собрался жениться. И на ком! На медсестре непонятного рода и племени, приехавшей из какой-то там деревни.
Они уже имели удовольствие познакомиться с возлюбленной сына. Девушка, по меркам этого дома, вела себя вульгарно.
Она без зазрения совести прошлась по комнатам, осматривая обстановку, без разрешения брала в руки вещи и разглядывала их. Громко смеялась, командовала Семёном, смело без должного уважения к родителям отвечала на вопросы.
– Мама с папой на лесопункте работают оба. Мама сначала в совхозе трудилась, а теперь там – в столовке. Всё при продуктах! Лучше намного, все накормлены. У меня ведь ещё два младших брата – спиногрыза.
Семён бледнел, опускал глаза, понимая, что и так отрицательно настроенные на эти отношения родители ещё больше уверяются в том, что девушка ему – не пара.
Когда он был наедине с ней, её простота и некая примитивность общения не были так заметны. Скорее наоборот, это-то его и привлекло. Крайне стеснительный с пациентами, он мялся в объяснении банальных вещей, начинал говорить заумными никому непонятными терминами, а тут рядом оказалась она – медсестра Тонечка.
– Да чё тут непонятного-то. Доктор Вас спрашивает сколько раз по большому хаживали сегодня, жидко ли или наоборот?
Он был благодарен. Сначала просто подружились, вместе попадали на дежурства. Тоня прикармливала ординатора пирожками, которые пекла сама, помогала освоиться в новом для него коллективе, подсказывала как вести себя с больными. С Тоней было всё легко, она была компанейской, коммуникабельной, быстро решала все проблемы и всегда с позитивом и улыбкой. Постепенно Семён стал от неё даже зависим. Он неуютно себя чувствовал в больнице в её отсутствии и, наоборот, – был спокоен и уверен в себе, когда Тонечка находилась рядом.
Внешне они тоже были, если можно так сказать, противоположны друг другу: он – высокий, сутуловатый, с горбинкой на носу, кучерявый, она – кровь с молоком, в меру фигуристая симпатичная курносая девушка с большой грудью и косой.
– Семён, – серьезно говорил отец, – Ты умный мальчик, ты можешь проанализировать ситуацию. Сколько таких вот как ты стали жертвами подобных отношений. Такие девочки мечтают о браке. Ты и сам прекрасно понимаешь, что это связано не с чувствами, а с банальной расчетливостью. Московская квартира, принадлежность к определенному сословию, прописка … Семён, ты не глуп. Пожалей маму, в конце концов.
Мама утирала глаза кончиком вязаной шали, театрально вздыхая.
– А он не хочет думать о нас, Леонид. Сейчас он думает только о себе. О каких-то своих низменных чувствах!
– Почему это о низменных, я наоборот – о высоких. Мы с Тоней любим друг друга.
– Вот видишь, он променял нас на эту …
Семён не выдержал.
– Почему вы всегда всё за меня решаете?! — истерически воскликнул он. — Я уже взрослый, я – мужчина! Я могу хоть что-то решить без вас?
Впервые в жизни он осмелился поднять голос на своих родителей. Мать испуганно воззрилась на сына. Отец побледнел и нахмурился.
— Что ж! — промолвил он. — Поступай, как знаешь. Но знай, ты делаешь большую ошибку. Очень жаль, но скоро ты и сам в этом убедишься.
Семён молча вышел из комнаты. Он не намерен отступать. Они с Тоней уже назначили день свадьбы.
Родители долго гнали от себя эту мысль, надеялись на чудо. Но чуда не случалось. Эта Антонина и их любимый сын уже сняли какую-то столовку для свадебного торжества, сын уточнял у них количество гостей.
Леонид Самойлович был загнан в тупик. С одной стороны, он никак не мог женить сына, не пригласив коллег, а особенно своего непосредственного начальника и, как считали они с женой, друга семьи — ректора института культуры, с другой – приглашать их в посредственное заведение было невозможно. Скрыть свадьбу сына они тоже не могли. Времена были советские: личная жизнь на виду. Хотя скрыть хотелось.
Они посовещались, и при согласии молодых, перенесли свадьбу в другое место, взяв на себя часть расходов: не самый дорогой, но все же приличный ресторан. Эта ситуация немного примирила их с выбором сына, но душа болела все равно.
Из далёкого селения на свадьбу съезжалась Тонина родня: её родители, два младших брата, бабушка и тётка. Тоня в столице на двоих с подружкой снимала комнату у старенькой бабушки. Вернее даже, у её дочери. Старушка занимала маленькую комнату, а девушки – зал. Отсутствие места родственников не пугало: люди привычные к трудностям, как – нибудь …
– Сём, меня же сватать надо. Без сватовства не отдадут, – хитро улыбнувшись, сказала как-то Тоня.
– В смысле? – эти народные традиции прошли мимо Сёминого воспитания.
– Ну, вы с родителями должны придти к нам, когда мои приедут, ты должен отца с матерью попросить отдать меня за тебя. Это традиция такая просто. Мои настроены, что только так и можно.
Когда Семён объявил это родителям, те тоже немного растерялись. Нет, о традиции такой они, конечно, знали, но как-то совсем не учли, думали – сейчас это уже никому не нужно. Оказалось – нужно. Ещё как нужно, так нужно, что к этому уже готовятся: и Тонины подружки и её родители.
А как без сватовства отдавать? Без сватовства – никак.
Надо было ехать свататься в съёмную Сонину квартиру.
– А сваха у вас есть? – спросила Тоня Жанну Федоровны за день до назначенного сватовства?
– Какая ещё сваха, Тоня?
– Как какая? Без свахи никак. Возьмите какую-нибудь хорошую знакомую, пусть она и будет свахой.
Из хороших знакомых у Жанны Федоровны была интеллигентная соседка – библиотекарь Лариса Павловна и коллега по работе в институте старая дева Инесса Михайловна, с которой вместе когда-то учились. Обе они далеки были от образа свахи, да и общение Жанны с ними было не слишком близким. Семья была замкнутой.
Она выбрала Инессу. Та от предложения напряглась, разволновалась и целый день потом доставала звонками: «а вдруг» или «а что если меня спросят». Жанна уже не рада была, что обратилась именно к ней. Но менять решение не стала. Вся эта свадебная суета её уже раздражала. Но забота о единственном дорогом сыне заставляла терпеть. Какой же он несчастный в этом неправильном своем выборе! Жанна ломала руки, пила таблетки и жалела сына.
И вот в день сватовства они, заехав за Инессой и цветами для невесты и её матери, направились к дому Антонины.
Остановились у старого обветшалого дома на окраине столицы. Расписанные надписями неприличного содержания двери подъездов удручали. И только одна дверь была завешена плакатом с нарисованными голубями и надписью – «Здесь живёт невеста».
“О Боже! Какая нелепость» – подумалось Жанне.
Но долго думать ей не пришлось. С какого-то окна-балкона раздались крики детей и суета взрослых: «Приехали, приехали», и тут же заиграла гармонь.
Леонид Самойлович в своем лучшем костюме поднимался по лестнице, разглядывая наклеенные на стену бумажные цветы. Видимо, они закрывали особенно обвалившиеся места крашеного тёмно-зелёной краской подьезда. Его искусствоведческий вкус страдал и лил слёзы.
За дверью квартиры с ободранной мягкой обивкой, к которой привёл их сын, отглаженный и отутюженный по данному поводу, происходила возня. Но дверь никто не открывал.
Семён постучал.
– Кто там так стучит громко? – деланно театрально спросили за дверью и раздался смех.
Семён немного растерялся. Их явно ждали, но …
– Это мы, – сказал он.
– Кто это «мы»? – раздалось за дверью, и опять спешки.
У Леонида Самойловича было одно желание – сейчас развернуться и уйти, он сдерживал себя, как мог.
– Мы за невестой, свататься, – наконец изрёк сын, сутуло наклонившись над дверью.
– А здесь невест много, вам кто конкретно нужен?
– Антонина!
Этот ужасно нелепый спектакль продолжался минут десять. Ни родители, ни Семён, ни уж тем более испуганная напряжённая сваха Инесса Михайловна, не знали что отвечать. Спасла ситуацию Антонина, она потребовала с той стороны, чтоб, наконец, гостей пустили.
В прихожую еле втиснулись. И там опять начались какие-то стишки и прибаутки про купцов, про товар, про красавицу невесту.
В толпе людской Жанна с трудом поняла, что эта полная, круглолицая и курносая женщина в цветастом полушалке и низкорослый худощавый мужчина с обрюзгшим лицом, но уверенным взглядом, одетый в помятый, засаленный на обшлагах пиджак и есть родители Антонины.
В комнате стоял стол. Там было так тесно, что, чтобы подойти к своему стулу, надо было поднять рядом сидящего. Стол ломился. Их усадили. Правда потом по их коленям к матери полез Тонин младший брат, испачкав ногами брюки Леониду Самойловича и опрокинув на второго брата пустой бокал. Бокал разбился.
Брат вопил на брата. Остальные ликовали – к счастью.
Жанне казалось, что она спит и видит сон. Нет, не такой участи, не такой родни она желала сыну. Хотелось проснуться …
И напишите своё мнение – как вы думаете: есть ли будущее у таких разных Семёна и Тони? Буду ждать!