— Марина Сергеевна, я выйду воздухом подышать, — сказала Оля. — Что-то нехорошо мне.
Невестка выбежала из дома, а Марина поморщилась. Опять, видите ли, плохо ей. Семья у Марины была большая и дружная. Они с Борей родили и воспитали трех сыновей и дочку. Дети давно выросли, обзавелись семьями. Вот и самый младшенький, Стасик, тоже женился не так давно. Правда, Оля, невестка, оказалось порченной — замуж выходила уже в положении. Хоть и от Стаса она ждала ребеночка, а Марине как-то не понравилось, что до свадьбы у них сладилось. Нет, Марина, вообще-то, женщина была приветливая, добрая. С двумя другими снохами отношения у нее складывались самые что ни на есть замечательные. Да и к Оле поначалу она тоже притерпелась. До вот этого их приезда на дачу.
В семье Марины была традиция: на долгие майские праздники все дети слетались под отчий кров. Вот и в этом году собрались все вместе. Однако на этот раз все было не по Марине. Оля, уже с заметно выпиравшим животом, ее раздражала. Ну что это такое? Марина томит сало для солянки, а Олю тошнит. Боря мясо нарезает на шашлыки, а Оля рот затыкает да из дома бежит. Плохо ей, видите ли. Эка какая неженка.
Марина покачала головой и перемешала кипящее в кастрюле рагу.
— Что-то Ольга вся зеленая на крылечке сидит, — сказал Боря, вошедший в дом.
— Плохо ей, — поджала губы Марина. — От запаха мяса ее, понимаешь, мутит.
— Ну, беременная ведь, понятное дело, — развел руками Боря.
— Беременная, — фыркнула Марина. — Катька вон двоих выносила. Лида Петьку тоже. Наташа наша — с двумя! И никого от мяса не тошнило, а эту вон воротит.
— Марин, ну что ты в самом деле, — попытался утихомирить жену Боря. — Ну бывает, организм у нее, видно, такой.
— Организм! А в туалет постоянно бегает почему? Невыносимо же! Вчера только за стол, а ей приспичило. И так раза три ходила. Потерпеть она, что ли, не может.
Боря покачал головой и ушел. Марина, скрестив руки на груди, уставилась в окно. Не понимала она, как это — нельзя потерпеть. Внук вон Петенька трехгодовалый и то знает, что в туалет перед столом нужно сходить, а потом сидит себе спокойно, кушает. А тут взрослая девка, сама скоро матерью станет, и удержаться не может! Марину это раздражало неимоверно.
За окном Стасик, взяв Олю под руку, ходил с ней по зеленой лужайке возле дома. Молодые подходили к зазеленевшим кустикам смородины, к яблонькам, к клубничным грядкам. Стас что-то оживленно Оле рассказывал, а та улыбалась.
— Плохо ей! — проворчала Марина. — А как с кухни ушла, так сразу похорошело.
— Мам, ты о чем? — в кухне показалась дочка Наташа.
— Да Ольга вон. От мяса, говорит, тошнит меня, пойду подышу, а сама, видишь, как по огороду сигает.
Наташа выглянула в окно.
— Ну, лучше, значит, стало ей.
— Как же, лучше. Делать ей ничего не хочется, помогать…
— Мам, ты неправа, — возразила Наташа. — Оля вчера мне помогла всю одежду малышовскую перестирать.
— Ну да, ну да, — мать покосилась на Наташу. — А в туалет она постоянно ходит, тебя не раздражает?
— Нет, — засмеялась Наташа. — Беременная же, живот на клапан давит.
Марина в отчаянии махнула рукой.
— Мам, брось. Ольга — хорошая девчонка.
— Хорошая, а залетела до свадьбы.
— Так это Стасик наш ей ребенка заделал. Он, по-твоему, ни при чем? — насупилась Наташа.
— Охомутала Стасика, обольстила, и вот результат, — возразила Марина.
— Мам, не дури. Стас Олю любит. И нам она всем нравится. Что ты к ней цепляешься, не пойму никак.
Марина дочку не слушала, не нашла она в ней понимания. Позже она и с невестками попыталась обсудить Олино «странное» поведение. Правда, те, как и Наташа, в один голос твердили: беременная Оля, вот и не можется ей. Лида, так та, вообще, посмеялась над причудами свекрови. Из-за отсутствия поддержки Марина раздражалась на Олю еще сильнее.
Вечером опять все собрались за столом, пожарили шашлык, а Оля сначала сидела в сторонке — мутило ее от запаха жареного мяса. Когда самый густой, сочный шашлычный дух развеялся, она присоединилась ко всем. Не прошло и двадцати минут, как, извинившись и покраснев, побежала в туалет. Марина следила за «причудами» невестки, как коршун следит за ни о чем не подозревающей добычей. Оля взгляд свекрови чувствовала, но виду не подавала, лишь робко улыбалась.
Вечером, когда все разошлись, Марина мыла посуду и размышляла. Ишь какая нежная! Тут ей плохо, там ей нехорошо! А Марина четверых выносила и хоть бы раз пожаловалась, хоть бы раз стало ей плохо! Старшим Димкой беременная ходила, так вообще работала на мясокомбинате, на конвейере простаивала многочасовые смены — и ничего. От колбасы и мясного запаха не тошнило. Ноги гудели, это да, так от работы же! И в туалет сроду ей так не хотелось, ничего Марине ни на какой клапан не давило. Оля даже вот сейчас не соизволила помочь, а ведь могла бы за всеми посуду перемыть, не развалилась бы. Ведь целый день ничего не делала! Нет, она, конечно, предложила помочь с посудой, но Марина всех спать отправила. «Марина Сергеевна, давайте я помою». Нет уж! Чтобы потом Марине пришлось заново перемывать. Спасибо, сама она справится. Оля эта даже мамой ее не называла. Все Марина Сергеевна да Марина Сергеевна. А к Стасику как липла! Марине аж тошно было на это смотреть.
Да! Жила-жила, радовалась: и невестки хорошие попались, и зять отличный. Рано радовалась. Теперь вот Оля житья не даст!