Пять грязных, ободранных и худых, как спички, котов, и две маленькие собачки жались к рукам Петровича и повизгивали от удовольствия, а тот гладил их и разговаривал так, будто они были его детьми…
История эта началась со ста долларов, которые я одолжил нашему дворнику по имени Петрович.
Петрович был тихим, стеснительным мужиком лет сорока-сорока пяти. И случившаяся когда-то неприятность в личной жизни нехорошо повлияла на всю его дальнейшую судьбу, он был не очень общителен и, скорее, даже нелюдим.
Но одолжить сто долларов всё же решился, пообещав отдать в получку. И было это месяца три назад…
Теперь я время от времени напоминал ему о долге. И несчастный Петрович скукоживался на глазах, серел, смущался и краснел. После чего начинал оправдываться и обещать… В следующем месяце…
Вы скажете — некрасиво. И, конечно, будете правы. Я тешил своё эго и вёл себя отвратительно.
У меня был большой продовольственный магазин. И в нём почти половину занимал мясной отдел, куда подвозили ежедневно свежее мясо, которое я продавал с очень невысокой наценкой и, как понимаете, очереди в этом отделе были с утра до вечера.
Доходы мои были более чем приличные, так что, те сто долларов для меня были, всё равно, как для Петровича одна копейка.
Однажды вечером я очень поздно возвращался из магазина. И поставив машину на стоянку, пошел к своему подъезду. Во дворе, как всегда, было темно. Фонари не работали, но свет из окон освещал неверными мигающими лучами большой двор, стоянку, площадку для выгула собак.
И в самом углу, там, где свет почти не виден, я заметил знакомую мне фигуру, а если точнее, то куртку. Старую, выцветшую и с таким количеством желтых разводов, что спутать её было совершенно невозможно.
Петрович, сообразил я, а настроение было у меня очень “не очень”. Чёрт и желание сорвать на ком-то своё накопившееся за день раздражение, подвели меня поближе. Нас разделяло только дерево, из-за которого я собирался выскочить, как черт из табакерки, и опять потребовать от него те сто долларов, но Петрович…
Склонившись над чем-то, бормотал что-то и даже причмокивал губами. И как мне почудилось – ворковал.
Что за чертовщина, подумал я, и осторожно высунувшись из-за дерева, заглянул ему за спину.
Пять грязных, ободранных и худых, как спички, котов, и две маленькие собачки жались к рукам Петровича и повизгивали от удовольствия, а тот гладил их и разговаривал так, будто они были его детьми.
Он кормил их. Насыпал в маленькие одноразовые тарелочки сухарики. И ворковал. Ах, как он ворковал! В период моей ранней горячей молодости, я так не разговаривал с самой моей любимой девушкой.
Я отвернулся и, вернувшись за ствол большого дерева, прижался к нему спиной. Толстая, узловатая кора впивалась мне в спину, но мне не было больно. Мне было так… Будто я специально наступил на ногу ребёнку.
И не объяснить, и не извиниться, и вообще. Просто не знаешь, что делать, а на душе… Мерзко, кошки нагадили, собаки нарыгали, и постоянно звучит фальшивая нота, отдаваясь колоколами в голове.
Следующий рабочий день в магазине я не начал, как обычно, с разноса подчинённых. Вместо этого, я опомнился, когда заметил, что стою вместе со всеми и курю, держа в руках чашку кофе. Вчерашняя история не шла из головы. До обеда меня всё мучила эта картина, а в обед…
В обед я, сам не знаю почему, вызвал самую плохую мою работницу, которую давно собирался уволить. Она была мать-одиночка и воспитывала двоих детей. И разумеется, всегда опаздывала на работу.
Ни слова не говоря, я протянул ей запечатанный конверт. И она, разрыдавшись, взяла его и ушла. Она решила, что я её уволил.
А через полчаса в мой директорский кабинет ворвалась старшая продавщица — начальник смены, и начала монолог:
— Я, конечно не знаю, почему вы не уволили эту недотёпу. И тем более, я не понимаю, почему вместо увольнения вы выписали ей премию в размере годичной зарплаты, но… Позвольте мне обнять вас!
И она заключила меня в свои горячие объятия. А потом добавила:
— Что б ты мне был жив-здоров! Вот уж не ожидала. Я ведь тоже сама поднимала двоих балбесов.
И поцеловала меня в левую щёку…
До конца дня я ходил по магазину, как на крыльях. А персонал, почему-то подходил ко мне и жал руку. По разным причинам. Так что, домой я возвращался в приподнятом настроении.
Переговорив с женой, я вышел на улицу и стал ждать Петровича. А когда он появился, то попросил, чтобы он присел рядом. Петрович посерел, побелел, покраснел и стал оправдываться и обещать отдать в самое ближайшее время. Но я прервал его и начал:
— Я хочу предложить тебе работу. Ты ведь подметаешь наш район, не правда ли? Ну, так вот. Я предлагаю тебе начинать день с уборки нашего двора. И делать это особенно тщательно.
Петрович хотел заметить, что именно это он и делает каждый день, но я не дал перебить себя. Я, знаете ли, дамы и господа, имею большой опыт по общению с подчинёнными.
— Ну, так вот, — продолжил я, перебив Петровича. — Я предлагаю тебе за эту работу двести долларов в месяц.
У Петровича глаза округлились от неожиданности. Для него это была колоссальная сумма.
— И вот что, — добавил я, — не упоминай больше о тех ста долларах. Отдашь, когда станешь миллионером, а не станешь, то и не отдашь. Да, плевать мне на эти сто долларов! Не упоминай о них больше.
— И вот что. У меня сегодня день рождения. А кроме жены и меня, никого нет. Дети давно разъехались. А знакомых мы не приглашаем. Так что, может уважишь? Пойдёшь к нам? Мы приглашаем тебя. Посиди с нами, выпей за моё здоровье.
Петрович покраснел и заметил, что он не очень подобающе одет.
— И на это мне плевать, — ответил я. — Мы ведь не танцевать в бар собрались.
И через пару минут мы стояли на пороге моей большой квартиры. А моя жена выговаривала строгим голосом:
— Ну и где это вы шляетесь? Всё остыло уже! Петрович, ну этого-то я давно знаю, но почему ты опоздал? Я давно проголодалась.
Я улыбнулся. Про себя. Богу было угодно подарить мне очень умную и сообразительную жену. Петрович начал оправдываться и не заметил, как с него сняли старую и вонючую куртку и усадили за стол.
В конце застолья жена сообщила Петровичу, что выбросила его старую куртку и даёт ему новую. Дело в том, что её муж, то есть я, купил ей огромный магазин одежды. И они в конце месяца выбрасывают горы одежды, чтобы закупить новую.
Петрович примерял две куртки. Одну кожаную и вторую – пуховик. А в конце он почему-то расплакался.
Я проводил его до дома и передал ему большую сумку с едой, заранее приготовленную моей женой. Дай ей Бог здоровья. Передал вместе с приглашением на завтрашний ужин. Доедать то, что осталось. Иначе всё придётся выбросить.
Петрович стал нашим частым гостем. А жена постепенно обновила весь его гардероб. И теперь у нас в районе был самый модный уборщик в городе, а потом…
Она стала приводить своих незамужних подруг, которых у неё было полгорода.
И одна из них, по имени Ляпа, а может, это было прозвище, не стала откладывать дело в долгий ящик. Она владела большим выставочным залом, забитым антикварной мебелью. И в конце вечера, наслушавшись рассказов Петровича о бродячих котах и собаках, предложила проехаться к ней в салон и посмотреть на котов, которые жили у неё. А квартира её была над залом.
Так что, утром она предложила Петровичу место директора-ремонтника.
— Петечка, пусичка, — сказала она. — Руки у тебя золотые, в этом я уже убедилась. А такой человек мне очень нужен! Так что, нечего тут долго раздумывать. Сейчас и поедем покупать тебе набор инструментов и новый прикид.
Теперь дворником у нас работает другой человек, а Петрович… Всё также и приходит поздно вечером кормить своих питомцев. Вместе с Ляпой. Она тоже кормит малышей.
А потом они заходят к нам. И женщины уединяются в соседней комнате, где Ляпа рассказывает моей жене, что её Пусичка кормит крыс.
— Огромные такие. Серые. Сидят на задних лапках и ждут.
— Господи. Господи! — кричит жена, раскрыв широко глаза. — Это же ужасно. Крысы, фууу…
— Ну не скажи, — отвечает ей Ляпа. — С одной стороны дома едят коты и собаки, а с другой, крысы. И знаешь, что он говорит? “Как же, Ляпочка? Как же? Крысы ведь тоже хотят кушать. Они ведь тоже люди!” Мы их кормим теперь вместе. И представляешь, я их начала различать. Они смеются и пьют белое вино…
А Петрович всё пытается отдать мне долг. И мне пришлось завести его в одну из комнат и всё рассказать. Он сидел, слушал меня, а потом почему-то расплакался.
— Но ведь я вам даже не родственник, — заметил он.
И я согласился:
— Не родственник. Но так бывает. Иногда, чужой человек становится ближе самого близкого родственника.
Вы, конечно, дамы и господа, можете сказать, что это я сделал что-то хорошее. Но я вам отвечу…
На самом деле, это Петрович открыл мне глаза. Ведь теперь у меня в магазине сплоченный коллектив, который больше не считает меня козлом и жадиной.
Ведь я теперь ценю людей не по их работе, а по тому, что они из себя представляют.
О чем эта история? О Петровиче, котах, собаках, крысах, Ляпе, судьбе…
А может, и обо мне… В общем, обо всем понемногу.
Автор ОЛЕГ БОНДАРЕНКО