На обед Вера вышла позже обычного. И к этому времени в кулинарии было уже не протолкнуться. Ну тут пенять не на кого, на себя разве что: нечего было с начальством о прекрасном дискутировать, все равно никому ничего не доказала.
Вера стояла в хвосте медленной очереди, наблюдая, как разлетаются с прилавка горячие слойки и сосиски в тесте, и нервно переминалась с ноги на ногу. Есть хотелось ужасно, от запахов свежей выпечки мутилось сознание. А еще хотелось курить. До чертиков. Зарплата только завтра, а у Веры денег на один пирожок да на пачку сигарет. Вера без сигарет не может. Профессия у нее модная, творческая и нервная – графический дизайнер. Все красивую картинку хотят, а у самих ни вкуса, ни желания прислушаться к профессионалу. Зато хотелки отсыпают килограммами. Платили бы больше – другой разговор.
И вообще валить надо из этого захолустья. Не развитие здесь, а одна деградация. Ну ничего, вот наберется она опыта и стажа, и гуд бай, деревня, здравствуй Москва! Но для этого надо годик-два здесь продержаться, портфолио красивое сделать, и вот тогда…
— Слушаю вас!
Сегодня за прилавком любимая Верина продавщица – веселая Танюшка с ямочками на щеках.
— Здравствуйте, Таня! – бодро отозвалась Вера, предвкушая, что скоро она, наконец, вцепится зубами в румяную сдобу. – Один с картошкой, пожалуйста.
— И все? – Танюшка ухватила щипцами пирожок и завернула его в целлофан.
— Пока да, – грустно улыбнулась Вера, выбирая мелочь из кошелька. – Вынужденная диета.
Танюшка понимающе кивнула. Вера поблагодарила и уже собралась уходить, как увидела стоящую у прилавка бабулю. На ней было не по погоде теплое коричневое пальто, которому недоставало пары пуговиц, на голове платочек, стоптанные сапоги на ногах. Вид у старушки был довольно неряшливый, но не отталкивающий. И голубые глаза очень уставшие, искрящиеся грустью. Бабушка этими глазами как вцепилась в Веру, так и не отпускала.
— Девочка, я кушать хочу… – жалобно попросила она. – Купи бабушке котлетку.
Будь у Веры лишние деньги, она купила бы, не задумываясь. А тут последние остались. На сигареты.
— Бабушка, у меня больше нет денег. – смущенно пролепетала она и тут же спохватилась. – Таня, можно бабушке котлету, а деньги я завтра занесу!
— Не вопрос. – подмигнула Татьяна. – Я даже за счет заведения бабушку угощу.
Она протянула старушке пакетик с аппетитной поджаристой котлетой. А Вера побежала за сигаретами в супермаркет через дорогу. Когда она рассчитывалась на кассе, то почувствовала, что кто-то на нее пристально смотрит. Подняв глаза, она увидела у входа ту самую бабулю из кулинарии. Она стояла и, не отрываясь, смотрела на девушку укоряющим взглядом – мол, зачем обманула, что деньги последние, у тебя ведь еще были?
Вере сделалось нехорошо, и она поспешила на выход. Пробегая мимо бабули, она опустила глаза, но все равно чувствовала, с какой обидой на нее смотрят. Даже на улице Вера продолжала чувствовать на себе этот взгляд и на работу пришла с неприятным осадком.
Она решила, что завтра с зарплаты купит бабуле продуктов. Но бабули не оказалось ни в кулинарии, ни в супермаркете. Не было ее и на следующий день. Больше в этом районе старушка не появлялась. А Вера, находясь под прессом ежедневных срочных задач, вскоре и вовсе позабыла о неловкой ситуации.
Через пару лет к ним на работу устроилась Вита – разбитная девица примерно Вериных лет. В помешанной на моде и тусовках Вите ничего не выдавало склонности к благодеяниям. И во время очередного перекура новая знакомая удивила рассказом об одинокой старушке, над которой Вита с подругой взяли шефство. Не соседка, не чья-то родственница. Так просто, бабуля с улицы. Девчонки увидели ее возле магазина, выяснили, где она живет, и стали носить ей продукты.
— Жилье у нее, конечно, убитое было. – сказала Вита, стряхивая пепел. – Барак на две семьи. Соседи – алкашня. Мы в соцзащиту звонили, чтобы приехали, на учет ее взяли что ли. Или в дом престарелых определили. А то ведь жалко.
Вера почувствовала, как ее что-то больно кольнуло, вспомнила пронзительный обиженный взгляд голубых глаз, окруженных бороздами глубоких морщин.
— И вот она мне снится, представляешь. – продолжала Вита. – Вся в белом и как будто молодая. Но я-то во сне понимаю, что это она. Смотрит так ласково и ничего не говорит. Ну мы на следующий день к ней метнулись – не случилось ли чего. Дверь у нее не закрывалась никогда. Зашли мы, а бабули нет. К соседям постучались, там, понятно, ничего нам не сказали. Может, соцработники забрали ее все-таки, а может… – и Вита, выпустив струю дыма, тщательно затушила окурок.
— Может, на улицу ушла, и вы разминулись? – Вера достала из пачки еще одну сигарету.
— Мы на следующий день опять к ней приходили. Дверь опечатана была. Думаю, все-таки забрали ее. Если бы она дома померла, ее бы так быстро не нашли.
— А вы не звонили туда?
— В соцзащиту? Да собиралась я, – виновато ответила Вита. – Но замоталась что-то, руки так и не дошли.
Докурили, разошлись по рабочим местам. На душе у Веры свербило. И чего она тогда не купила бабульке эту котлету… Спасибо, Таня, добрая душа, выручила. А если бы нет? Если бы тогда сменщица ее работала, грымза непроходимая, тогда что? И вообще Вера могла бы и без сигарет обойтись. Постреляла бы до следующего дня у коллег, не померла.
Вера до сих пор работает на том же месте. Уже почти пятнадцать лет. В Москву так и не уехала. Муж у нее, дети. Поправилась. И не курит уже давно. Вредно это. И для здоровья, и для совести.