Соня выросла под окрики отца и ворчание матери. Два младших брата с малых лет были под ее присмотром, в том смысле, что уроки проверить, накормить, на улицу за ними сбегать, в школу проводить (это когда в первый класс пошли), даже на школьное собрание сходить.
Как старшая сестра она присматривала за братьями, выслушивала выговоры матери и натыкалась на недовольный взгляд отца. И были два дня в месяце, которые она ненавидела – это аванс и получка у отца на работе. Тогда сыпалась посуда, прятались браться, плакала мать… и только Соня пыталась противостоять ему, но получала жесткий ответ.
Отец запомнил, что дочка, не как вся семья – она пытается плыть против течения, вздумала перечить отцу. С той поры денег на обувь и одежду он ей не выделял. Мать прятала крохи со своей зарплаты, чтобы Соня могла купить теплые сапоги.
Единственной отдушиной были книги. Соня читала много, особенно по ночам, потому что днем некогда. В ее любимых книжках герои говорили о любви, девушкам признавались в любви и дарили цветы, и было это так трогательно, что Соня даже плакала. А потом закрывала книгу и думала, что, наверное, у нее будет что-то подобное.
Особенно трудно было в 90-е, когда зарплаты родителей, и без того маленькие, месяцами не выплачивали.
— Сонька, нечего сидеть на шее, работать иди! – сказал отец, когда девчонка окончила девятый класс. Но Соня снова вздумала плыть против течения, и, может, наперекор родителям, поступила в училище.
Свою мизерную стипендию беспрекословно отдавала матери, и все равно отец кричал, что сидит у них на шее.
В их старом, двухэтажном доме, все друг друга знали, и по пятницам собирались отметить очередную дату. Соседский сын Генка, умудрившийся после армии смотаться на пару лет на Север, вернулся домой, позвав в честь своего возвращения, весь дом.
Генкина мать решила, что сыну пора жениться, и лучшего варианта, чем соседская Сонька, не найти.
— Валюха, а у нас Генка на завод устроился, в горячий цех… такие деньжищи получает… ну чем не пара вашей Соньке, глянь, он же за ней увивается…
Валентина, уставшая, от упреков мужа, да к тому же двух пацанов до ума довести надо, одобрительно кивнула.
– Да и пусть женятся… слышь, Сонька, чего говорю, у Зои Ивановны комната отдельная для вас, будешь жить и горя не знать.
Соня убежала домой, где застала недовольный взгляд отца. Генка пришел следом. – Ну, чего ты, родители же не против. Короче, переезжай ко мне, да и все. – Он загородил собой Соню, и громко сказал: — Дядь Сережа, мы с Сонькой женимся, так что, гляди, не обижай ее, а то привык, понимаешь, гонять девчонку.
Может это импульсивное заступничество Геннадия, или безысходная жизнь в семье с упреками, а может усталый взгляд матери… одним словом, Соня дала согласие выйти за Геннадия.
Расписались и, отгуляв вечером, осталась в Генкиной комнате. Она все ждала, когда он скажет слова, пусть не такие как в книжках, но что-то похожее… в общем, Соня ждала любви.
Но все получилось не так. Генка был уже навеселе, тяжело задышал, повалил Соню, на односпальную кровать, не сказав ни слова.
___________
Получку и аванс Генка не отмечал, как Сонин отец. Но гулял от жены по-чёрному. Она, тогда еще совсем молодая и глупая, не понимала. Понимание пришло позже, когда Насте исполнился год.
Сказав о своих догадках, получила жесткий ответ, гораздо жестче, чем отвечал когда-то отец.
Валентина, Сонина мать, вздохнула, когда дочь пожаловалась. — А что ты хочешь, думаешь, я легче прожила с отцом… поговорю с Зойкой, пусть остепенит сына, негоже это – руки распускать. А не поможет, в милицию пойдем.
— Не любит он меня,- сказала Соня.
— Какая любовь? Зачем она тебе? Деньги приносит? Чего тебе еще надо? Лишь бы руку не поднимал…
Но Соня, как только отдала Настю в садик, развелась с Генкой. Комнату пришлось освободить. Домой вернулась всего на две недели. За это время устроилась на кондитерку. Точнее сказать, от кондитерки остался только цех по производству печенья, правда, несколько видов изготавливали. Новые хозяева выкупили предприятие и завели свои порядки.
Да еще при кондитерке с советских времен осталось общежитие, в котором и получила комнату Соня с дочкой. Это была неслыханная удача в то время, когда отдельными комнатами уже не баловали.
Через полгода зачастил к ней Николай Петрович, пятидесятилетний, но все еще молодящийся пенсионер. Работа у него была такая, что на пенсию вышел рано. И поскольку был в разводе, то задался целью найти жену для души.
Но, видимо, душа требовала еще и молодого тела, вот и заметил он молчаливую Соню как-то в очереди в магазине.
— А я вам деликатесы купил, — сказал он, взяв Соню за локоток, — я вас тут часто вижу.
— Зачем? Не надо! – испуганно ответила она, догадываясь, как это дорого.
— Без-воз-мезд-но, — проговорил он по слогам и улыбнулся. – Чисто для угощения… прошу не отказывать.
Он и сумку ей донес до общежития. А потом стал заглядывать чаще. Придет, сядет, ногу на ногу закинет и рассказывает очередной анекдот.
Соня вздохнула, вспомнила отца, вспомнила Генку – Николай Петрович был полная противоположность, хоть и возрастной для нее.
Месяца три он приходил на ночь, потом утром, позавтракав, напевая себе под нос песню, уходил.
— Ну, а замуж-то зовет? – спросила мать, зная о Сонькином кавалере.
— Вчера намекнул, сказал, как бы нам оформить отношения…
— Ну, вот, видишь, — обрадовалась Валентина, — правильно говорит, чего тянуть. Ты же согласилась?
— Нет, мама, пока не согласилась. Старше он… старше тебя и отца.
— И что? Главное, что пенсия хорошая, работает, да и жилье есть.
— И что мне его пенсия… любви-то нет, чувствую я, нет любви…
— Тьфу ты, Сонька, в кого ты такая уродилась? Какую тебе любовь надо? У тебя дите на руках, поднимать надо, горбатишься на кондитерке за копейки… и кочевряжишься… любовь она все ищет…
Потом успокоилась, с жалостью посмотрела на дочь, как будто та ничего в жизни не понимает. – Ладно, смотри сама, он ведь и, правда, не молод.
Вечером, когда Николай Петрович пришел к Соне, и по привычке стал выкладывать на стол гостинцы, она сказал ему: — Не надо ничего, работаю я. Уберите.
— Соня, а почему вдруг на «вы»? Мы кажется с тобой давно уже свои люди…
— Не будем мы больше встречаться, Коля.
— Это почему? – с неподдельным удивлением спросил он.
— Потому что разные мы. И вообще, любовь должна быть, а у нас ее нет.
Николай, наконец, понял, что ему дают отставку.
— Какая любовь в наше время? Сейчас важнее материальное обеспечение, жилье, машина и счет в банке, как у меня. Да меня за такие преимущества женщины сами любят!
— Вот и пусть любят!
Николай разозлился. Не думал, что выбрав объект для души, получит такой душевный отпор.
— Ну, так что, ты хорошо подумала? – спросил он.
— Хорошо. Не надо приходить больше.
Он с раздражением убрал со стола гостинцы, стал надевать куртку, не попадая в рукава, потом, наконец, оделся, взглянул со злостью на Соню, и вышел, хлопнув дверью.
_____________
Мать была права, Соня и в самом деле уставала на работе. Уставала от шума, от бесконечного конвейера с печеньем, но больше всего от покрикивания мастера цеха Бориса Груздева. Любил он пройтись по цеху, оглядывая так, будто украли чего.
— Полундра, девчата, Палыч снова злой ходит, — услышала Соня позади себя. Это Вера предусмотрительно предупредила.
За глаза его звали «Палыч», и, конечно, побаивались. «В сорок лет еще не дед», — хихикала Вера, намекая, что и он не железный. И даже когда ругался на чем свет стоит, работницы опускали глаза, помалкивая.
— Да ладно, девки, пусть орет, а с нас как с гуся вода.
И хоть отоваривались под зарплату печеньем, все равно, приворовывали. Палыч уже знал об этом, и принюхивался к пропаже, как пес. А поскольку не мог выявить «несуна» (тот, кто продукцию выносит), то под его хлесткие слова попадали все.
— Борис Павлович, нам бы одежду рабочую, эта износилась, — предложила Катя Еремина.
— Не заработали на одежду,
— А респиратор? Я вон на муке стою, задыхаюсь в старом-то, — спросила Галя Якимчук.
Груздев хмыкнул: — Будет тебе респиратор.
Но прошла неделя, а работницы так и не дождались обещанного. А потом узнали новость, что Груздев уволился, или его уволили. Говорили, что порядка в цехе нет, и воровство процветает.
— Девки, чего делать будем без нашего Палыча? — спросила Вера.
— Нашла о ком жалеть, только и знал, что подгонять да ругать, да премии урезать.
— Ну и что, мужик все же, а то у нас бабье царство…
— И чего толку с этого мужика? Линия вон сколько раз ломалась? Чего он сделал? Подлатают наспех, а время простоя на нас спишут, дескать, вы виноваты… толку никакого с него, только девок зажимать…
— Ой, ладно, завидуешь, поди, что не тебя! – Верка Хрылёва взвизгнула от возмущения.
— Тьфу, даже не думала! – Крикнула Катя.
— Не плюйся, ты все равно Палычу не по годам, ему такие как Сонька по вкусу…
— Что это вы, Вера Владимировна, придумываете, не было ничего, — Соня будто очнулась, растерянно оглянулась вокруг, искала поддержку. И вообще, все по любви должно быть, а ее нет… любви этой.
— А тебе любовь нужна что ли?
— Нужна!
— Девчата, слушайте, Сонька любви хочет… чистой и бескорыстной.
— Ничего я не прошу, я просто сказала, что если нет чувств, то и отношений никаких не надо…
— Ой, Сонька, да ты уже «с прицепом», дите у тебя, мать-одиночка, считай что, а все любви просишь… ну и дурра, — Вера громко рассмеялась.
Не все заметили, как в цех вошел невысокий мужчины с палочкой. На лицо вроде не старый, за тридцать ему, а стоит перед женским коллективом с тростью.
— Это что еще за явление? – хохотнула Вера. – Не заблудился ли?
Мужчина подошел ближе, нашел свободное место у окна, оставив на подоконнике папку.
— Здравствуйте… я ваш новый мастер цеха… Юрий Алексеевич…
— Гагарин, — сказала Вера тихо, но услышали все и замолчали, разглядывая новенького.
— Прохоров моя фамилия, — добавил он. И непонятно было, услышал он Веру или нет.
— Производство я уже осмотрел, теперь хочу с вами поговорить. Прежде всего, скажите, какие нужды, кто и о чем хотел бы попросить в производственном плане.
— Сонька у нас любви просит! – Крикнула Вера и рассмеялась, увидев улыбки на лицах работниц. А Соня вспыхнула маковым цветом, — так стыдно ей стало, что при чужом человеке их разговор Вера на всеобщее осуждение выставила.
Мастер по взглядам понял, ко здесь «Сонька» и посмотрел на нее: пылающие щеки заметил, и смущение, и негодование.
— Давайте по существу, — сказал он, взглянув на Веру, – ваши просьбы касательно производства.
И тут всё, что заказывали Палычу, они выложили Юрию Алексеевичу. Он все записал и одобрительно кивнул. Открыл папку и стал называть всех по имени-отчеству.
— Хрылёва Вера Владимировна, — все переглянулись, настолько неожиданным было услышать полностью имя-отчество, бывший-то мастер не церемонился.
— Она самая, — сказала Вера, картинно повернувшись.
— Якимчук Галина Федоровна, — продолжал мастер.
— Самойленко Софья Сергеевна…
Соня снова покраснела, смутилась, услышав свое имя. – Это я, — сказала она тихо. Он задержал на ней взгляд, кивнул: — Очень хорошо.
И было в том взгляде что-то доброе, словно поддержать ее хотел – смущенную, неуверенную. И сразу стало легче, словно почувствовала, что Веркины шуточки его совершенно не трогают.
— Перекличка что ли как в школе? – удивились работницы.
А он невозмутимо называл имена, не замечая удивленный шепот.
Через два дня новая рабочая форма и респираторы были на месте. Для ремонта линии он предложил руководству вызвать наладчиков с другого города, и его предложение поддержали, — линия больше не ломалась.
— Ох, пресное у него выражение на лице, смотреть тошно, — ворчала Вера.
— Что тебе не нравится? – спрашивали женщины.
— А то… ковыляет тут, вынюхивает, что и как…
— Зато не громит нас, как Палыч, доброго слова не слышали…
— Да уж лучше бы Палыч громыхал, чем этот «тише воды, ниже травы», — не унималась Вера.
— А может ему тоже любовь нужна, как Соньке? — хихикнул кто-то… и тут же замолчали, увидев хромающего мастера.
— Заявление на отпуск все подали? Если кто не успел, сегодня к концу смены – мне на стол. График составлять будем.
Соня вынула из кармана приготовленное заявление и взглядом потянулась к мастеру. А он среди множества глаз, устремленных на него, заметил ее. – Софья Сергеевна, сказать что-то хотели?
— У меня заявление с собой, могу сейчас отдать, — и она протянула сложенный листок.
Первый раз она коснулась его руки, а может он первый коснулся – она не поняла. Ее до сих пор смущало его уважительное обращение к каждой из них. Еще ни разу он не повысил голос, не сказал ни одного дурного слова, был спокойным и в меру строгим.
И она все больше замечала, что новый мастер обращает на нее внимание: то уточняет что-нибудь по работе, то на глаза чаще попадается. А потом как-то с работы вместе вышли. А может он, наоборот, поджидал ее.
И вот уже вышли на одной остановке, идут вместе по аллее, — можно было сразу через площадь, но пошли через парк, где длинная аллея.
— Мне бы поторопиться, а то в садик за дочкой зайти надо, — говорит она.
— А давайте, Соня, вместе зайдем. Вы не против?
Она смущенно пожимает плечами. – Я не против.
— Ну, вот и с дочкой познакомлюсь. А у меня, знаете ли, тоже дочка есть… только она далеко.
— Это как же? Очень далеко?
— Очень. В Америке. Жена в штаты уехала, сказала, что это ее мечта. Ну, вот и тоскую теперь. Но ничего, дочка пишет, звонит иногда, говорит, что ей нравится.
— А как же… — Соня посмотрела на него.
— А-аа, то, что хромаю? Так это у меня с армии… я уже привык… или тебя это смущает? – он впервые обратился к ней на «ты».
— Нет! – испуганно ответила она. Соня испугалась, что ему не понравится ее намек. – Совсем нет!
Он остановился. – Вообще, я сразу тебя заметил, как только ты про любовь сказала. Ты так говорила тогда, как будто тебя застали врасплох. Вообще, я так думаю: любовь искать совсем не стыдно. Я ведь тоже без любви жил… нет, с моей стороны любовь была, а с ее стороны – нет. Так что я тебя, Сонечка, понимаю.
__________
На работу она бежала бегом, хотя прошел месяц, как стала встречаться с Юрием Алексеевичем. И это было совершенно другое чувство, чем прежде. А точнее сказать, чувств у Сони до встречи с Юрием, не было. А теперь есть!
На работе время проходило быстро, и счастьем было, увидеть Юрия, а для нее – Юру, Юрочку.
Она в тот день уже собралась домой, проходила мимо подсобки, думая том, как вечером встретится с Юрой уже вне работы. Дверь в подсобку приоткрыта… и она не собиралась подсматривать, но в глаза бросилось: Юра стоял, опираясь на трость, а на его плече повисла Вера (Соне так и показалось, что именно повисла, уткнувшись ему в плечо). А он провел рукой по ее плечу, будто успокаивал.
Соню будто отбросило от двери невидимой волной, она бегом побежала вниз по ступенькам, задыхаясь от увиденной картины.
_________
Соня, да что ты! Ну, разговаривал я с ней… так это по работе. – Юра доказывал, что нет ничего у него между ним и Верой и быть не может. – Да она замужняя женщина, я бы никогда не сделал такой шаг.
Соня сжалась в комочек, ухватившись за козырек кровати. – Правду мама говорит: нет никакой любви, есть одни интересы…
— Сонечка, ну пойми ты, по работе это, а что именно – сказать не могу. Не имею права. Ну, пойми ты, на эмоциях была Вера Владимировна… такое бывает. Поверь, ты мне на слово, ну вот просто поверь.
Он еще долго говорил разные слова. И совсем не те, что в книжках, которые читала Соня. Но эти слова были такими проникновенным, такими добрыми, казалось, она кутается в них, как в теплую шаль.
И она осталась с ним. Просто поверила.
______________
Через год, когда Соня была в декрете, по пути в поликлинику, встретила Веру, ту самую язвительную Веру, что высмеяла тогда при всех Сонину мечту о любви.
— Сонька, здорово! Скоро, поди, Юрию Алексеевичу наследника родишь?
— Да уж скоро, — улыбнулась Соня.
— А я ведь уволилась.
— А чего так?
— Все хорошо, и начальство хорошее, муж твой теперь ведь начальник производства, так вообще порядка больше… но мы переехали, и теперь добираться мне далеко, так что меняю я работу. Вот иду в поликлинику карточку забрать, а то оставила прошлый раз у врача.
— Ну, тогда удачи тебе, Вера Владимировна, — искренне сказал Соня.
— Знаешь, не то, что повиниться хочу, нет, — Вера опустила глаза, стыдно, но признаюсь: я ведь тогда выносила с кондитерки продукцию, и чуть всех вас не подставила. А Юрий Алексеевич подловил меня, и хотел руководству сдать. А у меня, сама знаешь, двое ребятишек и муж тогда без работы был. Упала я ему в ноги, Юре твоему, расплакалась. Он пристыдил, пообещал не выдавать меня, пообещал, что никто, кроме его, об этом не узнает. Получается, поручился за меня и репутацию мою спас. Так что радуйся, Соня, хороший у тебя мужик.
— А я знаю! – сказал Соня. Я ему верю. И люблю его! И он меня любит!
Автор: Татьяна Викторова