– Садитесь, пожалуйста, – девочка лет двенадцати уступила ей место в автобусе.
– Спасибо, – Римма с удовольствием присела.
Ножки в последнее время что-то совсем сдавали, варикоз – всю жизнь на ногах, работа такая была. Рядом сидящая женщина с гордостью посмотрела на воспитанную дочку, улыбнулась.
И тут они с Риммой встретились глазами.
– Здравствуйте! – Римма улыбнулась, вспоминала имя. Вроде – Люба. Но пациенток было так много, что она не рискнула её назвать.
Женщина сильно напряглась, глаза расширились, в них заплясал испуг. Потом вдруг плечи осели, она кивнула и отвернулась к окну.
Римма Николаевна взглянула на стоящую рядом девочку и сразу все вспомнила.
Вспомнила всю эту историю.
У Риммы Николаевны – акушерки с большим стажем сформировалась привычка делить приемы пациенток на приятные и неприятные. Так и рассуждала вечером порой: хороший день – больше приятных приемов.
Работала она и в районной женской консультации, дежурила в роддоме, и в фельдшерско-акушерских пунктах местных сел. В последнее время совсем стало плохо с медперсоналом, приходилось заменять, подрабатывать, работать без медсестер.
В те годы могучая метла перестройки начисто вымела из глухих и перспективных сел всех докторов. Скудное оснащение заставляло порой медперсонал обмахивать пациентов платочком и обтирать водой, дабы снизить пациенту температуру. Доходило и до этого.
Опытные и стойкие выдерживали, молодежь разбежалась.
Римму уже хорошо знали, за работу хвалили. Некоторых пациентов она вела много лет.
Тогда на приеме Римма была одна, без медсестры. Этот визит был в числе приемов приятных.
Люба, пациентка, к сожалению, так и не стала матерью. Много лет они лечились с Риммой, потом Люба и наблюдалась и оперироваалась в областной, но …
Бесплодие. И тогда был просто очередной визит. Любе перевалило за сорок, и она уже знала – вопрос с рождением ребенка закрыт.
– Ну что, Любаш, все прекрасно.
– Прекрасно? Все шутите, Римма Николаевна. Прекрасно, это когда ребенок получается, а я уже вот так…
Стройная светловолосая красивая Люба всегда вызывала у неё чувство невероятного желания помочь. Римма и мужа её уже хорошо знала, не раз он привозил жену. Оба надеялись. Именно под нажимом Риммы обследовался и он.
Но дело было в Любе, проблемы с женским здоровьем были у неё.
Римма заполняла карточку, потом подняла глаза на пациентку:
– С усыновлением так и не решили? – они уже и раньше говорили об этом не раз.
– Не-ет. Ох, Римма Николаевна, мы три года этим занимаемся, и все никак. Сначала мальчика смотрели, но там мать лишена, и не факт, что не вернут ей материнство. Поди разберись в этих законах. Вот так привыкнешь, а его заберут … Потом ещё одного было взяли, и вдруг родственники объявились, сами забрали. Ещё девочка была, но большая уже – 8 лет. Даже не знаю как объяснить…не наша, в общем. Отказника одного хотели взять, но он умер в роддоме неожиданно. Не везёт нам что-то…
– Да уж. У кого перебор, а у кого … Тут в селе одном пришла ко мне красавица на днях, – что-то вдруг разговорилась тогда Римма, – Прерывание хотела, а у самой 22-я неделя. И ладно бы первый раз. Так ведь… В общем, у неё это шестой ребенок. Первые два желанные, но с мужем разошлась, пил. Вышла повторно, третьего родила от нового мужа, чтоб общий, значит, был. А потом понеслось … Три раза уж ко мне на прерывание приходит и каждый раз – с опозданием. А ведь видно, что еле тянут пятерых. Концы с концами… Второй-то у неё муж в совхозе работает, а какие там зарплаты … А она даже и не в декрете. Не работала. И вот – на тебе… Детки, правда, все хорошие. Я у нее троих и принимала.
– Вот ведь… Тут бы одного-то…
– Кому что Богом дано, видать, – Римма заполняла карточку.
Люба вздохнула.
– Видно не заслужили мы перед Богом…
Римма подняла глаза. Наверное, зря она это рассказала. Расстроила Любашу только.
Прием продолжался, пациентки сидели в коридоре – очередь. Римма вышла в регистратуру и вдруг увидела, что Люба сидит в больничном коридоре.
– А Вы чего? Ещё куда-то?
– Нет, я … Поговорить бы, Римма Николаевна.
– Так пошли.
– Нет. Я подожду, когда Вы закончите.
– Так ведь два часа ещё приема.
– Я подожду.
Римма удивилась, спорить не стала, но после очередной пациентки все же вышла к Любе опять и позвала в кабинет. Как-то неловко было, что та сидит и ждёт так долго.
– Римма Николаевна, а можно я к вам домой лучше приду. Или встретимся вечером. Пожалуйста, – она смотрела так просяще, положа руку на грудь.
– Что случилось-то, Люб?
– Да ничего. В общем, я подойду к вашему дому в шесть. Я ж знаю, где Вы живёте.
Римма пожала плечами. Но позже уже начала предполагать, о чем хочет поговорить Люба.
Короткий осенний день уже угасал, когда Римма возвращалась. Солнце ещё сверкало на крышах домов, но улицы забрались в тень. Люба ждала Римму возле её частного дома.
Акушерка не ошиблась в предположениях. Этот рассказ о женщине, о шестом ребенке… А нельзя ли сделать так, чтобы этот ребенок стал ее?
Люба сложила руки на груди, обещала все, что только можно обещать – быть век благодарной, любые деньги, молчание и послушание. Только …
Как? – Римма объясняла. Севастьянова Антонина Алексеевна – её пациентка и она не может способствовать тому, чтобы та отказалась. Как? Нет, это невозможно.
Если даже она откажется, то по закону ребенка предложат на усыновление тому, кто первый в очереди. Да и добрая она, Тоня-то. Заберёт всего скорей. Разве акушер имеет право уговаривать мать оставить ребенка?
Люба ушла в слезах, а Римма думала о том, что этот сегодняшний визит Любы можно переложить в мысленную корзину визитов неприятных. И ведь ничего она противозаконного и противосовестливого не сделала, а осталось какое-то чувство вины.
Так жаль женщину…так жаль.
У Риммы было двое детей и трое внуков. И это ли не счастье! Хоть и переживала она все время, что мало помогает дочке и снохе с внуками из-за такой вот работы, но эти минуты семейного счастья не променять было ни на что.
Этот вопрос о рождении или нерождении ребенка Римма обдумывала всю жизнь. Государственные законы по искусственному прерыванию менялись, но в целом, оставалось все также. Как прерывали, так и продолжали прерывать. В областной клинике порой делали до сорока прерываний в день.
И казалось в этом многочисленном отказе от рождения так странно не иметь возможности ребенка заиметь. Но масса женщин лечились и от бесплодия.
Занималась абортами и Римма. Так она это не любила, но специальность такова. Чаще она ассистировала врачам, но и сама делала. Жизнь заставила. Одно время делали они аборты прямо в сельских пунктах. Все было. Один раз ошиблись в сроках, ребенок, девочка, зашевелилась, задышала…
Нет, лучше и не вспоминать такие вот моменты практики … лучше не вспоминать. Но сегодняшний разговор с Любой что-то всколыхнул, заставил опять рассуждать о ценности жизни человеческой.
Римма плохо спала и наутро с больной головой отправилась в сельский фельдшерский пункт. Именно в тот, где поставила на учёт Севастьянову.
Антонина на прием пришла с двумя младшими. Пришла уже под самый конец отпущенного на прием времени.
За дверью возня, ребенок стучит ладошками по двери кабинета. Антонина зашла с ребёнком на руках.
– Орет, Римма Николаевна, не отпускает. Пусть со мной пока, – она усадила его на колени и сказала, обращаясь к нему, – Нет матери от вас никакого покоя, в больницу не сходишь, ироды.
– Как самочувствие?
– Просить вас пришла, доктор, ох просить! Ну, может, сделаем все же что-то, а? Ну, ведь нет больше сил. Ну куда нам шестого-то? Ну, пожалуйста!
– Тоня!– Римма посмотрела строго из-под очков, – Я спросила, как Вы себя чувствуете? Прерывать поздно, говорила же я.
– Да, нормально чувствую. Я ж всех хорошо хожу, знаете же. И сейчас все хорошо. Никуда его не денешь, – она потрогала живот, – Я уж и бочку с водой в огороде передвигала, и ничего…
– Вы что! – Римма аж задохнулась от возмущения, – Скинуть пытаетесь?
– Так ведь …., – Антонина заревела, – Лучше б Вы. Лучше б в больнице… А Вы не хотите. И муж ведь не хочет ребенка-то.
В кабинет тихонько зашла девочка лет четырех, подошла к матери и прижалась к ее руке щекой.
Римма остыла. Так хотелось дать подзатыльник этой горе-беременной мамаше. Но вид этой сцены её задобрить.
– Тонь, коль случится что страшное, кто их-то растить будет? Не рискуй, пожалуйста, – как-то по-матерински перешла на «ты», – Ты даже не представляешь, чем рискуешь.
– Да я нет, – сопела пациентка, – Я один только раз, чего я не понимаю что ли.
Осмотр прошел суетно. Дети цеплялись за маму, приходилось их отвлекать.
– Там нет что ли никого больше в коридоре?
– Не-ет, я последняя. Пока собрались с этой оравой, пока доехали, – Тоня застегивала кофту.
Дети, наконец, отвлеклись – разглядывали напольные весы, старшая катала гирьки туда-сюда, младший наблюдал за процессом.
Римма писала, заполняла карточку, считала дни.
– Ты ж даже и не работала. Обидно. Хоть бы из декрета в декрет.
– Ничего у нас нет. И не платят сейчас ничего. Только обещаниями кормят. Вот вы говорите про питание мое, а мне детей порой кормить нечем. Я уж в сельсовете все пороги обила, многодетные ж. А, – Тоня махнула рукой, – Копейки получаем. Никто нам не помогает вообще. Хорошо хоть в саду их кормят.
Римма подняла глаза на Антонину…. Замерла в крутнувшихся мыслях и опять наклонилась к бумагам.
Эти записи она так и не отвезла ещё в район. И то, что хочет она сейчас сказать – нарушение врачебной этики.
Но как бы было хорошо всем от такого вот расклада. Ребенок получил бы любящих заботливых родителей, Люба – счастье материнства, Тоня – деньги и избавление от ещё одного уже лишнего рта.
Это же можно сделать официально: отказ – усыновление. И шанс был. Но все было не так просто. Очередь на усыновление могла не дать Любови взять малыша, а Антонина все равно не получила бы ничего при отказе.
– Тонь, слушай. А ты не думала об отказе от ребенка?
Тоня посмотрела на Римму так, как будто та задала наиглупейший вопрос.
– Хм, а! Как не думала? Думала. Я ж не при Вас Витьку рожала. Я ж отказную на него писала, а они взяли и принесли мне его и на ночь оставили. А он – да-авай орать! Кормить начала, а потом подумала-подумала, да и забрала. Чего уж…, – а потом она завыла, – Ой, Риммочка Николаевна, знали б Вы какая у меня жизнь, если б знали …
Дети испугались, младший заплакал. Антонина подхватила его на руки и продолжила рыдать.
– Да ладно, Тонь, не плачь. Слушай, чего скажу.
Антонина шмыгнула носом, утерлась рукой и прислушалась, раскачивая на руках мальчонку.
– Вот что. Есть у меня женщина знакомая. Давай приедет она к тебе, может договоритесь о чем. А я помогу, чем смогу, конечно. Ребенка она очень хочет, а сама не родит. Очень порядочная, это гарантирую. И муж тоже у неё добрый такой. Может сможете обойти бюрократические рамки, ты – отказную напишешь, а она – усыновит, да ещё и заплатит. Есть риск, конечно, что кому-то другому ребенка отдадут, но попробовать можно.
«Господи, да что ж я делаю» – пронеслось в голове у Риммы и она отерла испарину со лба. Ведь мать! Там где пятеро и шестой вырастет.
Но эта мать таскала в огороде бочки, чтоб убить дитя и недокармливала родившихся. Так может и лучше …
– Правда? – Антонина наморщила лоб, – А не знаете сколько заплатит-то?
– Вот чего не знаю, того не знаю, но я адрес ей дам, она и подъедет. Хорошо?
– Давайте, чего б не переговорить-то? Тем более, если хорошая, говорите.
Римма позвонила на домашний Любе, попросила подойти в консультацию. Люба примчалась на следующий день ещё до начала приема. Договорились, что съездят они с мужем и разведают ситуацию сами. Римма дала адрес. От райцентра чуть меньше часа езды.
Воодушевленная Люба появилась через пару дней с коробкой конфет.
– Римма Николаевна, мы договорились. И врача нашли в областной, Караваева, знаете же, и она Вас знает, – шептала Люба, – А Вы бы поассистировали, у Вас такой опыт.
– Это хорошо, но Тоня легко рожает, можно было бы и у нас роды принять. Может здесь с опекой полегче было бы, чем в областной. Надо бы сразу вопрос решить, может и приплатить там кому, – шепнула Римма, – Ну, чтоб именно вам отдали на усыновление.
– Какое усыновление? Вы что? – Люба удивилась, – Просто я тоже лягу в больницу, и ребенка будто я родила. Я и с работы уволюсь даже для этого, ну, чтоб никаких там декретов. А Тоня, Караваева сказала, и пусть на учёте. Но типа умер ребенок. И Тоня согласна.
Римма хлопала глазами.
– Люб, ну это уж через край. Вы поймите, любой анализ крови покажет, что ребенок не ваш с мужем. Мало ли…
– Никакого «мало ли» не будет, – Люба перебила, – Все будет хорошо. Ну, Риммочка Николаевна, пожалуйста. Мы ведь не просто так. Мы заплатим Вам очень приличную сумму, не обидим. Неужели не нужны Вам деньги? И ребенок с нами будет счастлив. Вы хоть видели, как они живут?
Римма не видела, но и участвовать в таком незаконном деле не было никакого желания. Тем более, что есть возможность все сделать путем законным: отказ — усыновление. Стоит «подмазать» кое-кого» в органах опеки, решить вопрос заранее и все.
Но Люба и слышать о таком не хотела. Она хотела «родить» сама. Она столько раз сталкивалась с обстоятельствами, мешающими усыновить, что уже не верила ничему. Только обманным путем и можно завести ребенка – она была убеждена.
Сначала определенного ответа Римма не дала, переспала с этим ночь. А на следующий день сама набрала Любу. По телефону не очень-то на эту тему поговоришь:
– Здравствуйте, Люба. Я по-поводу вчерашнего нашего разговора. Я б отказаться хотела от участия.
Люба что-то пыталась говорить, но Римма положила трубку. Нет, так не пойдет. Одно дело заплатить органам, чтоб усыновить конкретного ребенка, тем более, что давно этим вопросом занимаются, и совсем другое – такой обман.
И зачем? Дитё все равно по закону только их будет. Зачем?
Но, видимо, Любе это было крайне важно. Она прибежала к концу приема Риммы Николаевны.
– Римма Николаевна, как же так? Вы же сами это все и придумали, и предложили? Вы сами начали всю эту организацию.
– Люба, я предлагала другое – усыновить нежеланного ребенка моей пациентки, которая хотела и до сих пор хочет от него избавиться. Вот и все. Но играть в Ваши «роды» я не предлагала.
– Римма Николаевна, что плохого мы делаем? Вы же знаете, как страдаем мы с мужем, сколько перепробовали, и где только я не лечилась. А сейчас я всего лишь хочу осчастливить маленького человечка, сделать его родным. И что плохого, если я куплю это счастье за деньги? Отдам деньги несчастной женщине. Испытаю счастье родов, счастье настоящего материнства…
И как Римма ни пыталась переубедить Любу, как ни отговаривала, та стояла на своем: пусть я заплачу больше, но куплю себе «настоящего» а не усыновленного ребенка.
В этот день разговор не закончился. Вскоре Люба пришла опять, и опять уговаривала. А когда поняла, что Римма не согласна заявила:
– Ну, раз так. Мы решим эту проблему без Вас, – уже официальным тоном произнесла Люба, – Можем ли мы надеяться на Вашу порядочность, на то, что об этом никто не узнает и палок в колеса нам никто не поставит?
– Конечно, можете Люба! Я ничего предпринимать не собираюсь. Но и участвовать …
Люба достала конверт.
– Вот возьмите, это – Вам.
– Ну что Вы, – Римма не хотела ничего брать, – За что же? Я же отказалась.
– Это за молчание.
– Заберите, пожалуйста. Я клянусь Вам, что эту историю я забыла.
Люба деньги забрала и ушла разобиженная. А Римма и правда эту историю просто забыла.
Карточку пациентки Севастьяновой Тони из фельдшерского пункта забрали, и теперь она наблюдалась у других врачей. Карточку Любы забрала она сама из регистратуры и больше не появлялась в их женской консультации.
И да, Римма вскоре услышала разговоры в селе, куда она по-прежнему ездила работать, что Тоня родила мертвую девочку и вернулась домой без ребенка.
А ещё заметила Римма, что обходит Тоня её стороной, если случайно где-то повстречается.
***
И вот теперь в этом автобусе они встретились.
Да-да, судя по возрасту девочки, это и есть тогда родившаяся дочка Тони. Славная, вероятно, обласканная любовью родителей, воспитанная и прилежная девочка.
Наверняка, и не знает она, что не родная. И как знать – хорошо это или нет?
Ну, так, значит так, – думала Римма, – Все тогда получилось, и ладно. Почему ж такой враждебный взгляд поймала она сейчас?
И все же как же хорошо, что все это тогда прошло без неё.
Римме надо было выходить. Она встала, Люба распрямилась, покосилась на неё. И Римма почувствовала всем нутром, увидела – страх в её глазах.
Да, дочка не знает, что неродная.
Римма пошла к задней двери автобуса, чтоб не проходить мимо девочки, чтоб не пугать и без того испуганную мать. А пока стояла в ожидании остановки, услышала голос девочки:
– Мам, ты чего? Тебе плохо?
Римма оглянулась.
– Нет, нет, дорогая, укачало слегка, – успокоила Люба дочку и оглянулась на Римму.
Они встретились глазами, но Люба тут же резко отвернулась. И так и не увидела обращенную к ней улыбку.
Почему-то сейчас Римме было очень жаль Любу.
***
Ложь вреднее всего самому лгущему. Она истощает душу…