В палату пробивался утренний настырный луч. Настя закрыла глаза рукой и широко зевнула.
— Встаём ма-мочки, встаём, подъём, на про-цеду-у-уры, кому анализы сдавать баночки на посту, — медсестра шла по коридору, заглядывая в каждую палату.
Настя поёрзала в кровати, а потом резко села.
— Ребёнок!
Женщина покрутила головой и, заметив кроватку для новорожденного, придвинула её к себе.
— Гудкова, привет, — соседка по палате напротив махнула Насте рукой.
— А, Валюха, привет. Не знала, что ты тоже рожала.
— А меня в тот момент как ты орала на всё отделение и привезли. Ты так орала, что ничего не видела и не слышала. А у меня воды отошли, чуть раньше наша девочка появилась, но всё хорошо, — соседка чуть прикоснулась к личику новорожденной, которую кормила. — Кто у тебя?
— Пацан, — с некой долей иронии «других не рожаем, только мужики» ответила Настя и заглянула в кроватку.
Розовощёкий пухлый малыш, туго замотанный в пелёнку, спал.
— Ну спи, я отдохну тогда, — подумала мать и снова легла в кровать.
— Как назвала то?
— Не знаю пока, не думала.
— А родителям сообщила? Отцу ребёнка?
Валя знала, что у Анастасии не было мужа. Знала, что в связях своих любовных она не была постоянна. Кто любил, с тем и была ласкова, тот и был муж. А мужики этим пользовались без зазрения совести.
— Да не знаю я, Валюха, кто отец.
— Как не знаешь? — тут соседка немного смутилась.
— Не, ну предполагаемый отец, конечно, имеется.
— Как предполагаемый? — опять удивилась соседка.
— Далёкая ты, Валька, предполагаемый — это тот которого я подозреваю, а на самом деле всё может быть не так.
— Так, мамочки, — медсестра зашла в палату и принесла постельное бельё на две пустые кровати, прервав разговор, — Гудкова кто? На анализы.
Настя нехотя поднялась и вышла в коридор. Вернувшись на своё место, она застала сына с открытым ртом и чуть красноватым лицом.
— Ты зеваешь или есть хочешь? — спросила Настя у ребёнка, уперев руки в бока.
— Покорми его, давно не ел.
— Ха, я его ещё не кормила, отсыпался.
— Тем более, — Валя качнула головой.
Настя уселась удобнее и приложила новорожденного к себе. Ребёнок сразу принялся усердно работать губами, как будто делал это всю жизнь.
— Тише, тише, ты так меня до капли выпьешь, на обед не останется, — хохотала Настя.
Она закрыла глаза от накатившего в один миг чувства удовлетворения. И неожиданно задумалась.
А что такого, и воспитаю одна. Что матерей-одиночек нет что ли? Тьма-тьмущая. Мой ребёнок! Не брошу, не оставлю. Раз Бог дал, значит, жить ему. Отец кто? А нет ли разницы. Мой и всё тут. Вот спросит ребёнок кто его отец и что сказать?
А ведь не думала она об этом все девять месяцев, даже мыслей таких не было.
В Мишку, первого и самого вероятного отца, Настя влюбилась сразу, как только увидела. Приехал на Камазе, вылез из машины, и у Насти словно земля из-под ног ушла. Такой маленький, щупленький, а на такой машине. От ощущения, что такой мужчина управляет Камазом у Насти мурашки по коже пошли.
Пришёл Мишка, кинул документы на стол и крутит спичку в зубах. Зубы белые, ровные.
Настя открыла глаза и приподняла губу малыша.
-А-а-а, нет же зубов ещё.
Малыш замер на секунду и снова начал причмокивать.
Долго Настя с Мишкой в гляделки играла. А потом он поздно вечером приехал с зерном, из приёмщиц она одна была, ждала последние машины. И случилось. Ловко управился со статной Настей, как с громадиной своей. Нежно, спокойно и уверенно. Так и стал Мишка ездить.
А однажды в строгом костюме приехал, с цветами. Предложение сделал. Настя долго хохотала. Мишка топтался, топтался на одном месте. Цветы бросил на стол и укатил. Больше Настя его и не видела.
Через неделю похолодало. Сено стали ворошить, тюки ближе к раздаче подкатывать. Семёна на эту работу часто ставили. Настя помогала. Где словом указывала, где наравне с мужиком тягала. В том сене всё и случилось. Без разговоров, расспросов, без нежности, быстро. И разошлись. У Семёна были светлые волосы.
Настя ещё раз открыла глаза. Тёмный пушок. Настя тут же закрыла глаза.
О третьем потенциальном папаше Настя и вспоминать не хотела. После кино поздно вечером шла домой. Подъехал парень на иномарке, искал, где переночевать. Парень как парень, проездом.
Настя пустила его к себе домой. Вышла воду выносить в конец огорода, вернулась, парень этот сидит на крыльце курит. Села Настя к нему. Разговорились. Он ей о своей тяжёлой судьбе, она ему о своей рассказывала. И так холодно им стало, что решили согреть друг друга.
«Даже имя не помню…» — вдруг поняла Настя. — «А если он?»
Руке тепло стало, потом ноге.
— Ах ты! Напрудил рыбак!- Настя подскочила.
На пеленальном столике в первый раз она развернула и осмотрела ребёнка, нежно касаясь его. Перевернула, а на спине родимое пятно. Тот в точь как у Мишки.
И так спокойно сразу Насте стало, так радостно. От любимого родила. Значит, в любви ребёнок появился. Как хорошо.
В палату привезли ещё одну новоиспечённую мамочку, положили у окна.
— Девочки, а там мужчина какой-то бегает, не ваш? Цветами машет, — спросила новая соседка, указывая не окно.
Валя подошла и посмотрела вниз.
— Не мой.
Настя даже не повернулась.
Через полчаса в палату вошла медсестра.
— Гудкова. Ну, сколько ты мужика будешь игнорить, весь газон затопчет, ничего не вырастит.
Настя непонимающе посмотрела на женщину.
— В окошко, говорю, выгляни. Папаша дожидается.
Настя медленно подошла к окну.
Мишка шагал вдоль тротуара, кивая и помахивая букетом, с кем-то разговаривая. Его, видимо, только что выгнали на тротуар с газона.
Настя замерла, секунда, ещё одна.
Ходит вдоль здания, ищет глазами. Остановился. И сердце Насти тоже остановилось. Увидел. Замахал букетом так, что лепестки полетели в разные стороны. Смешной.
***
Через три дня Настю выписали.
Встречать её с ребёнком приехали родители. И Мишка. Он стоял в стороне, пока бабушка с дедушкой принимали внука. Мать увидела Мишку и скомандовала:
— С нами поедешь.
— Это я ему сказал, — почти шёпотом сообщил дочери на ухо отец. Настя посмотрела на мать, потом на переминающегося с ноги на ногу у крыльца Мишку и ответила:
— С папкой сын поедет!
Конец.