Оля, у меня мама пожила, погостила, ты вроде как уже поправилась, отошла от больницы. Имей совесть, забери маму к себе. Я устала с ней, мне тяжело. Я ведь тоже не железная, и возраст тоже…
Оля, прикрыв телефон рукой тяжело вздохнула, набрала в легкие воздуха, чтобы высказать сестре все, что о ней думает, а потом, словно передумав, выдохнула, и тихонько сказала:
-Хорошо, Галя. Завтра с утра приедем. Собери вещи, и потерпи еще ночку.
-А сегодня ты приехать не можешь? Еще ведь не поздно. Приезжай, Оля.
-Нет, Галя. Сегодня не могу. У меня Сашка на работе, да и ни к чему на ночь глядя пожилого человека тревожить. Темно уже. Пусть спит спокойно, не нужно режим нарушать. Завтра с утра приедем.
***
Галя просто рвала и метала. И за что ей такое наказание? Ну и в чем сложность забрать мать сегодня? Уже месяц эта нахалка- сестра придумывает отговорки. То на прием ей, то швы еще болят, то ремонт в комнате делают. Да кому он нужен, ремонт этот? Надо же, хочет она комнату освежить , чтобы маме приятно было! Маме! Да там от мамы одна оболочка осталась, и та на нее не похожа. Иссохлась вся, скукожилась, словно помидор вяленый, а по развитию стала словно ребенок годовалый.
Делает, что попало, все в рот тянет, что надо, и что не надо, постельное портит, стены все за 3 месяца так разукрасила, что там обдирать надо все до самых кирпичей. Мама, блин. В редкие минуты просветления плачет, причитает, да все прощения просит.
А какое уж тут прощение, когда Галина всю спину сорвала уже, 3 месяца толком не спит. Одна мечта, в ванной полежать, да проспать сутки. Устала, боже, как же она устала! Она и с сыном своим новорожденным так не уставала, как с матерью. Муж злой ходит, никакой личной жизни. сын тоже не ходит в гости, говорит, что воняет в доме ужасно.
А еще и на работу выходить пора. Начальство уже злится, так и до увольнения недалеко. Это Ольге хорошо, она на дому работает. Хочешь, работай, хочешь нет, а все равно на порядок больше у сестры заработок. Хорошо пристроилась, слов нет. Отдыхает, ни забот, ни хлопот, а мать на нее, Галку скинула.
Из комнаты послышался сдавленный стон: Пить, Галочка, дай пить!
-Пей! На, пей! Да пей ты нормально, что ты цедишь эту воду сквозь зубы?
Сделав очередной глоточек воды старушка поперхнулась и закашлялась. Вода, находящаяся во рту, фонтаном выплеснулась наружу. Стакан Галя тоже не удержала, и вода расплескалась и на постель, и на сорочку матери.
-Ну что ты за человек- то такой? Ты специально это делаешь, да? Я же только вот тебя переодела, и вот опять! У тебя что, совсем во рту ничего не держится? Вставай, переодевать тебя буду.
Глазами , полными боли и отчаяния мать посмотрела на свою младшую, такую любимую и желанную дочь. Где, в какой момент упустила она ее? Где и когда появились у ее доченьки такие пробелы в воспитании? В кого характер такой суровый у ее девочки? Да, тяжело с ней, старухой немощной, так а с дитем малым разве легче? Так же она, Верочка, пока была молодой, ночами не спала, холила и лелеяла своих девочек, на руках носила. Обоих одинаково любила, что старшенькую, Олю, что младшую, Галинку. У них и разница- то всего 2 года, и дни рождения друг за другом, с разницей в месяц. Только Олюшка добрая, терпеливая, да снисходительная, а Галя вон какая, резкая, грубая, вспыльчивая.
-Вставай давай, кому говорю, чего разлеглась, да нюни распустила?
Галя раздраженно подтолкнула мать под спину, как бы поторапливая, и совсем неожиданно получила отпор, такое небольшое сопротивление. Вера вся напряглась, выправила плечи, словно стержень стальной внутри появился, вытянулась, как струна, и таким сердитым, суровым взглядом одарила дочь, что та как то моментально сжалась под пронзительным взглядом старческих глаз, таких непривычно ясных и осмысленных, таких чистых, все понимающих глаз…
— Поживи с моё, доченька, посмотрю я на тебя. Думаешь, всегда такая шустрая да головастая будешь?
— Ну и поживу! вставай, переодеться надо. Ты смотри на неё, сама чудит, ещё и обижается!
-Довольно. Иди, спать буду. Устала.
-Но мама, ты же мокрая вся, давай переоденем рубашку.
-Не мамкай. Так посплю. Не сахарная, не растаю. Ольга завтра приедет? К Ольге хочу.
-Завтра, завтра Оля приедет, мама. Может ты кушать хочешь? давай кашкой тебя накормлю. А может молочка согреть?
-Спать буду . Иди, не лебези.
Сказала, словно выплюнула. Тихонько откинулась на кровать и закрыла глаза. Слышала, что Галина нерешительно топчется у кровати, тяжело и виновато вздыхает, словно в детстве, когда что-то набедокурит, и пытается оправдаться. Все слышала, но глаза не открыла больше, потому что знала, если откроет глаза, то слезы не просто потекут, а хлынут потоком. Нельзя, нельзя ей показывать свою слабость. И так из последних сил волю в кулак собрала, да показала, что живая она еще, да хоть и редко, а в своем уме, все помнит, все понимает. Не насовсем еще разум покинул, иногда морок сходит, и в памяти Верочка оказывается.
Услышала, как тихонько закрылась дверь, и только тогда дала волю слезам. Вопреки ожиданиям не разрыдалась, не заголосила в голос, только горячие, крупные слезы сначала скопились лужицей в уголках глаз, и уже потом, когда в уголках этих слезам не хватило места, покатились они по старческим, сморщенным щекам, прокладывая себе дорожки сквозь морщины, петляя и теряясь в глубоких бороздах, блуждая в них, накапливаясь вновь, чтобы вновь найти выход, когда канавки переполнятся этой непрошенной соленой влагой, и найти последнее пристанище в мокрой уже ночной сорочке.
Отчего-то сравнила Верочка себя с коровой Майкой, что была у них в детстве. Это не корова, а настоящая рёва- корова, как мамка ее называла. Вере было удивительно, что вот вроде и корова, а все- все понимает. Папка бывало ворчал, мол у всех животины, как животины, а у нашей глаза вечно на мокром месте. Где же это видано, чтобы корова вот так, почем зря плакала? И слова этой Майке не скажи, сразу слезы появляются в этих огромных, бездонных глазах.
Телком еще Майка была, когда мамка в ней эту особенность заметила. Зашла с сарая , и папке рассказывает, мол пошла телушку поить, а она ведро мордой так поддела, что я аж руку зашибла, ну и наподдала ей под зад, чтобы неповадно было. Так ты представляешь, Петя, она смотрит на меня, а из глаз слезы катятся!
Отец тогда на смех мамку поднял, мол вот вы бабы, все вам мерещится! С чего бы ей реветь, телушке-то?
А потом и сам убедился, что умеет Майка плакать. Чуть прикрикнешь на нее, а у ней слезы из глаз. Даже пастух, который кнутом ее стукнул, а потом увидел эти слезы в глазах, перекрестился, мол что за чудо? А потом стал с Майкой, уже нетелью, как с человеком договариваться, мол не бедокурь, Майка, куда пошла? И ведь все чувствовала, все понимала коровушка. Глянет на тебя своими умными глазами, да поворачивает туда, куда надо.
Картинки , одна за другой мелькали в голове у Веры. Вот мамка бежит, да голосит, мол Майка зашиблась, убилась на льду. Отец, наскоро накинув тулуп, бежит вслед за матерью. Они, ребятишки, тоже несутся следом, шутка-ли, беда с кормилицей случилась!
Что погнало Майку из уютного загона, никто и не понял, но корова с разгона рогами сломала хрупкую жердь, и со всех ног понеслась по весенней, раскисшей дороге, где под мокрым снегом толстой коркой лежал лед. Не удержалась, поскользнулась, и всем своим немалым весом рухнула на свои же ноги…
-Что делать, Митька? Не стой, как истукан, спасай кормилицу!- Мамка стояла рядом с Майкой, смотрела в ее глаза, полные слез, и уже сама понимала, что шансов спасти корову просто нет.
-Красный галстук только поможет, милая. Колоть, пока не поздно. 2 ноги сломаны, не выживет, погибнет. Митька, ветврач, старый уже мужик с сожалением смотрел на корову, которая словно поняла, что приговор вступил в силу, и жить ей осталось немного. Так глубоко, так протяжно вздохнула Майка, а потом, словно смирившись со своей незавидной участью, положила свою морду на мокрый снег, изогнула шею, вытянула ее вперед так, что ушами коснулась лужицы, что протаяла под ней от тепла, исходившего от ее тела, и затихла, не моргая, смотря вперед своими глазищами, в которых скапливались огромные капли коровьих слез. И в тот момент, когда место в уголках глаз совсем закончилось, и слезы хлынули вниз, цепляясь за шерстинки, Майка моргнула, как то вся встрепенулась, и так громко, горько замычала, что все, кто стоял рядом, не смогли сдержать слез.
Вот и Верочка сейчас, что та корова. Даром, что ноги целы, не переломаны, а все равно настолько слабы, что сами стоять не могут, нет былой силы, вот и остается ей, что только лежать, слезы лить, да глазами моргать, участь- то ее, Верочкина, предрешена. Сколь-то ей еще осталось? скорее бы уже, устала, сил нет.
***
-Ну что, Оль? Легче тебе? Смотрю, молодцом держишься, похудела, постройнела. Заходи, мама спит, сейчас разбужу ее.
-Да нормально, Галя. Тяжеловато еще, но уже намного лучше. Анализы хорошие, болячка отступила.
-Вот и хорошо. Ну что, зять, бери сумку, да за мамой приходи. Нет у меня сил ее водить. Ты мужик все же, да и отдохнули 3 месяца, с новыми силами сейчас легко вам будет.
Галя с нетерпением смотрела на Сашку, всем своим видом показывая, что просто мечтает увидеть, когда за ним закроется дверь. Хмыкнув, мужчина взял сумку, и вышел за дверь.
Галя вздыхала, не зная, как начать разговор. Оля, увидев ее ужимки, спросила в лоб:
-Что, Галь? Говори уже, вижу же, что сказать что- то хочешь.
-Оля, я … Вы же с Сашкой не нуждаетесь, денег хватает. Ты работаешь, Сашка тоже. Ну куда вам еще пенсия мамкина? Оль, нам совсем денег не хватает. Знаешь, я хоть вздохнула маленько, когда ты эти 3 месяца пенсию ее мне скидывала.
-Значит мама тебе не нужна, устала ты, тяжело тебе с ней, надорвалась, а с пенсией проще стало? Выдохнула? Нет, Галка, ну какая же ты все -таки бесстыжая! У тебя совесть есть вообще, или нет?
-Ой, да пошла ты, совестливая ты наша! Легко тебе рассуждать о совести, когда у вас денег куры не клюют, а когда их не хватает? Ты поживи, как я, по другому запоешь!
-Галя, а кто тебе виноват? Ты попробуй жить по средствам, может не так трудно будет, и сына уже с шеи спусти! Здоровый мужик , а все с тебя тянет! Дом-то мамкин продали благодаря его долгам. Ты и дом профукала, теперь тебе пенсию мамкину подавай? А ничего, что эта пенсия вся на нее и уходит? Да и мы не миллионы зарабатываем. Давай так: То, что не потратим на нужды мамы, я буду отдавать тебе, но там не много остается.
-Да подавись ты этими копейками! Не потратим! Да ты из принципа все до последнего рубля тратить будешь, чтобы мне не досталось. Можно и не покупать всю эту ерунду, что ты покупаешь, деньги целее будут. И вообще, где гарантия, что деньги эти ты на мать тратишь, а не на своего сыночка? Учти, больше ко мне даже не обращайся, чтобы я мать к себе забрала. Сама справляйся.
***
— Что опять, Оль? Чего Галка тебе наговорила?
— Да ничего. Сказала, что больше маму её возьмёт.
-Да справимся, Оля, не переживай. Ну, такой она человек, что уж поделать.
— Да я ничего, нормально. До этого же справлялись. Сейчас вроде легче стало. Да ты же знаешь, если бы не операция, я бы и не обратилась к Галке.
— Ты не надумывай себе, Оля. Соседка помогать будет, договорились же. Тебе поберечься надо.
Оля вздохнула, и отвернулась к окну. Как то вдруг вспомнилось, как Галка, вся в слезах прибежала к матери. Сын ее, вместо того, чтобы работать, как-то наткнулся на подпольный игровой клуб в надежде на быстрые и большие деньги. Одно время ему и правда везло, выигрывал, путь не по крупному, но все же.. А потом проиграл. Проиграл столько, что и Галка, и муж ее и в долги влезли, и кредитов понабрали, чтобы сына спасти. Долг он отдал, да только вместо того, чтобы завязать с этими играми, вскоре снова пошел играть. И снова проиграл.
Тогда-то Галка и уговорила мать продать квартиру, мол мама, спасай! Верочка сомневалась, но недолго. И то, все сомнения заключались лишь в том, где она жить будет на старости лет. Галка, лиса такая, мать уверила, что к себе ее заберет, мол ну что ты, мам, комната одна пустая, неужто на улице тебя оставим? Выручай, мама, твой внук в беде.
Ольга тогда даже не спорила, понимала, что это единственный выход. Только тоже сомневалась, уживется ли Галя с матерью? Продали квартиру, рассчитались с долгом, мать переехала к Гале, а через 3 месяца попросилась к Оле. Тяжело у Гали. Муж выпивает, дебоширит, внук злится постоянно, шпыняет бабку, да и Галка хороша, каждым куском хлеба потыкает, да орет, что надоела под ногами путаться.
Утренний туман над плотиной. Видите, вдалеке рыбак в лодке? Очень красиво, глаз не отвести
Верочка тогда еще на своих ногах ходила, в уме, да памяти была. Целыми днями то на улице, то в комнате сидела, боялась на глаза кому из семейства попасться, чтобы не ругали лишний раз.
И ведь не знала Ольга, что так маме там плохо. Мама ни словом не обмолвилась о своей жизни, только и говорила, что все хорошо. С Галкой они никогда близки не были , Так, созвонятся редкий раз, да и все на этом. В гости некогда ездить, работа, да и не звала Галя. Мама сама к Ольге приходила. Только когда зачастила мама к Оле в гости, да все чаще с ночевкой стала оставаться, поняла Оля, что не все гладко. Так и переехала мама.
5 лет жила, ни проблем, ни забот не было, а потом стала заговариваться да забываться Вера. Оля сначала и не поняла, что происходит, а потом дошло, что нездорова мама.
Постепенно слегла Верочка. Уже и вставала только с поддержкой, и в беспамятство чаще впадала. Ольге пришлось с работы уйти, чтобы за мамой следить. Хоть и говорит Галка, что у них денег куры не клюют, а лишних все равно нет. Хорошо, что начальник хороший, совсем не отпустил, приходила и отчеты делать, да сдавать все, а большинство работы на дому делала. Он же ее и друзьям порекомендовал, мол хороший бухгалтер, и стала Ольга ИПэшников вести, отчеты и для них делать, да дебет с кредитом сводить, тем и жила. Да, больше денег выходило, чем на простой работе, только и тяжелее ей в разы было. И недосыпала, и уставала. Работу делать надо, и за мамой глаз да глаз нужен.
Да ладно, это пол беды. После пандемии, когда и Ольга, и Саша, и мама тяжело перенесли болезнь, совсем мама сдала, кашель появился. Что только не делала Ольга, куда только не возила маму, а ответ не порадовал, мол что вы хотели, женщина, старость не лечится, тем более, легкие поражены были.
Кашель хоть и не сильный был, а такой нудный, приставучий, кхы-кхы. Верочка жаловалась, мол будто прилипло что вот тут, внутрях, мешает мне, я вот так делаю, кхы- кхы, вроде и ушло, а вроде и висит там что. И сууухо так во рту, воды хлебну, пожулькаю ее по рту, сглочу, хорошо становится, а потом снова липнет да сохнет.
После болезни этой совсем сдала Вера, ослабла вся. Да и за собой Ольга замечала, что самочувствие неважное, да списывала все на усталость и недосып, а живот да спина болит- так маму потягай-ка.
Оказалось, что причина в другом. По женски проблемы, и очень большие. Операция нужна, и возможно не одна.
Да если бы не эта операция, сроду бы не потревожила Ольга сестру. Попросила ненадолго маму взять, а получилось аж на 3 месяца. Пока одна операция, пока другая, пока оклемалась маленько, а времени уже вон сколько прошло.
***
-Мам, что ты? Холодно тебе?
-Нет, хорошо. Ключи вот потеряла. Ты не находила, Ольга? Как вот теперь домой попадать? Опять придется у тебя ночевать. Надоела я вам уже, Оля? Молодые вы, любовь у вас с Сашкой, а за стенкой бабка храпит!
-Ничего, мам, ты отдыхай, я поищу твои ключи.
Оля смотрела на свою мать, и сердце сжималось от боли. За что ей все это? Ведь такая хорошая она, мамочка ее. Никогда не обижала их с сестрой, а уж если и ругала, наказывала, то за дело. И работать вместе, и отдыхать. А красавица какая была! Галка вся в нее, копия. Такая же худенькая, миниатюрная , глазастенькая. Это Ольга в отца, и лицом, и фигурой, с детства пухленькая была, словно булочка сдобная.
Заметив, что мама снова суетится, что- то шарит руками, и тянет одеяло к подбородку, Оля подошла, немного приспустила одеяло, так, чтобы оно прикрывало грудь, приподняла тоненькие старческие руки, такие прозрачные, хрупкие, что кажется коснись ее, руки этой, и переломится она пополам. Божечки, руки, такие нежные, теплые мамины заботливые руки, которые в детстве ласково гладили их, девчат, по головам, которые и шили, и вязали, и с тестом ловко управлялись! Что же с вами стало? Висят, словно плети, сухие, почти безжизненные, только пальцы еще шевелятся, что -то ищут, суетятся. Перехватив обе мамины руки в одну свою руку, Оля аккуратно поправила одеяло, подоткнула, и положила руки на место. Накинув поверх одеяла тоненькое, мягкое покрывало, Ольга опять оправила мамины руки, сложа их на груди, и сунув край покрывала в одну руку. Посмотрев, как заулыбалась мамочка, теребя мягкую ткань, Оля улыбнулась тоже. Надо же, как хорошо, что она додумалась до этого трюка с покрывалом!
Верочка не была буйной, не делала многое из того, что делают люди в ее положении. Не размазывала свои фекалии по стенам, не пыталась изуродовать близким, не хотела никому навредить, лежала тихонько, плакала, шерудила руками по постели, по стенам. Пальцами ковыряла стены до той степени, что обрывала обои , и соскребала штукатурку. На вопросы о том, что она делает, Верочка отвечала честно, бесхитростно, мол то ключи потеряла, ищу, то ягоды собираю. Что в такие моменты происходило у старушки в голове, известно только ей, но близким от этого было не легче. То кусочек обоев в рот засунет, и обратно не отдает, то одеяло скомкает, натянет себе на лицо, и лежит, молчит. Молчит, а дышать- то нечем. Однажды Оля захлестнулась сном, да так крепко, что не слышала совсем ничего. То ли звала ее Вера, то ли нет, а только подскочила Ольга, как ужаленная, и бегом в комнату к матери.
Верочка лежала, вся ледяная, несмотря на то, что в комнате, помимо отопления стоял еще и обогреватель. Очень старушка мерзла, потому дочь и поставила дополнительный источник тепла.
Замерзла, ноги холоднючие, аж посинели, и одеяло на лице. Скинула Оля это одеяло, а Вера уже дышит через раз. Еще немного, и задохнулась бы мамочка. Тогда-то и придумала Оля этот трюк с одеялом. А что, удобно. И почему она раньше до этого не додумалась? Одеяло прижато, у мамы сил не хватит его вытащить. А плед сверху- и руки заняты, и старушка не нервничает, теребит его потихоньку, тянет на себя. Даже если и не уследит опять Ольга, да окажется плед на лице- это не так страшно, он тоненький совсем, воздух пропускает.
Не так и часто эти затмения у мамы бывают. И в памяти она бывает, в своем уме. Все помнит, сокрушается, что такой стала, мол дожилась, встать не могу, до туалета дойти, приходится таскать меня.
***
Когда совсем худо Верочке стало, врач, что домой приходил, сказала, мол крепитесь, не долго ей осталось. Почки не работают, легкие тоже уже не справляются, да и сердечко износилось. Оля хоть и сама понимала, что не станет скоро мамы, а все равно плакала сильно. Невозможно к такому подготовиться. Хоть от прежней мамы мало что осталось, а все равно память никуда не делась, и видела Ольга в этой сухонькой, слабой старушке свою мать.
Галка приезжала, стыдливо голову опустив. Помогать вызвалась, спасибо и на этом.
Сидели 2 немолодые женщины рядом, обнявшись, и плакали, и детство свое вспоминали, и юность, и взрослую жизнь, и маму свою, какой она была. И странное дело, вроде только что плачут сидят, а потом одна из них скажет вдруг: — А помнишь? И неожиданно хохотом разразятся. Просмеются, и снова в слезы. Долго сидели, до рассвета самого, прислушиваясь к звукам в комнате, иногда тихонько заглядывая, жива- ли мамочка? Жива, дышит.
Словно полегчало Вере. И голос окреп, и аппетит появился. Хорошо поела, с аппетитом, а потом позвала Галю к себе, мол зайди, хоть полюбуюсь на тебя. Внучок- то приедет?
-Приедет, обязательно приедет, мама. Он в ночь работает, смену сдаст, и приедет. Жениться собрался, мам. За ум взялся.
-Хорошо, что взялся. Значит, не зря ему урок был. Дождусь его, поглядеть хочу.
Дождалась. Поглядела. Только сказать уже ничего не смогла, вышли силы. Едва прошептала, иди мол, спать буду.
Уснула Верочка, чтобы не проснуться больше.
Сидели 2 сестры за столом, да тихо говорили.
-Прости меня, Оля. Что мы все лаемся с тобой? Нечего нам делить больше. Давай мирно жить. Одни мы друг у друга остались, никого роднее нет.
-И не ругалась я с тобой, Галка. Ты сама сердись поменьше. И то правда, что нам с тобой делить? Сами уж бабки, годы- то идут.
Забудется вскоре этот разговор, и потечет жизнь сестер своим чередом, у каждой своя, со своими горестями и радостями. И делить им нечего, и общаться не о чем. Если с детства близки не были, откуда в старости близость возьмется?
Язва Алтайская.