С Кириллом мы жили по соседству и еще в юности поняли, что созданы друг для друга. Нам было настолько легко общаться, как будто разговариваешь сам с собой. Мы знали друг о друге абсолютно все. Делились всеми своими переживаниями. И когда Кирилл надумал отправиться в столицу, он первым делом поделился этими мыслями со мной.
— Наташка, ты же понимаешь, мне нужно как-то становиться на ноги. А здесь это сделать сложно. Даже невозможно. Особенно с моими предками.
Родители Кирилла были запойными, как, собственно говоря, многие в нашем поселке. Когда тетя Маша и дядя Андрей начинали пить, остановиться они могли, только когда совершенно заканчивались средства на покупку спиртного. После этого отец Кирилла шел к Степанычу, главному инженеру нашего кирпичного завода, и умолял взять его обратно на работу. Степаныч долго воспитывал дядю Андрея, но на работу все равно брал. Потому что работник отец Кирилла был хороший и мог починить все, что двигалось.
— И надолго ты хочешь уехать? — спросила я, пытаясь сдержать подступающий к горлу ком. Мне ужасно не хотелось расставаться с Кириллом, хотя я и понимала, что он прав. Многие наши односельчане уезжали в Москву на заработки. Особенно молодежь. На местном заводе платили в разы меньше, так что все, кто не боялся трудностей, отправлялись в далекую столицу или хотя бы в город с меньшей численностью населения, расположенный в трехстах километров от нашего села.
— Не знаю пока. Для начала попробую найти работу, а там как карта ляжет.
Увидев мои погрустневшие глаза, Кирилл дотронулся до кончика моего носа и ободряюще улыбнулся.
— Не грусти, Наташка. Вот устроюсь в Москве, заработаю денег и заберу тебя отсюда.
Мы оба с Кириллом понимали, что поселок наш постепенно умирает. Завод становится не рентабельным из-за отдаленности и дороговизны перевозки производимой на нем продукции. Рано или поздно наш завод закроют, и тогда работать вовсе будет негде.
— Не грущу я, — вздернув нос, ответила я. — Чего расстраиваться, если я знаю, что ты прав?!
Через месяц, провожая Кирилла, я уже сама пыталась успокоить его. Парню явно было страшно покидать знакомую среду обитания и уезжать непонятно куда.
— Ты давай там, работай как следует! На москвичек не заглядывайся и вообще веди себя хорошо. А я буду ждать тебя, сколько потребуется.
— Ладно, Наташка. Ты сама тоже смотри тут у меня! С Петькой Сапожниковым будь поосторожней, он кажется, глаз на тебя положил. Ну, я ему разъяснил, что к чему, так что теперь он, думаю, к тебе не сунется.
— Еще чего! Я и сама бы с Петькой справилась, больно он мне сдался!
Мы долго целовались на прощание, так что мои губы покраснели, а глаза сами собой наполнились слезами.
— Ты чего? Обещала же не реветь!
— Не реву я. Это от счастья, что ты у меня такой смелый и решительный.
Мои слова внушили Кириллу уверенность в себе, и он с гордо поднятой головой залез в кабину грузовика, обещавшего довезти его до ближайшей станции.
Первое время Кирилл звонил очень часто, чувствовалось, что ему крайне необходима моя поддержка. Несколько раз я понимала, что он готов сдаться и вернуться в село. Но всякий раз у меня находились слова для того, чтобы хоть как-то успокоить Кирилла.
Примерно через полгода Кирилл уже не помышлял о том, чтобы покинуть столицу. Без конца хвастался, где ему удалось побывать, на концерт какой группы сходить и прочее-прочее. Я поняла, Кириллу начинает нравиться жизнь в столице, так разительно отличающаяся от нашей. Еще будучи детьми, мы как-то раз ездили со школой в столицу, и Москва меня тогда очень впечатлила. Снующие туда-сюда люди и машины, неоновые огни, которые показались мне ярче звезд на небе, и величественные небоскребы. У меня было такое впечатление, будто я попала в будущее. И потом, вернувшись домой, мне еще долго снился этот город, неведомый и манящий.
— Удалось тебе что-нибудь скопить? — спросила я один раз Кирилла.
Разлука стала для меня невыносимой, и я начала подумывать, не последовать ли мне за Кириллом в Москву? У меня самой было не так много отложенных денег. Все, что я зарабатывала на том же заводе, приходилось тратить на нужды моей семьи. Мои родители не пили, но у нас была другая проблема. Мама часто болела, а папа был настолько ленив, что ему постоянно урезали зарплату. «Ты, Василий, чаще куришь, чем работаешь!» — ворчал его начальник, лишая отца очередной премиальной выплаты.
Я не хотела оставлять родителей. Особенно мне было жаль маму. Но, по рассказам Кирилла, в столице на самом деле можно было заработать гораздо больше, чем оставаясь в поселке. Вот я и подумала — буду высылать родителям деньги. Мама сможет покупать все необходимые ей лекарства, и за квартиру будет чем платить. В последнее время коммунальные платежи за нашу двушку, расположенную в трехэтажном доме с деревянными перекрытиями, стали настолько высоки, что порой складывалось впечатление, что мы живем не иначе, как во дворце.
— Скопил немного, — уклончиво ответил Кирилл. А когда я озвучила ему свои планы, мой парень воскликнул, — вот это да! Наташка, это же самая лучшая новость!
— А как думаешь, я быстро смогу найти работу в Москве?
— Не то слово! Ну конечно, если ты не боишься мыть полы, например.
— Не боюсь, чего их бояться? Небось в Москве полы почище наших будут, — рассмеялась я.
Кирилл встретил меня на вокзале. Сказал, что уже снял для нас с ним комнату в коммуналке.
— Ты не переживай. Там из соседей только старуха одна древняя. А третья комната пустует. Там хозяева разный хлам держат и не сдают ее никому.
— А я и не переживаю. Главное, ты рядом будешь!
Мы опять долго целовались прямо посреди снующей толпы. Кирилл сказал, что здесь нас никто не осудит за поцелуи, потому что никому ни до кого нет дела.
— Это называется свобода, Натаха! Настоящая свобода! Ты только вдохни этот воздух!
Я сделала, как он просил, но тут же закашлялась. Воздух большого города точно отличался от нашего. Но, на мой взгляд, не в лучшую сторону.
Кирилл привез меня на съемную квартиру и, оставив вещи, мы тут же отправились гулять по Москве. Голова кружилась от впечатлений и от близости Кирилла. Разлука закалила мое чувство к нему, сделала намного сильнее и глубже. Шагая по расцвеченному разноцветными огнями проспекту, я прижималась к Кириллу и ощущала себя самым счастливым человеком на свете.
Кирилл был прав, и уже через несколько дней я нашла себе работу. Мне даже не пришлось мыть полы, я устроилась продавцом в цветочный магазин. Хозяина ничуть не смутило отсутствие у меня опыта работы в сфере торговли в принципе и в частности, в сфере продажи растений.
— Деревенская, справишься, — махнул рукой Рафик, молодой парень с черной, как смоль, шевелюрой. Девчонки в салоне говорили, что бизнес Рафаэлю достался от отца, и сам Рафик ведет дела спустя рукава.
— Ему больше нравится гонять на своей тачке и веселиться в ночных клубах, — укоризненно покачав головой, сказала моя тезка Наталья Сергеевна, работающая в салоне старшим продавцом.
Так началась моя жизнь в столице. По утрам я готовила завтрак и приносила еду Кириллу прямо в постель. Кирилл работал на стройке, и рабочий день у него начинался немного позже моего. Мне нравилось ухаживать за ним и чувствовать себя этакой хозяйкой. В первое же время я вымыла всю квартиру, в которой нам приходилось жить. За исключением комнаты Людмилы Александровны, пожилой соседки, и той комнаты, что была заперта.
Людмила Александровна, когда мы были дома, из своей комнаты почти не выходила, поэтому виделись мы редко. У меня вообще складывалось впечатление, что мы живем в квартире одни. Чему я, разумеется, безумно радовалась. Иногда я представляла, как когда-нибудь у нас с Кириллом будет своя собственная квартира в Москве. Мы поженимся, родим детей и будем любить друг друга до самой смерти. А может быть, и после, кто его знает?!
Однажды я проснулась среди ночи от того, что на кухне что-то упало. Кирилл крепко спал, и я тихонечко, чтобы не будить его, встала с постели и пошла посмотреть, что там случилось. Людмила Александровна стояла на коленях на полу и собирала крупные осколки от фарфорового кувшина. Женщина при этом беззвучно плакала.
— Давайте я вам помогу!
Я присела рядом и начала собирать черепки.
— Извините, — сказала старушка, — я случайно.
— Ну, конечно, случайно, — улыбнулась я, — и почему вы извиняетесь, разве это не ваша квартира?
Кирилл рассказал мне, что квартиру ему сдала дочь Людмилы Александровны. И я, разумеется, считала нашу старушку хозяйкой этого жилища.
— Когда-то эта квартира принадлежала моему отцу, а потом здесь жили мы с мужем и дочерью, — еле слышно сказала женщина. Затем, словно спохватившись, еще тише добавила, — простите, что я вас разбудила. Я сейчас же уйду в свою комнату.
— Да что же вы все время извиняетесь? Мы молодые, спим хорошо. Вон Кирилл даже не проснулся. Так что вы нам точно ничем не мешаете. Скорее уж мы вам.
Я искренне улыбнулась, убрав оставшиеся осколки и вытерев лужу на полу. Как я поняла, в кувшине Людмила Александровна несла в свою комнату воду. Все это показалось мне довольно странным, и уже утром я поведала о ночном происшествии Кириллу.
— Может быть, она не в себе, эта старуха? — проговорил Кирилл, выслушав мой рассказ.
— Почему это?
— Сидит целыми днями взаперти, а по ночам бродит по квартире с кувшином в руках.
Я хихикнула и подлила в кружку Кирилла молока.
— Все пожилые люди бродят по ночам. У них сон не такой крепкий, как у тебя.
— Конечно, им же не приходится целыми днями месить раствор и таскать по этажам стройматериалы! Хотел бы и я целый день торчать у телевизора и ничего не делать!
— Когда-нибудь будешь, — рассмеялась я и, поймав вопросительный взгляд своего парня, который отчего-то говорил странные вещи, не присущие прежнему Кириллу, пояснила, — когда сам состаришься, я имею в виду.
А спустя некоторое время Людмила Александровна заболела. Из ее комнаты доносился сильный кашель, и было понятно, что старушка совсем и не встает с постели.
Я попросила Кирилла позвонить дочери Людмилы Александровны и сообщить об этом.
— Ну, что она сказала? — спросила я, когда Кирилл повесил трубку.
— Сказала, что она на отдыхе заграницей.
— И?
— Что «и»?
— Что нам делать, она дала какие-нибудь указания?
— Нет.
— Понятно. — вздохнула я и решительно направилась в комнату Людмилы Александровны.
Дверь была не заперта, и я осторожно заглянула внутрь. Старушка лежала на кровати, завернувшись в одеяло. Я тихонько подошла к ней и спросила:
— Людмила Александровна, вы заболели?
Женщина что-то простонала в ответ. Я наклонилась к ней и потрогала лоб. У нее явно был жар, и я, не размышляя, позвонила в скорую.
Приехавшие врачи отругали нас с Кириллом за то, что плохо ухаживаем за «своей бабушкой». Сделали ей укол и, выписав рецепт, удалились.
— Сходи в аптеку, — попросила я Кирилла, протягивая ему рецепт.
— И что, мы теперь будем ухаживать за этой старухой? — округлив глаза, спросил Кирилл.
— В каком смысле?
— А в таком! Пусть ее дочка Лариса вызывает сиделку, раз сама не может приехать. А я и без того на работе устаю, чтобы еще бегать за лекарствами.
Кирилл недовольно удалился в нашу комнату, так и не взяв у меня из рук рецепт, а я в растерянности смотрела ему в след.
Людмила Александровна как будто уснула. Слышно было ее немного хриплое, но ровное дыхание. Я невольно огляделась по сторонам. Убранство комнаты было довольно скромным. Пожалуй, даже та комната, что мы снимали, выглядела намного более респектабельно. Здесь же стояла очень старая мебель: полуразвалившийся шкаф с полированными дверцами, кровать с продавленным матрацем и круглый стол, заставленный всякой всячиной. Также в комнате старушки располагался небольшой холодильник, тоже очень старый.
Посмотрев на рецепт, я решительно вышла из комнаты и сама отправилась в аптеку. На обратном пути зашла еще в магазин и купила курицу. Не самую наилучшую, конечно, но других в Москве я не видела. Нет, возможно, где-то и продавались более-менее натуральные продукты, но явно не в магазинах для обычных смертных.
Я сварила из этой курицы суп и, когда Людмила Александровна проснулась, чуть ли не силой покормила ее. Затем я заставила женщину принять лекарства и поменяла постельное белье на ее кровати, отыскав в покосившемся шкафу запасной комплект.
Старушка без конца извинялась за причиненные нам неудобства, а потом вовсе огорошила меня, попросив:
— Наташенька, не говори, пожалуйста, моей дочери об этом.
— О чем? О том, что вы заболели?
— Нет, не об этом. А о том, что я вас так стеснила.
— Вы нас ничуть не стеснили, Людмила Александровна. Ваша дочка сейчас в отпуске. Да вы наверняка знаете. Иначе она, конечно бы, сама сейчас за вами ухаживала.
Женщина тяжело вздохнула и отвернулась к стене. Я решила, что ей нужно поспать, и, проговорив, — отдыхайте, загляну к вам чуть позже, — вышла за дверь.
У себя в комнате я гневно посмотрела на разлегшегося на диване с телефоном в руках Кирилла и, ни слова не сказав, прошла к окну. На улице уже совсем стемнело. Я подумала, как там сейчас моя мама? Сможет ли отец нормально ухаживать за ней, если она заболеет? Не нужно мне было оставлять родителей одних без моего присмотра. Конечно, я люблю Кирилла, и денег здесь на самом деле платят намного больше даже обычному продавцу. Но все же лучше быть рядом с родителями, пока есть такая возможность.
— Наташка, ну ты чего, обиделась на меня?
Кирилл подошел ко мне сзади и обнял.
— Не знаю, Кирюша. Почему-то после всего этого мне страшно захотелось домой.
— Домой? В деревню? Ты что? Не поняла еще, какие здесь возможности? Я вот наоборот, решил, больше ни за что не вернусь к прошлой жизни! Я только-только почувствовал вкус настоящей свободы! Машину вот еще куплю, и вообще классно будет!
— Какую машину?
— Подержанную, разумеется. В кредит оформлю.
— Причем здесь, какая-то машина? Я говорю о том, что по настоящему важно.
— А что важно?
— Важно то, что ты даже не захотел сходить за лекарствами для человека, которому плохо. А, если бы твоим родителям потребовалась помощь, и никого не оказалось бы рядом?
— Моим родителям? Ты серьезно? Да я даже вспоминать о них не хочу! Пусть хоть завтра же помрут оба! Даже на похороны не приеду!
— Кирилл! Что ты такое говоришь? Это же твои родители! Они тебя вырастили! Оступались, конечно, но все равно. Тебе есть за что быть им благодарным.
— За что, например?
Кирилл скрестил на груди руки. Я молчала, не зная, что еще сказать.
— Ну вот, даже ты ничего не можешь припомнить. Мои родители не дали мне абсолютно ничего! И ты можешь осуждать меня за это, но мне нет больше до них никакого дела.
Кирилл улегся на диван лицом вниз. Я много о чем хотела напомнить ему. И о том, что именно его отец научил Кирилла всему, что он умеет. Все же у дяди Андрея золотые руки, и когда он не пил, они с Кириллом постоянно торчали в гараже, вместе перебирая какие-то железяки. А мама Кирилла, тетя Маша, пекла самые вкусные на свете пирожки и всегда угощала нас, детей, своей выпечкой. Какой бы оравой мы не заявились к ним в дом, тетя Маша всегда была нам рада. Никогда не прогоняла и не ругала. Даже когда мы разбили ее любимую хрустальную вазу. А как однажды, когда Кирилл чуть было не остался на второй год в школе, тетя Маша пошла к директору и уговорила дать ее сыну еще один шанс?! А после этого сама каждый день занималась с Кириллом, объясняя ему задачки по физике. Откуда эта с виду простая женщина так хорошо знала физику, ума не приложу, но факт остается фактом. Кирилл потом по физике никогда меньше четверки не получал и был очень горд своими успехами.
Можно было еще много всего хорошего припомнить о родителях Кирилла, но я поняла — это все бесполезно.
Пожалуй, это был первый случай, когда мы с Кириллом не нашли взаимопонимания. И виной тому было, стоило это уже признать, то, что Кирилл очень сильно изменился после своего отъезда.
— Иди поешь, я там суп сварила, — сказала я, обращаясь к Кириллу, а сама отправилась в комнату Людмилы Александровны посмотреть, как она.
Людмила Александровна не спала. Лежала и смотрела в потолок. Услышав звук открывающейся двери, старушка посмотрела на меня и даже слабо улыбнулась.
— Наташа, спасибо тебе. Мне стало значительно лучше. Я, наверное, вчера уснула с открытым окном, вот меня и продуло.
— Хотите чаю? У меня есть малиновое варенье. Я с собой из поселка привезла. Оно настоящее, не как из магазина.
Щеки пожилой женщины немного порозовели.
— Это очень неудобно, — смешно сказала она.
— Что именно не удобно? Варенье в кровати кушать?
— Да нет. То, что ты тут ухаживаешь за мной, как за принцессой.
— По-моему, это нормально, учитывая то, что вы заболели.
Не дожидаясь ее ответа, я пошла на кухню за чаем и малиной. Попутно размышляя над такой чрезвычайной застенчивостью нашей пожилой соседки. Что это? Нельзя же быть настолько зажатой, что даже бояться передвигаться по собственной квартире! Очевидно было, что старушка всеми вечерами просиживает у себя в комнате, опасаясь каким-либо образом стеснить своих жильцов. Для чего тогда вообще сдавать комнату, если ей настолько не комфортно жить с чужими людьми? Или хозяева квартиры настолько нуждаются в деньгах? Хотя, если учесть, что ее дочь Лариса сейчас отдыхала где-то заграницей, это вряд ли.
Тут меня осенила неприятная догадка. А что, если Лариса принуждает свою мать держать в ее квартире жильцов? Чтобы самой получать за это деньги, наплевав на дискомфорт, который испытывает пожилая женщина? Мне стало не по себе находиться здесь. Появилось ощущение того, что я каким-то образом причастна к тем неудобствам, которые терпит старушка.
— Вот. Людмила Александровна, попробуйте-ка наше варенье! Его моя мама готовит из лесной малины. Знаете, какая сладкая малина растет в наших лесах?! Все медведи собираются в кружок, чтобы ее попробовать!
Улыбка сошла с моего лица, как только я заметила слезы на глазах пожилой женщины.
— Что такое? Людмила Александровна, у вас что-то болит?
— Нет-нет. Наташа, ты, пожалуйста, не беспокойся так обо мне. Мне уже гораздо лучше. А завтра будет совсем хорошо. Я постараюсь больше не причинять вам хлопот. Вы только не говорите Ларочке об этом.
— Да о чем этом? Что же такое? Разве ваша дочь расстроится из-за того, что ее заболевшую маму напоили чаем?
— Просто многим жильцам не нравится находиться в обществе старухи. Вот Ларочка и переживает из-за этого. Я стараюсь не мешать людям, которые останавливаются у нас, но все равно, бывает, возникают недовольства.
— Это вам просто не везло с жильцами, — недовольно проговорила я, — нормальные люди никогда не будут жаловаться на соседство с вами. Вы, если хотите знать, сама любезность и таких соседок еще поискать.
— Ой, нет, Наташа. Возраст берет свое. Я как-то раз в темноте перепутала двери и случайно зашла в комнату жильцов. Там жила молодая пара. Ну, как вы примерно. И они в тот момент как раз занимались… ну, вы понимаете. Так после этого Лариса так ругалась, что мне хотелось лечь и умереть. А еще один раз я случайно оставила свое нижнее белье в ванной комнате. А у нас жил такой солидный, но крайне брезгливый мужчина средних лет. Так он потом Ларе сказал, что его чуть не вырвало при виде моих грязных панталон.
— Людмила Александровна, — решилась спросить я, — а зачем вы вообще сдаете эту комнату?
— Ну как же? Лара говорит, — нечего площадям пустовать, раз они способны приносить прибыль. Я все равно скоро умру. Тогда уж Ларочка и продаст эту квартиру. А пока вроде бы и у меня есть где жить, и Ларисе какая-никакая помощь. Единственная проблема — это моя забывчивость. Вот я и стараюсь без необходимости по квартире не ходить.
Слушая ее, мне самой захотелось плакать. И Москва резко опостылела, раз здесь живут такие «Ларисы», ради собственной выгоды обеспечивающие спокойствие жильцам, а собственную мать, которой, может быть, осталось жить совсем чуть-чуть, загоняют в угол.
— Вы поспите, Людмила Александровна, — шмыгнув носом, сказала я. — И, пожалуйста, не беспокойтесь о нас или о том, что как-то помешаете нам. Не все люди одинаковые. Нам вы никак не мешаете, а даже напротив. Мне было очень приятно находиться в вашем обществе. Когда я поняла, что вы заболели, Кирилл позвонил вашей дочери. Мы просто надеялись, что она приедет, чтобы проведать вас. Но раз Лариса на отдыхе, я буду за вами ухаживать, пока не поправитесь. А вашей дочери мы скажем, что тревога была ложной. И чтобы вам было спокойнее, я обязательно расскажу вашей Ларисе, как довольна соседством с вами. И это чистая правда, Людмила Александровна. Спите.
Я укрыла старушку одеялом и, придвинув к ее кровати стул, поставила на него кружку с чаем на случай, если старушка захочет пить.
Ночью я несколько раз вставала проверить, не поднялась ли у Людмилы Александровны температура. Принесла ей еще горячего чая с лимоном и парой ложек малинового варенья. А утром, приготовив завтрак для нас с Кириллом, отнесла тарелку с кашей и Людмиле Александровне.
— Наташа, я вас умоляю, не нужно ходить за мной! Если об этом узнает Лариса…
— Никто ничего не узнает. Обещаю вам. Думайте, пожалуйста, о себе! Хватит размышлять о всякой ерунде! И выпейте лекарства, пожалуйста.
Я погрозила пальцем, и старушка немного недоверчиво улыбнулась, глядя на меня.
Честно сказать, у меня даже мысли не возникло предупредить Кирилла, чтобы он не рассказывал Ларисе о том, что мне пришлось немного поухаживать за ее пожилой мамой. Кирилл, которого я знала раньше, никогда не стал бы обсуждать такие мелочи, как то, что кто-то угостил кого-то супом или малиновым вареньем. Тот Кирилл, с которым мы дружили с детства, никогда бы не опустился до мелочных подсчетов, сколько денег мне пришлось потратить на лекарства для пожилого человека. Кирилл, что был мне знаком, всегда был добр по отношению к другим людям.
В тот вечер я задержалась на работе. У нас был большой заказ на оформление свадебного торжества. Сама я составлять такие сложные букеты еще не умела, но помогала девчонкам всем, чем только могла. Вернувшись домой часов около восьми, я столкнулась в дверях с Ларисой, молодой хозяйкой квартиры. Мы с ней еще не встречались до этого. Лариса не часто навещала свою мать. При мне так вообще ни разу.
При виде меня, а я в тот день была вовсе без макияжа, потому что стояла такая жара, во время которой ничего не хочется наносить на лицо, Лариса надула и без того накаченные губы и спросила:
— Вы, вероятно, Наталья?
— Да, здравствуйте.
— Прошу прощения за доставленные вам неудобства, связанные с моей матерью. Уверяю, этого больше не повторится. С Кириллом мы уже все обсудили. В качестве компенсации я снижу арендную плату за текущий месяц. Думаю, эта сумма покроет ваши расходы и потраченное время. Всего хорошего. Хозяйка вышла за дверь, а я стояла, как громом пораженная, пока не опомнилась и не побежала в комнату Людмилы Александровны.
Старушки нигде не было.
— Где Людмила Александровна? — спросила я Кирилла, пытаясь унять слезы.
Кирилл лежал на диване, закинув нога на ногу, и слушал музыку в наушниках.
— Что? — переспросил Кирилл, достав из уха один наушник.
— Где наша соседка?
— Старуха? Лариса ее в больницу отправила. Отдохнем наконец.
— Почему в больницу? Ей же уже стало лучше!
— Откуда я знаю. Реанимация приезжала.
— Зачем ты сказал Ларисе о том, что мы ухаживали за ее матерью?
— А что? Мы разве обязаны, снимая у них квартиру, тратить деньги, покупая им продукты и лекарства?
Я больше не могла сдерживаться, слезы в два ручья побежали по моим щекам.
— Кирилл, что с тобой случилось? Отчего ты стал как будто совсем другим?
— Каким?
— Черствым! Мелочным! Эгоистичным!
— Сама ты…
Кирилл вставил наушник в ухо и отвернулся к стене. Его даже ничуть не смутило то, что я плачу. Раньше Кирилл, едва увидев хотя бы одну слезинку в моих глазах, сразу же принимался утешать меня и порывался побить любого, кто меня обидел.
Я вышла в прихожую, попутно соображая, хватит ли у меня денег, чтобы переночевать в гостинице. Мне нужно было побыть наедине с собой и подумать, как быть дальше.
Ночь я провела в гостинице, а когда на следующий день после работы пришла домой, застала Кирилла собирающим свои вещи.
— Старуха ночью умерла. Лариса сказала, будет продавать эту квартиру. Так что я уже озаботился поиском нового жилья для нас. Представляешь, сразу же подвернулся отличный вариант, недалеко отсюда, так что мы переезжаем.
— Это ты переезжаешь, а я уезжаю, — заявила я, вытащив из шкафа свою дорожную сумку.
— Куда уезжаешь?
— Домой, Кирилл. Мне, знаешь ли, не понравилось жить в большом городе. Люди здесь меняются буквально за несколько месяцев, а я хочу оставаться собой как можно дольше.
— То есть ты меня бросаешь? Это все?
— Это все!
Кирилл окинул меня долгим взглядом и, покачав головой, сказал:
— Ну ты и дура, оказывается!
— Жизнь покажет!
Я взяла в руки сумку и с гордо поднятой головой прошествовала мимо своего когда-то горячо любимого друга детства. Самого близкого и всегда понимающего меня, но утратившего эту способность, как и самого себя.
Домой я возвращалась поездом и именно там, в плацкартном вагоне номер семь, встретила своего будущего мужа. Сережа, как и я, ездил в столицу в поисках лучшей жизни. Но так же, как и я, быстро осознал то, что большой город не для него. Для девушки, только что расставшейся со своим парнем, я была на удивление спокойна, и мы с Сережей много шутили во время пути. На прощание обменялись телефонами, и я очень удивилась, когда спустя буквально пару часов с того момента, как мы расстались, Сережа позвонил и сказал, что успел соскучиться по моей улыбке.
Вот уже год, как мы женаты и в скором времени ожидаем появления в нашей семье маленького сына. Мы живем в том самом городе, что расположен в трехстах километрах от поселка, откуда я родом. Возможно, наша жизнь не похожа на сказку, но это самая обычная и самая лучшая для меня жизнь. Именно так я и хочу прожить ее, не пытаясь подстроиться под чьи-то навязанные стандарты и не изменяя себе.
Я часто вспоминаю ту старушку, что жила в соседней комнате во время моего московского рандеву. Долгое время я не могла избавиться от мысли о том, что не успела сказать Людмиле Александровне того, что я не предавала ее и не жаловалась на нее ее дочери Ларисе. Все это так мучило меня, что однажды Людмила Александровна мне приснилась.
— Наташенька, милая, — сказала старушка, переливаясь всеми цветами радуги, — неужели ты думаешь, будто я не разбираюсь в людях? Не волнуйся, я знаю, кто есть кто, и живи себе спокойно. А жизнь, она сама все расставит по местам, теперь я это точно знаю!
Автор: Юферева С.