Всё получилось как в старом анекдоте. Ну, когда рояль случайно уронили грузчику на ногу, и грузчик сразу взял верхнее «ля».
Правда пианино никто не ронял, но после того, как Зазу этим пианино зажали в прихожей, Заза взял не верхнее «ля», а нижнее «бля!!!», да такое, что из квартиры напротив выглянула соседка.
Хозяйка пианино, вся такая утончённо-одухотворённая, собралась было громко возмутиться, но тут влекомое к выходу пианино слегка не вписалось в поворот. На дверном косяке появилась внушительных размеров борозда, и сразу выяснилось, что хозяйка отнюдь не выпускница благородного пансиона. С некоторыми выражениями даже грузчики оказались не знакомы.
Вообще, Заза нанял их возле мусорных контейнеров позади супермаркета. Мужики как раз пребывали в активном поиске. Заза быстро-быстро сторговался с ними «по 0,5 на каждого и приличной закуси вдогонку», и ещё быстрее мужики уговорили первую поллитровку. Авансом…
Заза не возражал, ибо «после вчерашнего» потенциальные грузчики выглядели не очень.
Пианино весило тонну. Так сказали четверо мужиков. Ещё они сказали, что «надо бы добавить», и Заза обещал подумать о премиальных.
Но хозяйка сказала, что пианино весит всего треть тонны, а конкретно — 370 кг. Оснований не верить хозяйке у Зазы не было.
Она была вся такая благородная мадам, годам к шестидесяти. Короткие, стриженные в «ёжик» седые волосы, аристократический взгляд и огромные серебряные кольца в ушах. И длинные нервные пальцы на худых руках, выглядывающих из-под цветастого шёлкового балахона. Или не шёлкового. Заза в таких вещах разбирался не особо.
В музыке Заза тоже был не так чтобы специалистом и различал только два музыкальных стиля: «Вах, харашо поют!» и «Слюший, зачем так громко, а?!»
А ещё, после пятой Киндзмараули, Заза с удовольствием пел «Сулико». Корни предков возбуждались. Но это было пределом его творческих возможностей.
Зато у Зазы был сын, Амиранчик. Золотко, ягодка, солнышко, мамина радость, папина гордость.
Вот Амиранчику-то Заза и запланировал великое музыкальное будущее. А для великого музыкального будущего нужен был инструмент.
Пианино продавалось в соседнем корпусе в их же многоэтажке. На гладкой блестящей панели золотились импортные буковки, а когда Заза постукал по клавишам, раздались мелодичные звуки.
Денег за инструмент просили по-божески. И к великой радости Зазы, в доме был лифт подходящих размеров.
Но на всякий случай он, насупив свои суровые грузинские брови, строго спросил у хозяйки:
— А щьто, настройщика давно визывали?
Хозяйка импульсивно сцепила в замок кисти рук, слегка прикрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Не знаю… — ответила она, — Я, знаете ли, не играю… Это мужа инструмент. Был… Он умер… В смысле, муж умер… полгода назад. И вот… теперь стоит…
— Ну, то есть пианино рабочий, да? — со знанием дела уточнил Заза, выразительно надувая щёки.
— Конечно! — воскликнула хозяйка, — Не сомневайтесь! Модест Палыч играл до самой смерти.
— Хорошо, беру! — решился Заза. — Моему Амиранчику подойдёт!
И дальше всё получилось как в том старом анекдоте. Ну, когда грузчики, пытались найти тормоз, давили на все педали, но поехавший с лестницы рояль было уже не остановить.
С лестницы пианино, к счастью, не поехало. Но после того, как Зазу зажали в прихожей, он подумал, что всё, каюк jingle bells, Амиранчик будет первым и последним наследником в роду, единственной надеждой на стакан воды в старости.
Мужиков, конечно, можно было понять. В перспективе у них маячили три поллитры и «приличная закусь». Но разгневанный Заза, когда отдышался, очень эмоционально пообещал не премию, а «слющий! с лестница спущу, да! из зарплата вичту!». От волнения у Зазы заметно обострился акцент прадеда, переехавшего в Москву в 1937 году.
Мужики постучали себя в грудь и мамой поклялись, что впредь пианино понесут деликатно и заботливо… как катафалк с Леонидом Ильичём.
И тут же снесли дверной косяк, доведя хозяйку до состояния лингвистического аффекта.
Успокаивали женщину долго и затейливо. Столько комплиментов она наверняка не слышала ещё с тех времен, когда трава была зеленее, а сосед подмигивал, а не попукивал.
В конце концов, хозяйка смирилась с понесённым ущербом и исчерпала свой словарный запас. И пианино, наконец, вытащили в подъезд.
В прибывшем лифте оказался попутчик, которого быстро защемили в дальний угол.
— Слышь, мужик, подвинься! Не видишь, инструмент везём! — грозно распорядился сэнсэй погрузочной бригады, суровый мачо, полтора метра беззубого недоразумения в трениках с пузырями на локтях.
Попутчик, интеллигент восьмидесятого уровня в шляпе и галстуке, так убоялся сэнсэя, что слился со стеной и втянул живот. Мужики с пианино загрузились в лифт, двери захлопнулись, и на площадке стало тихо.
Выданным фломастером Заза подкрасил искалеченный косяк, рассчитался с хозяйкой, эффектно поцеловал ей на прощание ручку и рванул вниз пешком, не дожидаясь лифта. Следовало обеспечить безопасную доставку обретённого инструмента к родному порогу.
К своему великому удивлению ни бригаду, ни пианино Заза внизу не обнаружил.
Он торопливо вышел из подъезда и посмотрел сначала налево, потом направо.
Двор был безлюден, если не считать приподъездной старушки.
Заза подумал и посмотрел вверх. Вверху было классическое голубое небо с редкими пуховыми облаками.
«Так не бывает», — подумал Заза и занервничал. Кровь кавказская запенилась, мозг воспламенился, и наружу начал снова проситься дедушкин акцент 1937 года выпуска.
— Слюший, мамашь! Ты тут давно сыдишь? Мужиков видель? Четверо биль… — максимально вежливо обратился к старушке Заза.
— Туда побежали, — безмятежно ответила старушка и добавила: — Быстро побежали. Видать, украли чего…
Заза посмотрел на часы. С того момента, как там, на седьмом этаже, за грузчиками закрылся лифт, прошло шесть минут. Из квартиры, кряхтя, спотыкаясь и охая, они выносили пианино минут сорок.
Заза представил, как грузчики кузнечиками выскакивают из лифта и топят через двор на четвёртой космической, лавируя между припаркованных машин. На плечах пианино, триста семьдесят килограммов веса с иностранными буковками на полированной стенке, а в авангарде сэнсэй в растянутых трениках и майке-алкоголичке.
Пазл не срастался.
Заза достал телефон, чтобы вызвать санитаров… Или полицию… Или…
Он пытался определиться, кого всё-таки вызывать на подмогу, медицину или органы правопорядка, когда из подъезда внезапно раздалось:
— Я могилу ми-и-илой искал… Сердце мне томи-ила тоска…
Заза насторожился.
— Сердцу без любви-и нелегко-о… — продолжил таинственный исполнитель.
— Где ты? Отзови-ись, Су-улико-о! — поддержал исполнителя коллектив, не очень профессиональный, но явно спетый и эмоционально сплочённый.
Знакомые с детства слова звучали под музыкальное сопровождение клавишного инструмента.
И Заза ринулся вверх по лестнице.
Пианино стояло на площадке двенадцатого этажа. Хор мальчиков-грузчиков как раз закончил исполнять «Сулико» и с воодушевлением затянул исконно русскую про «ой, мороз». Беззубый сэнсэй слегка шепелявил, но уверенно солировал неожиданно красивым бархатистым баритоном.
Музыкальное сопровождение обеспечивал давешний попутчик из лифта, интеллигент при галстуке. Шляпа интеллигента лежала тут же, на пианино.
К счастью для подъездных менестрелей в Зазе как раз закончился воздух. И пока он, выпучив глаза, сипел что-то вроде:
— Слюший, савсэм убью, нафик! — сэнсэй громко оправдывался, прикрываясь от возмущённого Зазы шляпой интеллигента.
— Шеф! Ну, прости, прости! — вопил сэнсэй. — Ну, лифт наверх шёл, понимаешь? Вон, маэстро домой ехал, — сэнсэй тыкал в интеллигента и продолжал каяться. — Ну, этаж не первый был, да! Но мы ж не заметили просто, понимаешь? Выгрузились, а он вдруг раз, и маэстро! Ну чистый Раймонд Паулс! Ну, ты же слышал? Ну, как не спеть, а?
Пока Заза хрипел и плевался огнём, а сэнсэй уворачивался и размахивал чужой шляпой, мужики поспешно втаскивали пианино в лифт.
До соседнего корпуса инструмент несли почти бегом, грудью тараня скамейки со старушками и виртуозно перескакивая через автомобили. Хрипящий Заза тащился в хвосте процессии и угрожал вычесть из зарплаты время простоя.
«Сулико» с той поры он больше не поёт. Зато сын Амиранчик научился мастерски исполнять её на пианино. Время от времени Амиранчик теперь берёт уроки у одного маэстро, и этот маэстро пророчит мальчику великое музыкальное будущее.
© Окунева Ирина