— Хозяюшка! Вы молоко продаете? Нам ваши соседи сказали.
Вера Ивановна увидела стоящего у забора молодого мужчину.
— Ну да, продаю. Вот, только подоила свою Матрену. А сколько вам надо?
— Хотя бы литр. Мои девчонки парного молочка захотели.
— Ну проходи в дом, налью тебе, так угощу.
Вечер, смеркалось. Мужчина выглядел уставшим, явно хотел спать. Рядом с машиной расхаживала белокурая девочка лет шести и все время хныкала, дергая молодую женщину за платье:
— Мама Галя, ну долго еще ехать? Где уже эта гостиница? Есть хочу, спать хочу!
— А далеко ли едете? – спросила Вера Ивановна у мужчины.
— Еще километров триста. Сейчас пока до города доедем, там остановимся в какой-нибудь гостинице, переночуем и опять в путь.
— Да ты ж на свои глаза посмотри, водитель! Уже красные, вот-вот за рулем заснешь, а до города далече. И девочка у тебя уже хнычет. Если хотите – оставайтесь ночевать у меня, комната найдется. Дети и внуки сюда редко приезжают, комната пустует.
Визитеры зашли в дом и сразу представились – Коля, Галя и маленькая Иришка. Вера Ивановна поставила на стол простую еду — отварной картошки, квашеной капусты, помидоры, молочко. Коля принес из машины колбасу и сыр.
— Я же говорила, — проворчала хозяйка, глядя на Колю. – Вон уже за столом засыпаешь, носом клюешь, и дочка твоя тоже почти спит, глаза слипаются. Идите, я вам уже постелила, девочке – на диване, вам с супругой – на кровати.
Коля и Иришка ушли, а Галя осталась с хозяйкой на кухне – пили чай и разговаривали.
— Я в машине по дороге выспалась, поэтому спать вообще не хочу! – пояснила Галя.
— Ну и хорошо, почаевничаем. У меня тоже бессонница. А куда путь держите?
— К моей свекрови, Колиной маме, в отпуск.
— А почему тебя как-то странно дочка называет – мама Галя. А почему не просто – мама?
— Да она мне не дочка, — засмеялась Галя. – Это моя крестница, родная племянница Коли. Мы в отпуск поехали, а его сестра попросила нас Иришку прихватить, к бабушке отвезти на все лето. Поэтому так меня и называет.
— А, понятно! А то я смотрю – девочка у вас такая белокурая, а вы оба брюнеты. Уже подумала – не удочерили ли малышку? А своих детей нет?
— Пока нет. Да мы всего год назад как поженились.
— Ясно! Вот современные дети – и все у них есть: и бабушки, и дедушки, и папы-мамы родные и крестные. У меня не было бабушек и дедушек, многих тогда проклятая война унесла. А я после войны родилась. Помню себя лет с пяти, не раньше. Родители были, да, только о крестных тогда даже не мечтали – не было такого. И теток-дядек у меня не было. Отца-строителя из родного города отправили в эти места, строить город-сад, как он говорил. Строгий он у меня был, какой-то вечно хмурый. После меня родилась еще девочка – Наташа, моя сестра. Относился отец к нам одинаково, не делил на старшую и меньшую. Придет с работы – доброго слова не скажет, сядет за стол, поужинает и на боковую. И с мамой был суров и немногословен, хотя они даже не ругались. И лишь иногда папа приходил с работы чуть навеселе, становился такой добрый, развязывал салфетку, а там хлебушек, сальце, колбаска, и он нам с Наташкой говорил: «Это вам зайчик передал!».
Вера Ивановна всплакнула, вытерла глаза уголком передника.
— Не важно какие это были гостинцы, важно, что папа добрый и с зайчиком общался, — Вера Ивановна задумчиво улыбнулась. – А еще помню его грубые мозоли на ладонях и какой-то землистый цвет лица. А мама у нас была добрая, очень добрая и тоже не делила нас на старшую и младшую. Даже ко мне как-то добрее относилась, с особой лаской, к Наташке немного построже, сестра баловницей была. Маму я очень любила, а отца побаивалась, даже думала, что он мне не родной. А на маме все хозяйство было – она очень аккуратная и все клала по своим местам, даже документы прятала под ключик в шкафчике. И с нами, с дочками, как курица-наседка – если у нас какое-то важное дело, то она за нами семенит. Помню даже на мой паспорт она документы сама подавала, мне не доверила: «Потеряешь еще!». А мне было все равно – я была рада, что за меня все мамка решает.
И вновь Вера Ивановна промокнула глаза передником. Создавалось такое впечатление, что все, о чем она рассказывала было вчера – слишком тяжелы, видать, были воспоминания.
— А потом я уже была молодой девушкой, женихи уже под домом крутились. Мама еще говорила – пора тебе шить свадебное платье. Она еще и шить умела. И когда она все успевала, не пойму. А однажды она пошла по каким-то делам, выложила документы из сумочки и забыла их в свой ящичек под ключик положить. Я глянула – а это свидетельство о браке папы и мамы! Дата росписи – пятидесятый год! Я так и ахнула! Мне тогда четыре года только исполнилось. Я сразу поняла – удочерили меня, с детского дома взяли! Я давно замечала – ни на папу, ни на маму я не похожа совсем!
В доказательство хозяйка достала семейный альбом, показала портрет родителей и себя на фото – молодую девушку. Совсем не похожа!
— Долго я ходила как сама не своя! Плакала, а мама не понимала, что со мной, все думала, что я от влюбленности страдаю. Когда я ей все рассказала, она горько вздохнула, погрустнела и ответила: «Ты не из детского дома. Папка у тебя родной, а я – так, вышла за него замуж, когда ты еще малышкой была. Родная мама у тебя умерла во время родов ты просто копия ее, а Ваня очень горевал от потери, я его пожалела по-соседски, тебя к себе брала, когда он работал, вот так и полюбили друг друга. Говорят, он раньше веселым парнем был, а в войну всех родных потерял, сам воевал, контузило его. Вот, после войны стал к жизни возвращаться, женился, тебя, Верочка, ждали, а тут такое! Вот твой папка совсем и замкнулся, почерствел. Прости, дочка, что я не твоя родная мамка!». Ой, что тут со мной началось! Я в ножки ей кинулась, коленки целовала, говорила, что она для меня самая родненькая на свете. Очень ее любила!
Тут уж пришла очередь плакать Гале – слишком тронули ее откровения Веры Ивановны.
— Ну да ладно, — продолжила хозяйка. – А потом все жили в мире и согласии. Много нас родни получилось – я вышла замуж, Наташка семьей обзавелась, дети, внуки, собирались вместе, а во главе стола – наши родители. А сейчас детей и внуков манят моря и курорты, нет почтения к старикам. Редко приезжают. Одна вот живу, вдовая.
На следующее утро Коля, Галя и Иришка отправлялись дальше. Вера Ивановна стояла у калитки и махала им рукой. «В добрый путь, мама Галя» — с улыбкой сказала она.