— Где это я? Куда это я попал? – встревожился первый проспавшийся.
— Иваныч, ты где? Голос твой слышу вроде, а пошевелиться не могу.
— Михалыч, ты тут? Что за место странное? Земля кругом и гнилью пахнет.
— Иваныч, мы походу с тобой допились, нас похоронили!
Жена Михалыча =) Владелец Ольга Брюс
Иваныч с Михалычем были закадычными друзьями с тех самых пор, как местное ДРСУ закрыли и их обоих отправили на «заслуженный отдых». Остальной коллектив практически полным составом был принят на работу в одно из ЖКХ города. Кроме этой парочки. Было в них что–то неуловимо душное и одинаково дотошное. Хотя и не было в их внешности ни единой общей черты.
Они работали в разных подразделениях и почти не пересекались по работе, но были как братья–близнецы. Любили критиковать, обсуждать, осуждать и устраивать склоки на ровном месте. Не было дела, которое они не обложили бы своими едкими комментариями.
— Ну кто тебя учил так гайку заворачивать?
— Ты хоть в школу–то ходил? Или только курить за угол бегал?
— Ты изоленту в глаза видел? Иди в телефоне своем посмотри, что это такое и как пользоваться!
Подобные комментарии они оставляли по поводу и без. Сами при этом либо вовсе за дело не брались, либо делали из него великое одолжение. Начальство воспринимало обоих как чемодан без ручки – нести тяжело, а выбросить жалко. Найти работу за пару лет до пенсии эти склочники вряд ли смогли. Вот и терпел их коллектив, считая дни до пенсии. Их пенсии. Которая, к счастью, должна была наступить почти одновременно.
Отдых–то может и был заслуженным, но был воспринят обоими как личное оскорбление. Мол, набрали на работу малолеток неопытных, зеленых, да глупых. А их, опытных, работящих, бывалых, оставили за бортом.
После ухода, эта парочка выяснила, что у них много общего:
— полнейшее отсутствие хобби и увлечений. Даже рыбалка не прельщала и не манила своими разнообразными удовольствиями;
— склочный и скандальный характер;
— нежелание заниматься огородными работами;
— огромная, многолетняя любовь к выпивке. Нельзя сказать, что были они запойными алкоголиками или буйными дебоширами, но прожить недельку без стопочки в выходные, не могли оба.
Именно на этой почве они, собственно, и сдружились. Причем настолько сдружились, что стали пропускать стопочки не только по выходным и праздникам. А потом и не стопочкой стали увлекаться. Никуда ж не надо! На работе не оценили, увлечений никаких. А водочка родимая развязывала язык и настраивала на нужный лад.
— Вот ты мне скажи, Иваныч, как такое могло случиться, что перестала молодежь старших уважать? Почему эти сопли зеленые перестали опыт ценить и за советом к более опытным специалистам идти? Неужто они на самом деле думают, что все их современные побрякушки заменят нас, опытных, бывалых, знающих мастеров?
— Согласен с тобой, Михалыч. Перестала молодежь ценить такие ценные кадры, как мы! И ладно бы было кем нас заменить. Так нет ведь! У меня весь цех на мне одном держался! Ведь куда не коснись – ничего не умеют. Готовы сделать «тяп-ляп»! А ведь работа – она знаний требует. Качества. Умения!
Каждое слово Иваныч сопровождал многозначительным жестом, говорящим, как он относится к сказанному.
Казалось, темы у этой парочки не иссякнут никогда. По мере опустошения бутылки разговоры становились все более задушевными, а голоса – громкими.
Мужики каждый вечер собирались, усаживались во дворе двухэтажки, которая стояла аккурат между их домами, на нейтральной территории и начинали обсуждать жизнь.
— Как плохо жить стало, Иваныч! Скучно, заняться нечем, да и поговорить не с кем. Хорошо хоть ты вот есть. А то и словом не с кем обмолвиться!
— Не говори, Михалыч. Даже баба моя какая–то не такая стала. Пилит меня, скандалит. На дачу тащит. А сама дура дурой, поговорить с ней не о чем. Да и вообще кругом у всех одни «интернеты», людей из телефонов не вытащить. А так хочется собрать всех соседей, усадить за большой стол, да и надраться до потери пульса!
— Да-а-а-а, погрязли люди в своем ненастоящем мире. И ведь дальше носа своего не видят!
И так каждый день. Только и делали мужички, что лодырничали, да напивались «до кондиции».
Понимая, что дальше так продолжаться не может, решили «подруги по несчастью» мужей своих шибко заумных проучить. По–своему, по–бабски. С хитростью и юмором. Который, впрочем, мужьями воспринят был совсем иначе.
Не придумав ничего лучше, решили бабенки мужей своих напугать. Так сказать, устроить им шоковую терапию.
Нашли они старый шифоньер на даче (благо дача Иваныча была буквально в дух шагах от излюбленной лавочки, на которой философствовали мужики) и решили запереть в нем своих забулдыг. Иначе удержать их от ежедневного «синего» дела жены не могли.
Когда мужья напились до потери памяти, но на ногах еще стояли, отвели их жены на дачу, да и заперли в этом старом шифоньере. Одного закрыли в узком отделе, так как был он посубтильнее. А другого – в широком, так как он комплекции дородной и внушительной. Хорошо, хоть сам шел, дотащить этакую тушку и тягач не смог бы.
Чтобы не оставлять мужчин и не пропустить момент пробуждения, решили жены заночевать на даче.
Проснулись мужички утром и не могут понять – темно вокруг (шифоньер за ненадобностью лежал на полу в старом сарае и использовался как ящик для раздельного хранения овощей. В большой отдел сыпали картофель, а в меньший — морковь и лук), тесно, грязью и сыростью пахнет, словно в могиле.
— Где это я? Куда это я попал? – встревожился первый проспавшийся.
— Иваныч, ты где? Голос твой слышу вроде, а пошевелиться не могу.
— Михалыч, ты тут? Что за место странное? Земля кругом и гнилью пахнет.
— Иваныч, мы походу с тобой допились, нас похоронили!
— А почему рядом? Я вроде завещал меня в родной деревне похоронить, а тебя?
— А я здесь, в городе хотел остаться. Не должны нас с тобой были вместе закапывать!
— Эх, бабы! Бестолковые головы! Ничего по-человечески сделать не могут! Даже в землю зарыть нормально.
— Ты не бабу свою вспоминай, а думай, как выбираться! Я жить еще хочу, мне вообще умирать неохота!
— А вдруг мы с тобой уже того?
— Чего того? Ты дурной, что ли, совсем? Мы ж с тобой разговариваем лежим!
— Ну может мы умерли и на том свете говорим.
— Обпился ты, Иваныч! Нет ничего на том свете! Сдох и все – гроб, могила и компот на поминки! А мы живые. Я себя точно живым чувствую! В туалет хочу, сейчас лопну!
— Ну да, Михалыч, вряд ли на том свете потянет в туалет. А как быть теперь?
— Как быть, выбираться! Ты знаешь, какой глубины могилы роют?
— А кто ж их знает! Я никогда не рыл!
— Ну как сейчас все делают через одно место, надеюсь эти лодыри неглубоко вырыли, выберемся!
— Ну, давай поднатужимся. Ты потолще будешь – у тебя быстрее получится крышку оторвать. Выберешься – позови на помощь. А я изо всех сил буду пытаться выжить и надеяться на тебя!
— Ты из ума что ль скатился! Не полезу я никуда! Ты в курсе какими гвоздями крышку гроба заколачивают? Я ж не конь, чтоб их выдирать!
Слово за слово, разругались друзья в пух и прах. Неизвестно, сколько времени скандалили бы они, если б не жены, которые не смогли больше сдерживаться и смеяться вполголоса.
— Иваныч, ты слышишь, вроде наши бабы ржут, словно кобылы?
— Не пойму, Михалыч! Вроде на погосте так и не пристало, да и совестно должно быть, вроде мужей только схоронили.
— И ведь снюхались как–то уже! Когда только успели?
— Не говори! Слышишь, как гогочут? Бесстыдницы. Мужей схоронили и веселятся! Вот и женись после такого. Сорок лет душа в душу, думал, живем. А она вот так? Знаешь, друг, не полезу я никуда спасаться, издохну тут! Куда мне выбираться? Кому я там нужен? Вон и жена рада моей погибели… — всхлипнул бедолага.
— Точно, друг. Только мы с тобой друг у друга и остались. Хорошо, что вместе нас схоронили. Ты только и понимаешь меня. Хорошо, хоть под конец жизни познакомились мы!
Насмеявшись вволю, решили жены, что пора вызволять мужей, которые сполна получили урок.
Открыв дверцы, посмотрели они на своих мужиков, землей перепачканных, и сказали.
— Ну что, появился интерес к жизни? Или так и будете синячить, пока на самом деле в ящик не сыграете?
Первые несколько дней мужики вообще с женами не разговаривали, потом вроде отошли. Но встречаться за бутылочкой перестали. Передислоцировались на дачу. Первым делом собрались, да и разломали в щепки старый шифоньер. На всякий случай…