Очнулась в интернате, опустилась на кушетку. Силы покинули ее и она снова отключилась на несколько часов.
Следующая неделя превратилась в ад, даже тяжелое детство военных лет, голод и неизвестность переносились легче. Атмосфера пустоты и отчуждения, пожилые люди с мертвым взглядом, грубые санитары и медсестры, темные коридоры. Пенсионерка решила прекратить попытки доказать свою нормальность, но бдительность сохраняла. Весь персонал буквально ходил за ней по пятам, следили, как бы чего не сотворила. Не дождутся. Многие пациенты и вовсе никуда не ходили, проводя целые дни на кушетке. На улицу их не выпускали, кормили плохо. Как же хотелось любимого печенья, тишины и одиночества в своей уютной квартире. Единственным развлечением был старый телевизор в холле, единственное окно в реальный мир.
Тем не менее, женщина не теряла здравомыслия, а внимательно прислушивалась к разговорам персонала. Так она запомнила, что в 9 утра ежедневно приходит нерусская уборщица, у которой при себе всегда есть сотовый. Однажды утром Агнесса Ильинична тихонько вытащила телефон из заднего кармана женщины, та обернулась и подумала, что пациентка просто ищет туалет, указала рукой на дверь. Притворно пошатываясь, пенсионерка направилась в уборную.
Будто сама судьба сжалилась над ней, в пересменку за ней никто не следил, хоть целый час в туалете просиди. Удача вновь улыбалась, на телефоне отсутствовал пароль. Звонить сыну и невестке Агнесса Ильинична не стала, позвонила в полицию, попросила о помощи, рассказала, что ее насильно удерживают.
Мужчина на том конце провода сказал, что раз не выпускают, значит так надо. Таким как она не место среди нормальных людей и положил трубку.
Пенсионерка понимала, что ей не поверили, но не сдалась, позвонила лучшей подруге. С детства дружили, в последние годы общались реже, но доверие сохранилось. В уборную постучали. Замков, конечно же, не было и Агнессе Ильиничне пришлось держать дверь.
— Ой, извините, живот прихватило, сейчас я, сейчас.
— Давай быстрее. Через минуту чтобы в палате была, — прозвучал грубый женский голос. Шаги удалялись. Последний шанс, последняя минута, хорошо хоть номер наизусть знает. Только бы Элла трубку взяла.
— Алло, — раздался приятный женский голос, — Агнесса, ты? Сто лет тебя не слышала.
— Да, Эллочка, я это, только времени у меня мало. Меня в интернате силой удерживают, говорят, что я сумасшедшая, да только ложь это. Приезжай, пожалуйста, и в полицию позвони, мне не поверили.
Агнесса положила трубку, удалила вызовы и положила телефон на край унитаза, чтобы уборщица подумала, будто случайно обронила.
Подруга сработала без промедлений, доехала до ближайшего отделения, рассказала о происходящем, участковый припомнил недавний вызов и выделил пару ребят для проверки заявления.
Приехали в интернат, проверили документы, потребовали общения с пациенткой, сверили диагноз и пришли в шок. Условия, в которых содержалась женщина, не соответствовали ее состоянию, она была абсолютно нормальной. Полицейский сразу понял, что к чему и вызвал наряд.
Несомненно, Агнесса Ильинична рисковала, если бы кто-то узнал, жизни ей не дали бы вообще. Либо персонал бдительность потерял, либо никто не ожидал, что женщина на такое способна, но это счастливое стечение обстоятельств спасло ей жизнь.
Разбирательство длилось долго, но в итоге все встало на свои места. Стало ясно, что Лена и Саша положили глаз на мамину жилплощадь.
Лена постоянно нудила, что больше не хочет скитаться по квартирам, платить огромные суммы каждый месяц, пока у мамочки трешка в центре Москвы пустует. Могла бы и разменяться ради любимого сына.
Саша долгое время сопротивлялся, но не выдержал непрерывного напора супруги.
— Ты права, трех комнат ей действительно много, но продать квартиру она отказывается, нравится ей квартира и все тут.
Так и появился коварный план упечь мать в интернат для умственно отсталых. В тот самый вечер, когда Лена позвонила Агнессе Ильиничне, реакция пенсионерки превзошла все ожидания, обморок сыграл на руку недоброжелателям. Девушка сговорилась с руководством интерната, ведущего незаконную деятельность, и упекла туда Сашину мать. Схема проворачивалась неоднократно, персонал был заточен на грубое обращение и выживание стариков со света.
Далее предстояло продать квартиру и поделиться процентом с руководством клиники. Саша пытался поговорить с Леной, но та даже думать не хотела о том, чтобы отступиться от намеченной цели. — Да как ты не поймешь, все уже спланировано! – кричала Лена, — я уже и квартиру нам выбрала и рассчитала все, сиди на попе ровно, пока я дела доделаю.
Саша боялся гнева супруги, и перечить ей не смел. После того как Агнесса Ильинична была спасена, интернат закрыли, а на руководство и персонал завели уголовные дела.
Лена просчиталась лишь единожды, Сашина мать перенесла тяготы войны и привыкла бороться до последнего, это и помогло ей вернуться в любимую квартиру. Узнав о проколе, девушка собрала вещи и скрылась, оборвав общение с мужем.
Единственное, что представляло ценность в этих отношениях – мамина квартира, на которую Лена положила глаз с самого начала общения с Сашей.
Саша понимал, что мать не простит такого предательства, поэтому решил уйти под видом бездомного в храм, замаливать грехи. Там он служит сам и помогает прихожанам. Простит ли его мать? История умалчивает…