-Ленк, а Ленк, ты скотину то накормила, спрашиваю? Или опять с книжкой весь вечер просидела? — мать с угрожающим видом стояла над Ленкиной головой. — А Нинка где?
-Накормила, почистила и в доме убрала. Как велела. Нинка не знаю где, мам. Гулять побежала видно… — Лена пожала плечами в недоумении.
-Гулять? Ну пусть погуляет, устала небось в школе-то… — потеплели глаза у матери.
…Лена была младше Нины на год, они были погодки. Но так случилось, что Нина была материной любимицей. Может потому что была похожа на нее — такая же статная, с густыми волосами по пояс, ямочками на щеках и синими глазами. А Ленка была похожа на отца, вернее на его мать. Такая же темненькая и невысокая. С коренастой, мальчишечьей фигурой. Мать бывшую свекровь не переносила на дух, та отвечала взаимностью. И видимо само существование Лены было немым напоминанием о бывшей родственнице, которой уж и в живых-то давно не было. Но память ведь живее всех живых…
Поэтому везде и всегда была виновата Лена. Даже если не виновата совсем. Нинка плохо училась, сбегала с уроков, помогала по дому спустя рукава, грубила матери и учителям — все ей сходило с рук. На все мать говорила, качая головой.
-Ох, Нинка, вот добалуешься ты у меня. Ох и добалуешься. Как возьму лозину и по ногам, и по ногам. Или запру в хате, чтоб на улицу ни ногой! Будешь знать тогда! И будешь сидеть, как миленькая, и уроки делать.
Но ни лозины по ногам, ни заточений в «хате», ни единого подзатыльника Нинка так и не получила. Мать прощала ей все. В отличии от Лены, которая и училась хорошо, и вся работа домашняя на ней была. Но все Лена делала не так. Все неправильно и не вовремя. Часто в детстве Лена озадачивалась вопросом — что с ней? Почему мама ее всегда ругает? И только, став взрослой, она поняла — чтобы она не сделала, чтобы не совершила, все было бы не так. Потому что мать ее просто не любила. Вот и весь ответ.
В семнадцать лет, когда Лена продолжала корпеть над учебниками, Нинка стала сильно интересоваться противоположным полом. И влюбилась в какого-то командировочного. Командировка через три месяца закончилась и предмет ее любви уехал на постоянное место жительства, оставив Нинке надежду и уже начавший расти живот. Узнав про это, мать только руками всплеснула.
-Ой, божечки… Ох и непутевая ты у меня, Нинка. Ох и непутевая. Говорила я тебя, учись, Нинка, учись. А ты что сделала? Эх, был бы отец жив, что бы он сказал, а? Он бы тебе не спустил. Скажи спасибо, что мать у тебя жалостливая. Другая по щекам бы тебя отхлестала…
Но кричи не кричи, плачь не плачь, а ребенок родился. Девочка, назвали Маша. И Нина месяцев пять пыталась быть малышке хорошей мамой, но потом встретила очередного командировочного, снова влюбилась и на этот раз укатила с ним строить семейную жизнь в город, оставив Машу маме и младшей сестра. На время, пока не наладится все…
-Ой, божечки. Вот непутевая, так непутевая. Что ж делать теперь… Что ж делать…
…Жизнь понеслась, не сбавляя скорости на поворотах. Лена, отучилась в колледже и как-то так получилось, что никуда не уехала, осталась в поселке. То ли из-за племянницы, воспитание которой практически легло на нее, то ли еще из-за чего…
Мать начала болеть неожиданно. Пришла как-то с работы и присела устало на стул в прихожей. Грустно посмотрела на Машу, сидевшую в манеже и вздохнула.
-Эх Нинка, Нинка. Голова непутевая… И ни письма тебе, ни весточки… Увидеть бы ее хоть разочек, а то ведь…
-Мама, что ты. Увидишь конечно, какие твои годы. Ты ж не старая еще, а помирать собралась. — улыбнулась Лена, но в сердце тихими шагами прокралась тревога. И поселилась там надолго…
Осенью мать ушла тихо и безропотно. Сердце. Уснула и не проснулась. Вот так. Ленка осталась за главную. И за хозяйку, и за хозяина, и за мать для Маши… А, отметив поминки на полгода, стала прибираться в документах. Синенькая, облезлая папочка с пожелтевшими веревками. А в ней завещание на дом. И все Нинке непутевой отписано. Так мать распорядилась. Посидела Лена над этой папочкой, повздыхала и успокоилась. Мать видно по другому бы и не смогла. Старшая дочь для нее всем была…
Нинка появилась в поселке, когда Маша уже выпускной класс заканчивала. Красивая, яркая блондинка, в короткой модной юбке и на каблуках. Лена сразу ее и не узнала.
-Что не узнала меня, сестрица? А я вот тебя сразу. Как была ты пигалицей невзрачной, так ею и осталась. Да ладно, я не со зла. Шучу. — хохотнула вульгарно.- А ты, доча, что мать родную не узнаешь и не привечаешь, а? Что как не родная? — подошла к Маше близко. Та отодвинулась от неожиданности. Нинка заметила это, скривилась. Поняла все.
Стали втроем жить. Да только не жизнь это. Нинка до утра гуляет, приходит на бровях. Потом разборки учиняет, скандалит. То Лена не то сделала, то Маша не так посмотрела. Наоравшись, спит до заката. Потом все сначала. А в один вечер Лена после работы пришла, а Маша на лавочке возле дома сидит. Вещи их под окном кучей свалены, как хлам ненужный.
-Выгнала нас Нинка… Что делать-то будем, где жить, а, мамка? — у Маши глаза на мокром месте.
-Не плачь, деточка, придумаем что-нибудь. — обняла ее Лена. — Все образуется.
В эту пору соседка проходила мимо, Марья Никитична. Одинокая бабуля, нелюдимая. Остановилась, заговорила.
-Лен, а Лен, что это у вас тут происходит, что случилось-то? Переезжаете что ли? — спросила с любопытством.
-Нет, баб Мань, не переезжаем. И рады бы, да некуда. Вот жилье ищем. Не сдаешь комнату случайно? — Лена с надеждой повернулась.
-А почему бы и нет? А вот сдаю. У меня хата большая, всем места хватит. И денег не надо. Убираться поможете, готовить, да воду носить. Мне самой невмоготу уже. Старая я… Идет?
-Идет, баб Мань, ой как идет! — Лена на радостях обниматься к ней бросилась…
Так и зажили они втроем. Марья Никитична, Лена и Маша. Хозяйка на них нарадоваться не могла. Уж всем соседям уши прожужжала про своих квартиранток. Как у нее в доме стало чисто, светло и пирогами пахнет. Какая Лена хорошая и Машенька умница…
А зимой под новый год ушла Марья Никитична. Легла вечером спать, перед иконами перекрестившись, а утром не проснулась… Похоронили бабу Маню на старом поселковом кладбище. Из родных только они и были — Лена и Маша. А на утро нотариус к ним в дом постучался. Оказалось, что Марья Никитична при жизни завещание написала. Все имущество свое, в том числе счет в банке оставила им — Лене и Маше. Вот такие дела удивительные…
…А Нинка после очередной гулянки спать легла, да сигаретку не потушила. Пожар устроила, сама в последний момент смогла из дома вылезти. Чудом, можно сказать, спаслась. Покуролесила еще немного, а когда хахали местные закончились, укатила из поселка, только ее и видели…
А через неделю дата со дня смерти матери была. И снится Лене сон. Ходит мать в том самом платье, в котором ее провожали, по двору сгоревшего дома и приговаривает.
-Ой, божечки, ох и непутевая Нинка. Ох и непутевая. Хорошо я вовремя подоспела, разбудила ее. А то б сгорела. Вместе с домом сгорела бы…
Вскочила Лена в холодном поту. Села на кровати, себя за плечи обхватив. И так жутко ей стало. Так жутко. Такая вот любовь материнская. Даже с того света мать свою любимицу на произвол не бросает. Помогает. А на нее, Лену, ей наплевать. Сидела так Лена долго, до первых петухов, а потом уснула безмятежно. И снится ей Маша. И какой-то юноша рядом с нею. И Маша веселая такая, румянец во всю щеку. И паренек радостно улыбается. И так на Машу поглядывает, так поглядывает…
Проснулась Лена в хорошем настроении. И печаль ее, как рукой сняло. Жизнь-то продолжается. И впереди много хорошего, как не крути))
***
С уважением. Ваша Ксения.