— Мамочки! Ой, мамочки мои! Да что ж это такое делается!
Зинаида Петровна Курочкина, женщина выдающихся достоинств во всех отношениях, на миг забыла о своем немалом весе и годах, и, взлетев легкокрылой птичкой на скамеечку, сделанную когда-то ее папой, голосила так, что соседи сочли за благо заткнуть пальцами уши, ибо вынести этот звук было невозможно. Помогло это мало, так как отдельные ноты паники пробивались через все преграды. Стон несся над заборами между дачами и засаженными соснами немалыми земельными угодьями старого подмосковного поселка, пугая детей и стариков, и заставляя собак вторить странному звуку.
Зинаида Петровна была напугана. Нет, даже не так! Она была в ужасе!
А причиной столько несвойственного для нее поведения являлось мелкое серое недоразумение, которое суетилось по полу, пытаясь найти хоть какой-то выход.
Выход почему-то не находился. Зато нашлись сразу три аргумента для того, чтобы скорость поиска была увеличена в разы.
Аргументы были прекрасны. Они лоснились и переливались. Были весьма упитаны и довольны жизнью. А самое главное – феноменально ленивы.
Они сидели вокруг скамеечки, которая не давала бедной Зинаиде даже малейшей иллюзии безопасности, и изредка поднимали нежные глаза на вопящую хозяйку. Немой вопрос, светившийся в глубине этих очей, был просто и понятен:
— Что ж ты так орешь, родная?! Это всего лишь мышь!
Зинаида эти взгляды игнорировала и продолжала вопить, еще больше пугая недоразумение, которое готово было уже либо грохнуться в обморок от страха, либо подороже продать свою крошечную жизнь.
А пока она решала, что предпочтительнее, аргументы изображали из себя сфинксов, тая на усатых мордах всю мудрость кошачьего племени.
О том, что аргументы ленивы, мышь даже не догадывалась. Она добегала до очередных пушистых лап, тыкалась в них носом, и в панике бежала дальше, даже не замечая того, что на нее чихать хотели и ловить ее никто не собирается.
Причина столь странного поведения «деточек» Зинаиды Петровны была банальна. Мышей они до этого дня просто не встречали. А потому и не понимали, что делать с этой напастью. Их искренне забавляло поведение хозяйки и радовало то, что в череде четко выверенных, в соответствии с раз и навсегда установленным расписанием кормлений, будней, непонятным образом образовался вдруг праздник. Потому, что назвать иначе то, что происходило, хвостатые злодеи, умильно наблюдающие за мечущейся между ними мышкой, просто не могли.
Зинаида Петровна обожала порядок во всем, была дамой строгих нравов и слыла среди друзей и соседей чуть ли не пуританкой.
Воспитание ей давала бабушка, которая считала, что девице прилично лишь опускать глаза долу и говорить только, когда спрашивают. Вкупе с французским и английским языком, роялем, боксом и уроками хороших манер, смесь получилась довольно забавной. Бокс в череде необходимых для жизни умений, которые бабуля тщилась привить внучке, появился не случайно. Варвара Осиповна, бабушка Зинаиды, считала, что девушка должна уметь за себя постоять. А потому нашла внучке тренера и под покровом темноты, вечерами, возила ее на другой конец города в зал, где девочка отрабатывала удары под руководством мастера спорта и чемпиона, давно уже забывшего о своих заслугах.
К слову сказать, Зиночка была не единственной «девочкой из хорошей семьи», которую возили на эти занятия. Еще два таких же тщедушных создания, зажмурившись, мутузили «грушу» под умильными взглядами своих прародительниц.
Триумвират, который счел уместным включить в программу воспитания будущих жен и матерей такую сомнительную дисциплину как бокс, состоял из Варвары Осиповны и двух ее подруг. Связывали их узы дружбы, проверенной годами и немалым количеством радостей и печалей, честно разделенных поровну на всех, а потому связавших этих женщин крепче, чем любые родственные узы. Все трое были воспитаны не матушками, а нянюшками, имели в отцах кадровых военных и сами слегка любили покомандовать. Семьи детей своих они держали в нежных ручках с безупречным маникюром, сделанным той самой Светочкой из «Чародейки». И, разумеется, воспитание внучек не могли доверить чужим людям, а потому, занимались им сами. Истово и с полной отдачей.
— Зиночка начала проявлять какой-то странный интерес к физике! – жаловалась Варвара Осиповна подругам.
— Варенька, что ж тут удивительного? Разве ее дедушка, а твой супруг, да успокоит Господь его мятежную душу, не дружил с Циолковским?
— Ах, моя дорогая! Если бы плоды дружбы передавались по наследству, я была бы совершенно спокойна за наших девочек! Ведь какой букет! Какие головы бывали в наших домах! Гении! Жаль, что это невозможно! И что делать с этой непонятной страстью к формулам, я, право, ума не приложу!
— Возможно, стоит придать этому интересу правильное направление?
Варвара Осиповна к мнению подруг считала нужным прислушиваться, а потому Зиночка в два счета была изъята из обычной школы, которая находилась во дворе дома, где девочка жила с родителями, и переведена в одну из лучших физико-математических школ Москвы, находящуюся, по странному стечению обстоятельств, всего в двух трамвайных остановках от дома Варвары Осиповны.
Родители Зиночки, занятые своими взрослыми и очень нужными делами, возражать не стали, и девочка окончательно поселилась у бабушки, маму с папой лицезрея теперь лишь в редкие выходные дни или по праздникам.
Учеба в новой школе пришлась ей по вкусу и скучать времени у
Зиночки просто не оставалось. Она жила в режиме «зайчика», который то скачет куда-то, заполошно пытаясь впихнуть в себя выданный на ходу бабулей бутерброд и отбивая такт по спинке трамвайного сиденья, то барабанит лапками по боксерской «груше» или по клавишам рояля, мечтая о том, что вот-вот можно будет выдохнуть и по дороге домой просто поглазеть в окно, серьезно кивая в ответ на бабушкины расспросы. Ответов на вопросы в эти моменты не требовалось. Варвара Осиповна знала их и без внучки, но считала своим долгом непременно «общаться с ребенком».
Душу свою Варвара Осиповна вкладывала во внучку со всем усердием и результат не заставил себя ждать. Девочка росла умненькой, развитой не по возрасту, и очень скромной. С чужими терялась, а со своими… Пример бабушки научил Зину ценить тех, кто рядом, а потому она любила родных, обожала друзей и делала все, что могла, чтобы дорогие ей люди были счастливы. Даже тогда, когда это означало для нее поступиться в чем-то собственными интересами.
Именно поэтому, когда бабушка заболела, жалуясь на давление и проблемы с сердцем, и стала гнать от себя «ребенка», мотивируя свой приказ тем, что девушке ее возраста не след «таскать горшки за престарелой бабкой», пятнадцатилетняя Зина наотрез отказалась возвращаться к родителям. Со свойственной ей педантичностью, она составила график ухода и занятий, а после, следуя ему безукоризненно и четко, подняла бабушку после перенесенного инсульта.
Об этом не знал никто. Кроме ближайших подруг и Зининых родителей, которые, устав спорить с дочерью, махнули рукой на ее «каприз» и наняли ей в помощницы домработницу, которую, впрочем, Зина уволила уже через неделю, сразу после того, как заметила, что та грубо обращается с бабушкой. В тот день Зина пришла из школы раньше обычного, так как отменили последние уроки, и, разуваясь в прихожей, услышала то, что заставило ее стиснуть кулаки и вспомнить давно забытый зал и старую потрепанную «грушу».
— Что мычишь? Колода! И не стыдно тебе! Девчонку совсем замордовала! Ей любовь с парнями крутить надо, а она тебя моет! Разлеглась тут, барыня! Это все потому, что отказа ни в чем не знаете! Живете на всем готовом, а потом лечи вас! Можно болеть простому человеку? Нет! Потому, что, то детей поднимать надо, то внуков нянчить! Работать надо! А ты что?! Всю жизнь бездельничала, а сейчас жизнь другим портишь? Колода и есть!
Это все, что успела услышать Зина, пока, все еще не веря своим ушам, скидывала измазанные осенней грязью сапожки и бежала по коридору к комнате бабушки.
Вид ее был так страшен, что «помощница», оборвав свою речь на полуслове, присела и как-то боком, неловко, отступила к стене, чтобы услышать то, что Зина так ждала, но уже боялась не услышать:
— Вон…
Коротенькое это слово, больше похожее на хрип, было первым, которое сказала Варвара Осиповна после удара.
И сияющие радостью глаза внучки заставили ее повторить снова:
— Вон…
А душа омылась в том свете, что полыхнул от Зинаиды, которая развернувшись к «помощнице» очень тихо и почти ласково спросила:
— Вам повторить?
В ее голосе было столько силы и власти, что женщина, которая была почти на голову выше девушки, в один миг словно сжалась, прекратившись чуть ли не в карлицу, и замотала головой, мелкими шажками пробираясь к двери.
— Не надо… Зинаида Петровна, простите…
Это был первый раз, когда Зиночку кто-то назвал по имени и отчеству, и она хорошо запомнила это ощущение серьезности происходящего. Впоследствии ее много лет будут называть так ученики, но тот, самый первый раз, Зина никогда не забудет, понимая, что именно он был началом ее настоящего взросления.
После ухода «помощницы», Зина больше часа ревела, сидя на полу у бабушкиной кровати и заставляя ее снова и снова повторять то коротенькое слово, каждый раз встречая ее смехом сквозь слезы.
Конечно, объяснять странной женщине, которая ничего толком не знала о семье Зинаиды, что Варвара Осиповна была преподавателем и одним из лучших переводчиков в стране, в совершенстве знала четыре языка, и много лет работала с дипломатами, готовящимися к отъезду за границу, девочка бы не стала.
Зачем? Разве объяснишь человеку, который слышит лишь себя, что-то? Нет! Ну и нечего на это свое время тратить!
Прошло несколько месяцев, и Варвара Осиповна встала и даже начала выходить во двор. А после, переговорив с сыном, перебралась на лето на дачу, чем доставила Зинаиде нежданное удовольствие.
То лето стало для Зины и лучшим, и худшим в жизни. Лучшим – потому, что она встретила свою первую любовь. Худшим – потому, что предмет ее девичьих грез оказался совершенно не принцем на белом коне. И коня у него не было, и совести! Сгорая от страсти под Зининой калиткой, он умудрялся крутить роман еще с двумя девицами из того же поселка. Зинаида, узнав об этом обстоятельстве, незадачливого ухажера выгнала, а после заперла на замок не только калитку, но и свое сердце, решив, что любовь – это не для нее.
Варвара Осиповна, наблюдая терзания внучки, страдала вместе с нею, уговаривая не горячиться и подождать. Но, когда Зина наотрез отказалась принимать любые доводы, просто обняла свою девочку и сказала лишь одно:
— Придет и твое время…
Остаток лета Зина валялась в гамаке, варила варенье и пыталась доказать теорему Ферма. Варвара Осиповна, наблюдая за внучкой, гадала, не сменит ли математика физику, но скоро успокоилась, понимая, что девочке нужно занять разум хоть чем-то, чтобы пережить неудачи первой сердечной весны.
Осенью Зинаида с бабушкой вернулись в город, страдания и стенания были забыты, здоровье Варвары Осиповны наладилось, насколько это было возможно, и все пошло своим чередом.
Так и жили.
Зиночка выросла. Окончила университет и осталась преподавать там же, ведя тихую, замкнутую жизнь и не общаясь почти ни с кем, кроме тех самых подруг «по груше».
Передается дружба по наследству или нет, но триумвират возродился в новом виде, и Зина точно знала, что ее подруги, несмотря на занятость, наличие детей, мужей и прочих подробностей, всегда готовы по первому зову лететь на помощь, не думая о том, чего это будет им стоить.
— Зинаида! Тебе пора замуж! Что ты одна кукуешь? Такая женщина и в одиночестве! – некоторое количество крепких напитков, принятое в новогоднюю ночь после того, как мужья и дети уже посапывали, видя десятый сон, развязывало языки и подруги забывали о «приличиях», начиная называть вещи своими именами.
— Не хочу! – Зинаида, закусив холодцом, который виртуозно варила Варвара Осиповна, качала головой. – Без любви – не хочу! А где она – любовь? Нет ее! Пшик один!
— Зина, но нельзя же по одному неудачному опыту судить о всех мужчинах!
— Нельзя, — соглашалась Зинаида.
— Так давай искать! Кто-то же где-то есть?
— Давай! Вот только где?
Вопрос был риторическим. Перепробованы были уже все возможные варианты и ни один не дал того результата, который был ожидаем всеми. Зинаида начала подозревать, что не все законы физики работают так, как задумано природой и то, что должно бы притягиваться, совершенно не желает этого делать, а связи рвутся в тех местах, где это совершенно не предусмотрено. И если в науке ей было хоть что-то понятно, то в отношениях между людьми она не понимала почти ничего, кроме одного. Если есть кто-то, кто тебе дорог и кому дорога ты, держись за этого человека руками, ногами, зубами и вообще всеми возможными способами, потому, что найти другого может и не получиться.
Этот вывод стоил ей слишком дорого.
Игорька она встретила, когда ей исполнилось тридцать и последний вагон уходящего поезда насмешливо подмигивал на прощанье тусклыми огоньками ее уходящей молодости.
Игорек был свеж, прекрасен, опасен для дам и весьма уверен в себе. Некоторая разница в возрасте с Зиночкой давала ему повод томно закатывать глаза и отмахиваться от вопросов:
— Ах, оставьте! Что такое три года для истинной любви?
Впрочем, как вскоре выяснилось, истинной та любовь была вовсе не по отношению к Зиночке. Игорек всеми фибрами своей души любил деньги и нисколько этого не скрывал. Просто не считал нужным озвучивать сей факт на первом же свидании.
А Зина, ставшая богатой наследницей после того, как не стало Варвары Осиповны, была для честного альфонса лакомым кусочком.
Откуда же ему было знать, что Зинаида давно уже привыкла не просто считать деньги, но и бережно относиться к тому, что лежало в ее кошельке? Карт-бланш, выданный ей когда-то родителями, быстро научил ее заботиться не только о своих насущных нуждах, но и о бабушке. Зина следила за расходами, оплачивала квитанции за коммунальные услуги и копила деньги на «черный день». У нее обнаружился недюжинный талант бухгалтера и тетрадочка, в которой Зиночка сводила дебет с кредитом занимала ее не меньше, чем любимые с детства формулы.
Кроме того, Зина обладала еще одним умением. Она была способна вложить за каких-нибудь пару занятий основы физики даже в самую глупую голову, а потому у нее отбоя не было от учеников и их родителей, готовых платить любые деньги только за то, чтобы чадо выглядело умнее, чем являлось на самом деле.
Таким образом сальдо в расчетах Зиночки всегда оказывалось в ее пользу, и Игорек это понял почти сразу после знакомства с девушкой.
Удивительное дело, но честности новоявленного жениха Зиночки, хватило на то, чтобы по прошествии нескольких месяцев, заявить невесте:
— Зинаида, я тебя не то, чтобы не люблю. Ты прекрасна во всех отношениях. Довольно красива, умна, хозяйственна. Но страсти, той самой, что готова поглотить в одно мгновение и вознести на вершины мироздания, я к тебе не питаю. Увы! Но это правда. Если ты готова принять меня и терпеливо ждать, когда я почувствую к тебе то, что испытывает в этот миг твое сердечко, то давай оформим наши отношения. Меня несколько смущают косые взгляды твоих родителей и подруг. Они думают, что я хочу жениться на тебе исключительно ради достатка! Но это не так! Ты видишь? Я честен с тобой! Будь это правдой, разве я сказал бы тебе об этом?
Другая на месте Зинаиды растаяла бы и, зардевшись от смущения, приняла кольцо и руку Игорька. Еще и благодарила бы за оказанное ей доверие. Но только не Зина. Выслушав очень внимательно все, что было сказано, она усмехнулась, прошла в ванную и вернулась оттуда с зубной щеткой Игорька наперевес. Вручив ее жениху, она молча распахнула перед Игорем входную дверь, тем самым поставив окончательную точку в своих мечтах о собственной семье.
Надо отдать должное Игорю. Ушел он с достоинством. Неся на вытянутой руке щетку и восхищаясь про себя выдержкой и достоинством Зинаиды.
Пройдет некоторое количество лет и Игорек, которого никто уже не будет называть так, станет зятем очень высокопоставленного чиновника со всеми вытекающими, родит двоих прекрасных сыновей и приведет одного из своих мальчиков к Зинаиде, чтобы она вложила в чудную курчавую голову его любимого отпрыска некоторое количество знаний о природе вещей. А в благодарность за это и редкую незлопамятность, возьмет на себя обязательство опекать бывшую «невесту» и решать мелкие, но очень неприятные в своей бюрократической канители, вопросы.
Зинаида Петровна, решив поставить крест на своих матримониальных планах, вдохнула спокойнее, запретила подругам касаться этой темы и принялась еще больше баловать их детей, которых давно уже считала немножечко своими.
Собираясь как-то зимой на очередной день рождения к сыну подруги, Зинаида вышла во двор, чтобы прогреть машину и удивленно ахнула. На крыше ее «ласточки» сидели два кота. Наглые, тощие, и такие несчастные, что Зина не выдержала. Сгребла это богатство в охапку и никуда не поехала в тот день.
Отмыла, накормила, и оказалось, что наглецы не такие уж и страшные. Отогревшись и поняв, что никто их на улицу больше не выкинет, они дали волю своей признательности и Зинаида вдруг поняла, чего ей так не хватало в доме. Любви! И хвостов! Одного было бы, наверное, мало, а два – так в самый раз!
Найденыши прожили у нее достаточно долго для того, чтобы Зина разобралась в вопросах кошачьей психологии и решила, что выражение: «без кота и жизнь не та», недостаточно точно выражает всю глубину процесса сосуществования человека и обладателя хвоста.
И, когда ее первые коты ушли на радугу один за другим, Зинаида уже точно знала, что нужно делать.
Новых котят, так уж получилось, она нашла в одном приюте. Зинаида приехала туда по совету одного из своих студентов, в надежде найти там нового питомца, а стала обладательницей сразу трех котов. Малыши спали, грея друг друга и сплетясь в такой тесный клубок, что Зина даже не стала пытаться разделить их. Просто обняла ладонями пушистый шарик, подрагивающий лапками и усами во сне, и переложила в переноску.
— Что, всех троих заберете?!
— Да! Как их делить? Это же семья…
И вот теперь это кошачье семейство, избалованное и залюбленное донельзя, забавлялось, глядя как хозяйка отплясывает на своей детской скамеечке. Именно на этой скамейке маленькая Зиночка учила у ног бабушки первые английские глаголы и осваивала особенности фонетики во французском языке. И теперь бедная скамеечка натужно скрипела, с трудом выдерживая вес раздобревшей Зиночки.
— Что за крик, а драки нету?
Голос, раздавшийся за спиной Зины, был ей совершенно не знаком. На миг он перестала голосить, сделала какой-то особо изящный пируэт на своем пьедестале, и точным хуком справа «на автомате» уложила мужчину, непонятно как оказавшегося на ее веранде, на пол.
Почему ее память друг выдала давно и прочно забытое умение? Почему мозг не дал отбой раньше, чем она успела среагировать подобным образом? Зина не знала.
Краем глаза она увидела, как брызнули в стороны коты, как замерла посреди веранды несчастная мышь, совершенно обалдевшая от грохота, и, наверное, в тот самый момент поняла, что бояться уже нечего.
Стащив в себя просторную домашнюю кофту, Зина швырнула ее на пол, даже не прицеливаясь. Мышь, укрытая вязаным теплым пологом, притихла, и Зинаида со вздохом слезла со скамейки. Подойдя к незваному гостю, она похлопала его по щекам.
— Эй! Вы кто?
Мутный взгляд обрел ясность, и лежавший у Зинаидиных ног шевельнул челюстью.
— Какая женщина!
Зинаида Петровна, неожиданно для себя, зарделась.
— Боже мой! Вы еще и краснеть умеете! Я думал, что такие барышни уже перевелись!
Мужчина с трудом сел и покрутил головой по сторонам.
— Красивый у вас дом. Впрочем, как и его хозяйка. Скажите мне только, милая соседка, что ж вы так вопили-то? Я уж подумал, что сирена где-то сработала и надо срочно принимать меры. Привычка, знаете ли, еще со времен службы.
— Мышей боюсь… — почему-то откровенно призналась незнакомцу Зинаида.
— Так у вас же – вон! Целых три кота!
— Дармоеды! – отрезала Зинаида, не обращая внимания на возмущенное мяуканье за спиной.
Опомнившись, она подозрительно прищурилась.
— А вы все-таки кто? Я соседей всех знаю, а вас вижу впервые.
— Так я теперь тоже, вроде как, ваш сосед. Участок рядом с вашим купил. Строиться буду. Правда, сегодня чуть было не передумал.
— Когда мой вой услышали?
— Ага! Жутковато было, знаете ли.
— Знаю. Бабушка говорила, что, когда я вою, громче могут только трубы Иерихонские. Хотите чаю?
— В качестве компенсации за мою поруганную честь? – мужчина усмехнулся, поднялся на ноги и кивнул. – Хочу! Только давайте для начала познакомимся с вами.
— Давайте! – Зинаида кивнула в ответ и засуетилась. Беспорядок не давал ей покоя. – Момент!
Подойдя к своей кофте, валяющейся на полу, она выудила из-под нее мышь, ухватив ту за хвост, и вышла в сад. Вернувшись, тщательно вымыла руки, сделав вид, что не услышала восхищенного:
— Вы ее…
— Да что вы! Что я, зверь какой? Отпустила, конечно!
— Боже! Какая женщина!
— Вот теперь можно и познакомиться! – Зинаида протянула соседу узкую изящную ладонь. – Зинаида Петровна.
— Алексей Иванович. А можно я буду звать вас просто Зина? Или Зиночка?
— Я подумаю.
А спустя два года по сочинской набережной чинно прошествует странная пара. Три упитанных кота в нарядных шлейках будут то и дело оглядываться на хозяйку, мечтая свести счеты с нахальными чайками, но не решаясь огорчить Зинаиду непослушанием. А Алексей, заботливо накинув на плечи жены шаль, приобнимет зардевшуюся Зинаиду.
— А помнишь, как ты ловила мышь? Сколько грации и достоинства! Куда там котам!
— Да ну тебя! Смеешься надо мной!
— Что ты! Я восхищаюсь! Твоей смелостью и великолепно поставленным ударом, который открыл мне новые горизонты в отношениях. Любить такую женщину – это честь для любого мужчины! Как же мне повезло, что ты меня дождалась!
И Зинаида опустит глаза, вспоминая слова Варвары Осиповны, и шепнет тихонько, так, что услышат ее только коты:
— Эх, Лешенька, ничего-то ты не понимаешь! Просто пришло мое время…
Автор: Людмила Лаврова