До родов Нике оставалось ещё дней десять. Так говорили врачи. Но она знала – ждать дольше. В предродовое отделение она попала вчера по скорой. Хлопчатобумажный халатик с трудом застёгивался на животе и оттого сзади впивался в спину, подпрыгивая выше колен.
Ей уже стало лучше, уколы помогли, и она ходила ко коридору волнительно бесконечно. Ей нужно было поговорить с кем-то знающим, с тем, кто даст мудрый совет. Это точно не соседки по палате, не родня и не подруги.
Она чувствовала себя обманутой со всех сторон. Ее, как куклу-марионетку дёргали за нитки, а она была жертвой стекающихся бесконечных обстоятельств, а совсем не их виновником, она хотела счастья и все ещё надеялась на него.
И как итог этого убеждения об обманутости всеми, в голове звучали слова старой, услышанной где-то песни:
«Кукол дергают за нитки,
На лице у них улыбки …»
Подруги вообще не знали о ее беременности. Ещё в начале учебного года, старательно замаскировав уже заметный живот, она привезла в техникум справку о том, что мать ее тяжело больна и требует ухода. Оформила академический отпуск.
Ника была убеждена – ее это сделать вынудили. Как и уехать в Пермь, к тётке Лене – сестре матери. Тоже вынудили. Справка у матери была липовая, она была здорова. Просто Ника объявила ей о своей беременности уже на большом сроке. Ребенка решили оставить в роддоме.
Так будет лучше для всех. Нику убеждали, что в первую очередь – для ребенка. И теперь всё крутилось вокруг этой цели – скрыть беременность и факт рождения младенца.
Расчет был таков.
И совсем не Никин расчет. Ее расчеты были изначально совсем другими.
Всю осень она просидела в пригороде Перми, на даче у тетки. Тетка Лена с мужем навещали ее, привозили продукты, возили в женскую консультацию на обследование.
Дача представляла собой небольшой деревянный дом с проведенной холодной водой, электричеством и котлом для отопления. Живи – не хочу.
Но там Нику съедала тоска. Семья этим наказанием искореняла в Нике распущенность. Нику лишили телефона, дали ей кнопочный – с номерами родни. Контакты Ники тщательнейшим образом изучались, безжалостно отсеивались. На даче лишь радио худо-бедно ловило волну, телевизора там не было.
Мать по телефону иногда жалела ее, развлекала, как могла, а иногда обрушивала хорошо аргументированные тезисы о том, что она патологически испорчена, ленива и тяготеет к разврату. Один раз Нику одну на даче прихватило сильно, она позвонила матери, но скорую ей вызвали далеко не сразу. Выкидыш – был бы выходом. Вызвали, когда уж испугались за саму Нику. Тогда ребенка удалось сохранить.
До поры до времени ей строго настрого запретили говорить врачам о том, что ребенка она собирается оставить – только, как родится – заявление и всё… Тему эту обсуждали много раз, все было предусмотрено.
Нике было девятнадцать. В женской консультации она старательно делала вид, что беременность желанная. Впрочем, она и не хотела причинять никакого вреда ребенку – пусть живёт себе дальше.
– Пол узнать желаете?
– Давайте,– улыбнулась Ника, было интересно. Да и привыкла она к роли послушной будущей мамочки.
– Девочка у Вас. Поздравляю…
– Девочка?
– Вы расстроены?
– Да нет, но мальчика больше хотела.
– Ну, что Вы… Дочка, она же так близка к маме будет. Дочка – это счастье…
Ника кивала. Почему-то это ее расстроило. Ей придется оставить в роддоме девочку, такую же, как она сама. А виноваты… Виноваты все. И ненавистная Сонька, и Ярик, и мать, и тетка …
Это они ее заставляют так поступить с ребенком. Бедный ребёнок будет брошен, будет сиротой из-за них. Если б не эти люди, если б не обстоятельства…
«Куклу дёргают за нитки…»
Ника сидела на даче перед окном, за обитым жестью столом, созерцала туманную хмурую осень и жалела себя. Сначала она ждала, когда Сонька с Яриком сыграют свадьбу. Она была назначена на октябрь. Дату Ника знала.
Ох, как жаль, как же жаль, что нельзя им сейчас предъявить ее беременность, как жаль, что приходится ее скрывать! Ника ложилась под одеяло на диван и образно представляла картину… Вот идёт свадьба, гости, Сонька в белом, и тут заходит она – в черном льющемся платье, с животом, но необычайно красивая и трагичная. Все оборачиваются на нее и понимают – вот она, та, которую на самом деле очень любит жених, и у которой вот-вот будет от него ребенок. А эта невеста в белом лишь проходящий вариант.
Весь день свадьбы Ника смотрела на часы: сейчас, наверное, гуляют, может уж и в ЗАГСе, а сейчас в ресторане… Весь день ходила из угла в угол, не могла успокоиться.
Ей запретили разглашать тайну о своей беременности. Она должна была вернуться в техникум, к подругам, к той же Соньке, хоть на год ниже курсом, но все равно – туда. И слава об оставленном в роддоме ребенке – дурная слава.
Ника это понимала, но как же хотелось кричать на весь мир, что она – несчастная, брошенная, как хотелось доказать это Ярику, как хотелось… Она всё ещё верила – увидев ее сейчас, он посмотрел бы на нее совсем другими глазами, наверняка, не было бы свадьбы …
Хотелось бежать на вокзал, садиться в транспорт и ехать к нему – «Вот, смотри, я беременна, а ты не верил. У нас будет дочь»… И как жаль, что не сын, сын – звучало бы круче.
А в том, что она тут, на этой захудалой даче жарит себе яичницу, виновата не она, конечно, не она. Виновата мать… И тетка Лена … И не было у нее черного льющегося платья, а было лишь домашнее тряпье, да широкий серый сарафан, в котором ездила она в женскую консультацию.
Несправедливо все это!
«Кукол дёргают за нитки…
И играет клоун на трубе…»
А сейчас она ходила по больничному коридору в надежде, что найдётся кто-то, кто вернёт ей мечту, отговорит, найдет отца ребенка. И тот приедет, убедит ее – ребенка не оставлять и пообещает быть рядом… И не важно, что он уже женат. Он разведется, он поймет, что ребенок – это важнее.
Ника постучала в ординаторскую:
– Да…, – услышала из-за двери.
Она осторожно зашла.
Возле окна поправляла цветы пожилая сотрудница в белом халате. Ника была убеждена – врач. Персонал она знала плохо, а со своей строгой врачихой Кристиной Олеговной говорить о сокровенном она не хотела.
– Здрасьте, я к Вам за советом и помощью, можно?
– Ко мне? – женщина отставила цветы и приземлилась в кресло за столом, – А чего нужно-то?
– Мне… Понимаете, меня заставляют… , – она опустила голову, сердце забилось тревожно. О том, что собирается от ребенка отказаться, она ещё никому не говорила. Ну, а вдруг решение это неправильное. Мать и тетка давят на нее, ей нужно было с кем-то посоветоваться.
– Чего заставляют, деточка? – пожилая женщина была так мягка и приветлива, что Ника вдруг заплакала. Ей нужно было чьё-то участие, – Ну, что ты? Что ты, голубушка? – женщина обошла стол, погладила ее по спине, села рядом, – Что случилось-то?
– Меня заставляют оставить ребенка в роддоме, а я не хочу…, – плакала Ника.
Женщина резко выпрямилась на стуле.
– От-те на! Господи сохрани!
Эта фраза заставила Нику засомневаться – врач ли перед ней?
– А Вы – врач?
– Не-ет… Завхозом я тут… А кто ж заставляет-то?
Говорить Нике расхотелось. Проблему ее какая-то работница не решит. Ей нужен был врач. И почему она сразу не уточнила?
– Да ладно… Пойду я. Подумаю, может и не оставлю, – она направилась к двери, оставив озадаченную Марию Борисовну в ординаторской одну.
Мария Борисовна проработала в роддоме много лет. Начинала с санитарки. Была уже в том возрасте, когда давно было пора уйти на отдых. Но дети разъехались, дома одной было одиноко, вот и работала. Тем более, что ее тут уважали, ценили, как хозяюшку, и утверждали, что без нее не справятся.
Медперсонал менялся, приходили новые молодые медсестры, акушерки, врачи, а Мария Борисовна была вечной. Уже претерпел на ее веку два капитальных ремонта роддом, и Мария шутила, что и она дважды капитально отремонтирована.
Но несмотря на долгий срок работы, отказников в их роддоме в последнее время как-то и не было. Она не могла припомнить. Лишь двоих она помнила в инфекционном отделении, давно, а тут … Получается, женщина стояла на учёте, старательно ходила на приемы, и вдруг – бац…
Она так и сидела во врачебном кресле, думая о роженице.
И ещё – о своей внучке. Алена была замужем уж лет десять. Прошла массу курсов лечения, ЭКО, не один раз, но все безрезультатно. Муж ее Сергей – следователь, сама она – отличный фотограф, построили домину – два этажа, у каждого по машине… Мария Борисовна и не мечтала, что так благополучно и богато будет Аленка жить…
Вот только деток Бог не давал.
Сейчас внучка с мужем стояли на очереди на усыновление ребёночка до трёх лет. В Москве. Пятые уж по очереди. Грудника получить на усыновление было практически невозможно. Сердце рвалось в переживаниях да внучку… Такие б родители были, дал бы Бог… Но…
А тут! Тут ребенок родится, сама здоровая, молодая…
И захотелось Марии Борисовне побольше узнать о девушке. Мелькнула какая-то ещё совсем призрачная идея. Неосуществимая, наверняка, но уже помешавшая до конца довести дело с обработкой цветов, уносящая в дела совсем иные.
***
Ника никогда не была так уж хороша собой. Комплексовала. С Соней и Наташей они жили в одной комнате. Ярик – курсом старше. Отношения Софьи и Ярослава были бурными, они то ссорились, то мирились. Сонька вообще была взбалмошной.
«И что он в ней нашел?» – рассуждали наедине Ника с Наташкой.
И Ника тихо завидовала Софье. Ярик поглядывал в периоды ссор с подругой и на нее, жаловался, плакался. Ника была «жилеткой», и втайне мечтала о Ярике. И в такие минуты добавляла и добавляла соли в характеристику подруги.
Расчет был таким – Ярик должен с Софьей расстаться.
И вот на женский день, который праздновали в компании, когда Ярик с Сонькой в очередной раз поссорились, когда был Ярик здорово во хмелю, остались они вдвоем в общежитской комнате.
Ярик опять жаловался на Софью, ныл, говорил, что больше вместе им не быть. Тогда меж ним и Никой все и случилось. Всего лишь раз.
Потом она ходила за ним по пятам, напоминала об этой ночи, а он метался: то проявлял ей знаки внимания, дразня Соньку, то отводил глаза, уходил и уходил от отношений.
А в июне, на море, на базе техникума Соня и Ярик вдруг неожиданно помирились.
Но у Ники был козырь в рукаве:
– Я спала с ним! – заявила она ненавистной подруге однажды.
Расчет был ясен – Сонька бросит Ярослава. Софья, и правда, выпучила глаза, потом они налились слезами, она убежала. Нике говорили, что Соня хотела утопиться, что Ярослав ловил ее в морских пучинах, клялся в вечной любви, утверждал, что это всё ложь.
Тогда Ника пошла на крайние меры, она подошла к ним обоим, и заявила, что беременна. Расчет на то, что эта новость их уж точно разлучит.
Соня смотрела на Ярослава, а он вдруг начал кричать на Нику, толкать ее в плечо, утверждать, что она лгунья, что сочиняет все на ходу.
– Тебе справку предоставить? – огрызалась она.
– Я не знаю, от кого ты там беременна… Засунь свою справку…
Ника прямо заливалась тогда слезами от обиды. Она была жертвой этого негодяя, этой гадины – Соньки, жертвой обстоятельств. Это они виноваты в ее беде. Нике было очень жаль себя.
Всё лето Ника надеялась, что Ярослав одумается. Она писала ему смс, фотографировала свои документы обследования. Она утверждала, что Софья – ему не пара, а вот она любит его по-настоящему. Он блокировался от нее, как мог.
Она пугала его тем, что родит и сделает анализ ДНК, докажет его отцовство. Хотя и сама уж не понимала, зачем ей это? Он не отвечал. Но о ее угрозах, о ее беременности, не распространялся. Такая слава и ему была не нужна. По крайней мере, общие их друзья ничего не знали.
И лишь в конце лета, когда сообщили Нике о намеченной на октябрь свадьбе Ярика и Сони, она, будучи дома на каникулах, рассказала о беременности своей матери. Уже поздно было скрывать.
Вот тогда мать и начала суету. Отобрала гаджеты, отправила ее в Пермь, на эту ненавистную дачу. Вот если бы… Если бы Ярик видел ее сейчас, если б приехала она к ним на свадьбу… в черном…
Но может ещё не всё потеряно? С ребенком на руках она будет выглядеть куда прекраснее, чем сейчас – с животом и отёками.
Так может и не оставлять ребенка?
***
Мария Борисовна рассказала Кристине Олеговне о разговоре с пациенткой. Отношения ее с этим врачом были чуть ли не родственные, давно работали вместе, знали друг о друге все.
– Кристиночка, вот я и подумала… Аленка-то моя…
– Да что Вы! – махнула рукой врач, – Сами знаете, бессильны мы тут. А за сигнал спасибо, тёть Маш, психолога позову.
Но психологу Ника не созналась. Утверждала, что оставлять дитё не собирается. Она уж и сама напугалась своей случайной откровенности. Слух по больнице пойдет, и начнется дребедень раньше времени, как и предсказывала мать.
Она мотала головой:
– Нет, нет, что вы, что вы… Ерунда какая…
Вот только тетя Маша понимала, что все это ей не привиделось, что разговор этот был. Как-то вечером осталась специально, и вызвала Нику на разговор.
– Вероника, Вы уж простите – заложила я Вас. Но я ведь от чистого сердца, помочь хотела. Мало ль в трудные ситуации беременные попадают. А я, знаете ли, тут уж скоро сорок лет. Чего только не видела.
И опять разговор этот был столь душевным, что Нике захотелось быть откровенной.
– А детей тут оставляли?
– Было… Только в другом отделении. Там, знаешь ли, то цыганка однажды, то алкоголичка…
– Но я не алкоголичка.
– Да что ты, девонька, я ж не это имела в виду. Не бросай ребёночка, чтоб ни случилось. Кто тебя вынуждает-то?
И Ника рассказала все, как есть. Все вынуждают – и парень, который бросил, и мать, и тетка, и обстоятельства… Мать одна ее растила, средств не хватало постоянно, а тут ещё и…
– Так ведь, коль Бог дитя даёт, значит и на дитя даст. У меня вот внучка много лет о ребенке мечтает…
И рассказала Мария Борисовна об Алёне…
Ника слушала с интересом, задавала вопросы, уточняла моменты … Может и здесь можно что-то рассчитать? Но ни опыта, ни знаний в таких делах у нее не было.
Но через пару дней Ника сама подошла к завхозу, когда та уж решила, что девчонка просто боится, что в стрессе от создавшейся ситуации надумала себе, наговорила …
И вот этот разговор показал тете Маше, что девушка не испуганная матерью и тёткой дурочка, а очень даже себе на уме. Впрочем, дурочка, конечно. Она предлагала сделку – ребенка в обмен на деньги.
– Вероника, Вы что такое говорите! Это кто ж это нам с вами позволит ребенком торговать?
Пришлось пояснить, что так не делается, и процедура, связанная с отказом очень сложная. И о том, что ее ребенку предстоит, как минимум, полгода находиться – то в отделении новорожденных детской больницы, то в доме малютки.
Объяснять это было не слишком приятно. Казалось, эта будущая отказница мотает на ус, ищет свои какие-то выгоды.
Мария Борисовна опять доложила все Кристине – врачу. А пока рассказывала, расплакалась.
– Ну, чего ты, тёть Маш? Чего? Уж ведь какие только у нас не рожали, а ты все так близко к сердцу принимаешь.
– Так ведь оставит ребятенка, Кристин. Чую я сердцем – оставит. И психологов ей слать бесполезно. Врать станет опять. А моей Алёнке… Моей …, – Мария Борисовна плакала.
Вечером эту историю Мария рассказывала внучке. И опять плакала. Алена, прошедшая так много, знающая заморочки и законы, лишь сочувствовала. Она знала – как бы не мечталось, но этого ребенка, даже при отказе матери, забрать ей не суждено. Да ведь может ещё и не откажется… Это лишь предположения.
А вот на день следующий идея подкинула Кристина Олеговна. Ей тоже не безразлична была судьба девочки. Так неожиданно озвучила идею, что Мария пила капли от сердца. Идея была проста и заманчива.
Мария Борисовна немного успокоилась и позвонила внучке. Через некоторое время за идею ухватилась вся семья.
Роженице нужны были деньги, а деньги в семье были. Идея Кристины Олеговны была следующая – до родов успеть Сергею зарегистрировать брак с Вероникой. И тогда он будет записан отцом даже без установления отцовства. И имеет право ребенка из роддома забрать. А дальше – дело техники… Деньги решают многое.
Вот только время поджимало. Сергей был в браке с Алёной.
И самое главное – их развод перечёркивал долгожданную очередность на усыновление ребенка до трёх лет. Но ведь грудничок – лучший вариант … Тем более, что родители его – не лишенные родительских прав асоциальные личности, а всего лишь глупые студенты.
И вот Сергей и Алена, которые жили в трёх часах езды, приехали в роддом для разговора с Никой.
– У нас знакомые есть, нас быстро разведут, и Вы зарегистрируете брак с Сергеем уже на следующей неделе, Вероника, – Алена старалась говорить аккуратно,– Ребенка запишете на него. Мы оплатим вам сколько скажете, в пределах разумного, конечно. А потом… Потом нужно будет лишить вас родительских прав, уж простите. Ребенком Вы заниматься не будете, его мы сразу заберём. Всё – лишь на бумаге. Но мы очень рискуем, понимаете… Мы вылетаем из очереди на усыновление…
Ника не очень хорошо все это понимала, но выгоду чувствовала. Она всё равно собиралась ребенка оставить, так почему бы не взять за него деньги. И ребенок устроен. А уж выйти замуж так вообще интересно. Ещё бы фотки заиметь. Жаль, что живот. Она поглядывала на Сергея – Ярику до него далеко. Ее подружкам и не снились такие вот женихи – стать, погоны…
Согласилась она легко.
А Алена плакала, выходя из роддома. Сергей, которого на эту махинацию вообще уговорили, был натянут, как струна. Ему это не нравилось. Но мечта о ребенке, счастье жены были превыше.
– Ох, Аленка! Чего мы творим? Может поспешили с таким решением? Ведь и ребенка ещё нет, мало ли что…
– А я так решила, Серёж. Если это судьба, то судьба… А если не получится, значит ребенка у нас не будет.
– Ну, что ты, Ален. Будет! Даже не сомневайся. Будет обязательно…
Сердце Сергея в очередной раз сжалось болью за жену – он бы все отдал, чтоб она была счастлива. Алену он любил очень.
И механизм закрутился. У роженицы ещё не раз спросили – уверена ли она, что ребенка не заберёт, откажется? Она подтвердила – нет, не заберет.
Развод и брак осуществили довольно быстро.
А Ника была удивлена и расстроена, что все это произошло прямо в роддоме. Они зашли в свободный кабинет, расписались в бумагах. Тут была тетенька из ЗАГСа, врач, Алена и Сергей с другом. Их никто не поздравлял с законным браком, они даже рядом не стояли. Если б она знала, что будет всё вот так – в больничном халате…
Ника вернулась в палату уже законной женой, правда, без смены фамилии, огорченная и поникшая. Эта Алена, такая благополучная, ухоженная и активная, как соперница, уже вызывала раздражение.
А через несколько дней Ника родила. Роды были сложными, с разрывами, но в целом, обычными. Нику после родов положили в отдельную палату.
К ней из дому выехала мать. Мать была ещё не в курсе последних событий.
Ника отходила от родов тяжко. Ребенка ей не несли. В палату на следующий день пришла Кристина Олеговна, присела, чего никогда не делала раньше.
– Что делать будем, Вероника Николаевна? Отказ пишем? Должна, как врач, Вас предупредить – можете и передумать, забрать девочку. Она здоровенькая, хорошенькая, составит счастье любой матери. Посмотреть хотите?
– А можно?
Ника не передумала, но истории о том, что отказницы в роддоме не хотят видеть свое дитя, были не о ней. Она хотела посмотреть хотя бы ради интереса.
– Конечно, можно. Можно и покормить.
Кристина Олеговна вышла из палаты и сжала кулаки. Как врач она должна была сделать все, чтоб мать ребенка забрала. Но сейчас она думала о другой женщине – об Алёне, а ещё о Марии Борисовне, которая не переживет, если сейчас внучка с ее подачи станет несчастной.
Девочку Нике принесли. Удивительно было осознавать, что этот ребенок – ее собственный. Ника рассматривала ее с интересом. Пухлые щёчки, скорее – в нее, и ничего похожего на Ярика. А она так ждала этого – отправить ему фото с точной копией.
Собиралась отказаться, да. Но в мечтах представляла, что предъявит ребенка. В ее голове вообще все перемешалось.
– Покорми, – рядом стояли детская медсестра и врач
Ника приложила ребенка к груди – девочка взяла грудь быстро, и было это даже приятно… В этот момент зазвонил телефон на тумбочке. Ей подали, она ответила. Звонила мама.
– Ника, я уже внизу. Меня пока не пускают… Ты как там?
– Кормлю…
– Что? Кого кормишь?
Ника подняла глаза на медсестру и врача.
– Ребенка кормлю грудью.
– Что? Ника! Ника, ты не писала ещё …? – мать не могла говорить открыто, в коридоре роддома был народ.
– Нет ещё…
– Ника! Ты должна это сделать как можно быстрее. Сразу надо…чтоб не носили…
– А может я не хочу, мам! – Ника отключилась, а у Кристины Олеговны выступил пот.
Похоже Алена и Сергей потеряли и этого ребенка, и того, кого хотели они взять в Москве. Больше всего она была зла на саму себя – какой дурной совет она дала! Господи!
Мать Нику в палату пропустили. Она сразу начала настаивать на заявлении, и тут Ника рассказала ей о заключенном браке и договоре. Мать Ники дама была хваткая. Она сразу поняла, что здесь можно требовать гораздо больше, чем предложили ее наивной дочери.
В это время Мария Борисовна через стекло детской любовалась девочкой. Та кряхтела, открывала ротик. У Марии текли слезы. Она снимала на телефон – отправляла снимки Алёне.
Когда шла по коридору обратно, решила заглянуть в палату Ники, как раз тогда, когда там была ее мать. Ника кивнула матери.
– А, это Вы охмурили мою дочь!
– Охмурили? – удивилась тетя Маша.
– Конечно. Разве столько за рождённого здорового ребенка платят?
Мария Борисовна хлопала глазами:
– Интересно… Платят? Это как? Разве есть на это определенные цены?
– Не знаю. Это вы тут… торгуете детьми! Так знайте, за копейки мы ребенка не отдадим!
Мария Борисовна ошарашенно вышла из палаты, направилась к Кристине.
– Тёть Маш, да не плачьте Вы! Ведь это хорошо, если мать заберёт ребенка. Значит сердце ещё есть. И не нужно ничего платить, забирают пусть. А у Алёны все будет хорошо. У них есть время. И то, что Сергей не отец, хоть и в браке теперь с этой… доказуемо. Сегодня всё решится, не переживайте, время-то уже поджимает – оформлять девочку надо.
Кристина просила мать дождаться Алёну с Сергеем. Они задерживались, Сергей все никак не мог освободиться с работы, да и дорога дальняя. Алена вся извелась, пока приехали они для разговора в роддом.
– Аленка, успокойся. Я говорить буду. Опыта у меня в таких разговорах больше…
Говорил Сергей.
– Сколько? Нет, извините. Мы не будем забирать девочку…
Алена набрала воздуха в грудь и не могла выдохнуть. Хотелось кричать, но Сергей велел ей молчать. Дома она гладила стекло телефона, разглядывая фотографии… Она уже успела полюбить девочку.
– Так вы же брак заключили, а…. Теперь вот и платите алименты нам на ребенка, – пыталась угрожать мать.
– Вероника, разве мы не договорились? – оборачивался он к Нике.
Ника вынести это не могла. Как он может на нее повышать голос? Она же его боготворила! Она отвернулась, упала лицом в подушку и застыла.
Она была уверена – от нее сейчас вообще ничего не зависело. … Кукол дёргают за нитки…
– Не давите на мою дочь! Вы и так ее обманули. Вы – мошенники! И я буду жаловаться! В этом роддоме происходит страшное! Все узнают, что тут торгуют детьми! Завтра же тут будут журналисты.
Доводов и угроз у матери Ники было предостаточно.
– Что Вы, что Вы, – в притворном испуге поднял руки Сергей, – Мы желаем вам счастья. Вам и вашей малышке. И конечно, то, что отец не я, я на днях докажу, это не проблема.
А когда вышли в коридор, изменился в лице, сжал кулаки до хруста. Алена плакала на полном плече бабушки Маши.
А вот мать и Ника, оставшись в палате, растерялись. Никто не захотел им платить. Даже ту сумму, которую предлагали им изначально, они теряли.
Ника плакала, обвиняла мать и пугала, что заберёт девочку. Мать, перекипев, пошла искать Марию Борисовну.
– Ладно, согласны мы на эту сумму, напишет она отказ,– уже спокойно вещала мать Ники.
– Это ваше дело. Подумайте ещё… дитё прелестное. Может посмотрите? Я договорюсь.
– Нет-нет! Не нужно этого. Звоните своим. Пусть сначала деньги…
– Не думаю, что они согласятся. Теперь уж вряд ли. А Вы б все же глянули хоть глазком…
– Ну, – мать Ники, выплеснув весь гнев на семейную пару, которая была уж совсем и не семьёй по закону, теперь успокоилась, – Ну, если можно…
Мария Борисовна договорилась. Мать Ники уставилась на девочку неотрывно.
– Господи, на бабку нашу как похожа! Такая бабка у нас была душевная, такая …, – и вдруг женщина заплакала, а потом и вовсе разрыдалась, пришлось звать медсестру, делать укол.
Она оправдывалась, кляла всю жизнь, все свои неудачи и несчастья, выложила всю свою историю жизни.
А потом вернулась в палату и заявила Нике, что нужно девочку забирать.
– Ладно, Ник! Пусть утрутся своими деньгами. Ну их! А мы … Можно и на заочку перевестись, раз так. Как-нибудь протянем… Хоть и тяжко на мою-то зарплату. Но что тут поделаешь! Не были богатыми, так нечего и начинать. С настоящего-то отца ребенка чего взять? А люди… поговорят-поговорят, да и кончат.
Усталая заплаканная, размякшая от укола мать, озвучив такое решение, уехала к сестре спокойно.
А Ника так и лежала на боку, всё думала и думала о своем будущем. В последнее время она только этим и занималась – думала о будущем.
Ночь проспала очень крепко. А на утро отказалась кормить ребенка.
Когда прибежали сотрудники, спросили ее о причине, объявила, что хочет отказаться от ребенка. С ней опять говорила врач, вызывала ее к себе в кабинет дважды. Но Ника возвращалась в палату ещё более уверенная в своем выборе. Врачи узнали телефон ее матери, но он не отвечал. Приходил психолог, ее уговаривали не делать этого, но она была неумолима. Она всё решила!
– Так будет лучше для ребенка, – твердила она.
Она считала, что во всей этой истории ее вины нет. Это обстоятельства – ребенку будет лучше в другой семье.
В этот же день Нику выписали. Она ушла из роддома, гонимая колючим снегом, не оглядываясь. Это было ее решение, ее выбор.
Она была уверена – не было в этом никакой ее вины, просто обстоятельства. Она впервые приняла самостоятельное серьезное решение, ориентируясь лишь на свои чувства и разум. На свое сердце. На свое холодное сердце.
«Кукол дёргают за нитки, на лице у них улыбки,
И играет клоун на трубе.
И в процессе представленья создается впечатленье,
Что куклы пляшут сами по себе.»
***
Лишь через неделю Ника получила половину обещанной первоначальной суммы. Вторую обещали прислать через полгода. По закону, до лишения ее прав на ребенка, она ещё могла забрать девочку. Но делать это она не собиралась. Даже мать уже не могла на нее повлиять.
А девочка через полтора месяца уже была у законного отца – мужа отказницы Сергея. Но эти полгода жили они как на пороховой бочке… ждали, не передумает ли родная мать. Не передумала. Деньги перевели…
А из очереди на усыновление они, стараниями Сергея и его друзей, и ещё каким-то чудом, не вылетели, и вскоре во вновь зарегистрированной семье появился ещё и мальчик трёх лет.
А Мария Борисовна все шутила, что видно поэтому и не уволилась она из роддома, что ждала, когда прибудет туда любимая правнучка – правнучка Машенька.
***
И живут среди нас люди с льдинками в сердце.
И нет шансов у них этим сердцем согреться …
Спасибо, друзья, что читаете мои рассказы. Это так вдохновляет!
Этот рассказ основан на реальной истории усыновления ребенка. А вот о мотивах главной его героини можно было только догадываться …
Автор: Рассеянный хореограф
