— Я не брала этой броши, я не знаю, как она оказалась в кармане! — по щекам девушки катились слезы, лицо ее было бледным.
— Я отдам тебя под суд, воровка, — закричала на нее женщина, заглушая своим густым басом тоненький голосок.
Она держала девушку за тонкое запястье крепкой хваткой.
— Не слушай ее, Клавдия Петровна, я видел, как она брошку в карман клала! — мужчина, торгующий рядом овощами, гневно размахивал руками за своим прилавком.
— Нам плевать, что ты дочка уважаемого доктора! Отсидишь свое за воровство, не переломишься! — прошипела Клавдия Петровна, тряся брошью перед лицом испуганной девушки.
Та пыталась вырвать руку и металась около прилавка, словно дикий зверек, угодивший в капкан.
Федор лениво повернул голову на крик. Он только-только уснул в тени высокого прилавка отцовской мясной лавки, и вот на тебе — Клавдия снова подняла шум. Пожалуй, у толстухи был самый громкий и противный голос на базаре.
— Анька, что там случилось? — спросил Федор у девушки, высунувшейся по пояс из-за прилавка, чтобы было лучше видно то, что происходит у соседних палаток.
— Дочка немца Миллера, кажись, брошку у Клавдии хотела своровать.
— Хорошенькая? — зевая спросил парень.
— Нисколько. Тощая и белобрысая, — со злорадством ответила продавщица.
Федор вздохнул и отвернулся, закрыв глаза. Несколько минут ворочаясь из стороны в сторону и устраиваясь поудобнее, Федор все же понял, что в таком шуме ему точно не уснуть. А поспать было бы неплохо — вечером он собирался на танцы. Кто знает, во сколько он вернется домой? Федору было двадцать, самый возраст для того, чтобы не спать майскими ночами, гуляя по пустым улицам города с девушками и шепча им на ухо слова любви.
Парень встал с лежанки, вышел из палатки и потянулся, громко зевнув. Осмотрев прилавок, он убедился в том, что мяса на нем лежит достаточно, холодильники полны, и отец не будет ругать его за лень и безалаберность, когда приедет с проверкой в обед.
Клавдия не унималась, Федор обернулся и взглянул на преступницу. Со спины — тощая, как жердь, светлые волосы завязаны в пучок на затылке, длинное темно-коричневое платье. Какая скука. Немка, что с нее взять! Бледная моль! Не чета широкобедрым, русоволосым русским девчонкам в ярких платьях, с которыми водил дружбу Федор.
Достав из кармана сигарету, Федор закурил и медленно подошел к ругающимся.
— Что стряслось, Клавдия Петровна? Шуму подняли на всю округу, как будто убивают вас, — громко проговорил Федор, улыбаясь пышнотелой торговке.
— Посмотри на эту бесстыжую, Федя! — кричала женщина, брызгая слюной, — посреди бела дня хотела своровать у меня брошь!
Федор подошел к девушке вплотную и заглянул в ее лицо. Наврала Анька! Она вовсе не дурнушка. Голубые глаза, темные ресницы, бледная кожа с едва заметными веснушками на носу и щеках, светлые кудри, выбившиеся из пучка — девушка, действительно, сильно отличалась от тех крепких и фигуристых девиц, с которыми Федор заводил знакомство. Но она была не хуже, а даже лучше их.
Сердце Федора затрепетало. Глядя на тоненькую, хрупкую фигурку, можно было подумать, что ее сдует первый же сильный порыв майского ветра. Девушка смотрела на людей вокруг загнанными глазами, бледная и испуганная. Она что-то беззвучно шептала, теребя в руках белый кружевной платок. Молилась что ли?
У Федора внезапно защемило сердце. Примерно такое чувство он однажды испытал в детстве — когда на его глазах свора бродячих собак разорвала его любимую овцу, за которой он обещал ухаживать. У парня вдруг так же, как в детстве, сперло дыхание, и внутри что-то заклокотало, забурлило от возмущения. Он понял, что должен во что бы то ни стало защитить эту «овечку».
— Ну-ка разошлись все быстро по своим палаткам, — рявкнул Федор так, что все торговцы замолчали, — устроили тут балаган!
Любопытные зеваки стали понемногу расходиться. Все знали вспыльчивый нрав сына мясной лавки, и что под его кулаки лучше не попадаться.
— На вот, Клавдия Петровна, возьми деньги за брошь, только пожалей мои уши, перестань голосить на весь рынок, — Федор протянул женщине пачку купюр, которые отец с утра дал ему на закупку корма для скота, — даже я такого вынести не могу, не то что уж эта чахоточная девчонка. Посмотри, как ты ее запугала, она того гляди свалится в обморок.
— Что же ты, Федя, деньгами раскидываешься, — проворчала Клавдия Петровна, торопливо забрала деньги из руки парня и, не считая, сунула их в карман своего широкого пиджака, — ладно уж. Только из глубокого уважения к твоему отцу я эту мошенницу отпускаю. Под твою ответственность, Федя!
Федор кивнул, взял девушку за руку и повел к выходу. Тонкая рука, зажатая в его широкой ладони, была ледяной. Он инстинктивно сжал ее покрепче. Когда они вышли с рынка, перешли несколько оживленных улиц и дошли до ботанического сада, Федор сбавил темп, а потом остановился в тени деревьев, которые только-только выпустили на божий свет первые, ярко-зеленые листочки. Девушка робко спросила:
— Вы меня к отцу ведете?
— А надо? — строго спросил Федор, внимательно посмотрев на свою подопечную.
— Нет… — голос ее звучал неуверенно, казалось еще чуть-чуть, и она расплачется.
— Такое ощущение, что отца ты боишься гораздо сильнее, чем злобной Клавдии, которая тебя в милицию отвести хотела!
Девушка робко улыбнулась и опустила глаза, смутившись. У Федора сердце забилось быстрее от чистоты и нежности, исходившей от нее. Весенний ветер растрепал светлые пряди у ее лица, разрумянил щеки. Теперь она уже не казалась ему такой болезненной и прозрачной. Наоборот, было в ней что-то неуловимое и загадочное, чего он раньше не встречал в девушках. А еще Фёдор стоял довольно близко, и ощущал ее запах — нежный, цветочный.
Девушка, смущаясь от пристального взгляда Федора, поправила шляпку и снова уставилась себе под ноги.
— Я не воровка, это вышло случайно, клянусь вам. Я ценю вашу помощь, но совершенно не знаю, как отдать вам этот долг. У меня нет денег.
Щеки у девушки пылали, а ее речь с едва уловимым акцентом звучала так мелодично, что Федору вдруг захотелось, чтобы она не умолкала. Поэтому он ничего не ответил ей.
— Книги! У меня есть старые книги на немецком языке. Их можно продать за хорошую цену. Я могу принести их вам завтра. Только не говорите ни о чем моему отцу, — девушка внезапно упала перед ним на колени в придорожную пыль, — Умоляю вас! Не ходите к нему.
Федор быстро подскочил к ней, легко поднял ее на ноги и принялся отряхивать от пыли ее платье.
— Ты дура что ли? — воскликнул он, — не стану я ничего рассказывать твоему отцу. С ним, говорят, лучше не связываться, до того он суров! И книг мне твоих не надо… Ничего мне от тебя не надо.
Девушка смотрела на него, и во взгляде ее читалось непонимание.
— Чем же мне вас отблагодарить?
— Да ничем! — засмеялся Федор, потом несколько секунд подумал и сказал, — пойдем со мной на танцы?
— Нет, что вы, отец меня не отпустит.
Федор пожал плечами, отогнал от лица жужжащего шмеля. Девушка смотрела на него своими голубыми глазами, и бурю чувств будил в нем этот ее наивный, испуганный взгляд.
— Куда же тебя отпускают? — спросил он.
— В библиотеку по четвергам, — тихо ответила она.
— Тогда договорились. Завтра же четверг? Буду ждать тебя около библиотеки в десять утра. Заодно посмотрю, что там интересного в ваших библиотеках… — Федор улыбнулся и заметив, что девушка снова покраснела, спросил напоследок, — как хоть зовут тебя?
— Лили, — девушка развернулась и легким шагом пошла прочь.
— Лили, — произнес задумчиво Фёдор.
Даже имя у нее было особенное — нежное, цветочное, загадочное.
Перейдя пыльную дорогу, Лили скрылась за углом дома, только тогда Федор пошел обратно. Что ж, сейчас нужно было придумать, что сказать отцу про деньги, которые он так безрассудно отдал этой жадной, увешанной побрякушками, Клавдии, чтобы та отпустила Лили.
Весь обратный путь Фёдор думал об этой странной девчонке, одетой, как монашка, которую отец не отпускает на танцы. Она была совсем не в его вкусе, но ему очень хотелось еще раз увидеть ее бледное, ангельское личико. А может быть, снова защитить ее от чего-то еще.
***
Дом Миллеров стоял далеко от центра маленького городка и выделялся среди других домов своим величественным, странным и даже мрачным видом. Двухэтажный особняк из серого камня с массивными колоннами у входа обособленно и горделиво возвышался над другими домами, стоящими на улице. Позади дома был большой тенистый сад.
Дом выстроил здесь пятьдесят лет назад отец Адама Миллера, Иоганн, обрусевший немец. Из-за странной смеси архитектур, нетипичных для русских строений, люди прозвали дом Миллеров склепом.
Семья Адама Миллера, уважаемого в городе врача-хирурга, жила обособленно и замкнуто. Они не посещали светские мероприятия, не прогуливались праздно по улицам в выходной день, не принимали у себя гостей. Никто не знал, что происходит за толстыми серыми стенами таинственного особняка.
Адам Миллер был хорошим врачом. На рабочем месте он всегда был сосредоточен, молчалив и серьезен. Его массивную фигуру было видно издалека. Когда он, оставив машину на больничной стоянке, подходил к хирургическому отделению, медперсонал и пациенты поочередно здоровались с ним, а он в ответ лишь небрежно кивал головой направо и налево.
Адама Миллера уважали и даже побаивались. Он не давал подчиненным поблажек и наказывал за проступки и опоздания по всей строгости. Сам он никогда не опаздывал, наоборот, приходил за час до начала смены. В больнице он говорил только о работе, никогда никто от него не слышал ни словечка о личной жизни. Никто из его коллег не был знаком с его семьей.
Поговаривали, что семь лет назад в семье Миллера случилась большое несчастье, он потерял жену и старшего сына. Но подробностей этой трагедии никто не знал. Так же, как никто не знал о том, какой он был на самом деле — этот высокий, широкоплечий, суровый мужчина в белом халате.
Сейчас Адам Миллер жил с тремя дочерьми, старшая из которых Лили, была девицей на выданье, средняя, Александра, только-только закончила школу, а младшая, Грета обучалась на дому. Дочерей Миллер воспитывал в строгости, им было запрещено куда-либо выходить из дома, за исключением школы, продуктового рынка и библиотеки.
Именно в библиотеку бежала Лили, когда, проходя через рынок, решила остановиться и полюбоваться прекрасными брошками в лавке Клавдии Петровны…
***
— Хочешь сказать, что он не понравился тебе? — Александра встряхнула короткими волосами и хитро взглянула на сестру.
Подойдя к старинному зеркалу в черной раме, Александра сморщилась, рассматривая свое платье. Оно было точно такое же, как у Лили — длинное, темно-коричневого цвета, с глухим белым воротничком.
Лили раскладывала приборы на столе. Скоро с работы вернется отец, все должно быть готово к его приходу. От вопроса сестры она покраснела и замерла возле стола.
— Да… Нет! Я не знаю! — нерешительно ответила она, — У него плохие манеры, наверняка, он дурно воспитан. Он… Он даже не знает, что такое библиотека!
— Но при этом он спас тебя, — снова улыбнулась Александра, — брось, Лили. Тебе двадцать, а ты еще даже не целовалась ни разу!
Лили укоризненно посмотрела на сестру. В глубине души она восхищалась Александрой. Та, не обращая внимания на запреты отца, была смелой и решительной, умела рисковать и выкручиваться из различных переделок.
Даже тогда, когда несколько месяцев назад она обстригла кухонными ножницами свои длинные косы, ей удалось отделаться минимальным наказанием — розгами. А ведь отец мог запереть ее в подвале на год, как грозился…
— Пошли курить, Лили. У тебя уже все готово к ужину, а отец все равно раньше семи не появится, — сказала Александра и направилась к выходу.
— Ты опять закурила? — спросила Лили.
Александра кивнула, достала из кармана пачку сигарет и, покрутив ее перед глазами сестры, направилась к выходу.
Курить Александра начала еще год назад, но, после того, как отец нашел в ее комнате выкуренную сигарету, он месяц продержал ее в подвале. С тех пор приносить сигареты домой девушка больше не решалась.
— Мне все это надоело, Лили. Мое терпение на исходе. Тебе двадцать, мне восемнадцать, мы уже взрослые и можем самостоятельно принимать решения, ты так не думаешь? — в голосе Александры прозвучал вызов, — я решила сбежать. Больше ты меня не остановишь.
Лили вздрогнула от слов сестры. Она боязливо осмотрелась, снова подошла к окну и окинула взглядом дорогу, ведущую к дому. До прихода отца еще и вправду оставалось добрых двадцать минут. Поэтому она торопливо вышла за сестрой в сад.
Лили знала, где находится тайное место Александры — позади дома, у самого забора, за густо насаженными елями. Задрав длинные подолы платьев, они ползком пробрались в это укрытие. Потом взглянули друг на друга и рассмеялись, шикая друг на друга и зажимая рты ладонями.
Александра достала из-под подола сигареты и спички, закурила и протянула сигарету сестре. Лили боязливо взяла ее и поднесла к носу. Сегодня у девушки был особенный день. Благодаря конфузу на рынке, она познакомилась с парнем. И да, похоже, он и вправду ей понравился.
Более того, Лили заметила в глазах Федора взаимную симпатию. Если и не симпатию, то искренний интерес в них был точно. По такому поводу Лили поднесла сигарету к губам и слегка вдохнула в себя крепкий дым. Сквозь собственный кашель, она услышала звонкий смех сестры. Та забрала из рук Лили сигарету, с легкостью затянулась и выдохнула густой белый дым.
— Ты вправду хочешь сбежать? — тихо спросила Лили.
— Да. Теперь уж точно. Я хочу жить, Лили. Я безумно хочу жить!
Лили закрыла глаза, но так и не решилась представить, какой может быть свободная жизнь, ведь они столько лет провели в четырех стенах этого дома. Она посмотрела на сестру — ее бледное лицо сияло блаженством. Она-то уж точно могла представить себе свободу.
Лили в глубине души часто завидовала Александре. Она казалась такой счастливой и беззаботной, такой смелой и отважной, по сравнению с ней самой. Александра была младше, но при этом она была умнее и проворнее ее. Александра была настоящим лучом света в их сером доме.
— Так ты пойдешь завтра с ним в библиотеку? — спросила Александра, резко сменив тему и заставив Лили отвлечься от грустных мыслей.
Если отец узнает, то побьет Лили. Или, что еще хуже, посадит в темный подвал, кишащий крысами. Подвал — это самое ужасное место в их доме. Беспокойные мысли проносились в голове Лили, страшные картинки перед глазами сменялись одна за другой. Лили, в отличие от Александры, всегда старалась быть послушной, чтобы не угодить в подвал. Но сегодня был особенный день, и Лили ощущала себя взрослой и свободной. Она прижала к груди ту руку, которую днем так крепко сжимал этот парень, Федор, так его зовут…
— Да, я пойду, — ответила Лили, — а потом мы с тобой сбежим. Я хочу убежать с тобой.
Александра посмотрела на сестру и похлопала ее по плечу, выражая свое одобрение. Глаза Лили сияли счастьем. Сестры обнялись, и Лили зарылась лицом в волосы Александры, вдохнула их до боли знакомый аромат. Хорошо, что у нее есть сестра. Без Александры ее жизнь была бы сплошным мраком.
Когда девушки вылезли из своего укрытия и направились к дому, держась за руки, Лили указала рукой в сторону деревьев и сказала:
— Смотри, вишня зацвела.
Александра вдруг остановилась на полпути, схватила сестру за плечи. От нее пахло табаком, дыхание было теплым и порывистым. Она смотрела Лили в глаза так, словно хотела прочитать в них ответы на свои вопросы.
— Мы обязательно станем свободными, Лили, — прошептала Александра, — я это чувствую. Это случится очень скоро.
— Когда? — спросила Лили, пытаясь справиться с волнением.
— Когда отцветет вишня…
Лили улыбнулась сестре и потянула ее по направлению к дому.
После смерти мамы они уже мечтали об этом — сбежать, стать свободными. Они построили целый план побега, каждую ночь Александра пробиралась из своей комнаты в комнату сестры, и под одеялом они обсуждали, куда побегут, где будут жить, и что делать.
В те несколько недель, пока они готовились к побегу, у Александры была мечта. Она загорелась ей, она жила ей. Она хотела стать свободной, ее тяготило постоянное подчинение, она ненавидела отца, дом и всю ту жизнь, которую он им насильно навязывал. Александра говорила Лили, что уж лучше будет бродяжничать и побираться, чем терпеть все это. Лили тогда смотрела в счастливое и воодушевленное лицо сестры и старалась заставить себя поверить в то, что у них и вправду все получится. Они сбегут и начнут новую жизнь.
Лили отступила в последний момент. Они выбрались из дома, перелезли через высокий забор, добежали до окраины города. Все получилось, все прошло так, как они планировали. Но Лили вдруг остановилась, села на землю и принялась плакать.
— Я не могу, Александра… Не могу.
— Но почему, Лили? — Александра побледнела, губы ее затряслись от волнения.
Ее мечта вот-вот должна была исполниться, она уже почти свободна, неужели трусиха Лили все испортит?
— Я не могу оставить малышку Грету одну, — всхлипывала Лили, вытирая слезы кулаками, — Я обещала маме, что никогда ее не оставлю…
Той ночью они вернулись домой вместе. С тех пор Лили всегда казалось, что Александра так и не простила ей этого поступка. Каждый раз, когда Грета жаловалась на них отцу, Александра смотрела на Лили с немым упреком, мол, вот на какую маленькую, неблагодарную предательницу ты променяла нашу свободу…
Сестры выходили из сада, когда вдруг услышали сильный грохот, доносящийся из дома.
— Отец! — крикнула Лили и бросилась бежать.
Обернувшись на крыльце заднего входа, она позвала Александру:
— Давай быстрее, чего ты медлишь?
Александра сорвала веточку мяты и торопливо сунула ее в рот, чтобы перебить терпкий запах табака.
***
Отец сидел в столовой на стуле. Лили взглянула на старинные часы — стрелки показывали без пяти минут семь.
— Вы сегодня пришли пораньше, отец, как хорошо! А мы с Александрой были в саду, — промямлила Лили, выдавливая из себя подобие радостной улыбки.
— Я вернулся домой, а меня тут, оказывается, не ждут! — рявкнул отец, — Где мой ужин?
Лили посмотрела на стол и к своему удивлению обнаружила, что на нем нет ни тарелок, ни приборов, которые она готовила заранее. Грета! Это опять ее проделки!
— Ну что вы, отец! Все уже готово. И мы вас поджидали. Правда же, Александра? — Лили почувствовала, как ноги ее подкашиваются от страха.
— Так поджидали, что не удосужились вовремя накрыть на стол? — отец встал и мощным рывком опрокинул стол. Тот рухнул на бок, белая скатерть съехала на пол.
Лили вскрикнула от страха, но тут же зажала рот ладонью. Как так вышло, что она позволила себе так опрометчиво вести себя? Не стоило ходить с Александрой в сад, вот теперь им обоим несдобровать.
— Простите нас, отец, это недоразумение! И это больше никогда не повторится! — Лили взглянула на сестру, ожидая ее поддержки, но та стояла, упрямо сжав губы и молчала.
Часы на стене пробили семь раз, и на кухню вошла бледная, худая девочка лет десяти в коротком, светлом платье. Две аккуратные, тоненькие косички, завязанные темно-синими бантиками, лежали на сутулых плечах. Казалось, она даже не заметила погрома на кухне. Подняв глаза на отца, она мило улыбнулась ему, обнажив кривые, желтые зубы.
— Грета, дитя мое, — отец протянул к ней обе руки, — как твои успехи?
— Хорошо, папочка. Учительница сказала, что сегодня я выполнила задания по высшей математике гораздо лучше, чем вчера. Она обещала сама рассказать тебе о моих успехах, — девочка обняла отца, а тот наклонился и поцеловал ее в макушку.
— Следили ли за тобой твои сестры? — строго спросил отец.
Грета пристально посмотрела сначала на Лили, потом на Александру и ответила:
— Нет, отец. Сестры сегодня бездельничали вместо того, чтобы помочь мне с математикой, которую задала учительница. А потом они курили в саду. Им даже некогда было подготовить стол к ужину.
Лили почувствовала, как по ее спине течет холодный пот. Почему эта девчонка так поступает с ними? Почему? Она же все эти семь лет заменяла ей мать — следила за ней, укладывала спать, сидела ночи напролет у ее кровати, когда та болела. За что сестра так ненавидит их с Александрой?
— Курили, говоришь? — во взгляде отца мелькнула ярость.
Он подошел к шкафу и достал оттуда длинную розгу. Лили взглянула на Александру, которая побледнела и сжала кулаки. По блеску в ее глазах Лили поняла, что еще чуть-чуть, и сестра кинется на отца с кулаками.
— Как по-твоему, они достойны наказания? — спросил отец у Греты.
Та кивнула и села на стул, в ожидании захватывающего зрелища. Отец медленно подошел к Лили и схватил ее за запястье. Лили вскрикнула от боли и неожиданности.
— Снимай платье! — закричал на Лили отец, и отшвырнул ее к стене, — снимай платье, подлая крыса, я буду пороть тебя!
Слезы покатились по щекам Лили. Она знала, что спорить с отцом бесполезно, он верит только ей — своей маленькой Грете, которая ненавидит их с Александрой.
Лили отвернулась лицом к стене и неслушающимися пальцами стала расстегивать верхние пуговицы платья. Это всегда было очень унизительно — раздеваться перед отцом до нижней сорочки, а потом, кусая губы до крови, терпеть удары, больнее которых, наверное, ничего не было.
Так было с самого детства. Малейшее неповиновение, и отец порол их с Александрой. Когда Альберт, их старший брат, был жив, ему тоже доставалось. Хотя, наверное, ему доставалось чаще всего.
Когда Лили, наконец, расправилась с пуговицами, в дверь внезапно позвонили.
— Кто это может быть? — напряженно спросил отец, и, не дожидаясь ответа, прошипел Лили, — оденься!
Спустя несколько минут, отец вернулся на кухню и сказал, обращаясь к ней:
— Иди, тебя срочно вызывают в библиотеку. Сегодня вечером у них награждение самых прилежных читателей. Даю тебе ровно час, — отец легким движением поднял стол и поставил его на место, — хоть где-то ты преуспела, Лили. Александра! Неси ужин! Отложим твое наказание на потом.
Александра метнула разъяренный взгляд в широкую отцовскую спину и прошла на кухню, где Лили заранее приготовила к ужину запеченную индейку с овощами.
Лили же поправила платье, взяла в прихожей свою шляпку и быстро вышла из дома. На улице она вдохнула свежий и ароматный майский воздух. Он пах не только весной, он пах свободой, которой у Лили никогда не было.
Дойдя до чугунной калитки она увидела того, кого меньше всего ожидала здесь увидеть…
***
Федор стоял у калитки и широко улыбался. Лили выпорхнула из этого мрачного дома, как маленькая птичка из своего безобразного гнезда. Сейчас парень был одет в брюки и темно-зеленый пиджак, в руках он держал связку книг, волосы были аккуратно зачесаны набок, а на носу красовались круглые очки. Лили замерла на месте, но уже через несколько секунд подошла к Федору и не сдержалась, улыбнулась ему в ответ.
— Это что шутка? — спросила она, выходя из калитки.
— Я не мог дождаться завтрашнего дня, — честно ответил Федор, когда они пошли по направлению к библиотеке, — да и я вовсе не уверен в том, что ты бы пришла.
Лили, еще не отошедшая от того, что только что происходило в ее доме, проглотила комок, подступивший к горлу, и ответила:
— Наверное, ты прав, скорее всего я не пришла бы…
Она оглянулась, чтобы удостовериться, что отец не идет следом за ними и спросила:
— Куда же мы идем?
— Смотреть на цветущий май! — весело ответил Федор и, сняв с себя нелепые очки, положил их в карман пиджака.
Когда они дошли до ботанического сада, Федор знакомыми тропами провел Лили на поляну, окруженную со всех сторон деревьями. Он кинул связку книг на землю, снял пиджак и, расстелив его на траве, предложил Лили сесть. Девушка аккуратно присела на край пиджака, оставив место для Федора.
Федор стал рассказывать Лили о себе, о своей семье. Лили слушала и удивлялась тому, насколько легко и просто могут жить отдельные семьи. Оказывается, члены большого семейства могут даже шутить друг над другом, как это было принято в семье Федора, а за проступки их не бьют и не наказывают.
Федор спросил было Лили о ее семье, но та замялась, не зная, что сказать, потом покраснела и отвернулась.
— Ты правда никогда не был в библиотеке? — спросила девушка после длительного молчания.
Она преодолела свое смущение и взглянула Федору в глаза. Они были удивительного цвета — зелень плавно переходила в карий, что придавало взгляду глубину и загадочность. Лили никогда прежде не видела таких глаз. Хотя… Она вообще редко видела людей, только на улице, но там неудобно было к ним присматриваться. Федор легко прикоснулся рукой к ее холодной ладони, а потом взял ее в свои руки.
— Что мне там делать? Я работаю, мне книжки читать некогда, — усмехнулся он.
Лили выдернула свою руку и отвела глаза в сторону.
— Насчет броши… Я… Я правда не хотела.
— Мне кажется, что в твоей жизни слишком много запретов, Лили.
Федор сунул руку в карман, достал оттуда маленький сверток и протянул его Лили.
— Возьми, это мой подарок тебе. Пусть принесет удачу.
Лили развернула бумагу и увидела ту самую брошь. Глаза ее загорелись, на щеках выступил румянец. Какое-то время она молча рассматривала украшение со всех сторон.
— Мне никто не дарил таких подарков! Я не могу принять его… — сказала, наконец, Лили.
— Ты обидишь меня, если не примешь.
Федор взял из рук девушки брошь и аккуратно прицепил ее на платье Лили. Он снова уловил тот едва различимый, нежный аромат исходящей от девушки. Федор, не раздумывая, наклонился к лицу девушки и нежно поцеловал ее в губы. Та резко отпрянула от него, словно обожглась, и тут же прижала ладонь к губам.
— Ты запала мне в душу, Лили, с того самого момента, когда я увидел тебя утром на рынке. Сегодня я думал о тебе каждую минуту… Поэтому и пришел. Знала бы ты, чего мне стоило раздобыть этот дурацкий наряд!
Лили все еще держала ладонь на губах, словно боялась, что Федор снова поцелует ее. Она боялась открыто признаться себе, что этот парень ей тоже нравится, но сердце неистово стучало в груди, глаза горели, а внутри трепетало то, что раньше дремало на самом дне души — первая любовь и непознанная страсть.
— Я бы хотел, чтобы мы увиделись как можно скорее. Боюсь, долго я не протяну, завтра мне просто необходимо увидеть твое прекрасное лицо и подержать твою руку в своей руке… — сказал Федор, и каждое его слово томительной нежностью отозвалось в груди девушки.
Лили обуревали эмоции. С одной стороны она тоже хотела еще раз увидеться с Федором. А с другой — боялась, что об этом может узнать отец. Отец… Она совсем забыла про время!
Взглянув на часы, Лили запаниковала.
— Я… Извини, мне нужно домой.
После этого она бросилась бежать из сада по направлению к дому. Федор догнал ее у самого выхода, и в густых синих сумерках протянул девушке ветку с белыми цветами.
— Спасибо, — прошептала Лили, прикоснулась нежными соцветиями к лицу и вдохнула легкий аромат цветущей вишни.
А потом она со всех бросилась бежать домой.
Федор смотрел ей вслед и улыбался. Лили бежала сквозь цветущие вишни, темное длинное платье колыхалось из стороны в сторону, волосы, собранные тонкой атласной лентой на затылке, рассыпались по спине.
Эта худенькая, светловолосая девушка сейчас занимала все мысли Федора. Отец часто, шутя, спрашивал его, когда же он, наконец, полюбит одну-единственную и перестанет менять своих пассий.
Надо сказать отцу, что, похоже, этот день настал…
***
Лили лежала в кровати, нежась в теплых рассветных лучах. На прикроватной тумбочке в пластиковой бутылке из-под молока стояла ветка цветущей вишни. За ночь на ней распустилось еще несколько нежных цветов. Их аромат разносился по комнате, наполняя пространство томительным предвкушением счастья и любви.
На часах было почти пять утра. Лили всегда просыпалась в это время, чтобы успеть приготовить завтрак для отца и прибрать кухню к тому времени, как он встанет. Этим утром Лили проснулась необычайно счастливой.
Прижав ладонь к губам, она снова и снова вспоминала вчерашний поцелуй. Ее первый поцелуй. Даже не верится, что все случилось так легко и так неожиданно. Лили часто представляла себе, каким будет ее первый поцелуй. В этих розовых девичьих мечтах всегда был принц на белом коне, а в сам момент поцелуя над головой влюбленных звучали «Бабочки» Роберта Шумана.
В реальности же никакой музыки не звучало, лишь высоко над головой цвела вишня и пели птицы. Но все же это было гораздо приятнее и волнительнее, чем в мечтах.
Очнувшись от своих мыслей, Лили посмотрела на часы и вскочила с постели. Потом быстро застелила ее, умылась, надела платье и заплела волосы в тугую косу. Спустившись на кухню, Лили удивилась тому, что Александра вчера не помыла посуду после ужина. Может быть, сильно устала?
Лили быстро перемыла грязные тарелки и занялась завтраком. Когда отец, побритый и надушенный, сел за стол, Лили поприветствовала его и поставила на стол тарелку с яичницей и беконом, подрумяненные тосты со свежим сливочным маслом, сырники с клубничным джемом и свежесваренный черный кофе без сахара.
Себе и сестрам она положила на тарелки по два сырника. Женщины не должны много есть — эту фразу Лили помнила с детства. Однажды они с Александрой съели без спроса сладкий пудинг, приготовленный матерью к ужину. Отец так разозлился на них, что выпорол обеих розгой и посадил на несколько дней в подвал.
Это было ужасно. В подвале было темно, холодно и сыро. Они просидели там несколько дней. Сначала кричали, молили отца, чтобы он выпустил их, потом замолчали и прижались друг к другу, пытаясь согреться. Время в холодной темноте тянулось медленно, минуты казались днями, а часы — годами.
Из еды отец давал им лишь черствые сухари и воду. Когда Лили с Александрой, наконец, разрешили подняться наверх, дневной свет на какое-то время лишил их зрения. Ноги, затекшие от долгого сидения, не слушались, до своих комнат на втором этаже они добирались ползком…
Услышав лёгкие шаги на лестнице, Лили встряхнула головой, чтобы отогнать свои мрачные детские воспоминания.
Грета вошла в столовую и села за стол.
— Наложи Грете больше еды, Лили — громко сказал отец, — она растет и трудится каждый день умственно, в отличие от вас.
Лили послушно встала, взяла тарелку Греты и прошла с ней в кухню, думая о том, что Александра уже давно должна была спуститься к завтраку. Отец не терпел опозданий, ей снова влетит от него.
— Откуда у тебя эта брошь? — рявкнул отец, указывая пальцем на грудь дочери, где со вчерашнего вечера красовался подарок Федора.
Лили задрожала. Как она могла забыть про брошь? В комнате ее не было ни одного зеркала, но здесь, в столовой, она даже не взглянула на свое отражение утром. Что же теперь будет? Руки у Лили затряслись, в голове застучало.
— Это подарок. Наградили вчера в библиотеке, как лучшего читателя… — Лили чувствовала, как пунцовый румянец покрывает ее щеки, — не только меня, конечно. Еще двоих… Красивые, правда?
Отец ничего не ответил. С надменным видом он взял чашку с кофе и шумно отпил глоток.
— Пойду проверю Александру, — тихо сказала Лили и направилась к лестнице.
— Александра в подвале, — тонким голоском пропищала Грета, после чего заискивающе посмотрела на отца.
Лили почувствовала, как огромный ком подкатил к горлу. Пока она спокойно спала в своей теплой постели, Александра мерзла в холодном подвале. Но за что? Что произошло, пока Лили отсутствовала? Девушка вопросительно посмотрела на младшую сестру. Та уплетала свой завтрак, ехидно улыбаясь.
— Отец наказал ее за дерзость и за курение! — сказала Грета с набитым ртом.
Лили вздохнула и села на свой стул. Но аппетит отбило напрочь, кусок не лез в горло.
— Можно я съем твой завтрак? Ты все равно не ешь, — спросила Грета и посмотрела на Лили.
Та кивнула в ответ и подвинула к ней свою тарелку.
Когда отец ушел на работу, Лили первым делом отстегнула от платья брошь и спрятала ее в своей комнате. Потом она быстро перемыла грязную посуду, причесала Грету и посадила ее за уроки. С минуту на минуту придет репетитор — маленькая, седая женщина в очках. Отец хорошо оплачивал ее занятия с Гретой, ему нравилось, что женщина не болтлива и не задает лишних вопросов.
Когда Грета, наконец, дождалась учительницу, и они вместе ушли в библиотеку, плотно закрыв за собой двери, Лили выглянула в окно и, убедившись, что улица пуста, побежала в кладовку. Отодвинув коврик с дверцы в полу, ведущей в подвал, Лили увидела на нем знакомый массивный замок.
Раньше отец не запирал Лили с Александрой в подвале — они были маленькими, слабыми и не могли сдвинуть массивную крышку с места. Но когда они подросли, у них стало получаться поднимать ее. Когда отца не было дома, сестры выбирались из своей «тюрьмы» и занимались своими делами, а вечером снова забирались обратно в подвал. Такое заключение было не таким мучительным.
Но как-то отец ушел на работу, а спустя какое-то время вернулся назад, забыв взять какие-то бумаги. Зайдя в дом, он увидел, что обе наказанные девочки сидят за столом и за обе щеки уплетают манную кашу, оставшуюся от завтрака.
Разъяренный мужчина снова выпорол непослушных дочерей, при этом с каждым ударом он как будто стремился выплеснуть на них весь свой гнев. Нежная кожа на спинах девочек покраснела и растрескалась. Несколько месяцев после этого они не могли спать на спине. Позже отец принес в кладовку этот огромный замок, и с тех пор у Лили и Александры не были ни единого шанса на побег из подвала…
— Александра! Александра! — позвала Лили, — сестренка, как ты?
В подвале послышался шум. И спустя мгновение, Лили услышала слабый голос:
— Лили… Я думала, что не дождусь тебя… Выпусти меня отсюда. Мне очень плохо! У меня сильно болит голова. Мне кажется, я умру…
— Он бил тебя по голове? — в ужасе спросила Лили, чувствуя, как руки ее холодеют от ужаса.
— Он столкнул меня в подвал, я упала и ударилась головой, — Лили услышала слезы в голосе сестры, и ее затрясло от страха.
Она стала метаться по душной кладовке в поисках ключа, но его нигде не было.
— Подожди, Александра, я поищу ключ в его кабинете!
Лили выбежала из кладовки и бросилась к двери в отцовский кабинет. Закрыт… Конечно же, он закрыт, а все ключи он носит с собой. Что же ей делать? Как помочь сестре?
Лили вернулась в кладовку и наклонилась к крышке подвала. Крупные слезы капали на пол, оставляя на деревянных досках темные следы. Ей было очень страшно. Ощущение собственного бессилия — это самое ужасное состояние.
— Сестра, родная моя! Александра, — звала она, но из подвала больше не доносилось ни одного звука, — ключа нигде нет. Подожди еще немного, я обязательно придумаю, как освободить тебя.
Лили стала осматривать полки в поисках того, чем можно сорвать замок. В углу она заметила огромный молот. С трудом подняв его, она изо всех сил стукнула им по замку, потом снова и снова. Но у нее ничего не выходило — замок будто намертво замкнулся. Тут нужна была мужская сила. Лили со своими слабенькими руками никак не справиться с ним.
Выбежав в коридор, Лили надела шляпку и и вдруг услышала крик Греты:
— Лили, что там за шум?
— Не волнуйся! Я просто уронила ящики на кухне, — отозвалась замершая на пороге Лили.
Не хватало еще того, чтобы Грета начала звонить отцу на работу. Но судя по всему, Грету устроил такой ответ, и она снова скрылась в библиотеке. Лили выскользнула из дома и аккуратно притворила за собой дверь. Выйдя за калитку, она бросилась бежать по улице.
Только один-единственный человек мог ей сейчас помочь. Она не знала, как попросит его о помощи, и чем объяснит все происходящее в их доме. Лили просто бежала вперед, надеясь на то, что Федор непременно поможет ей спасти сестру. Ведь он уже два раза спас ее саму.
Подбежав к зданию библиотеки, Лили остановилась, огляделась и сразу же увидела Федора. На его лице сияла счастливая улыбка. Подойдя к Лили, парень заметил ее тревогу, изменился в лице и сразу же спросил, что случилось.
— Я не знаю, как объяснить. Ты, наверняка, будешь удивлен и ничего не поймешь. Возможно, ты будет шокирован и разочарован. Прямо сейчас моей сестре нужна помощь. Отец закрыл ее в подвале. Она… Она упала и повредила голову, — на последних словах Лили всхлипнула, изо всех сил пытаясь сдержать слезы, подступающие к горлу.
Ей было очень страшно. Она боялась представить, что подумает о ней Федор, боялась того, что сделает отец, когда узнает, что она своевольно открыла подвал, но все же больше всего она сейчас боялась за жизнь сестры. Александра была для нее самым родным человеком. Отец уже отнял у нее маму и брата, она не могла допустить того, что он отнимет и Александру…
— Чего же ты медлишь, бежим! — Федор потянул Лили за руку, и они побежали назад, к мрачному, серому особняку, который скрывал за своими стенами столько зловещих тайн.
***
— Ее надо отвезти в больницу, Лили. У нее, как минимум, сотрясение, — сказал Федор, серьезно посмотрев на Лили, которая обтирала бледное лицо сестры влажным полотенцем.
Федор вытащил Александру из подвала и помог донести ее до спальни. Лили обливалась слезами, благодаря бога за то, что сестра оказалась жива.
— Отец придет и осмотрит ее, он же врач… Главное, что она жива, — тихо произнесла Лили, — тебе пора. Иди, пожалуйста. Нельзя, чтобы тебя здесь кто-то видел.
— Не знаю, что происходит в вашем доме, Лили, но все это мне сильно не нравится, — произнес Федор, — хочешь, пошли со мной, я поговорю с отцом, мы что-нибудь для вас придумаем.
— Нет, спасибо, — Лили начинала нервничать, Федору нельзя было здесь находиться.
Отец запрещал кому бы то ни было, кроме репетитора, появляться в их доме. Если он узнает, что Лили приводила в дом постороннего, да еще и молодого парня, он будет в бешенстве.
— Если отец узнает, что ты мне помог, у твоей семьи будут проблемы, — сказала Лили.
Парень стоял посреди комнаты в полном замешательстве. Перед ним сейчас стояла девушка, которая ему безумно нравилась — бледная, растрёпанная и заплаканная, но при этом она уверяла его, что у нее все в порядке. А рядом лежала без чувств ее сестра с огромной кровавой ссадиной на голове. Почему ее заперли в подвале? Что происходит в их доме? Все казалось ему странным, ненормальным. От этого на душе был неприятный холодок.
— Лили, с вами точно все будет в порядке? Мне не хочется оставлять тебя в таком состоянии.
— Да-да, все будет хорошо, — Лили подошла к Федору, взяла его руку и поднесла ее к губам, — ты очень помог мне. Спасибо…
Федор наклонился к девушке и снова поцеловал ее.
— Если тебе будет нужна моя помощь, сразу же приходи, поняла?
Губы девушки показались ему сладкими на вкус, голова закружилась от избытка чувств к ней, такой хрупкой и беззащитной. Лили отпрянула от Федора и потянула его за руку прочь из комнаты.
— Уходи, тебе пора идти.
Она проводила парня до калитки на заднем дворе и тоже поцеловала на прощание, пообещав, что завтра они встретятся у библиотеки и погуляют немного в ботаническом саду. Когда Лили возвращалась обратно к дому, то наткнулась на Грету. Оказывается, все это время девочка наблюдала на ними сквозь густые кусты боярышника.
— Можешь рассказывать ему, мне все равно, он и так убьет меня после всего, что я сделала… — Лили устало и безразлично посмотрела на младшую сестру и прошла в дом.
***
Адам Миллер был хорошим мужем и отцом. По-крайней мере, сам он был в этом уверен. Он хорошо зарабатывал, жил в просторном доме, доставшемся ему в наследство от отца, и умел поддержать дисциплину в своей семье.
То, что в его сердце не было ни капли любви ни к жене, ни к детям, его никак не волновало. Любовь не главное. Главное — то, что о тебе подумают люди. О главном хирурге города люди должны думать хорошо, у него должна быть идеальная репутация.
Поэтому Адам Миллер часто поколачивал жену, чтобы была послушной и знала свое место, а детей за непослушание запирал в подвале. Таким образом он воспитывал всех, кроме Греты. Он с самого начала считал, что из всех его детей одна Грета способна многого добиться в жизни.
Когда рождались старшие дети, он ничего к ним не чувствовал, смотрел брезгливо на кульки из байковых одеял, в которых копошились и корчились красные сморщенные младенцы, и думал о том, что была бы его воля, он тут же выбросил бы их на помойку. Но что подумают люди?
Еще ему было слегка жаль жену — на ее лице после родов читалось истинное счастье. Порой он даже завидовал ей, ведь сам он никогда не испытывал этого ощущения. Сначала она родила ему сына, потом, одну за другой, двух дочерей. Ни один ребенок не вызвал у Адама Миллера нежных чувств.
Дети раздражали его, мешали ему насладиться одиночеством, тишиной и спокойствием, нарушали порядок в доме. Поэтому он решил с самого начала быть с ними предельно строгим. Воспитание — нелегкий труд, так подумал отец семейства и поставил розгу на самое видно место в столовой.
За малейшую провинность он бил детей и искренне считал, что это идет им на пользу, и только так он может научить их правильно вести себя. Потом он придумал новое наказание — запирать ослушавшихся в своих комнатах. Но вскоре и это показалось ему слишком гуманным, и он впервые спустил истошно кричащего сына, который случайно уронил за ужином котлету на пол, в подвал.
Ребенок визжал от страха и не унимался до тех пор, пока не сорвал голос. Что чувствовал в этот момент пятилетний мальчик, этого Адам Миллер знать не желал, но с тех пор это жестокое наказание стало традицией.
Девочкам, Александре и Лилии, повезло чуть больше — их чаще всего наказывали вместе, потому что они во всем были повинны вдвоем. Вдвоем сидеть в подвале было тоже страшно, но все же не так страшно, как по-одиночке. Адам Миллер считал это неким проявлением своей доброты.
Лишь одна Грета смогла растопить сердце человека, который, казалось, был напрочь лишен чувств. С раннего детства Грета была умна и сообразительна не по годам. В четыре года она уже умела читать и считать. Адам Миллер внезапно проникся ощущением, что его младшая дочь — особенный ребенок, вундеркинд, подающий большие надежды. А это значит, что люди будут восхищаться ей, а, соответственно, и им тоже.
Миллер стал нанимать девочке лучших репетиторов и сейчас, в свои десять лет, Грета уже почти освоила программу старшей школы. У Греты был один единственный изъян — порой с ней случались нервные припадки — она бросалась на окружающих, словно дикая собака, кричала и визжала, словно сумасшедшая. В такие дни Адам Миллер запирал девочку в своей комнате, где она царапала ногтями и грызла зубами стены, каталась по полу в нервных конвульсиях и кричала что-то невнятное.
Припадки начались у Греты вскоре после смерти матери и брата Альберта. Миллер не любил вспоминать об этом. Не потому что это событие стало для него огромным горем, а потому что люди могли подумать о нем после всего случившегося бог весть что.
Хорошо, что сейчас все давно забыто. Сейчас он не вспоминал ни о жене, ни о сыне. И надеялся на то, что и Грета когда-нибудь все забудет… Грета была его единственной надеждой, единственной радостью в жизни. Адам Миллер хотел во что бы то ни стало сделать дочь счастливой.
Вот только у него был собственный взгляд на счастье. Он заставлял Грету с утра до вечера заниматься уроками. Днем она должна была заниматься с репетитором, а вечером — самостоятельно. После работы Адам Миллер шел с девочкой в библиотеку и проверял, сколько тем она изучила за прошедший день. После этой строгой проверки, Грета отправлялась спать. Она не гуляла, не общалась со сверстниками, не играла в куклы. Она была похожа на марионетку, за все движения которой отвечал отец.
Чтобы уберечь Грету от чего-то дурного, неправильного, любящий отец запер девочку дома, позволяя ей прогуливаться лишь по их саду. Он постоянно внушал дочери, что она одна в доме достойна его внимания, что старшие сестры годятся лишь для того, чтобы в дальнейшем стать прислугами для своих мужей, а она, Грета — другая, особенная. Она сможет многого добиться, стать ученой, сделать великие открытия, прославить имя своего отца.
Лили и Александра часто сидели в подвале, Грету же никогда там не запирали, но кто по-настоящему жил, как в тюрьме, так это Грета, потому что ее заключение, в отличие от заключения сестер, было не временным. Оно было вечным.
В свои десять лет Грета Миллер была бледным, сутулым, худым и болезненным ребенком. Она изо всех сил старалась угодить отцу, ведь видеть разочарование на его лице было для нее сродни смерти. К старшим сестрам девочка относилась с неприязнью, но иногда неведомая тоска заставляла ее приходить среди ночи в комнату Лили, забираться в ее постель и крепко обнимать сестру, слушая, как та поет ей колыбельную.
***
Лили не пришла на следующее утро к библиотеке, как обещала Федору. Несмотря на то, что Грета ничего не рассказала отцу о постороннем мужчине в доме, сам факт того, что Лили освободила Александру из подвала, подействовал на отца, как красная тряпка на разъяренного быка.
Увидя сорванный в кладовке замок, он весь побагровел, а потом принялся неистовствовать — опрокинул стол с ужином, откинул свой стул в дальний угол столовой, а потом направился к лестнице, выкрикивая на весь дом проклятия.
— Вы сейчас же обе отправитесь в подвал и просидите там до конца своих дней, две неблагодарные крысы! — закричал он, поднимаясь на второй этаж.
Лили бежала за ним, пытаясь вымолить у отца прощения, но все было тщетно, своими словами она лишь подливала масла в огонь. Александра лежала на кровати с закрытыми глазами, отец, даже не взглянув на ее рану, подхватил ее на руки, вынес из комнаты и понес вниз, к кладовке.
— Отец, Александре нужна помощь, у нее травма головы. Пожалуйста, помоги ей. В подвале ей станет только хуже, — плакала Лили.
Но отец не слушал ее. Открыв крышку подвала, он спустил Александру вниз, положил на холодный пол, затем вылез и схватил за руку Лили.
— Ты знала, что бывает с теми, кто нарушает в доме порядок! — сказал он и подтолкнул Лили к спуску в подвал.
— Пожалуйста! Ты же погубишь ее… Так же, как погубил маму и Альберта… — конец фразы Лили произнесла шепотом, но они подействовали на отца так, как не подействовал бы самый сильный крик.
Он замер, а через несколько мгновений замахнулся и дал Лили пощечину. Не удержавшись на ногах от удара, она упала на пол, вскрикнув от боли. Подняв на отца заплаканное и покрасневшее лицо, она все поняла без слов. С трудом поднявшись на ноги, она стала спускаться вниз, в темное, холодное подземелье, где она была пленницей бесчисленное множество раз, но так и не привыкла к этой кромешной темноте и сырости. К тюрьме невозможно привыкнуть…
И снова время замерло. Секунды растянулись до бесконечности, Лили пыталась их отсчитывать, но они молотом стучали по ее затылку и вискам. Лили прижималась спиной к холодной, влажной стене и держала на коленях голову сестры, которая время от времени ненадолго приходила в себя, а потом снова впадала в забытье.
Один раз Лили услышала сильный шум, доносящийся сверху — как будто кто-то бросил на пол что-то тяжелое. Потом снова и снова. Лили сидела, запрокинув голову вверх, дрожала всем телом и прислушивалась, пытаясь понять, что происходит в доме. Но вскоре все стихло, и в подвале снова наступила зловещая тишина. Тишина, которая оглушает сильнее самого громкого звука…
— Обещай мне одну вещь, Лили, — вдруг прошептала Александра, проснувшись и прижав холодные ладони Лили к своей горячей голове, — Обещай, что ты станешь свободной.
Лили очнулась от своих темных мыслей, погладила сестру по спутанным волосам и прошептала:
— Обещаю…
Александра снова забылась сном, а Лили шептала молитву снова и снова, а когда ее слова спутались в голове от частого повторения, она заплакала. Течение времени в ее голове нарушилось, и Лили уже не могла наверняка определить, сколько часов, дней или недель они сидят в подвале.
Поначалу отец приносил им хлеб и воду раз в день, а потом перестал. Наверное, это было частью наказания. Лили слизывала капельки воды со стен, мочила пальцы и прикладывала их к губам Александры. Скоро гнев отца утихнет, и он отпустит их. Наверное…
Интересно, Федор вспоминает о ней?
Интересно, вишня еще в цвету?
***
— Лили…
Голос прозвучал издалека. Чей это голос? Мамы? Александры? Греты?
Лили попыталась распрямить плечи, но вскрикнула от боли — спина затекла от долгого сидения в одной позе, мышцы закаменели, перестали слушаться. От голода руки и ноги отказывались двигаться.
Лили попыталась вспомнить, когда в последний раз ела, но не могла, так как давно потеряла счет времени. Чувствуя, что у нее совсем не осталось сил, она прислонилась к стене и тяжело вздохнула.
— Лили! — в этот раз голос прозвучал громче и отчетливее.
Лили открыла глаза и крикнула, подняв лицо вверх:
— Грета, это ты?
— Да, Лили, это я, — девочка всхлипнула, отодвинулась от тонкой щели между полом и крышкой подвала.
Лили зажмурилась — из щели в холодную темноту проникал дневной свет. Тонкий луч резал черное холодное пространство напополам. Открыв глаза, она смотрела, как завороженная на свет и не сразу ответила сестре.
— Расскажи, что у тебя случилось, — произнесла Лили слабым голосом.
Грета рыдала. Лили молчала, терпеливо ожидая, пока сестра успокоится. Наконец, рыдания стихли, и девочка заговорила, прижимаясь лицом к щели.
— Лили, я думала, что вы и вправду мертвы. Так сказал мне вчера отец.
Лили потеряла дар речи, по ее коже побежали мурашки.
— Что ты такое говоришь, Грета? Он не собирается нас выпускать? — закричала Лили.
Она почувствовала, как к горлу подступил комок.
— Несколько дней назад к нам в дом приходил тот человек, который помог тебе вызволить Александру из подвала, — продолжила Грета, понизив тон, — он представился твоим парнем, Лили. Он хотел найти и забрать тебя отсюда.
Лили почувствовала, что от страха у нее немеют руки и ноги. Но одновременно с этим жутким ощущением, ее захлестнула волна нежности к Федору. Он не забыл о ней…
— И что отец? — спросила она.
— Отец… — всхлипнула Грета, — он сказал ему, что вы с Александрой уехали отсюда навсегда. Парень не поверил ему, и отец ударил его. А потом он прогнал его и сказал больше никогда не приходить сюда. Я испугалась! Я подумала, что отца за это посадят в тюрьму…
Грета сновал начала плакать, а Лили успокаивала ее.
— Вчера, когда отец проверил мои уроки, я спросила его, где вы. Он сказал, что вы мертвы, и что это лучшее, что может произойти с вами, — Грета снова громко всхлипнула, — сначала я обрадовалась, но потом испугалась…
— Отец еще что-нибудь сказал? — перебила ее Лили, и голос ее прозвучал хрипло и безжизненно.
— Он сказал, что… — Грета выждала паузу, вздохнула и выпалила на одном дыхании, — что сейчас он будет жить без позора. Что никто отныне не будет его позорить, и он больше не будет волноваться о том, что скажут люди, потому что у него осталась лишь я — его гордость и его надежда.
Грета замолчала. Лили больше не слышала ни ее вздохов, ни всхлипываний.
— Что ж, разве ты этому не рада, Грета? Ты же ненавидишь нас с Александрой, — тихо произнесла Лили.
— Не рада, — капризно ответила девочка, — я ничего не понимаю в высшей математике, которую сейчас пытается вдолбить мне в голову эта противная старая тетка! Скоро он поймет это, и все…
Лили молчала и смотрела на свет, струящийся из тонкого отверстия. Грете, видимо, надоело разговаривать с ней, и она тоже молча сидела на крышке подвала.
— Почему Александра молчит?
Задав этот вопрос, Грета вдруг резко поднялась с пола и накинула на крышку плотный половик. По легкому топоту над головой Лили поняла, что сестра чего-то испугалась и убежала из кладовки.
Только сейчас Лили поняла, что Александра и вправду уже давно не откликается на ее зов. В темноте она пошарила вокруг себя руками и, нащупав подол платья сестры, подползла к ней и взяла за руку. Рука была ледяная и жесткая на ощупь.
— Александра, Александра, проснись, — шептала Лили, подползая ближе к сестре.
Она с силой потрясла девушку за плечо, с ужасом понимая, что сестра не откликается на прикосновение. Тело ее было неподатливым, словно большая пластиковая кукла. В глубине души Лили уже все поняла, но наотрез отказывалась это принимать.
— Александра! Сестренка! Пожалуйста, ответь мне, — шепот Лили перешел в крик.
Она начала бить руками вокруг себя, крича изо всех сил, а потом уткнулась лицом в платье сестры, вдыхая холод, исходящий от ее тела, выла, пытаясь заглушить ту боль, которая мощной волной накрыла ее с головой. В такой боли невозможно не захлебнуться. И Лили захлебывалась. Захлебывалась в боли и в собственных слезах. Захлебывалась уже второй раз в жизни. Первый был из-за мамы.
***
Маму Лили звали Клара.
Клара была румяной, пышнотелой девушкой. В юности у нее было много поклонников, но когда на нее обратил внимание молодой, подающий надежды хирург Адам Миллер, она была вне себя от счастья. Адам был высокий, мускулистый, темноволосый — настоящий красавец. От него исходила такая уверенность в себе, что глупенькая и наивная Клара никак не могла устоять.
Когда Адам пришел к родителям Клары просить ее руки, девушка сидела ни жива, ни мертва. Сжав под столом кулаки, она молилась про себя о том, чтобы ее отец согласился на свадьбу. Уверенность Адама покорили родителей Клары, и вскоре молодая семья Миллер навсегда уехала далеко из родного города Клары.
Адам не хотел, чтобы на жену оказывалось какое-либо влияние, в том числе со стороны родни. Он хотел, чтобы она принадлежала лишь ему. Как вещь. То, что у молодой жены могут быть свои интересы и свои желания, его совершенно не интересовало.
Клара поначалу противилась такому порядку, ее угнетала жизнь в огромном, богато обставленном, но неуютном и безжизненном доме Адама. Она плакала, худела, дурнела, но ничего не могла поделать — отец никогда бы не принял ее обратно, а уйти в неизвестность у Клары не хватало духа.
Когда Клара забеременела, то окончательно поняла, что выхода у нее нет, нужно жить той жизнью, которая ей суждена. Из веселой, жизнерадостной, красивой девушки, она превратилась в молчаливую, замученную, покорную и высохшую женщину.
Она ежедневно прилежно выполняла домашние обязанности, а раз в месяц, нехотя, но покорно — супружеский долг. Единственной искренней и сильнейшей любовью в жизни Клары стала любовь к сыну.
Альберт был ее первенцем. Когда она впервые после родов увидела его сморщенное, красное личико, то не могла сдержать слез восхищения и счастья. Клара поклялась себе, что ее сын вырастет не таким, как Адам. Клара любила и баловала Альберта. Младшие дочери никогда не вызывали у нее такого умиления и восторга, они всегда были на втором плане для нее. Альберт же стал для Клары всем. Окруженный любовью и вниманием матери, он рос нежным и трепетным мальчиком.
Когда муж начал жестоко наказывать Альберта за малейшие шалости и проступки, сердце матери разрывалось от боли. Долгое время она не смела перечить мужу. После каждого наказания она утешала сына, гладила его по светлым волосам и целовала в мокрые от слез щеки. В эти минуты слезы ее лились рекой, а внутри копилось нечто большое, черное и злое. Клара знала, что настанет день, и она не сможет совладать с собой, тогда эта черная злоба вырвется наружу.
Когда Альберту исполнилось пятнадцать, он сбежал из дома. Но скрыться от отца у него не получилось. Адам Миллер нашел сына той же ночью — тот спал на соломенном матрасе в заброшенном доме на окраине города.
Притащив упирающегося подростка домой, он принялся бить его, обещая запереть в подвале на всю оставшуюся жизнь. Клара, которая последние сутки не находила себе места от волнения и страха, почувствовала, что больше не может себя сдерживать. Она схватила на кухне скалку и с размаху ударила мужа по голове. К ее удивлению, тот не упал замертво, он даже не пошатнулся от удара, лишь резко развернулся к Кларе и схватился рукой за ушибленное место.
Девочки, которые все это время наблюдали за происходящим с лестницы, закричали от страха, увидев, что разъяренный отец тяжелым шагом направляется в сторону матери.
— Беги, Альберт! — закричала Клара, уже тогда она поняла, что будет биться за сына до последнего.
Парень смотрел на отца глазами, полными ужаса, но потом поднялся с пола и побежал к заднему выходу. Адам Миллер побежал вслед на сыном, в несколько больших шагов преодолев разделяющее их расстояние.
Но тут Клара, догнавшая мужа, бросилась ему на спину, вцепилась в лицо и стала раздирать его ногтями, оставляя на коже глубокие царапины. Мужчина несколько секунд пытался сбросить с себя взбесившуюся жену, и когда у него это получилось, он отшвырнул ее от себя. Клара ударилась головой об угол стола и тут же осела на пол с широко раскрытыми глазами. На ее худом, бледном лице застыла страшная гримаса.
Девочки, рыдая, подбежали к матери и стали обнимать ее. Когда Лили увидела кровь, тонкой струйкой текущей от виска матери вниз по шее, под темный воротничок, она взяла Александру за руку и потянула ее на себя.
— Кажется, она умерла, — тихо сказала она.
Вместе с Александрой они сидели на полу возле неподвижной Клары и смотрели, как маленькая Грета пальцем размазывает кровь матери по полу.
Тем временем отец догнал в саду Альберта и одним ударом садовой лопаты повалил его на землю…
Лили не знала, как отцу удалось скрыть такое чудовищное происшествие от общества, но он сумел преподнести все, как несчастный случай. Лили тогда поняла, что, в случае чего, им неоткуда ждать помощи. Отец — уважаемый человек в городе. Им с сестрой все равно никто не поверит.
И она переняла участь матери — смирилась со своей жизнью…
***
Грета снова плакала, сидя на крышке подвала. Лили казалось, что сквозь маленькую щель на нее капают теплые слезы сестры.
— Он кричит на меня каждый вечер, Лили. Он грозится привязать меня к стулу, пока я не выучу всю высшую математику. А я ничего не понимаю, сестра. Моя голова отказывается что-либо запоминать. Вчера у меня снова был припадок… — голос у Греты был возбужденный, она то и дело всхлипывала, а потом вдруг закричала, — Я хочу умереть!
Лили вздрогнула от этих слов. Как-то она точно так же сказала Александре, а сестра внимательно посмотрела на нее и ответила:
— Ну и дура ты, Лили. Другой жизни у тебя не будет. Надо бороться!
Лили прокашлялась и ответила Грете:
— Помоги мне выбраться отсюда, Грета, и мы вместе убежим от него.
— С Александрой?
Лили помолчала, повернула голову в том направлении, где лежало холодное тело сестры, и ответила:
— С Александрой…
— Я не знаю, как тебе помочь, Лили, — захныкала Грета. Замок очень большой, ключ отец уносит с собой. Да и некогда — мне нужно учить уроки.
— Ты единственная, кто может мне помочь, Грета. От тебя зависит моя жизнь, — сказала Лили и почувствовала страшную усталость.
Грета вышла из кладовки, плотно прикрыв за собой дверь. Подойдя к окну в гостиной, она посмотрела на цветущие вишни через дорогу. Маленькие белые лепестки уже летели по ветру, кружась вместе с ним в причудливом танце.
Грета не любила цветущую вишню, потому что ее любила Лили. Грета не любила все, что любила старшая сестра. Потому что она ненавидела Лили всей душой.
Грета знала, что отец любит ее больше сестер, и очень гордилась этим. Ей было дозволено гораздо больше, чем им. Ей одной отец покупал сладости, игрушки и красивые платье. Она даже питалась лучше сестер, которые обязаны были делиться лучшим с Гретой.
С раннего детства Грета чувствовала себя принцессой, особенным ребенком. Она всегда думала, что она — единственная любовь для своего отца. Пока как-то ночью не увидела, как отец заходит в комнату Лили.
Грета на цыпочках прошла за ним и, приоткрыв дверь, заглянула внутрь. Отец стоял над кроватью Лили и смотрел на спящую девушку. Грета смотрела на его лицо и не могла поверить своим глазам. На лице этого сурового человека читалась нежность. Он осторожно коснулся волос Лили, но сразу же отдернул руку, словно обжегся.
Грета так же, на цыпочках, ушла в свою комнату и там разрыдалась, пряча голову под подушку. Неужели отец любит Лили сильнее? Конечно, это так. Ведь Лили хороша собой, а Грета напоминает лягушонка, еще и зубы у нее ужасные — кривые и желтые. С той самой ночи Грета ненавидела сестру, устраивая ей пакости при каждом удобном случае.
Сейчас Грета смотрела на цветущую вишню и думала, что скоро наконец-то все наладится, и они с отцом останутся вдвоем. Никто больше не будет им мешать. Ведь когда отцветет вишня, Лили умрет.
Вот только бы выучить высшую математику…
***
Федор стоял у задней калитки дома Миллеров. Уже в который раз он приходил сюда, но ничем хорошим это не заканчивалось. Отец Лили был в бешенстве, когда Федор сказал, что он ее парень, выгнал его и даже ударил несколько раз. Еще он сказал ему, что Лили уехала отсюда навсегда.
Федор не верил. Что-то подсказывало ему, что любимая рядом — здесь, в этом большом, мрачном доме. Мысли о Лили не давали ему покоя, любовь заполнила его до краев — так, что было трудно дышать. Федор не мог ни спать, ни есть от сердечной тоски.
Каждый день он ходил вокруг дома Миллеров в надежде хоть что-то увидеть или услышать. Он уже знал, во сколько выходит из дома Адам Миллер, знал, когда к Грете приходит репетитор и до какого времени они учатся в библиотеке, знал, во сколько в доме гасят свет.
Сегодня Федор твердо вознамерился проникнуть внутрь и отыскать Лили. А если ее и вправду там нет, он хотя бы будет знать это наверняка. Федор знал, что его идея рискованная. Этот псих Миллер убьет его, если поймает в своем жилище, но другого выхода у парня не было.
Дождавшись, когда глава семейства уйдет на работу, а Грета, в сопровождении репетитора, отправится учиться, Федор залез в дом через окно в столовой и обошел оба этажа, заглядывая в каждую комнату. Он был и в комнате Лили, где на подоконнике до сих пор стояла увядшая вишневая ветка, которую он ей подарил. Нежные цветы засохли и осыпались. Лили здесь не было, как не было ее и в других комнатах.
Отчаявшись, Федор прошел в кладовку и запнулся. Отодвинув половик в сторону, парень увидел новый замок на крышке подвала. Смутное беспокойство заполнило его душу. Неужели Адам Миллер действительно держит своих дочерей в подвале? Может, и Александра вовсе не случайно упала в подвал, а он сам ее туда столкнул?
Федор наклонился к тонкой щели в полу и негромко позвал:
— Лили…
Ответа не последовало. Федор наклонил ухо к щели, но не услышал ни одного звука.
— Лили! Лили, ты здесь?
Сначала Федор услышал какой-то шорох, а потом слабый голос откликнулся на его зов:
— Федор, я здесь… — Лили, казалось, отвечала ему из последних сил, — Федор, спаси меня!
Одним ударом молотка Федор сломал замок, который держал взаперти Лили. Спустившись по узкой лестнице вниз, он не сразу привык к темноте, а потом увидел Лили, лежащую на земле и протягивающую к нему дрожащие руки.
Подняв ее на руки, он вдруг заметил Александру, лежащую поодаль. Она лежала неподвижно, словно брошенная в угол кукла. Федор подошел ближе и в нос ему ударил едкий, приторно-сладкий трупный запах, а потом увидел серо-зеленые пятна на лице девушки.
— Это он убил ее? — еле слышно прошептал Федор, пытаясь унять дрожь в теле.
Лили кивнула, не поднимая головы от его плеча. Только сейчас Федор понял, что Лили истощена и весит, как перышко. Но главное, она была жива, он успел спасти ее. Федор подошел к лестнице и тут же крышка над его головой с громким стуком захлопнулась. Темный подвал, наполненный запахом разлагающегося тела, снова погрузился в темноту…
***
Федору показалось, что с того момента, как он оказался в подвале дома Миллеров, прошло несколько дней. На самом деле, он просидел там всего лишь пару часов. Сначала он пытался выбраться — залазил на лестницу и бил кулаками в дверцу над головой. Потом понял, что это бесполезно, сел на землю и крепко прижал к себе Лили, которая уже почти не шевелилась и не отвечала не его вопросы, но пока еще дышала.
А потом наверху раздался голос Греты.
— Скоро придет отец, он очень обрадуется тому, что я поймала тебя! — Федор понял, что эти слова были обращены к нему, — ты знаешь, что чужакам нельзя заходить в дом Миллеров!
— Грета, отпусти нас, — закричал ей в ответ Федор, — я сделаю все, что ты захочешь, я куплю тебе самую большую куклу или самое красивое платье. Все, что попросишь!
— Мне ничего не нужно! — капризно ответила Грета, — главное, чтобы отец был мной доволен… А он будет очень доволен, когда увидит вас обоих здесь.
— Ты же славная девочка, Грета, — не сдавался Федор, — Умная, красивая. Хочешь, мы с Лили заберем тебя с собой?
— Нет, не хочу, вы не любите меня. Никто меня не любит, кроме отца… — вздохнула девочка.
Федор вдруг не выдержал, бессильно стукнул кулаком по стене и прокричал:
— Твой отец убийца, Грета! Он убил Александру! Она мертва, и лежит в подвале уже много дней! Лили при смерти, она едва дышит.
— Так ей и надо! — закричала Грета и начала метаться по кладовке, словно раненая птица, — Пусть она подыхает! Я ненавижу ее!
— Грета… — шепот Лили утонул в криках младшей сестры.
— Угомонись, маленькое чудовище! — во весь голос закричал Федор, — послушай, что скажет тебе сестра!
Топот наверху замедлился, а потом и вовсе стих. Грета присела на колени и затихла в ожидании последних слов Лили.
— Грета, открой крышку… Выпусти нас, — слова Лили были тихими, словно шелест весенней листвы, но девочка прекрасно слышала их, — Дай нам уйти, Грета. Тогда ты станешь единственной… Он будет любить тебя одну. У него больше никого не будет, только ты. Его любовь и его гордость…
Грета молчала. Секунды тянулись бесконечно долго. А потом она накинула на крышку половик и ушла из кладовки.
***
Грета вернулась спустя час. Пыхтя, она отодвинула с крышки подвала комод, убрала половик и открыла «тюрьму».
— Уходите, — сказала она.
Федор зажмурился от яркого света, а привыкнув к нему, осторожно выбрался из подвала, держа на руках Лили. Выйдя из кладовки, он обернулся и посмотрел на Грету. Лицо у девочки было заплаканное.
— Пойдем с нами, Грета, — предложил Федор.
Девочка посмотрела на него исподлобья и яростно замотала головой.
— Я передумала не из-за нее, — Грета махнула рукой в сторону сестры, которая лежала на руках у Федора без сознания, — а из-за тебя.
Федор вопросительно посмотрел на Грету. И та, опустив глаза в пол, сказала:
— Когда ты приходил сюда в первый раз, ты сказал мне, что я красавица.
Федор вспомнил свое банальное приветствие «добрый вечер, маленькая красавица» и не сдержал улыбки.
— Ну спасибо, маленькая красавица. И прощай!
Он вышел из дома, бережно держа на руках свою драгоценную ношу и отправился в сторону своего дома. Взяв у отца машину, он посадил в нее Лили, которая к тому времени немного поела и пришла в себя.
Они не знали, куда ехали, но оба уже были счастливы. Вдоль дороги на выезде из города росли вишневые деревья. Последние белые лепестки летели вслед уезжающему автомобилю. Лили то и дело оглядывалась, чтобы убедиться в том, что их никто не преследует.
— Никому больше я не дам тебя обидеть, Лили.
Федор внимательно следил за дорогой и не увидел, как дрогнула от этих слов нижняя губа девушки. Ради этих слов стоило вытерпеть все это. Федор одной рукой обнял Лили за плечи, притянул к себе и поцеловал в макушку.
«Я сдержала свое обещание, Александра. Я стала свободной. И случилось это тогда, когда отцвела вишня…» — подумала Лили и слезы покатились по ее щекам…
***
Через несколько лет Лили с Федором, которые спокойно и счастливо жили на ферме в одном из деревенских захолустий, из письма узнали о том, что Адам Миллер скончался от рака. Перед смертью он страшно мучился, никакие лекарства не могли справиться с сильнейшей болью, терзавшей его тело.
Грета Миллер сошла с ума вскоре после того, как Лили покинула дом. А после смерти отца она покончила с собой — ее нашли повешенной в собственной доме.
Оглушенная этой новостью, Лили вышла на улицу, где вовсю бушевал май, и вдохнула запах свежей травы. Подойдя к вишневому дереву, которое она посадила здесь в честь погибшей сестры, Лили прошептала, глядя на белые цветы, вокруг которых жужжали пчелы:
— Он наконец-то получил по заслугам, сестра. Теперь я окончательно свободна, мне не нужно больше бояться. А еще… — Лили запрокинула голову вверх и улыбнулась небу, — Я хоу сказать тебе, что со дня на день у меня родится ребенок. Если это будет девочка, я назову ее Александрой. Это случится очень скоро, сестренка. Когда отцветет вишня…