Авдотья Платоновна, не стесняясь над молодыми со свечой встала. Решила все под свой контроль взять. Большего унижения Фроська в жизни не испытывала. А лицо свекрови, озаренное пламенем свечи, еще долго в кошмарах снилось. С того момента Авдотья Платоновна за воспитание невестки вплотную взялась. Фроська не привыкшая к труду ныть начинала и тут же за это получала. Ни жалобы, ни стенания, ни уговоры на Авдотью не действовали. К концу дня у Фроськи руки и ноги тряслись. Но самое страшное происходило ночью…
Художник Маковский Владимир Егорович
Агафья, когда узнала о том, что произошло, испытала ужас. Каким бы Игнат не был, но все же он ее отец. И чисто по-человечески его было жаль, даже несмотря на то, что он проиграл родную дочь в карты. Никто не заслуживает такой жестокости.
Что же касалось Фроськи, тот тут Агафья неожиданно удивилась тому, что нашла решение Никодима справедливым и заслуженным. Сестру давно пора было уму разуму научить. Глядишь, притихнет.
И все же на душе было горько от предательства. За младшую сестру сердце болело. Впервые за все время Агафья захотела с мужем поговорить и за Лилю попросить. К свекрови идти было бесполезно. Та из вредности не разрешит девочку оставить. Уж за что Прасковья ее невзлюбила, Агафья и не знала. Но голову на сей счет не ломала.
Аким жену выслушал. Но ничего не пообещал. Чудно ему было, что Агафья сама к нему с просьбой подошла. И если бы он с ней жил своим домом, то для свояченицы быстро бы место нашел. А теперь надо было к матери и отцу на поклон идти. В унижении прощения просить и разрешения девочку у них оставить.
Гордость не позволила к отцу подойти, а вот к матушке дойти ноги не переломились. Прасковья на сына не злилась, весь ее гнев на невестку был направлен. В любой другой день, она Акиму отказала бы. Но сейчас поступить так не могла. Знала, что сын озлобится и вредности ее не поймет. Так или иначе он все равно постарается Агафье угодить, только обиду на мать запомнит. Прасковья была себе не врагом, потому разрешила Лильке остаться. Да и честно говоря жалко было девчонку. Но в этом она никому бы не призналась. Аким мать поблагодарил и прощения попросил за грубость. Язык тоже не отсох. Прасковья извинения приняла, и себе вывод сделала – если бы Агафья не захотела сестру оставить, то сын бы еще долго ходил с высоко поднятой головой. И уж точно никаких извинений она бы не услышала.
Для Агафьи разрешение свекрови оставить при себе сестру было сродни чуду. Мысленно девушка устыдилась того, что плохо думала про нее. А утром с поклоном к ней подошла и прощения за все плохое попросила. С того момента Прасковья для Агафьи чуть ли не святой стала. Так ценнен был ее поступок.
Лилька же вновь улыбаться начала. Со старшей сестрой ей было спокойно и хорошо. Под ногами у взрослых она старалась не бегать. Часто предлагала свою помощь. Прасковья девочку не обижала, но ласкового слова не говорила. Лиля много времени проводила на воздухе. Гуляла во дворе или с другими соседскими детьми слонялась по селу.
Никодим полностью в работу погрузился. Занимался делами и налаживал торговлю с городом. Аким ему помогал. Учился, прислушивался. Никодим его на свое место готовил.
Прасковья, смекнув, что своим поведением ничего хорошего не добьется, сменила гнев на милость. Во-первых, Агафья ее внука под сердцем носила. А в том, что будет мальчик, женщина не сомневалась. А во-вторых, у нее новый страх появился. Дом, который строили для Акима, вот-вот должен был быть готов. Сына Прасковья отпускать не хотела. И от одной мысли, что в скором времени он с женой переедет, впадала в уныние. Муж, естественно, смеялся. Заставлял себя молодую вспомнить. Напомнил, как день и ночь Прасковья мечтала от свекров отделиться и своим домом жить. Смех Никодима ее злил, потому что он не понимал, чем было вызвано такое желание. Видимо не помнил, как его маменька невестку изводила. А может, сравнивал несравнимое. Прасковья считала, что к своей невестке хорошо относится. Не лютует, жестокость не проявляет, не оскорбляет без дела. Хотя в душе иногда бунт поднимался. Ведь видела, что Агафья Акима не любит и дите его не ждет.
Материнское чутье Прасковью не обманывало. Не хотела Агафья ребенка и трепет от своего положения не испытывала. Муж ее силой взял и отпечаток этот на всю жизнь в сердце остался. Наждачкой такое не сотрешь.
***
Фроська же день и ночь рыдала в подушку страшась своей судьбы. Свадьба с Еремой была скромной. А брачная ночь вообще никакой. Ерема к женитьбе оказался совсем не готов и на Фроську боялся даже глаз поднять, что уж говорить про большее… Авдотья Платоновна заставляла своего мужа с сыном поговорить, чтобы он как-то повлиял на ситуацию. Но тот лишь отмахивался, мол успеется. Тогда женщина начала на вопль срываться и грозилась в противном случае срамную беседу на себя взять.
Фроська только голову в себя сжимала. От любого крика свекрови становилось жутко.
Всего у было Авдотьи Платоновны было четыре сына. Двое преставились от болезни еще в детстве. Старший сын, Захар, был женат на Ульяне. Той самой, которую Авдотья Платоновна не щадила и в свое время камни заставила жевать. Ульяна на свекровь без разрешения не смотрела и все просьбы понимала с полуслова. Больше всего Фроську удивили ее глаза. Не было в них жизни. Словно не человек она, а живой труп. Раба. Муж ее, Захар, был тихим, но самостоятельным. С матерью не спорил и за жену не заступался. Очень много трудился. С Ульяной у них было трое детей. Две девочки и один мальчик.
Ерема же был отсталым, тихим и ко всему относился боязливо. Ничего не делал без указки матери. Одним словом взрослый ребенок. С таким мужчиной не то, что каши не сваришь, а по свету пойдешь…
Первое время Авдотья присматривалась к невестке, изучала ее. Фроська из-за молчания свекрови чуть ли не чувств лишалась. Страшилась ее гнева невероятно. И самое ужасное было то, что к своему хозяйству женщина ее не допускала. И на этот счет в голову приходили совсем уж кошмарные мысли. «С Авдотьи станется, свою невестку во дворе закопать…»
Свекор с Еремой поговорил, так как считал нужным. Ему было плевать, как у сына с женой все получится. У него таких проблем с Авдотьей не было. Та сама к нему в объятия кидалась. А если этого не случалось, а он очень хотел, то начинал плечи ее гладить. Авдотья, привыкшая к мужу-тюфяку, научилась распознавать его намеки и отвечала той взаимностью, которую он ждал. Именно такой совет мужчина решил дать сыну.
— Ты до плеча ее дотронься. Она почувствует, а дальше все само собой случится.
Ерема слова отца понял буквально. Ночью осмелев, до Фроськиного плеча дотронулся, та лишь руку его откинула. Продолжалась это срамота целую неделю. Авдотья, ожидая увидеть простыню с подтверждением девства невестки, занервничала. Не понимала в чем дело. А потом, когда правду узнала, крик такой подняла, что в соседних домах слышно было. Досталось всем. И Ереме, и мужу, и Фросе, и Ульяне для порядка, и даже старшему сыну Захару влетело. В ту же ночь, Авдотья Платоновна, не стесняясь над молодыми со свечой встала. Решила все под свой контроль взять. Большего унижения Фроська в жизни не испытывала. А лицо свекрови, озаренное пламенем свечи, еще долго в кошмарах снилось.
С того момента Авдотья Платоновна за воспитание невестки вплотную взялась. Фроська не привыкшая к труду ныть начинала и тут же за это получала. Ни жалобы, ни стенания, ни уговоры на Авдотью не действовали. К концу дня у Фроськи руки и ноги тряслись. Но самое страшное, Ерема, познав прелести брачной жизни, осмелел и теперь каждую ночь к жене приставал. Угодное для семьи дело делал.
Тогда-то Фроська и вспомнила Агафью. И за свои слезы злилась именно на нее. Ей даже в голову не пришло, что сестре не лучше живется.
Каждые день вспоминала пережитые унижения и проклятия про себя шептала. Особенно когда совсем тяжко было. Авдотья Платоновна все видела и чувствовала. Пыталась выбить из невестки всю дрянь. По дому Фроська выполняла всю самую грязную и тяжелую работу. К готовке ее не подпускали.
К Ульяне было другое отношение. Свекровь ей доверяла больше, чем Фросе. Но оно и понятно. Не первый год вместе жили.
Фроська уставшая и замученная не знала, как внимание свекрови с себя на другую невестку переключить. Не придумала ничего лучше, как тесто, которое месила Ульяна, пересолить. Подгадала удачный момент и от души соли насыпала. Единственное, чего Фрося не ожидала, так это того, что Ерема все увидит. Он теперь за женой по пятам ходил и глупо улыбался, ожидая наступления ночи.
О плохом поступке жены тут же маменьке доложил. Дурачок был Ерема, что еще сказать. Авдотья Платоновна жалобу сына выслушала, но ничего предпринимать не стала. Решила понаблюдать, что из этого выйдет.
Пироги, естественно, никто есть не смог. На вкус — соль живая. Ульяна испугавший гнева свекрови, словно уменьшилась. Фроська же с интересом уставилась на свекровь. Теперь Авдотья Платоновна глаз с Ульяны не спустит и за испорченную пищу, сто шкур с той сдерет. Но свекровь вместо того, чтобы крик поднять, все пироги перед невесткой сложила:
— Жри, — приказала. – Без воды.
Ульяна давилась, но требование выполняла. Фроська аж рот открыла от удивления. А потом еле улыбку смогла скрыть от того, что план ее сработал.
— Живее!
И никто не спешил за невестку заступиться. Авдотья же нет-нет на Фросю посматривала и заметила в глазах той недобрый блеск. Ей даже на секунду показалось, что та наслаждается происходящим. Плохой знак. Такую бабу под себя никогда не переучишь, сколько не лупи. Кровь дурная. Подлость за подлостью делать будет. И самое страшное то, что девка хитростью берет. Через несколько лет осмелеет, всех изведет или в кулаке держать будет.
Впервые за всю свою жизнь Авдотья Платоновна не знала, что ей делать в такой ситуации. Впервые испугалась, что аж в пот дало. В тягостных мыслях промаялась всю ночь и только утром смогла найти решение.
***
Агафье дурной сон приснился. Будто она мужа и ребенка потеряла. Проснувшись вместо облегчения, испытала опустошение. Жутко стало и страшно. За животик взялась и погладила. Наверное, в тот момент и поняла, что хочет этого ребенка. Аким уже давно встал и застав плачущую жену, удивился. А когда она его обняла, так и вовсе растерялся. Агафью к себе прижимал и по голове гладил. Расспрашивал, чего она так расстроилась. Уж не матушка ли опять ее обижает. Агафья боялась ему ответить. Такие переживания вслух не говорят, чтобы беду на себя не накликать. В объятиях мужа успокоилась и вот уж странность, отпускать от себя его не захотела. Защиту почувствовала.
Перемены в невестке заметила и Прасковья. Другими глазами Агафья смотрела на ее сына. Стараться еще больше стала, а в минуты покоя подолгу у окна стояла, словно выслеживала мужа.
Так же от ее глаз не скрылись и взгляды, которыми вечерами молодые обменивались. Ни лице невестки здоровый румянец появился и глаза заблестели. Прасковья поняла – Агафья в Акима влюбляется и потихоньку к своему сердцу подпускает. Но вместо злости от собственных выводов, почему-то испытала счастье. Подумала, что надо бы невестку от части вечерних хлопот освободить, чтобы она больше времени с мужем проводила.
Аким тоже словно добрее стал. Дурачиться начал и шутить. К ней с отцом с большим уважением и благодарностью относиться стал. И как бы Прасковья не пыталась себя переубедить, ее материнское сердце пело, видя, как сын с каждым днем счастливее становится. Может оно и к лучшему, что все так складывается… Невестка теперь, словно лучик света, в их семье светилась. Прасковья стала вновь семейные вечера устраивать. Показывала тем самым, что принимает Агафью. В их доме опять появился смех, улыбки, и уютнее стало, спокойнее…