— Как доехала? – спросил Ромка. Голос у него звучал подавленно.
— Доехала без приключений, уже на месте.
— Оля, и все-таки ты поторопилась, еще немного и мы бы поженились. Оля, вернись…
Ольга вздохнула. – Рома, ну это смешно… неужели ты думаешь, что сейчас подхвачу сумку и снова побегу на автобус… Пойми одно: мы с тобой расстались.
— А как же наши встречи, сторожка…
— А вот в сторожке все было замечательно…
— А дома у меня значит плохо? Оля, я готов жениться хоть сейчас…
— Я рада. Женись на ком-нибудь другом. Рома, всё, некогда мне. И вообще, не надо мне звонить, — она отключила телефон.
Дома к Ольге кинулись младшие братья и повисли у нее на шее, старшую сестру они любили, может даже больше чем родную мать. Ольга и подарки им покупала, и уроки с ними делала, на собрания в школу ходила.
— Урра! – орали на весь дом Макар и Максим, — Оля приехала!
Людмила вздохнула, взглянув на дочку, подошла и обняла: — Все они «хороши», неужто, и тебе маяться всю жизнь?
— Мама, а папка, разве плохой был? А дядь Саша?
— Ну, ладно, махнула рукой Людмила, пусть хорошие для тебя, давайте ужинать.
***
Ольга душой рвалась в тайгу, в любимую сторожку; ручей хоть и замерз, но наведаться на родное место хотелось так, как будто жажда мучает.
Оля поняла: куда бы она ни убежала, все равно будет скучать по Кедровникам. Правда, воспоминания горькие. Если бы Кирилл, жених ее, не погиб, все по-другому сложилось. Не было бы того нападения на нее, и шрама на плече тоже не было бы.
Но ничего не изменишь, и с этим надо как-то жить. Жить на своей земле, где от одного взгляда на тайгу сердце замирает. Не зря Первомайское, где она жила с Ромкой, тяготило ее — в степи оно находилось. А кому-то и Первомайское роднее всего на свете. Не зря говорят: малая родина в сердце проросла.
Оля выскользнула из теплой постели, потянулась, улыбнувшись, впервые почувствовав что-то хорошее. И в этом блаженном для ее души состоянии стала одеваться. Первым делом побежала к дяде Саше — не терпелось наведаться в сторожку.
Александр Савельевич жил по-холостяцки. В небольшом домишке, разделенном на две половины было скромно: из мебели – на чем спать, да сидеть, где вещи хранить, на кухне холодильник, в другой комнате маленький телевизор.
Готовил он себе на русской печке, да в помощь небольшая электрическая плитка. На окнах висели бело-голубые шторы, которые Ольга периодически снимала, чтобы постирать. Стены и потолок были побелены; раз в год хозяин сам белил, Ольга только помогала постирать, да помыть.
— Ой, как я соскучилась! – сказала Оля, войдя в дом. – Дядь Саш, давай приберусь, может постирать надо.
— Нет-нет, — проходи, Олюшка, никакой уборки, проходи, чай будем пить. Я уже и Буяна запряг, сейчас позавтракаем и поедем.
— А ты, дядь Саш, на браконьеров сам натыкался, или сказал кто?
— Видел я, как машина вдоль просеки шла — чужая машина — я ведь всех местных знаю. А потом след увидел, как зверя по снегу тащили. А через неделю снова выстрелы слышал. А чего им бояться, никто не проверяет, никто не останавливает. Вот Андрей Юрьевич, надеюсь, займется. Кстати, как тебе новый инспектор?
— Дядь Саш, снова начинаешь? – Ольга отвернулась и стала смотреть в окно. – Не нужен мне никто.
— Вот тебе здравствуйте, приехали! Не нужен ей никто! Может сразу в монастырь уйти, да и все дела?
Ольга вздохнула. – Дядь Саш, не могу сейчас ни о ком думать, камень на душе, не везет мне в жизни.
— Ну, надо же, слова какие: «не везет ей в жизни». Можно подумать, что ты два века прожила, чтобы так рассуждать. Ты сначала поживи хотя бы с мое, а потом говори. – Александр Савельевич снял чайник с плиты.
Ольга посмотрела на его почти седую голову, глубокие морщины под глазами и ей стало стыдно, что она расклеилась и что дядька уговаривает ее как маленькую.
— Дядь Саш, а почему ты не женился, ты же давно один. – спросила Ольга.
Она хорошо помнила, как пришло сообщение, что его сын Дмитрий, связавший свою жизнь с армией, погиб. Горе должно было объединить семью, а получилось наоборот: разлучило его с женой. Жили они тогда в райцентре, а когда жена уехала к родственникам в город, перебрался в Кедровники — здесь его младший брать Вячеслав жил, болел уже тогда.
— Было дело, — улыбнулся Александр Савельевич, — одна бабенка обивала пороги, неплохая женщина. Только видно я теперь уже волк-одиночка… видно не забыл я свою Наталью. Мне теперь главное, чтобы ты счастлива была, да детишек твоих увидеть. Ну, все, хватит сентиментальничать, поехали до сторожки.
— Подожди, дядь Саш, я так и не поняла тогда, маленькая была, почему ты с женой развелся… почему тетя Наташа уехала?
Савельич замолчал, тревожно забарабанил пальцами по столу, глядя в окно. – Видно, горе ее надломило, хотела уехать подальше, да только расстояние в этом не помощник… не смог удержать. – Он вдруг резко поднялся. – Ладно, Оля, зачем сейчас об этом, лучше поехали в сторожку.
Еще издали Александр Савельевич увидел лыжные следы, которые вели к избушке. Дверь была распахнута: — Никак гости были? – почувствовав неладное, сказал хозяин.
Войдя в сторожку, увидели на столе пустые бутылки и остатки пиршества; два самодельных табурета были опрокинуты, соль, сахар рассыпаны, консервов — ни одной.
— Тааак, это что за леший тут хозяйничал? – спросил хозяин, понимая, что хулиганов и след простыл.
— Только отъявленные браконьеры могут себя так вести, — заметила Ольга.
За избушкой остались следы. — Похоже, недалеко они ушли, наверное, где-то поблизости еще. Вот что, Олюшка, бери Буяна и возвращайся в деревню, здесь связи нет. Вот тебе телефон Андрея Юрьевича, звони ему и расскажи, какую картину мы с тобой застали. Пусть он по горячим следам настигнет их.
— Дядь Саш, а ты? Тебе нельзя тут оставаться, снова могут явиться.
— За меня не бойся, у меня ружье, пусть только сунутся.
— Не поеду без тебя.
— А я сказал, поедешь! – прикрикнул Савельевич, а потом уже попросил, смягчившись: – Ну, Олюшка, не теряй времени, езжай хотя бы до околицы, оттуда телефон берет.
Ольга поехала обратно, постоянно понукая Буяна, и еще не доезжая до деревни, увидела инспекторский уазик — в этот день новый инспектор Андрей Белозерцев впервые с напарником выехал на участок. Пока Ольга рассказывала про следы, оставленные браконьерами, раздался выстрел, потом другой, она вскрикнула, словно почувствовав надвигающуюся беду.
Понукнув Буяна, крикнула: — Домой! – и конь побежал по накатанной дороге, а сама поехала с инспекторами.
До сторожки на машине не добраться, пришлось оставить в километре от домика. Но до избушки так и не дошли: метрах в ста, под сосной увидели, как в снегу барахтаются два человека, один из них Александр Савельевич, а второй – чужой.
Все трое кинулись в их сторону. – Не надо вам с нами, — на ходу крикнул Андрей Юрьевич. – Оставайтесь у машины.
Но разве Ольгу остановишь, когда помощь нужна родному человеку. Отзывчивая с детства, она всегда спешила на помощь тем, кому она требовалась. Она и к Ромке тогда кинулась, увидев его беспомощного в тайге. А тут – Савельич, дядька родной, который для Ольги, считай что, отца заменил.
Она бежала наравне с мужчинами – худенькая, упрямая, сильная.
Инспекторы оттащили от Александра Савельевич браконьера, хотя на самом деле, надо было его оттаскивать — он, как клещами вцепился в чужака и держал его из последних сил.
Ольга взглянула на браконьера и животный страх прошел через все ее тело: это был Колька Вахрушев, бывший житель их деревни, а на руке та самая наколка, которую она видела, когда на нее напали. И Колька тоже сначала «уперся» взглядом в девушку и быстро опустил голову, словно не признал.
— Двое их было, — тихо сказал Александр Савельевич, второй тоже из бывших наших, Витька Супрун, туда убежал, — махнул мужчина рукой почти обессилено.
— Дядя Саша, что с тобой? – Ольга, забыв о преступнике, наклонилась и увидела, что Савельич ранен, видимо, попытался остановить бандитов, но даже раненый вцепился в браконьера и боролся, сколько было сил.
— Савельич, что с тобой? – Андрей попытался приподнять его, но тот застонал. – Потерпи, дорогой, потерпи немного.
Мужчины перенесли раненого в машину. – Дядя Саша, миленький, потерпи, сейчас поедем, — говорила девушка, а слезы капали на лицо Савельичу, — зачем я Буяна отпустила, вот дура.
— Не реви, Олюшка, живой я.
Андрей впихнул Кольку в машину, надев на него наручники и на всякий случай, связав ему ноги.
— Второй ушел, но далеко не убежит, надо по рации передать, чтобы посты выставили, — сказал напарник.
— Вот что, вы езжайте в больницу, а потом этого, он кивком указала на преступника, сдашь… а я тут останусь… по горячим следам пройду, — предложил Андрей Юрьевич.
— Дядь Саша, держись, я к тебе в больницу приеду, — Ольга захлопнула дверцу, прихватив ружье Савельича. – Я с вами! – сказала она Белозерцеву, не дав ему опомниться. – Вы еще наши места не знаете, а я тут каждую тропинку…
Она махнула водителю уазика, чтобы тот ехал, и он послушно тронулся с места.
Белозерцев схватил ее за плечи. – Высунешься – в угол поставлю!
Он пошел вперед, Ольга бежала за ним. – Нам туда! – подсказала девушка.
— Почему так думаешь?
— Он к поселку пойдет, ему на трассу надо.
— Верю. Может и так. Машину-то они свою бросили. – Он остановился. Резко кинулся к Ольге, повалив ее в снег… раздался выстрел.
— Так значит? – пробормотал Белозерцев. – Ладно, поиграем в зарницу, он повернулся к Ольге. – А теперь без самодеятельности. Остаешься тут, не высовываешься. А я – вниз. Понял я, где он.
Ольга беспрекословно подчинилась его голосу, который казался спокойным, но очень уверенным. – Андрей Юрьевич, у меня ружье дядь Сашино, я стрелять умею… прикрою вас.
— Лучше не надо, не раскрывай себя.
Прячась за стволы деревьев, он стал спускаться, пригибаясь, иногда падая в снег. Потом исчез из виду, и Ольге считанные минуты его отсутствия показались невероятно долго тянущимися, как будто несколько часов прошло.
Она успокоилась, лишь когда увидела его: он махал ей рукой, показывая, что можно спускаться.
Он уже надел наручники на подельника; предположения Ольги оправдались: это был Витька.
— Так у меня ничего нет, — Витька усмехался, кривляясь перед инспектором и не замечая Ольгу. – Или теперь арестовывают за то, что в тайгу вышел?
— За то, что браконьер, — сказал Белозерцев и толкнул мужчину. – Иди, прогуляйся, ты же хотел по тайге походить… тоже мне, нашел место для прогулок.
Лицо браконьера изменилось, когда Белозерцев нашел метрах в двадцати охотничье ружье. – А вот и доказательство прогулки, — сказал инспектор и передал ружье Ольге.
Через час вышли к поселку, а там уже подъехала полиция.
— Оля, вы, наверное, в больницу к Александру Савельевичу хотели? – спросил Андрей Юрьевич.
— Да, если можно.
— Ну, ради такого случая, — сказали полицейские, подбросим.
***
В районной больнице Ольга узнала, что когда дядю Сашу привезли, он уже был без сознания.
Она взяла накидку, села в коридоре на кушетку и сидела так, не шевелясь, потеряв счет времени. Ей хотелось рассказать, что оба браконьера пойманы и уже, наверняка, дают показания, и с надеждой посмотрела на доктора, появившегося в коридоре.
— Крови много потерял, — сказал врач, — но мужчина он крепкий, состояние стабильное. Больше пока ничего не могу сказать.
— Скажите, он… — Ольга с трудом произнесла это слово, — он выживет?
— Как организм покажет…
— А можно к нему?
— Нет, пока не стоит, возможно, завтра, и то будет зависеть от общей картины состояния.
— Тогда я здесь останусь. Можно?
— Это лишнее, езжайте домой.
— Хорошо, я завтра приду, хотя бы узнать, как он.
***
Дома Ольге в тот день не сиделось, она чувствовала себя, как будто что-то внутри лопнуло и растеклось по всем клеточкам ее тела. И это «что-то» было чем-то черным, удушающим, не позволяющим отвлечься от случившегося даже на минуту.
«Почему, — думала Ольга, — сегодня утром было предчувствие чего-то хорошего, а случилось плохое. Только бы он выжил!»
Все ее переживания о своей жизни казались теперь мелкими, не достойными ее внимания по сравнению с состоянием родного человека.
Людмила, услышав новость, притихла, как-то сразу сникла, ходила по дому и часто вздыхала, не зная чем помочь. Ольга, отказавшись от ужина, легла рано, с одним желанием, чтобы скорей прошла ночь.
Утром позвонил Андрей Юрьевич, он как раз подъезжал к Кедровникам, где пробудет примерно пару часов, а потом снова в райцентр. Заодно предложил взять Ольгу, подвезти до больницы.
Минут десять ехали молча. Справившись о состоянии Александра Савельевича, Андрей сказал: — Я так понял, что вы, Ольга, знаете вчерашних браконьеров…
— Их всё село знает, местные они, жили здесь раньше, промышляли разбоем, а сейчас в браконьеры записались.
— Я со следователем успел переговорить, похоже, что они тем же и занимаются, а браконьерство – это у них заказ. Есть над ними кто-то покруче, кто незаконную охоту на поток поставил. Вот сейчас следствие и займется ими.
Андрей замолчал, потом взглянул на девушку: — Еще мне показалось, вы вчера с такой… ненавистью что ли, смотрели на них. Это потому что Савельевича ранили?
— Да, из-за дяди Саши… и не только.
Ольга вдруг, сама не ожидая, рассказала о том нападении на нее чужому человеку. Все, в подробностях, она описала Андрею: и как возвращалась ночью с коттеджа, как ее в машину закинули, как она руку прокусила бандиту, как дядя Саша спас ее, словно сердцем чувствуя, что в беду попала.
— Так надо это дело снова расследовать, нельзя оставлять безнаказанно, — рассказ Ольги взволновал Андрея.
— Как расследовать? Что я могу предъявить? Шрам на руке? Сказать, что по наколке узнала? Нет доказательств. Я, думаю, их сейчас и без меня в оборот возьмут за браконьерство, за то, что дядю Сашу ранили… — Ольга замолчала, вспомнив Александра Савельевича.
— Заявление было? – спросил он.
— Было.
— Ну, значит надо дать ему ход. Нельзя так оставлять… ведь они вас тоже узнали, подумают, что боитесь их. А бояться не надо, их надо наказать.
— Послушайте, Андрей Юрьевич, я вспомнила, как вы вчера сказали: «высунешься – в угол поставлю». Вот только сейчас пришло на ум: что имели в виду? Почему такая смешная детская угроза?
И тут Ольга впервые увидела его улыбку – открытую, теплую, обезоруживающую своим обаянием. По крайней мере, Ольге так показалось. И еще она подумала, что он мало улыбается.
— Не берите в голову, Оля, надо было как-то ограничить вас от необдуманных действий, вот и сказал. А вообще, я так дочке говорю, если не слушается. Причем, очень редко…. И еще ни разу не выполнил обещание поставить в угол.
Они вновь улыбнулись друг другу.
— И раз уж вы со мной откровенно про нападение на вас рассказали, то и я откровенно… в общем, откровенностью за откровенность. Ну, так вот, мне, действительно, нравятся ваши места, я бывал здесь раньше. Но работать приехал не из-за красоты мест и не за романтикой… сослали меня, если можно так выразиться.
— Как это? За что?
— Я же в Росприроднадзоре работал, в кабинете сидел… но, как мне сказали, «сую нос не в свои дела», намекнули «проветриться», ну и место охотинспектора в вашем районе предложили.
— Это несправедливо, — искренне заметила Ольга.
— Ничего, Оля, я не расстроился, здесь дышится легче, чем в кабинете. Жаль только, дочку редко теперь вижу. Нет, у нее есть отчим, но я-то папка, мы с ней друзья, — Андрей улыбнулся, вспомнив что-то хорошее.
— Вот устроюсь и на каникулы привезу Соню. Она у меня снег любит, я научил ее правильно в снег падать, так она теперь говорит: «Папа, поехали в снегу «купаться».
— Как же это хорошо! – Улыбка не сходила с лица Ольги.
— Ну, вот и приехали, — сказал он, — рад, что немного отвлек. А с Александром Савельевичем все хорошо будет.
— Спасибо, я буду очень надеяться, — ответила Ольга и вышла из служебной машины.
Андрей Юрьевич посмотрел ей вслед и тихо сказал: — Я тоже… буду надеяться.
***
В больнице ей сказали, что состояние по-прежнему тяжелое, но стабильное. Ольга еще два дня подряд приезжала. И только на четвертый день ей сообщили, что дядю Сашу перевели из реанимации в обычную палату и разрешили навестить его.
Черты лица еще больше заострились, худощавое от природы тело казалось еще меньше. Ольга присела рядом с кроватью на табурет и взяла его за руку. Он с минуту смотрел на девушку, пытаясь начать говорить, но вместо слов в глазах появились слезы.
— Все хорошо, — Ольга прижала его руку к груди, — теперь все хорошо.
Александр Савельевич покачал головой.
— Виноват я, — почти прошептал он, — прости, Оля, — может недолго мне осталось. Хочу, чтоб знала ты…
— Дядя Саша, пожалуйста, не надо, вот поднимешься, тогда и поговорим.
— Поднимусь ли… а ты должна знать. Ты вот плачешь возле меня, а я может и недостоин твоих слез. Моя ты дочка, а не Славкина… грешен я, вот покаяться перед тобой хочу…
— Дядя Саша, ты совсем не то говоришь… тебе плохо? – Господи, кто-нибудь, помогите, он же бредит, — Ольга хотела уже позвать врача, но Александр Савельевич умоляюще посмотрел на нее, не отпуская руку.
— Славка тогда на заработки уехал на три месяца, а я из района по делам частенько сюда наведывался, вот и согрешил с твоей матерью, леший меня попутал, — обманщик я, одним словом, а не дядя Саша… и жену свою предал, и брата своего…
Ты родилась, Славка все высчитал и догадался, что не от него, но смирился. Он еще в детстве тяжелой болезнью переболел — не могло у него быть детей. Тебя растил как родную — за это я ему всю жизнь благодарен… Но со мной он почти не общался.
— Дядя Саша, не надо, мне страшно, — Ольга, закрыв лицо ладонями, беззвучно плакала.
— Потерпи, родная, не могу я так уйти, хоть и тяжелая это правда, но ты должна знать. А когда брат мой умер, я стал помогать Людмиле материально. Ты не подумай, у нас больше ничего и никогда не было. Ты же знаешь, она потом замуж выходила, да не сложилось у нее.
Ольга перестала плакать. – Значит, мама всю жизнь знала и ничего мне не говорила… Как же так можно?
— Это я ее просил молчать в память о Славке, он твой настоящий отец, растил тебя и любил. Да и боялся я, что не станешь со мной общаться, когда правду узнаешь.
— Поэтому ты ей деньги давал за ее молчание?
— Олюшка, нет, я всем вам хотел помочь. У меня никого не осталось, я и жену свою Наташу потерял, потому что признался ей, что ты моя дочка. Не надо было говорить. Но тогда как раз Дима погиб, накатило на меня что-то, не выдержал, рассказал жене, прощения просил… а она после похорон уехала. Навсегда уехала. Звонил, ездил к ней — как отрезала, не простила. А ведь я ее до сих пор люблю…
— Александр Савельевич, вы поправляйтесь, не надо вам расстраиваться, слушайтесь докторов. – Ольга и сама не ожидала, что назовет его по имени-отчеству. Вмиг все переменилось, и она не знала, как ей теперь относиться к человеку, которого всегда считала родным дядей, и который лежал теперь беспомощным.
— А теперь и не страшно, как будто камень с души свалился, когда тебе рассказал. Знаю, тебе будет тяжело первое время, но по-другому нельзя; прими, Олюшка, как есть, а меня прости, если сможешь. И мать прости, она хоть и женщина взбалмошная, но… запуталась она.
Ольга выскочила из больницы, чтобы скорей уединиться и наплакаться вдоволь. Первое, что ей хотелось сделать, высказать все матери, такие слова найти, чтобы вот также она рыдала, как сейчас Ольга. Ладно, когда маленькая была, но сейчас-то можно было сказать… а они оба молчали, прикрываясь памятью отца.
Но матери она ни слова не сказала, а стала молча собирать вещи.
— Куда это? – удивленно спросила Людмила. – Недавно вернулась домой и опять из дома.
Ольга еще минут пять молчала, скидывая в чемодан вещи, потом подошла к матери и, глядя в глаза, сказала, что все знает. Людмила попятилась от дочери, села на стул: — Рассказал… сам рассказал, ну и, слава Богу.
— Как ты могла молчать столько лет? Зачем?
— Надо было сразу рассказать, а получилось так, что затянулось. Останься, — попросила Людмила. — Я с тебя и копейки больше не возьму, я же работаю, да и Бориса нашли судебные приставы, алименты будет теперь платить. У меня и документ есть, хочешь, покажу.
— Отстань! – Крикнула Ольга. – Ненавижу вас всех! – на крик выскочили Максимка и Макар, сразу поняв, что происходит в доме что-то нехорошее. Макар увидел собранные вещи и подбежал к Ольге, обхватив ее колени: — Олечка, не уезжай, пожалуйста, я буду хорошо учиться! — Ольга обняла братьев и молча плакала.
Два дня не разговаривала с матерью. Людмила ходила, как в воду опущенная, пытаясь заговорить с дочерью. У Александра Савельевича Ольга тоже не была два дня, а потом собралась и поехала навестить.
Привезла фрукты и сок, бульон куриный, который мать сварила; молча выложила на тумбочку, стараясь не смотреть на больного.
— Спасибо, Олюшка, мне уже лучше.
— Это хорошо, что лучше. Жалеешь, поди, что рассказал мне правду?
— Не жалею, Оля, ни капли не жалею. Даже если жив останусь, все равно жалеть не буду. Давно хотел это сделать. Хочу, чтобы твоя жизнь с чистого листа была, а не под копирку с материной и моей жизни.
— Я к тебе домой каждый день забегаю, печку топлю, Буяну корм даю и воду, Рэкса кормлю и Муську.
— Спасибо! Вот за буяна и за живность мою домашнюю спасибо тебе! – Александр Савельевич растрогался.
— Ну, пойду я, завтра снова приеду, поправляйтесь, дядя Саша.
— А вот это правильно, это мне привычней, когда дядей Сашей меня зовешь. А то как сказала «Александр Савельевич», так сразу холодом потянуло.
Ольга отвернулась и стала смотреть в окно. – Не могу я так сразу, может дальше и легче будет, а сейчас пока только так.
— Да, я понимаю, Олюшка, такая новость любого взрослого с ног свалит, а ты девчонка еще, тебе окрепнуть душой надо.
***
Александра Савельевича выписали через месяц. При выписке его встречали Ольга и Андрей.
— Вам поощрение полагается за помощь в задержании браконьеров, — сказал Андрей Юрьевич, поддерживая мужчину под локоть. – И лично от меня спасибо за помощь и… — Андрей хотел сказать еще что-то, но взглянув на Ольгу, промолчал.
— Буян, Буянушка, узнал меня! – Не сдерживал эмоций хозяин. Рэкс подпрыгивал от своей собачьей радости, что видит, наконец, хозяина, беспардонно ластился, лизнув пару раз по лицу. – Ну, ладно, хватит тебе, собака-забияка, угомонись. Даже кошка Муська спрыгнула с печки, чтобы потереться у ног.
Фото: Татьяна Викторова
Ольга стала разогревать приготовленные котлеты с картошкой, поставила чайник. – Хорошо дома, — легко вздохнув, признался хозяин. – До сторожки бы наведаться…
— Ой, нет, рано тебе еще, — предупредила Ольга.
— Так ведь беспорядок там после налетчиков.
— Все там уже прибрано, мы с Андреем ездили, порядок навели и продукты оставили.
— Спасибо, Олюшка, — и он коснулся своей шершавой ладонью Ольгиной руки. – Как дома, как братья?
— Все хорошо, учатся. А меня в садик позвали, место воспитателя есть. Я согласилась, давно с детками хочу заниматься.
— И правильно, это же твоя специальность.
— Ну, я пойду, — Ольга вопросительно посмотрела на Александра, когда пообедали, и она прибрала со стола.
— Иди, конечно, жаль, что Андрей Юрьевич не остался на обед.
— Ничего, в следующий раз зайдет, мы вместе придем, — и Ольга с улыбкой посмотрела на отца.
– Ты знаешь, я так испугалась, когда тебя ранили, — Оля стояла в дверях уже одетая и от волнения теребила кисти шарфа, — и все это время думала о тебе, о папе думала, о себе думала… все у нас как-то перепуталось, вроде вот мы все здесь, а все равно по-другому. В общем, я не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым… ты ведь мне два раза жизнь подарил.
Первый раз, когда на свет появилась, а второй раз, когда возвращалась с коттеджа и на меня напали… Всё внутри сжимается, когда думаю об этом…неизвестно, была бы я жива или нет, если бы ты тогда не застиг с ружьем, спас ты меня…
Александр Савельевич встал и подошел к Оле, взял ее лицо в свои ладони и поцеловал в лоб: — Дочка, я тебя всегда любил, люблю и любить буду, пока живу на свете.
С минуту стояли обнявшись, а потом она ушла от отца с легким сердцем, как будто камень с души свалился.
***
Весна пришла незаметно. Снега было много, и таять он не собирался, а потом вдруг солнце так рьяно взялось играть своими лучами днем, что снег за несколько дней стал рыхлым и начал оседать. В воздухе пахло влагой, предвещая дружную весну. И лишь тайга не спешила отдавать накопленное за зиму снежное богатство, — там по-прежнему было полно снега.
Где-то в конце марта позвонил Ромка. Оля не ожидала услышать его голос, поэтому сразу и не узнала: — Ромка, ты что ли?
— Да, представь себе, это я. Ждал-ждал, когда же ты мне позвонишь, так и не дождался. Я вот чего звоню: возможность у меня есть снова к вам на работу приехать в вахтовый поселок. Ты не против?
— Ромка, чудак ты, разве могу я быть против… ты же взрослый мальчик; хочешь, приезжай, работай.
— Так я из-за тебя хочу приехать, я вообще готов переехать к тебе. Дом построим, семья у нас будет, дети…
Ольга рассмеялась: — Что с тобой, Ромка? Какая семья? Мы ведь с тобой уже были вроде как семьей.
— Так мы не расписаны были, а теперь на законных основаниях. Соглашайся, а то я на Аньке женюсь…
Ольга рассмеялась громко и звонко: — Ромочка, я рада за тебя, женись на Аньке, совет да любовь вам. И взрослей, Рома, взрослей…
— Оля, подумай, я ведь совсем не пью…
— Еще больше рада, женись на Ане, непьющий муж у нее будет. Прощай, Рома!
Она не могла знать, как стоявший рядом с Ромкой Павел Петрович вслушивался в каждое слово сына и старался услышать, что же скажет Ольга. Когда Ромка ляпнул про Аньку, Павел Петрович возмущенно замахал руками, всем видом показывая, что сын сказал лишнее.
— Ну, вот, послушал тебя, позвонил, — обидчиво сказал Ромка отцу, — а в ответ – ноль внимания, не нужен я ей…
Павел Петрович сел на диван, слегка согнувшись и качая головой. – Анну-то зачем сюда приплел… звонит одной, а говорит про другую, кто тебя за язык тянул…
— Ну а чего, припугнуть хотел…пусть знает… чтобы согласилась скорей…
— Ну и как? Согласилась? – Павел Петрович посмотрел на сына. – Эх, Рома, повезло тебе один раз… жаль, я не разглядел сразу эту девчонку, хорошая жена была бы для тебя. А ты прохлопал ушами… надо было Ольгу слушать, а не Женьку. Хоть и дочь мне Евгения, но знаю я ее характерец.
— Ну и чего мне делать? Ехать на вахту?
— А какой теперь смысл? Сиди уж теперь дома, вахтовик… Иди вон к Аньке, хватит болтаться одному…
А Ольга тем временем убрала телефон в сумочку и только тогда заметила, что у входа в детсад ее ждет Андрей.
— Оль, ты идешь? — спросила Марина, ее коллега.
— Уже иду, — крикнула она, — только меня ждут.
— Ааа, понятно — многозначительно сказала Марина, — тогда до завтра.
— Давно ждешь? – спросила она Андрея.
— Да минут десять всего, но я готов и больше ждать, если надо, — он посмотрел на нее также, как в первый раз, когда подал руку при выходе из автобуса.
— Я всю дорогу на тебя смотрел, как только ты в автобус вошла, — вспомнил он первую встречу. — Но ты даже не заметила. Хотел заговорить, а ты вообще ничего и никого не замечала, видно было, что занята своими мыслями. А потом, смотрю, из автобуса выходишь на моей остановке, — я как пацан, обрадовался… впервые подумал: хорошо, что машина сломана и на автобусе поехал. У меня, правда, тогда машина в ремонте была, в городе оставил.
— И не подумаешь, что обрадовался, с виду серьезный, неразговорчивый…
— Я не знал, как ты к моим ухаживаниям отнесешься, вот и не решался. А вот Александр Савельевич прозорливым оказался — сразу нас вычислил.
— А я всё нашу погоню за браконьерами вспоминаю, сейчас даже смешно, как ты строго со мной обошелся, ну прямо настоящий командир…
— Это потому, что ответственность на меня сразу, как крышка люка упала, боялся за тебя…
— А я за тебя…это же был твой первый рабочий день на новом месте.
— Хороший день, удачный…если не считать, что Савельича ранили, — с сожалением вспомнил Андрей. – А знаешь, ты меня тогда удивила… я еще подумал: смелая девчонка, решительная…
Андрей остановился. – Слушай, Оля, я в город собираюсь… как смотришь, чтобы со мной поехать в выходные?
— Ну-уу, как я смотрю, — Ольга вдруг стала серьезной, всем видом показывая, что она в раздумьях, но надолго ее не хватило, закинув конец шарфа назад, весело сказала: — Положительно смотрю. Поедем!
— Ух, я уж думал, отказать собралась. Только маленькое уточнение: я хочу с дочкой увидеться, соскучился, да и Соня тоже скучает… в общем, думаю, надо вас познакомить… Оля, ты не против?
— Ну как я могу быть против, мне даже приятно… я рада.
Андрей сжал ее теплую ладонь. – Вот это мне особенно в тебе нравится: ты всегда говоришь просто, как-то от души что ли, искренне… ну, в общем, не знаю даже какие слова подобрать…
-Андрюша, а у меня тоже будет просьба, раз уж мы в город едем, хочу тебя попросить кое о чем…
— Говори, всегда рад помочь.
Ольга взяла Андрея под руку, и они неторопливо пошли, а она ему что-то говорила, увлеченно рассказывая, а он слушал, кивал, соглашаясь. Иногда они останавливались, радуясь весеннему воздуху, солнцу, которое с каждым днем светило все наглее, превращая снег в весенние ручьи, вместе с которыми исчезали все беды и сомнения.
***
— Так, проверим, кажется, здесь. – Они остановились у высотного дома, и Ольга достала бумажку с адресом.
— Как тебе удалось адрес узнать? Неужели Савельич сам сказал? – спросил Андрей, паркуя машину ближе к подъезду.
— Да что ты? Я и не спрашивала… мне кажется, он бы не сказал… думаю, просто боится ее беспокоить, отказа боится. – Ольга убрала адрес в сумочку. – У него одна секретная записная книжечка, ну это я так называю «секретная»… так вот, заглянула я в нее и нашла адрес Натальи Васильевны… ох, еще сама не знаю, правильно ли я делаю, но попробую…
— Может, вместе пойдем? – предложил Андрей.
— Нет, сначала я одна, для нее и так неожиданность…
— Ну, тогда удачи.
Лифт поднял Ольгу на седьмой этаж, и она нажала на звонок. Был выходной день, и казалось, хозяйка, наверняка дома. Но никто не ответил на ее настойчивый звонок, и ей пришлось спуститься ни с чем.
— Никого нет дома, — удрученно сказала Ольга.
— Ничего, еще раз заедем, а сейчас поехали, с дочкой познакомлю.
Ольга наблюдала, как Андрей кружил десятилетнюю Соню, со светлой челкой и такими же глазами, как у папы. И разрез глаз, и цвет – как у Андрея.
— Папа, я хочу в снегу «купаться».
— Хорошо, доча, отпрошу тебя у мамы и на каникулы поедешь ко мне.
— Ой, скорей бы, а то у нас снег уже растаял.
— Ничего, в тайге снега полно, нам хватит. Соня, пойдем, я тебя с Олей познакомлю.
Девочка с интересом посмотрела на стоявшую возле машины Ольгу. – Это твоя девушка? – на полном серьезе спросила Соня.
Андрей опешил. Дочка разговаривала как взрослая. Не подав виду, ответил: — Ну, можно и так сказать. А еще Оля мой друг…
Соня сморщила миловидное личико и выдала очередное заключение: — Да, ладно, папа, уж сказал бы сразу, что это твоя невеста…
— Сонька, ну ты… ах ты… смышленая моя, рассуждаешь по-взрослому, — Андрею было и удивительно, и смешно, и приятна реакция девочки.
Почти полдня они провели вместе, а потом Андрей отвез Соню домой, и вновь поехали к дому Натальи Васильевны.
— Спасибо тебе, — сказала Ольга.
— За что?
— Ну, за то, что с дочкой познакомил, хорошая она, веселая… только немного ревнует тебя ко мне. Но это ничего, это нормально. Мои младшие, Максим и Макар тоже, как увидели тебя возле нашего дома, и тоже губы сначала надули, я поняла – ревность…
— Это у них пройдет, и у моей Соньки тоже, привыкнет, — сказал Андрей. – Ну вот, Оля, приехали, вторая твоя попытка…
Ольга вздохнула: — Ну, если и сейчас дома нет, то значит не судьба.
Она пошла к подъезду, еще раз сверив адрес. У двери остановилась. Было тихо. Ольга достала телефон и нашла фотографию Димы – сына Александра Савельевича и Натальи Васильевны (она сделала снимок с портрета, который Савельич хранил дома). Дмитрий был в военной форме и выглядел серьезным, и только взгляд излучал теплоту, которую даже через портрет можно почувствовать.
— Я одна не справлюсь,- прошептала девушка, глядя на фотографию брата — помоги мне, пожалуйста, — она нажала на звонок.
Она помнила эту женщину. В детстве они всей семьей иногда приезжали в Кедровники, и Оля, еще совсем маленькая, бегала за Димой, пытаясь его догнать. И потом она всегда знала, что Дима – ее двоюродный брат. В то время и Наталья Васильевна тоже так думала.
Дверь открыла женщина с накинутым на плечи палантином изумрудного цвета. Ее удивленный взгляд будто спрашивал: — Вы ко мне?
— Здравствуйте. Вы Наталья Васильевна…
— Да-ааа, я, — она вглядывалась в лицо Ольги, пытаясь узнать в ней человека, черты которого были знакомы.
— Я – Ольга… дочка Вячеслава Савельевичи, брата вашего мужа…
— Бывшего мужа, — поправила женщина.
— Ну, да, бывшего…
-Что случилась? – спросила хозяйка квартиры.
— А можно мне войти и поговорить с вами?
— Ну, проходите.
Ольга оказалась в маленькой, но уютной квартире, где сразу было заметно, что женщина живет одна.
Она разулась, сняла куртку и прошла в небольшую комнату, где присела в кресло, которое было здесь единственным. Наталья Васильевна опустилась на диван.
— Слушаю вас, — сказала хозяйка, — вы, вероятно, хотите сообщить что-то про Александра Савельевича… с ним что-то случилось…
— Уже все хорошо, — сказала Ольга. Правда, зимой он был ранен, когда пытался браконьеров настичь… но сейчас все хорошо.
Вы извините, что я вот так неожиданно заявилась, возможно, вам неприятно видеть меня, — сказала девушка.
— Да бросьте, вы-то тут причем, — кутаясь в палантин, — ответила женщина.
Ольга начала сбивчиво рассказывать свою историю. Она не знала, с чего начать, поэтому решила говорить о себе, о своей жизни, о том, как неожиданно узнала, что ее отцом является Александр Савельевич.
— Бедная девочка, — задумчиво сказала хозяйка, — ты тоже столько лет была в неведении…
— Да, я не знала, но теперь уже не обижаюсь, что от меня скрывали…
— Ты хочешь сказать, чтобы и я не обижалась? – спросила Наталья Васильевна.
Ольга замолчала, не зная, что на это ответить.
— Как вы похожи,- снова задумчиво сказала хозяйка квартиры.
Ольга заметила, что она смотрит не на нее, а на стенку. И Ольга тоже посмотрела туда, где стояло несколько портретов, и среди них та самая фотография, которая была у нее в телефоне.
— У меня такая же, — заметила Ольга, — я у Александра Савельевича сфотографировала…
— Ты так и зовешь его по имени-отчеству?
— Нет, зову просто дядей Сашей.
Наталья снова вздохнула. – Я не обижаюсь, — сказала спокойно она, — какой смысл обиду на себе тащить. Но и в прошлом «ревизию» уже не наведешь, ничего не вернешь.
— Да я понимаю! – горячо отреагировала Ольга. – Но хотя бы общаться, хотя бы встретиться… я могла бы сказать дяде Саше, чтобы приехал к вам… просто в гости…
— Не надо. — Твердо пресекла предложение Наталья Васильевна. – Ни к чему это. Да и что мы можем сказать друг другу…
Ольга поднялась. – Ну, тогда я пойду, извините, что вот так неожиданно ворвалась к вам.
— За разговорами даже чай не предложила, — сказала хозяйка.
— Спасибо, я не хочу. Да и ждут меня…
— Ты не одна?
— Да, меня очень хороший человек ждет, мой жених…
— Это хорошо, дай Бог, — взгляд Натальи впервые за все время встречи потеплел.
— Ну что, удалось поговорить? – спросил Андрей, когда Ольга села в машину.
— Я сделала все, что могла. По крайней мере, я это сделала. Но, видно, слишком поздно…
— Не расстраивайся, главное, что ты с ней увиделась. Александру Савельевичу расскажешь?
— Нет, он только расстроится, и так часто смотрит на фотографии жены и погибшего сына.
***
На горах лежал снег, и зеленая травка еще не проклюнулась, хотя, казалось, вот-вот сочный ковер ляжет на землю, радуя взгляд и приветствуя весну ароматом первых весенних цветов.
Звонко щебетали птицы, облюбовав раскидистую березу возле домика Александра Савельевича.
Ольга как раз собиралась в этот день зайти к нему, как услышала звонок.
— Оля?
— Да-ааа, — ответила она на незнакомый номер.
— Это Наталья Васильевна, вы были у меня месяц назад…
— Здравствуйте! Что-то случилось?
— Ничего не случилось. Я приехала, сейчас в райцентре у моей хорошей знакомой… хочу заехать в Кедровники… можете мне адрес Александра Савельевича сказать?
— Конечно! Записывайте! И позвоните мне… позвоните, как приедете, я встречу…
— Спасибо, так будет лучше, думаю, через пару часов приеду.
— Я буду ждать на остановке, — Ольга замерла от радости, вспомнив, как она уговорила тогда Наталью Васильевну записать ее номер телефона.
Она прижала телефон к груди, еще не веря, что Наталья Васильевна, которая месяц назад не дала ни единого шанса поверить, что она когда-то захочет встретиться с бывшим мужем.
Хорошо, что это был выходной день, и хорошо, что Савельич был дома, — Ольга радовалась, как ребенок. И неважно, что, наверняка, она просто увидится с ним, Ольга все равно была счастлива.
К остановке она подъехала на мотоцикле.
— Наталья Васильевна, простите, мой Андрей сегодня в тайге, поэтому я вас на мотоцикле подвезу… вы не против?
— Ну а почему нет? Вспомню молодость! – Задорно сказала женщина.
Ее задор и смелость исчезли, когда Ольга подвезла к дому, — сказалось волнение и нерешительность.
— Я уже позвонила дяде Саше, что вы заедете… ну это к тому, чтобы неожиданность не выбила его из колеи… в общем, смелее, — она открыла калитку.
А потом, оставшись возле дома одна, достала телефон и нашла фотографию Димы. – Кажется, у нас подучилось, — сказала она, — спасибо тебе, братик…
Она посмотрела в голубое небо, на котором в этот день не было ни облачка, словно там ее услышали. А может и, правда, услышали…
— Наташа, если бы я знал, что ты… ко мне… вот так… неожиданно, — Александр Савельевич суетился, пытаясь поставить чайник. — Даже встретить не успел…
— Да я не голодна, лучше присядь, я по делу заехала… подумала, может фотографию у Димы на памятнике заменить…
— Да-да-да, я тоже об этом думал,- согласился хозяин домика. Он снова взялся за чайник. — Или может полностью памятник. — Он продолжал суетиться. — Я все-таки поставлю чайник. А может ты кофе хочешь? Помнишь, ты утром любила кофе…
— Любила. А теперь люблю цикорий… давление у меня.
— А-ааа, понимаю, ты знаешь, у меня ведь тоже… вот так быстро всё, вчера еще молодость… сегодня давление. – Он присел на табурет напротив гостьи. – А ты не изменилась, Наташа, я тебя такой и помню… каждый день вспоминаю…
— Перестань, — не старайся мне угодить, все я знаю про свою внешность…
Он опустил голову. — Прости…
— И прощения не надо просить, ты уже много раз просил прощения, давно простила. Я вот что приехала, Саша… нам и в самом деле надо как-то вместе на могилку к сыну наведываться. А то мы всё по одному. Я вот думаю: Дима был бы рад, если мы вместе приезжать будем.
— Наташа, так я об этом и думаю…
— Ну, вот и давай договоримся, на годовщину приеду…
***
— Это почти чудо, что они стали общаться, обменялись телефонами, созваниваются… а недавно дядя Саша ездил к Наталье Васильевне в гости. – Ольга делилась случившимся с Андреем.
— Я думаю, это гораздо лучше, чем вообще не интересоваться друг другом.
— Наталья Васильевна сказала мне, что вряд ли они сойдутся, но общаться и поддерживать друг друга будут.
— Ну а отец не ругал тебя, что ты всё втайне держала, не говоря ему, что к Наталье Васильевне ездила?
— Он сказал, что не ожидал от меня…и что он очень рад.
— Оля, а ты так и зовешь его «дядей Сашей»? – спросил Андрей.
— Да, пока так…
— Не знаю, как бы я себя чувствовал, если бы моя Соня звала меня «дядей»…
— У тебя другой случай, другая ситуация…
— Возможно. Но боль была бы похожей…
***
Прошло два месяца
— Догоняй! – Крикнула Ольга и подстегнула Буяна.
Раскинувшиеся сочные поляны с пылающими жарками расстилались по обе стороны, окруженные пиками елей. Отроги гор издали отливали синевой, а внизу покрыты темно-зеленой растительностью.
Она поторапливала Буяна, оглядываясь и смеясь.
— Чтобы я, да собственную жену не догнал… разве я не Белозерцев?! – Андрей на своем коне настиг Ольгу, и, смеясь, ухватил Буяна за поводья.
— Ладно, согласна, догнал, — сказала она.
Неделя как они поженились, и Ольга переехала в райцентр, где Андрею выделили квартиру. И неделю назад, став женой Андрея, Ольга впервые назвала Александра отцом. Назвала при всех гостях. И он сжал губы, стараясь сдержаться, чтобы слезы не выдали его чувств. Сжимал руку дочери, глядя в глаза, шептал: «Спасибо, Олюшка!»
— Оля, чуть не забыл, сегодня утром звонили с моей прежней работы. Говорят, начальство сменилось, предлагают обратно…
Улыбка исчезла с лица Ольги. – А ты что?
— А что я? Я теперь таежный человек… у меня здесь работа, жена… Оленька, если бы я захотел обратно, обязательно бы с тобой посоветовался, мы же теперь вместе… Но я не хочу. Заразила ты меня своей тайгой… хотя нет, не тайгой, — он спрыгнул с коня, протянул ей руки и она оказалась в его объятиях.
фото: Татьяна Викторова
— Ты знаешь, вот ты меня сейчас держишь, — прошептала она, — и мне кажется, так надежно с тобой…
— Тебе не кажется, — сказал он, — так всегда будет. Потому что я тебя искал… может быть всю жизнь…
— Смотри, как много здесь жарков, — заметила Оля, — сколько здесь живу, до сих пор не могу привыкнуть… до чего же они красивые…
Андрей посмотрел на цветущие поляны: — Это они для тебя расцвели. – Он отпустил ее, раскинул руки в стороны и крикнул так громко, что слова его отозвались эхом: — Я люблю тебя! Оля, слышишь, люблю-ююю…
И казалось, эти слова услышали цветы, деревья, горы, птицы и даже небо.
Татьяна Викторова
