В далеком 1956 году, жила в нашем селе бабка Анна, по прозвищу шлёп-нога. Забавное прозвище прилипло к абсолютно здоровой старухе, не из-за внешних дефектов, коих и не имелось, а из-за её магической силы. Считалось, что ведьме Анне стоит только ногой топнуть, как тут же черная магия делала свое дело.
Откуда пошла это молва — известно: оскорбила бабку однажды жена председателя. Что бабы не поделили, чёрт их разбери! Зеваки местные, аж рты от удивления закрыть не могли, как первая леди на селе костерила старую… Баб Аня в ответ умолчала, только ногой топнула.
Тут же поднялся такой ветер страшнейший, что напрочь снёс забор председательского дома. С того и дня, жена председателя и слегла. Месяц почти из кровати не вылазила. Фельдшер, да доктор городской лишь руками разводили, хворь не распознали. Председатель уже на молодых доярок заглядываться начал, чай, вдовцом готовился стать!
Баба Аня сама к обидчице пришла. Что-то над ней нашептала и ушла со словами: — Переборщила я!
С того момента, председательская жинка поднялась, расцвела, да пуще козы по селу запрыгала. А народ на ус намотал: обижать ведьму нельзя!
Как и принято, обходила её стороной вся деревня. Так только, иногда кто к ней за помощью грязной забредет, да отблагодарит за взятый на душу грех. Клиенты бабы Ани держали свои посещения строго в тайне, упаси Господи, молва если пойдет!
Жил в этом же селе молодой мужик Андрей Петрович Сидоров, полный сирота по происхождению. Жена его — первая красавица на весь район. Семь лет прожили они с Оксаной в любви и радости, а вот наследником всё-никак не могли обзавестись.
Покосило однажды у Андрея Петровича скот. Ни с того, ни с сего, надой у коров пропал. Живность стала вялая, на глазах хирела. Ветврач деловито констатировал:
— Шлеп-нога виновата! Другого объяснения нет!
В мотивах старухи разбираться было некогда, ведь скотина гибла. Да и принято так на селе: события — не имеющие научного объяснения, благополучно скидывались на счет бабы Ани. Мол, демоны через её колдовскую душу пакостят! Каждая собака это знает!
Решительно настроенный Андрей, побрел к захудалой хижине бабки, чтобы раз и навсегда поставить старую на место! Он-то её не боялся, как дал бы разок по пакостливой черепушке, вмиг бы колдовать перестала!
Дверь никто не открыл, и Андрей без приглашения заперся в хату. Суровым взглядом оглядел он полу мрачную комнатенку, пропахшую старостью и каким-то гнилушным запахом. Никого. Только горы тряпок слегка зашевелились на скрипучей койке, стоящей в углу комнаты.
— Воды… — слабо донеслось из-под тряпья. Мужчина подошел ближе и увидел белое как мел, болезное лицо, обезвоженной бабы Ани. Сжалилось сердце Андрея. Грешен он! Пошел разбираться с немощной старухой, тьфу! Стыд и позор для взрослого мужика! А все это — бабы деревенские! Болтают невесть что! Вот и речи их ядовитые постепенно в сознание-то ведомых мужиков и проникают!
Засуетился он. Напоил старуху. Смотрит, а постель-то вся влажностью да плесенью пропитана. Пришел он домой, заставил женку свою щей налить, да белья чистого дать. Она как узнала для кого это, так чуть рассудок не потеряла.
— Ты что? Андрюш? Уж не приворожила ли тебя бабка?
— Ты мне эту блажь, брось! Не уж-то, совсем сердца нет? Забыла ли, как твоя мамка помирала?
— Я в логово этой ведьмы не пойду! Это из-за неё у нас скотина дохнет! А ты ей перинку подстилаешь?!
Мало — помалу, ссора дошла чуть-ли не до развода. Уперлась жинка, да только Андрей был не преклонен. Не по-христианки это, умирающую бабку бросать. Пришел он к ведьме, сам белье сменил, щей тарелку поставил перед ней. Да только она почти не жива, и пальцем пошевелить не может, что пришлось мужику её самому из ложечки кормить.
Так и пролетело несколько дней. Андрей приходил и ухаживал за ведьмой. Начала она постепенно отходить. Даже говорить силы появились.
— В деревне-то болтают, Андрей, что ты с ведьмой чураешься. Ты не бойся, я добро помню, ни тебе, ни семье твоей ничего не сделаю, да и не могу я уже. Силы уходят от меня. Помру я скоро…
— Баб Ань, ну хоть ты глупостей не болтай, а? — перебил её Андрей Петрович: — Что-ж теперь, если ты ведьма, то и не человек вовсе? Поживешь ещё! У тебя родных нет, пусть буду я твоей семьей!
От таких добрых слов, у ведьмы жизненное дыхание по новому открылось. Чай, сын появился на старости лет, эка радость!
— Ты милок, послушай… — решила она сразу прояснить ситуацию: — Скотина твоя чахнет, потому — что соседка твоя её подтравливает. Поругалась она как с неделю с твоей благоверной, вот и пакостит, бесстыжая!
— А ты то откуда знаешь, старая? Неужто, наговариваешь на Симку?
— А ты поди, проверь. За полночь спрячься в коровнике, вот и увидишь всё своими глазами.
Словам умирающей бабки, Андрей не поверил. Сима конечно с характером баба, всяко было: и ругались, и мирились, и даже с вилами друг на друга однажды шли, но чтобы скотину губить!
Но, всё-таки решил проверить. Чем чёрт не шутит! Затаился он в одном из загонов с больной коровой, сидит тишину слушает, да ослабевшую телку поглаживает. Жалко Маньку! Хорошая она кормилица, коль погибнет, так совсем беда…
Часу во втором ночи, почти уже задремал, как слышит, кто-то в стойло пробирается. Тихонечко так, только сено под сапогами шелестит. Подскочил он внезапно, схватил в темноте пакостника, да выволок его на улицу под лунный свет, чтобы узреть кто недруг. Смотрит, а это Симка перед ним, растрепанная и испуганная, в одной руке зажимает бидончик небольшой, а там отрава неизвестная в виде порошка. Тряханул он соседку, да так резко, что аж бидон из рук выпал и весь порошок треклятый по земле рассыпался.
— Ууу, окаянная! Что же ты творишь? Еще и по селу слухи пускаешь, что это из-за бабы Ани скотина чахнет?
— А ты на меня голос-то не повышай! — вдруг осмелела Сима: — Сейчас как закричу! Все разом узнают, что ты меня на сеновал ночами зазывал! Мигом жинку свою потеряешь!
— Да ты! Да ты… — Андрей Петрович дар речи потерял от такой наглости: — Да как у тебя язык только поворачивается…
— А что я? Ксанке твоей значит можно? А мне нельзя?
— Что Ксанке можно? — искренне не понял Андрей и машинально ослабил хватку.
— Что! Что! Спать с моим Ваняшей ей можно! Народ честной уже вовсю потешается, только ты один незрячий!
— Брешишь!
— Вот как на духу говорю! Хочешь, пошли к ней вместе? Поведаем тебе, как я этих милков две недели назад на своем сенокосе застала! Ксанка и плакала и в ногах валялось! Прости, говорит, бес попутал! Только Андрюше моему ничего не рассказывай! Убьет ведь! Да и Ванька мой кручинился, все винился. Я уж их и простила, да только дочка моя, их снова уже после, вместе видела. Я Ваньку к стене, а он мне: — Люблю Ксанку не могу! Я снова к ней со скандалом, а она мне прям в лицо смеется и говорит, что если ты узнаешь, тогда она точно к Ваняше уйдет! А у меня ртов четыре человека, кто их кормить будет?
Помутнело у Андрея в голове. Неужели вправду его Оксана, его любимая жинка, так предала? Оттолкнул он Симку и побрел к дому. Было желание закатить грандиозный скандал, но вместо этого, посмотрел он на сладко сопящую жену, горько вздохнул, покидал вещи в котомку и ушел из своего же дома — восвояси.
Идти Андрею Петровичу было не куда, кроме как к бабке Анне. Несмотря на позднюю ночь, подходя к её хате, он увидел тусклый свет в оконном проеме. Ждала его старая ведьма. Брешит, что силы потеряла, все-то она знает, старая!
Так и зажили они вдвоем. Андрей днем в колхозе, вечером развалившееся хозяйство в новом доме поднимает. Бабка хоть и ведьма чёрная, да человечнее многих оказалась. Спокойно ему с ней было. Односельчане языками чешут, стороной мужика обходят. Как есть, приворожила его старуха! Видано ли дело, такую красавицу бросить ради старой? Оксанка-то, тоже благородную девицу из себя строит, на проделки ведьмы своё несчастье списывает.
А Сидоров молчал. Пусть лучше про него сплетни ходят, чем все узнают, про измену жены с Ванькой. Достойно поступал он конечно, да только всё село и так это знало. Но разве-ж изменой кого удивишь? Обычное дело… А вот молодой мужик, сбежавший от родной жинки к местной ведьме — ну как можно от такой новости, диву не даться? Да и авторитет колдовской, от этой ситуации у бабы Ани только вырос, народ совсем толпами повалил.
Так прошло около полугода. Ванька соседский остепенился и остался в семье. Жена его Симка, на радостях пятым ребеночком затяжелела. А Ксанка, на зло всем, в город с новой любовью жить уехала. Начальник партийный её увез. Андрей уж было в свой родной дом засобирался, да старуха не пустила. Считала, что сопьется он от тоски. Кручинился Андрей вечерами, к любимой его сильно тянуло.
— Баб Ань, а разве ты не можешь сделать так, чтобы жинка моя гулять перестала?
— Да ты что? Сынок? Веришь что-ли, во всю эту чушь? — старуха по-доброму рассмеялась: — Разве магия, способна изменить нутро человека? Горбатого только могила исправит, помнишь?
— Ну ходят же к тебе бабы, мужиков своих от змия зеленого заговаривать?
— То — змий… Это болезнь треклятая! Могу я болезни лечить. Убить, как и возродить, можно и тело скотины, и тело человека. Да только вот душа, она же бессмертна! А души есть всякие… Есть темные, есть и светлые. И никто в этом мире, кроме Творца — не может эту душу изменить. Ты не торопись милок, время всё само расставит. Не даром у вас дитя так и не родилось, не по судьбе тебе Оксана. Другая тебе писана. Сама в нашу дверь постучится. Там всё и сложится.
Как не пытал Андрей старуху, когда же судьба постучится, да всё без толку, молчала ведьма. Счастья-то мужику хотелось сейчас, да раны душевные залатать побыстрее — зачем тогда вообще жить, если мучится приходится? А ведьма, словно читала его мысли, частенько приговаривала:
— Коль, счастливым хочешь быть, пусть все будет по воле Божией, а коль мнимого счастья хочется, да всё и сразу, так это только от дьявола. Только плата будет велика, не про твои штаны история!
— В церкви батюшка тоже самое говорит… — призадумался как-то вслух Андрей: — Терпению учат…
— А як же? В этом и истина! А истина — она же одна для всех. Что для темных, что для светлых. — На том их диалоги и заканчивались.
Зима уже к концу подходила, как морозной ветреной ночью, разбудил Андрея громкий стук в дверь. За то время, пока он жил у бабы Ани, привыкший он уже был к таким явлениям. Ведьма говорила, что ночью только черти да не успокоенные в дверь стучат, от того и надобности им открывать нет. Протер он глаза, перевернулся на другой бок, только в полудрему снова впал, как стук повторился.
— Иди, открывай! — простонала сонная ведьма: — Беда в соседней деревне!
— Так, бесы же…
— Девка там стоит! Открывай, говорю, застудишь молодуху! — прикрикнула баба Аня уже бодрым тоном, поднявшись с койки. А Андрею почему-то стало жутко. То нечисть, то девки… Что он должен думать?
За дверью, действительно стояла девушка. В потемках её лица невозможно было разглядеть. Слышен был только девичий неуверенный голос. Запинаясь, она поведала, что в соседней деревне тяжело помирает её бабка. Уже как с неделю, волком воет на всю округу, всю скотину перепугала! Про жителей и вовсе говорить не нужно. Крестятся, стороной обходят, помощи ждать не от кого.
— Скажи-ка мне дочка, — обратилась баба Аня к гостье, наливая ей согревшегося на печке чаю: — Ты у своей бабки намедни из рук что брала?
— Ничего и вовсе не брала! Мамка наказала строго-настрого!
— Вот и правильно…
Андрей уже кое-что понимал в исполинских делах. Девка эта, внучка такой же ведающей, как и сама баба Аня. Пришло видимо время бабкино, она попыталась внучке дар передать колдовской, да только та не приняла. Вот и томится теперь душа грешная, в муках ада помирает. Силушка-то колдовская, просто так не отпускает. На помощь батюшки рассчитывать не приходилось, вот девка и бежала по морозу четыре километра до их хаты. Ведьма ведьме поможет!
Баба Аня послала Андрея Петровича до колхоза, арендовать повозку на сутки. Поздним утром добрались они до издыхающей мученицы. Ведьма молодым велела в повозке сидеть, её дожидаться. А сама ритуалы пошла в хату проводить.
Три часа они кутались на морозе. Так ещё и метель началась внезапно. Задул холодный ветер, налетели свинцовые тучи и пошел мелкий и липкий снег. Мороз на ходу превращал мягкие снежинки в острые иглы, которые вонзаясь в лицо, казалось, проникали до самых костей, начисто срывая кожу. Ветер завыл дурными голосами, видимость упала практически до нуля. Андрей уже и руки краснощекой девчонке растирал. У самого зуб на зуб не попадал от холода.
— Какая же, девка всё-таки смелая! Ночью по морозу, по полям и лесам, да ещё и к ведьме! Ну даёт! — думал весело Андрей Петрович про себя, а сам на девицу заглядывается. Красивая, зараза! Зоей зовут.
— Умерла. Отмучилась, грешная! — внезапно произнесла Зоя, прервав мысли хлопца. Вокруг вдруг резко потеплело. Метели и след простыл. Небо просветлело и выглянуло зимнее, но согревающее солнышко. Тут и баба Аня вышла. Отправила девку к почившей бабке, готовится к погребению.
На обратной дороге, Андрей выспрашивал старую ведьму, что и как… Сильно — ли корячилась в муках та грешная? Уж хотелось ему немного историй, от которых кровь в жилах застывает! Да только она весь путь молчала. Приехав к дому, с грустью посмотрела на него и сказала:
— Ты сынок, вопросами смерти раньше положенного срока не задавайся. Сейчас твоё счастливое время пришло. Этой ночью, судьба твоя в дверь постучала. Обожди сорок дней, а потом свататься езжай. Будешь ты отныне счастлив. А сейчас, возвращайся к себе в дом, да хорошенько наведи порядок в нём. Подготовь, к приезду новой жинки.
— Как это? Значит Зоя та самая?
— Та самая… — по-доброму вздохнула баба Аня.
*****
Через год после свадьбы Андрея и Зои, вернулась в село Оксана. Что-то там у неё с начальником не задалось, и придумала себе самодовольная женщина, что Андрея сможет обратно вернуть. Да только, баба Аня быстро её пыл остудила. Вроде говорят, что нашептала она отворот Оксане от дома Андреева, и вскоре молодая женщина вышла замуж за местного агронома.
Симка на своего любимого Ваньку, всё — никак наглядеться не могла. Так и гоняла до конца своей жизни, от него метрессок, охочих до чужих мужей.
Ну а Андрей Петрович с Зоей прожили долгую и счастливую жизнь. Баба Аня ещё успела и внуков вынянчить. До конца её бренного пути, Андрей называл её своей матерью.
Вот так бывает! Обычный сельский мужик, не побоявшись ни черта, ни демона, стал для злой ведьмы, которой не суждено было иметь своих детей, названным сыном. Подарил он старухе под закат её жизни, самую простую истину: истину женского счастья быть матерью и бабушкой.
А была ли баба Аня ведьмой на самом деле? История умалчивает. Только потомки её приемной семьи говорят, что была это очень мудрая и самая милосердная женщина. А что наговорено, так — то чужими языками начесано.