У нас взрослого человека, у которого живы отец с матерью, называют богатым, а если и дед с бабушкой – то вдвойне. Никитка был самым счастливым: у него ещё и прадед с прабабушкой, слава богу, живы, в своём уме и на своих ногах, даже хозяйство кой — какое держали.
Вот к ним – то и ехал Никитка, старики просили забор подлатать.
А по вечерам уж больно любил Никита их рассказы про невидаль разную слушать, они люди старые, много знают.
— Раньше –то у нас много чего было, теперь с Ентернетом всех разогнали, — сетовал дед.
— Да как же, и сейчас есть, — говорит бабушка. Посядень Василиса рассказывала про мужа своего Федьку. Он после пьянки — то кефиром отпаивается…
— Чем-чем? – не понял дед.
— Да простокишей! Так вот Василиса уехала в гости, а вчера утром приезжает, а из Федьки — то вышло кефирное тело и по избе ходит!
— Бабушка, может, эфирное? – смеётся Никитка.
— А может и так.
— Эка невидаль, — говорит дед, — вот у нас раньше в избе домовой жил, маленький такой мужичонка, волосы взъерошены, глаза выпучены. Бывало, как выскочит из русской печки, мы все врассыпную, бабы визжат.
Тут в дверь постучали.
— Кто там?
Тишина. А потом рычание послышалось и хохот дикий.
— Свят господний, — старики стали креститься.
Вдруг дверь распахнулась и через порог перепрыгнул маленький мужичонка, волосы взъерошены, глаза выпучены и как заорёт:
— А вот и я!
У Никитки всё внутри похолодело, шутка ли в живую домового увидеть!
— Ну ты, Тришка, и полудурок, — заругалась бабушка, — напугал старый хрыч. Ты, Никитка, не бойсь, это сосед наш глупой.
— А я иду, гляжу, у вашего плетня чёрт сидит, только глазки в темноте блестят, жирненький такой!
— Да чего ты мелешь? Откуда у нас черти?
— Да как откуда? От Чекушкиных, эти пьют, не просыхают, сами рассказывали, что черти у них живут. Вот от них и бегают по всей деревне.
Вдруг в окне показался пятачок.
— Бабушка, чёрт там, чёрт! – испугался Никитка.
Старики глянули:
— Да то ж поросёнок наш! Ты что, дуралей старый, хлев не закрыл?
— Не помню, бабка.
Все на улицу побежали поросёнка ловить. Ищут впотьмах по двору, найти никого не могут.
Тут Трифон и говорит:
— Вот у нас раньше случай был. Откормили мы большущего поросёнка. Пришло время его резать. А как раз зима была. Вывели мы его из хлева, приготовились. А он вырвался да как кинется от нас бежать со всех ног. Мы за ним! Да он как с ума сошёл, видно почуял свою кончину неминучую, понёсся прямо к реке и в прорубь нырнул, только мы его и видели. Эх…
— Трифон, ты калитку-то закрыл, может он со двора убежал? — забеспокоилась бабушка.
— Да я к вам через плетень перелез.
Решили всё же на улицу выйти, там поискать.
Вдруг видят, по дороге кто-то в чёрном балахоне идёт с косой.
— Это Марфа с покоса возвращается, — говорит бабушка.
— Марфа, накосили? — спрашивает дед.
А та ни гу — гу, прошла молча мимо.
— Что молчишь — то как неживая?
Она к соседям через два дома зашла.
— Странно, чего это она поздно так?
— Нет здесь поросёнка, пошли обратно.
— Борька, Борька, где ты? Где ж его теперь в потёмках найдёшь?
— Поймал, поймал! — кричит Тришка, — я его за рога держу!
— Тащи его в стайку да закрывай крепче!
Потом дед, спохватившись, спрашивает:
— За что ты его поймал, говоришь? За рога? Да какие же у поросёнка рога? Ты кого к нам в хлев притащил, пенёк трухлявый?!
В хлев побежали чёрта искать, а там только поросёнок спит, больше нет никого.
Все в дом вернулись, снова сидят чаи гоняют.
Они ещё долго так сидели, рассказывали и рассказывали. Бабушка видит, что у Никитки глаза закрываться стали:
— Внучок, ложись, я тебе постелила, постельник-то у нас сеном набит, а подушка — травами душистыми.
— Будешь спать, как младенец, — поддакивает ей дед.
И правда, нигде ему так сладко не спалось, как в этом доме. Никитка сразу в сон провалился.
Во сне он видел соседа Трифона, который летал на чёрте. Его старуха в чёрном балахоне с косой ловила да никак поймать не могла. Он ей рожи страшные корчил да кричал:
— Не поймаешь, не поймаешь!
Старуха машет ему косой и ругается:
— Ну и полудурок ты, Тришка!