Давным – давно, в стародавние времена это случилось. Лес тогда ещё наш молод был. Крипы тогда размером с ладошку были. Разве что белку утащить могли. Слобни первые только появились, да больше на своих родителей – медведей похожи были, нежели на привычных нам слобней. Маленькие такие же, как медведи, в упряжку не приученные, да и молока не давали. О том, как небо низким стало, не только старики когда-то своими глазами наблюдали, но и молодые помнили.
Как вы все знаете, жизнь тогда тяжёлая была для всех. Это сейчас каждый сам за себя, да за свои интересы. В сытости и тепле. А тогда друг-другу глотку порвать готовы были за горсть гороха. Голод кругом, холод. Смерть и болезни привычны были также, как рассвет и закат.
Но, в наши места люди тогда бежали от более страшной напасти. Большим гонением та напасть называлась. Две силы сражались много десятилетий, и одна победила. Да только победитель по глупости своей делов в мире наворотил и побеждённым сам и оказался. А побеждённый тогда голову поднял, и в победители выйдя, соперника решил с лица земли стереть. А чтоб наверняка, и всех, кто хоть немного на него похож был мыслями или делами.
Вот и бежали все, кто веровал и, кто нет. Кто был приверженцем павших победителей, и кто не поддерживал. Бежали все, потому как новый победитель решил не разбираться долго, а наверняка уничтожить любого, кто на взгляд его хоть кроху той веры мог нести.
Чёрный лес хоть и молод был, но уже местами страшен. И никто не знал, когда тут твой последний день настанет. От того и спрятались тут многие. Уж лучше жить в страхе и ожидании смерти ежедневно, чем точно знать, что завтра головы лишён будешь.
Сюда и баба одна сбежала. Эльзой звали её. Красивая баба, гордая, но, по нашим теперешним меркам, бесполезная. Ничего руками делать не могла и не хотела. А жрать хотела, да и одёжу красивую хотела. Да и вовсе, много чего хотела такого, чтоб всегда удобно и уютно.
И было у Эльзы два сына. Один, ну как есть, родной. Даже и не помнит теперь никто, как звали того вымеска, потому как, человеком он гадким был. Хуже склизкой губки со дна плоского озера. Такой же скользкий. А второй, был усыновлённым, от мужа, что голову в Большом гонении сложил. Звали его так смешно, Горь. Толь от Игорь отломили кусок, толь прозвище от слова горе.
Горь, в семье Эльзы был ну как бельмо на глазу. С малых лет покоя бабе не давал. То сломает чего, то подожжёт, то в драку ввяжется с братом, а то чего украдёт у кого. Давно бы она его погнала из землянки своей, да вот беда, только Горь еду в дом и приносил.
То в лесу ежа поймает, то гнездо воронье разорит, а то и ужей наловит. Эльза и сынок её носы воротили, морщились, но жрали. Голод то тебе не похмелье, его не перетерпеть.
Как Горь постарше стал и из детской рубахи выбрался, решила Эльза его в работники определить и за харчи, можно сказать, продала зажиточному соседу.
Ещё до рассвета Горь должен был вычищать у свиней, кормить и доить коз, выполнять самую тяжёлую работу. И только после заката он мог отдохнуть, вернувшись домой и принеся плату. И каждый раз получал он от Эльзы берёзовым прутом по рукам за то, что скудна плата эта была.
Пару луковиц, пяток картошек, да и, иногда, кусочек сала. Вот и вся дневная плата за тяжкий труд.
— Раз так мало принёс, значит работал плохо! – кричала Эльза. А сынок её уплетая принесённое братом, кивал и поддакивал. Мол, коль мало принёс, значит сам голодным пускай и будет.
Горь терпел и молчал. И не от того, что во всём мачехе своей подчинялся и послушным был, а напротив, от того, что удобно ему так было. Труд у соседа хоть и очень тяжёлый был, но украдкой и поесть получалось сытно. Пусть не изыски какие, а так, то что поросятам давал, то и ел. Пока коз выдаивал, молока попить мог. Не много, а так, чтоб хозяин ничего не приметил. А иногда и жена хозяина чем угостить могла. Просто так, вроде как своего мальца. Своих то детей у неё с мужем не было.
Как-то по осени случилось так, что хозяин отправил Горя в рощу дубовую, желуди собирать. И строго настрого наказал все мешки до самого верха забить, иначе никакой платы. А как назло, на беду, на жёлуди год ну очень неурожайный был. Всё что мог, околотил парень, а всё равно, два мешка пустые остались. А тут ещё и живот урчит. Не получилось поутру у поросят пайку отжать, не вышло и молока глотнуть. Хозяин всё время рядом крутился.
Уже и день к вечеру, а желудей нет. И возвращаться не хочется, потому как скажет хозяин, будто поленился парень. И вот, завалился тогда Горь под дуб и задремал. Да не крепко, а так, в полглаза. И проснулся от того, что по руке его что-то скользило. Будто ремнём горячим кто-то провёл.
Открыл парень глаза, а рядом змея. Да по окрасу явно ядовитая. Как парень двинулся, она и насторожилась. В столбик вытянулась и крылья раскрыла. Да только не пернатые те крылья, а будто волосками покрыты.
Стоит столбиком змея, на Горя смотрит и вот-вот бросится. А Горь смотрит на неё и думает, что диво такое впервые видит. Змеи крылатыми не бывают. Да то такие мысли, детские. Была в голове его и взрослая мысль о том, что мяса в змее той на добрую похлёбку хватит.
Протянул Горь руку к палке, которой жёлуди околачивал, да прежде чем змея успела дёрнуться, прибил её к земле, да ногой наступив, голову свернул. Только и успел за пазуху спрятать, как хозяин явился. Жёлуди забрал, работника отчитал, да без платы домой и отправил.
А дома Эльза опять за прут берёзовый схватилась, потому как слух уже дошёл до неё, что пасынок без еды явится.
— Да вот, принёс я сегодня. Хорошая похлёбка будет! – закричал Горь и вытащил из-за пазухи змею. Эльза и сынок её вначале просто носы по-обычному воротить начали. Да как крылья увидали, так и вовсе отпрянули от стола.
— Ты это чего притащил? Змею больную? Хочешь отравить нас? Сам и ешь гадость такую! – закричала Эльза.
— Пусть сам ест, пусть сам и травится. А мы посмотрим! – принялся поддакивать сынок её.
— Да лучше нажраться досыта и отравиться, чем с голоду маяться и чувствовать, как твой живот тебя изнутри есть! – закричал Горь и принялся добычу свою разделывать.
Знатный бульон из змеи вышел, и мясо нежное оказалось. Вот только наевшись досыта, ничего в котелке родственничкам своим от обиды не оставив, в сон парня потянула. Перед тем, как глаза закрыть, даже и сам поверил, что змея та отравленная оказалась.
Проснулся Горь на утро, ещё до рассвета, как обычно, и столько сил в себе почувствовал, будто заново родился. И в животе ещё не пусто было, и руки, и ноги не болят. Бодрый, как никогда.
Ну, раз бодрый, знать на работу идти нужно. Да только внутри всё как-то у парня не так. Будто изменилось чего.
У хозяина всё как обычно. Свиней кормить вначале. Да только как-то странно свиньи себя ведут. Хряк напасть попытался, поросята попрятались, а вот свинки молодые вокруг Горя, как вокруг корытца с самыми вкусными помоями.
Пришла пора коз выдаивать, так козы как с ума по сходили. Какая за ушко ласково щипнёт, какая в бок рогами толкает, внимания к себе привлекая. Да и молока каждая дала больше, чем обычно. А одна и вовсе, после того как Горь выдоил её, в загул пошла. Орёт, козла себе требует. А там и козёл как взбесился, калитку в своём сарае ломать начал.
Пришло время работу по дому выполнять, да и тут странности. Жена хозяина будто умом тронулась. То приобнимет парня, то игриво чмокнет его, то по волосам потеребит. А то и вовсе, случай как подвернулся, когда муж в лес ушёл, парня в комнату супружескую позвала, вроде как паука убить. Да только не было там паука.
Только Горь порог комнаты перешагнул, как жена хозяина набросилась на него. Начала целовать, раздевать. И вроде баба то она уже не молодая, да и красотами не отличалась, а у парня и самого интерес проявился. И уж кое как интерес этот он весь с женой хозяина потратил, аккурат к тому времени, как хозяин вернулся. Чуть не застукал, но, ничего не заподозрил.
Отчитал хозяин Горя за то, что работы тот мало выполнил и опять не заплатил. Но, прежде чем парень домой ушёл, жена хозяина ему украдкой целую котомку съестного в руки сунула.
Явился парень дамой и без задней мысли на все вопросы Эльзы и ответил, как есть. Мол, хозяйке чего-то приспичило, он её и тетерил полдня. За это она едой заплатила. Ох и рассердилась тогда мачеха.
— Позор то какой! – кричала Эльза. – За еду со старухой в постель лёг. Люди узнают, будут пальцам тыкать.
— Даже подумать о таком и уже противно. – поддакивает сынок, а сам вкусности уплетает за обе щёки. А там и колбаска, и яичко варёное, и сало копчёное, и хлебушек свежий, и лучок зелёный.
— Да лучше старуху оттетерить, и с сытым желудком спать лечь, чем впроголодь жить! Лучше пусть пальцем на сытого тычут, чем голодного пинают! – ответил Горь и вырвав у брата из рук колбасу, из землянки вышел.
Идёт по тропе, колбаску уплетает, а вокруг странности какие-то происходят. Мыши из гнёзд своих повылазили и за парнем вереницей, как за самым желанным, что в их мышиной жизни есть. И вроде боятся, а следуют.
К ручью пришёл парень, думал окунька какого повезёт выловить или рака, глядь, а у берега рыбы тьма, хоть руками хватай за жабры. И каждая икру мечет.
Набрал тогда Горь рыбы, сколько унести смог, да домой.
— Вот! – говорит. – Это вам не отравленная змея крылатая, рыба добротная. Часть оставьте на потом, а часть, матушка, продай по соседям.
— Вот ещё. Не хватало, что бы меня ещё торговкой рыбы называли. – фыркнула Эльза. – Вонять рыбой потом буду.
— Лучше быть торговкой и рыбой вонять, чем пахнущей цветами дурой набитой. – фыркнул Горь, сгрёб рыбу и из землянки выбежал сам удивившись, насколько дерзко мачехе ответил. Постоял, подумал, да на пятак пошёл, где люди добро продавали и меняли.
В тот день всю рыбу распродал почти сразу. Да вот только и тут странности. Мужики нос воротили, ругали парня, что рыба у него плохая. А бабы напротив, хвалили улов. Одна из баб, что последнее у парня скупила, попросила до хаты донести покупку. Дескать, там и расплатится. Дескать, кончились у неё и деньги и товары, какие взамен можно дать. А рыбки свежей хочется.
Да вот только, как в хату парень вошёл, та дверь на засов заперла и набросилась на него. Сама раздеваться начала, парня раздевать. И, если сравнивать с женой хозяина, эта баба куда моложе была, красивая и упругая. Всё шептала парню, что шибко он на мужа её умершего похож. А то и вовсе, именем мужа называть парня стала.
— Власик мой, Власик. – шептала она в порыве страсти. – Как же долго тебя не было. Как же долго ты мёртвым был. Но, наконец, вернулся ты ко мне.
Ну, а Горю то что? Кровь молодая, горячая. В такие моменты голова уже не думает. И всё равно ему, кем там его называет баба красивая, которая на всё готова. Знай, таракань в своё удовольствие, да ей удовольствие доставляй. А как закончилось всё, так ещё в кровати решили поваляться, понежиться.
Гладит баба парня по голове, Власиком называет. В губы целует горячо, слова любви шепчет. Да только как спины его кончиками пальцев коснулась, так и отпрянула.
Соскочила с кровати, простынёй прикрываясь. Глаза выпучила и не знает, толь кричать, толь смолчать.
— Ты кто? Ты чего тут делаешь? – наконец выпалила она.
— Да я… — не зная, что ответить, замялся Горь и поводив глазами по хате вдруг увидал принесённую им рыбу. – Рыбу. Рыбу же тебе продал, донести помог, и плату ты мне обещала.
— Рыбу? – прошептала баба. – Рыбу. Плату. Да, да, сейчас.
Завернувшись в простынь, дрожащими руками она полезла под подушку и достала маленький кошелёк. Вынув две серебряные монеты, она несмело протянула их парню и испугано прошептала. – Только не говори никому.
— Что не говорить? – зачем-то переспросил Горь.
— Не говори никому, что ко мне мой Власик приходил. За такое и утопить могут. – прошептала она.
Несколько лун прошло и стала Эльза подмечать, что пасынок странно себя ведёт. Днём на хозяина работает, а по ночам из землянки украдкой уходит. Велела она сынку своему проследить за братцем. Тот, хоть и нехотя, а согласился.
Как только Горь в ночи собрался, да из землянки выбрался украдкой, вскочил братец и за ним. За кустами прятался, за деревьями. Всё старался из виду не упустить, хоть в ночи это и не просто. Брёл, трясся от страха. Всё ему казалось, что из-за куста какая тварь выпрыгнет и брюхо вспорет ему.
Глядь, а Горь остановился на поляне и костёр разжигать принялся. А чуть погодя на поляну кто-то ещё пришёл. Смотрит братец из-за кустов, глаза напрягает, а то на поляну к Горю жена охотника пришла. Муж её прошлой зимой в лес ушёл, да так и не вернулся. Кто говорил, что медведь задрал его, а кто рассказывал, что сбежал он от нрава её. Ну, и дитё не заделал ей, и саму бабу просто так бросил.
Как только явилась жена охотника, так на Горя страстно набросилась. И не просто утехам с ним придалась, а именем муженька своего его называет. Да так. Будто в лице Горя мужа своего и видит взаправду. А как забавы кончились, оставила баба на пеньке две монеты и как ни в чём небывало, была такова.
Вернулся братец в свою землянку, а мать уже ждёт.
— Вот что там. Горь наш на поляну пошёл, а к нему баба пришла, и он её тетерил. Да не просто то по забаве было. Она ему деньги оставила. И, сдаётся мне, не впервой это. – рассказал сыночек.
Эльза до утра не спала. А утром, приоделась и пошла на пятак, якобы купить чего. Ходила, с соседками разговаривала, да и краем уха разговор подслушала, когда три бабы болтали.
— Говорят, в лесу, недалеко тут полянка эта. – говорит одна.
— Ну а кто он вообще? – спросила вторая.
— Да, говорят, сила гнилая, но не злая. – отвечает первая. – Обратится мужем твоим, да будешь ты с ним утехам придаваться.
— Да, как же так? Кто ж в здравом уме пойдёт к такому? Да ещё и ляжет с ним. Это же противно. – прошептала третья.
— И я говорю, противно. – отвечает первая. – Да некоторые деньги даже за это несут.
— Деньги? Это за что ему деньги? – встрепенулась первая.
— За то, чтоб облик мужа принял, да дитя заделал. Вон, Фронька брюхатая уже. А ведь с мужем пятнадцать годков старались и ничего. Да ладно с мужем, она и с лесорубом крутила, и с мельником, и с сыном старого свинарника. И ни от кого понести не смогла. А тут сходила на поляну, и вот, сразу.
— А сколько денег надо? – спросила третья. – Я просто, так, интересно.
— Говорят две монеты серебром.
— Две монеты за дитё. Ну это и не дорого совсем. – призадумалась вторая.
— Ну да. Мы с моим Васильком уже одиннадцатый годок пытаемся. – потупила глаза третья. – Я то думала это он безмудый, а как от расстройства с рыбаком три луны ложилась в надежде, так и поняла, что у меня внутри пусто. Коль за две монеты можно было бы обрюхатиться, может и разумно противность ту стерпеть и под силу гнилую лечь.
— Да ты по тише. – зашептала первая. – Услышит кто, утопят за такое…
Наслушалась Эльза и домой. Дождалась, как Горь домой явится и спать ляжет, заперла дверь и сама притворилась, будто спит. А сынок её уже к той поляне бежал.
Слышит Эльза, как Горь тихонечко с лавки своей встал и к дверям, да дверь не открывается. Тут же Эльза вскочила и свет зажгла.
— Ну, куда собрался? Баб тетерить на поляне лесной? – засмеялась мачеха. – Обойдёшься. Уж не знаю, как ты их там дуришь, но коль деньги с дурочек этих за дело такое берёшь, надо бы и с нами поделиться. А то ведь, слухами земля полнится, узнают мужики…
— Делиться? Моими деньгами? Не будет ли слишком жирно тебе, матушка? – засмеялся Горь. И в тот же миг перед Эльзой на месте Горя муж её возник. И сама она не поняла, как по просьбе его ключ вынула и дверь отперла, а после и вовсе не поняла, что происходит. Вроде и не спала, а всё как во сне. Был Горь или нет? Был разговор про деньги, или причудилось? Болтали ли бабы чего днём, или на веялось?
До рассвета Эльза просидела на лавке, на огонёк в лампе смотрела. А утром сынок её вернулся. Избитый так, будто дрыном его охаживали. Жаловаться матери начал, что обман то всё.
— На поляну я пришёл, костёр разжёг и ждать начал. Смотрю, баба приходит. Да только она меня как увидала, так что-то и встала. Я ей говорю, мол, ты не стой. Давай деньги и ложись, ноги раздвигай. А она полено схватила и как начала меня охаживать, я еле ноги унёс. Видать слухи не врут. Горь наш к силе гнилой подался, коль власть над ними имеет.
— Подался. На себе почувствовала. Раз так, так нет ему места среди людей. – прошептала Эльза. – Избавиться от него нужно, иначе навлечёт беду. Опозорит перед другими, а то и вовсе, за собой потянет.
— Убьём ночью и закопаем?
— Дурак, что ли? Люди спрашивать начнут, куда делся. Заподозрят чего. Мы чужими руками его изведём так, что и сами вне подозрения окажемся. А то и пожалеют нас ещё.
Тем же днём побрёл сынок на пятак и всем своим видом давай показывать, как раны его болят. Ну, мужики и начали спрашивать, кто его так. А тот, слезу пустив, завывать начал.
— Ой, мужики, братец мой непутёвый. Узнал я, что он до баб чужих большой охотник. В лесу, на полянку к себе заманивает и там их по-всякому. Начал я ему твердить, что нехорошо это. Так он только посмеялся. Сказал, пока всех баб в округе не перететерит, не успокоиться. Тогда я пригрозил, что расскажу всем, он меня и побил. Пообещал, что убьёт. Ну уж, мужики, лучше смерть принять, чем о таком злодействе знать и не сделать ничего.
Как услышали мужики это, так зашептались. Кто-то вспомнил, что жена ночью куда-то отлучалась. А кто-то и вовсе, подметил, что жена брюхатая у него, хоть до этого много лет ничего не выходило. И так, слово за слово, что было и что не было, а Горю в вину уже прописали. Братца его убедили, что защитят, коль покажет ту поляну.
Той же ночью Горь на поляне костёр разжёг и грибы жарить принялся. Сидит себе, комариков подкармливает. И как знать, ждал он какую бабу или просто в лесу ночевал в своё удовольствие. Да только накинулись на него, мешок на голову нацепили, да по темени дрыном приголубили.
Как глаза открыл, а он уже на пятаке, к столбу мерзавскому привязан. Народ вокруг толпится, шепчется. А мужики и оповещают, дескать, коль признается Горь, чьих баб тетерил, тогда только высекут и запортки отрежут, а убивать не станут. Отпустят по добру.
— Лучше быть мёртвым, но с запортками, чем живым и безмудым, как вы. – засмеялся Горь. И тут же по спине его плети пошли плясать.
Мужики озлобленные, оскорблённые, начали хлестать парня не жалея сил. А ещё и братец с прутом берёзовым к веселью такому подключился. Отомстить решил и за свою обиду.
Горь поначалу терпел боль, потом кричать начал уже не в силах сдерживаться. А как вся спина кровью выкрашена уже была, так и вовсе, запрокинул голову и замолчал.
Постегали его ещё мужики, да и поняли, что помер. Ну, а коль помер, знать надо хоронить.
Отвязали от столба мёртвого, ведром воды окатили, как бы обмыв, да уже готовы были стащить на окраину оврага. Как вдруг, кто-то приметил, что на спине мёртвого и ран нет. Только от плеч до самой поясницы две борозды тянутся, будто два шрама волосками покрытые.
— Странно это. – прошептал кто-то. – Сжечь бы нужно его, а то, обратиться силой гнилой.
— Конечно сжечь! – закричал братец и за масло схватился. – Прям тут и сжечь. А то обратится силой гнилой.
— Ещё как обратиться! – выбежала вперёд Эльза. – Он уже власть над бабами имел. Даже меня одурманил и чуть не совратил на дело это похабное. Вот только сейчас в себя пришла.
Зашептались мужики. Кто-то даже сказал, что бабы то не виноваты. Зря их хотели на чистую воду вывести и наказать. Одурманены были.
— Сжечь его нужно! Сжечь! – тараторила Эльза. А сама только и думала о том, чтоб отвести подозрение от себя и сыночка. Коль узнают люди, что секрет Горя им известен был, чего доброго и поколотят. – Сжечь. А то обернётся силой гнилой.
— Да лучше обернуться силой гнилой, чем изнутри гнилым быть! – вдруг раздался голос. Шевельнулся мёртвый, вздох глубокий сделал и голову подняв, одарил взглядом недобрым окружающих. Глазами жёлтыми сверкнул и засмеялся так, что мурашки по спине у людей забегали.
Встал Горь, скривился немного, будто боль испытывая, и за спиной его раскрылись два крыла огромные. Да только не перьями покрыты, а будто волосом мягким.
Легко, будто пылинка лёгкая, взлетел Горь над людьми, покружил чуток, да и в лесу, между деревьев скрылся.
С того времени далёкого и завелись в Чёрном лесу те, кого летавцами называть стали, или змеями летучими. Говорят, являются они к бабам разным. Когда сами, а когда по зову. И почти всегда, после гостя такого, баба брюхатой становится. Да образом чудесным дитё на мужа похоже. И не важно, жив тот муж, или помер уже давно.
Говорят, что Горь и стал прародителем всех летавцев. И никто не знает, жив он, или умер уже давно. После того случая, как он из мёртвого восстал и крылья распустил, больше его никто и не встречал.
А вот братец его не долго прожил. Хотел лёгких денег, да сыграть в карты решил с бандитами. И проиграл тогда и землянку, и жизнь свою и даже честь мать. Хотя, после того случая Эльза уже не думала о том, что другие про неё могут шептаться. Один раз попробовала на жизнь и пропитание себе заработать, другой раз. А потом и вовсе, в привычное дело это у неё вылилось. Поговаривают, неплохо даже жить начала. И дом свой получила, и жизнь сытую и удобную.
___
Вот такая незатейливая сказка. Спасибо, что прочитали.