Откуда взялось название места – Чёрная балка, никто уже и не помнил. Его старательно обходили здешние охотники и грибники — ягодники. Зачем судьбу испытывать?
Старались о нём и не поминать лишний раз даже в разговоре, а если и придётся, так непременно потом перекрестятся.
Молодая учительница русского языка и литературы Людочка, а для селян уже Людмила Юрьевна, только улыбалась, когда случались такие разговоры при ней. Ну надо же, насколько народ тут верит в сказки и суеверия! На самом деле это простой овраг, может только поглубже прочих подобных.
Сюда она приехала по распределению. Надо было после пединститута отработать три года в области. Было такое в 70-е, 80-е.
Поселили её у Анны Михайловны. Дом у той был большой — пятистенок, места и семерым хватит. Раньше в нём жила семья крепкая, хозяйственная, но теперь одна Михайловна осталась. Муж умер, а дети редко в гостях бывают – в города разъехались.
Времена были совсем нецерковные, а у Анны Михайловны в углу иконы и свечки. Хозяйка сразу поняла, что квартирантке это не понравилось – посмотрела она на них, вздохнула, глаза на неё перевела, но ничего не сказала.
Люда утром и вечером слышала, как Анна Михайловна молится, но молчала. Старалась себя в руках держать — всё-таки она — гость, да и по возрасту во внучки годится. Молитвы хозяйки повторялись, и вскоре Людмила поняла, что и сама их уже знает наизусть. Её это раздражало. Память у неё всегда была отменная – схватывала на лету. Но это-то ей зачем?
Жили они дружно. Квартирантка хозяйке по душе пришлась.
К слову сказать, она и местным понравилась — с детьми ладила, со старшими была обходительна, не любопытна. Правда вот строга. Детей сразу в оборот взяла, задаёт много и спрашивает жёстко. И если уроки не сделаны – родителей в школу или сама придёт в дом для беседы. Но это-то и хорошо, в общем. Кто ещё за детьми присмотрит, если родители весь день в совхозе или на местной лесопилке работают. Прибегали мамы да бабки порой и домой к учителю:
– Людмила Юрьевна, наш не знаете где? Болтается, ирод…
– Людмила Юрьевна, задайте ему там в школе взбучку – опять корову не пригнал. Совсем от рук отбился.
Доверили Людмиле сразу два классных руководства. Пятый класс и шестой. Правда в двух классах детей было всего 14, но тем не менее – ответственно. Некоторые дети вообще не выезжали из села ни разу. Людмила рассказывала им о городской жизни, о том, как ездят в троллейбусах и поездах. Они слушали с интересом.
Учебные дела шли неплохо, навёрстывали упущенное, а вот воспитательный процесс тревожил. Дети знали друг друга давно, сызмальства, их родители – тоже. Тайн не было. Но в силу возраста, отсутствия элементарных навыков общения и чувства такта часто происходили скандалы и даже драки.
– Ты за что его бил? – почти кричала разгорячённая Людмила Юрьевна, держа за ворот только что оттянутого из драки пятиклассника.
– Он сказал, что папка мой никудышный пьяница. А он – не пьяница! – сопел мальчишка.
Люда разруливала, проводила беседы о дружбе, о взаимовыручке. Но подобные схватки повторялись.
– Вы Тоньку не спрашивайте сегодня, она вчера с бабкой в церкви всенощную стояла. Дура у неё бабка — в церкви служит, – разглагольствовал с последней парты балабол Сашка.
– Раз умный такой и не веришь ни в Бога, ни в лешего, чё ж так боишься Чёрной балки, стороной обходишь, знаю я! – парирует Тонька.
– И ничего я не боюсь! Могу хоть ночь там пробыть!
– А вот и пробудь!
Этот разговор прошёл бы мимо молодого учителя, если б не последующие за ним обстоятельства …
– Анна Михайловна, что за балка эта чёрная у вас тут? И в магазине о ней слышала, и дети говорят.
– Ох, Люсенька, болтают разное, а ты не слушай.
Хозяйка на её вопросы только отнекивалась, какие-то дела сразу находила. А Люда замечала, что после этих вопросов, она себе места не находит, крестится и излишне суетится. А в огород уйдёт и стоит там без дела, думает себе что-то.
Но как-то весенним вечером, после того, как вместе они решали – что делать с отошедшим куском железа с краю крыши, и не придумали ничего лучше, как прижать его длинной доской, чтоб не стучал ночью, за чаепитием Люда Анну Михайловну всё же разговорила.
Та перекрестилась, скомкала левой рукой фартук и начала рассказ:
– Овраг этот проклятущий. Люди в нём гибнут, пропадают. Там внизу видать болотина, камыши – не видать. Вот и живёт кто-то там, людей затягивает. Мать моя говорила – в войну там несколько немцев пропало. Искали их, расстреливали народ. А их не трогал никто, только в овраге последний раз и видели.
– Так может партизаны местные сработали?
Но Анна Михайловна продолжала, не отвечая.
– И ещё вот случай был. У Кольки-то твово, который с Витькой Самойловым подрался, дед большой охотник был. Никто лучше его троп лесных не знал, даже мой покойный Сеня. Царство ему Небесное, уж на что лес как свои пять пальцев знал, а пожалуй ему уступил бы. Никогда Иваныч с охоты без добычи не возвращался, тетеревов больше-то бил. А я иду с работы значит, вижу, а он в сторону Чёрной балки идёт. Думаю: куда его понесло? Крикнула, он оглянулся – хвать, весь другой, не такой как всегда – мрачный, не здоровается, даже рукой не махнул. И дальше. Потом его ещё и Матвеевна видела, а больше никто.
– А в милицию обращались?
– Искали, и милиция искала. Не нашли, да и найдёшь разве, если нечистая утащила! Капище там древнее было, говорят, и жил кто-то, а как во Христа верить стали – забросили. Вот и бедовое теперь место. И ещё милиция раз была. Катин сын пропал – соседки. Приехал из города, по грибы пошёл, да и сгинул. А его тоже там видели. Не иначе как нечистая….
И тут что-то неожиданно и резко ударило по подоконнику. Собеседницы подпрыгнули с перепугу.
— Свят-свят-свят! – крестилась побелевшая в миг Михайловна, – Чтой-то я о нечистом-то на ночь!
Людмила тоже испугалась очень, но сейчас она должна была показать стойкость. Она решительно вышла на крыльцо. Доска, которая прижимала железный лист на крыше, валялась на земле. Это она своим концом крепко ударила по подоконнику.
— Да успокойтесь, Анна Михайловна, наша с вами работа насмарку – доска упала, — смеялась она, вернувшись в дом.
Но хозяйка уже шептала молитву у икон.
– Ох, Анна Михайловна. Да разве трудно в лесу пропасть и без нечистой силы. Мало ли что могло случиться? Сказки всё это. Суеверия местные насочиняли, чтоб жить не скучно было. Я не верю …
– Иже еси на небеса, да святится Имя твое, да прибудет …., – хозяйка её уже не слушала.
Люда долго лежала в постели и слушала, как старушка молится у икон, просит небесной защиты. Спать мешала своим бормотанием. Сказать бы ей, да жалко обижать.
Конечно, переубедить проживших жизнь с верой людей практически невозможно. Но сейчас Людмила думала о детях – об учениках. Они тоже живут в этих тёмных суевериях, и тут её задача, как учителя, разубедить их. Они, воспитанные вот такими бабушками, как её хозяйка, готовы верить им на слово, но, увы, не поверят словам молодого учителя. А если и поверят, то дома их опять очень быстро разубедят. Нужны были доказательства.
И Люда придумала – нужен поход именно туда, на Чёрную балку. Двумя классами. Вон, с родителями по грибы ещё дальше ходят. Проводника бы только. Но ведь есть и отцы, знают местность. Вот сейчас потеплеет чуток …
Хотя … если скажет родителям, что на балку идут, те не отпустят детей. Лучше – не говорить. Поход и поход, как в планах написано. Никто и не спросит – куда.
Людмила была настроена решительно!
…
Люда придумала – нужен поход классами именно туда, на Чёрную балку. Вон, с родителями по грибы ещё дальше ходят. Проводника бы только. Но ведь есть и отцы, знают местность. Вот сейчас потеплеет чуток …
Хотя … если скажет родителям, что на балку идут, те не отпустят детей. Лучше – не говорить. Поход и поход, как в планах написано. Никто и не спросит – куда.
Людмила была настроена решительно!
***
Надо сказать, что в те годы таких строгих правил по организации детских походов, как сейчас, ещё не было. Но директору доложиться всё же требовалось. И через пару недель, когда весеннее солнце прогрело землю, Людмила после уроков направилась в кабинет директора.
– Куууда? Да ты с ума сошла!
Люда изложила идею – надо побороть дурацкие суеверия.
Ирина Савельевна помолчала, поёрзала на стуле.
— Идея-то здравая, — пробормотала, — Только выбрось ты её из головы. Я б свою дочь ни за что не пустила, хоть она и в девятом. А ты хочешь с пяти- шестиклашками.
— Да что ж страшного-то! – Люда нервничала, – Это ж рядом совсем. Ладно, деревенские люди тёмные, но вы-то грамотный человек, неужели верите во всю эту чушь?
— Чушь, говоришь?! Да в этой балке столько человек сгинуло! — разволновалась и Ирина Савельевна, – Жаль нет уже моей бабки, она б тебе рассказала.
– И Вы туда же! Прям напасть от этих ваших местных историй! А дети впитывают и верят в эту ахинею.
– Ну, хошь верь, хошь – не верь. Хошь – сама сходи проверь! – директор махнула рукой в сторону балки, она уже злилась на упрямство молодой коллеги, – Но детей я тебе туда водить запрещаю! Мало что ли мест других для походов? Вон к Северному если идти – места какие! Река, корни вековые над ней. Детям нравится – туда и сходите.
А когда Людмила уходила, уже спокойнее добавила:
– Ты не обижайся на меня, Людмила. Проклято то место кем-то, точно проклято. Нельзя туда детей.
Но молодая учительница была очень обижена. Она пытается как лучше, а ей – на тебе, палки в колёса.
Характер её был упрям, и сейчас, когда настрой её так перечеркнули, она решила доказать всем, что ничего страшного в этой балке нет!
Придя в дом, она освободила старый свой походный рюкзак. Сложила туда спички, нож, маленький топорик и фонарь.
Анна Михайловна, конечно, догадалась, куда собирается квартирантка – по решительному настрою догадалась. Пока молчала, не отговаривала.
– Анна Михайловна, а Вы резики мне свои не одолжите?
– Сдурела ты, девка, совсем. Ты одна собралась или пойдёт кто с тобой?
– Одна схожу, прогуляюсь. Двадцатый век на дворе, люди в космос летают, а вы все какого-то оврага шарахаетесь! Вот завтра с утра и пойду, выходной у меня.
— Много-то вы понимать все стали! — ворчала хозяйка, доставая чугунок с кашей из русской печи, — Вам люди говорят, чай не дураки ведь, а вы всё своё, как Фома неверующий. Вот мы все просили, чтоб колокольня заработала, ведь стоит – загляденье. И колокола хорошие, отливные, а они упёрлись — не положено, не положено. Такие же как ты, упрямые.
– Да не упрямая я, просто доказать хочу! Детей разуверить, – горячилась Людмила.
Михайловна разложила кашу.
– Давай вот поешь, подумай, переспи ночь. Нельзя туда одной идти! Нельзя…
Но идти пришлось уже сегодня.
– Здрасьте, Людмила Юрьевна, здравствуй, теть Нюра, – в дом зашла мать ученика шестиклассника Саши Воропаева, когда они ещё обедали.
– Здравствуй, Светочка, поешь с нами?
– Нее, тёть Нюр, спасибо. Я вот чего: Сашки нигде нет, из школы вроде пришёл – портфель на месте, переобулся, да и пропал куда-то. Думаю, может Вы знаете, в школе может чё? Ну, раз дома Вы, значит точно не в школе он.
– Не в школе, они сегодня раньше ушли, у нас Михалыч заболел, спину прихватило, – подтвердила Людмила.
Мальчишек отпустили с двух последних трудов около полудня.
Но не успели они закончить обед, как прибежал Мишка – одноклассник Саши. Покричал в окно. Людмила вышла, за забором – ещё двое прячутся.
– Людмила Юрьевна … это … Там Сашка на Чёрной балке остался. Мы звали звали, а он не отзывается…, – мямлил Миша, глядя в землю.
Люда взяла его под локоток и завела за угол.
– А ну, конкретнее…
– Вы же сами говорили, что это всё суеверия, вот мы и пошли …
Людмила выяснила, что пацаны поспорили с Сашкой, что тот спустится вниз балки и просидит там целый час. Сами остались сверху, но уже минут через пятнадцать стало им плохо, «как душит кто-то», в овраге появился чёрный туман, лес вокруг подозрительно трещал. В общем, испугались – стали Сашку звать, а тот не откликается. Ну, и убежали. Родителям боятся говорить, решили пойти к учителю.
– Бросили, значит, друга? Молодцы!
– Да мы не хотели же, мы же кричали. А он, дурак, молчит там. Он может просто издевается, нас проверяет?
Но прошло больше часа, Саша из лесу так и не вышел, и мальчишки заволновались.
Люда выспросила точное место, где спускался Саша, Мишка сказал, что там галстук оставил, снял, повязал на ветку и забыл. Она приказала мальчишкам идти по домам. А сама решительно начала сборы – надо было найти Сашку.
– Что случилось-то?
– Сашка на Чёрной балке.
– Ох, ты Господи, помилуй, – Анна Михайловна крестилась.
– Так ведь мужиков собирать надо.
–Да, погодите! Мне кажется, он и правда пацанов проучить решил. Сашка – смелый, а они трусоватые. Спрятался там, найду я, – Люда на ходу собирала рюкзак, одевалась.
– Стой. Возьми вот, – хозяйка совала ей в рюкзак свечу.
– Да зачем? У меня фонарик хороший.
– Бери, бери, не спорь! И вот ещё! – Анна оглядела наряд Людмилы и быстро сунула руку ей в карман куртки.
Людмила проверила – в кармане лежал крестик на верёвочке.
– Да зачем это, я ж не верующая, – Людмила пожала плечами, но крестик оставила, в глубине души было приятно, что заботится о ней хозяйка, хоть и по-своему, но как родная.
— С Богом, милыя! — перекрестила её старушка.
Людмила шла уверенно и легко, любовалась на всход озимых. Погода благоприятствовала – весна. Вспомнились студенческие походы, песни у костра, ночёвки у реки. За плечами у неё был рюкзак, спортивные брюки, как тогда. Птицы щебетали свои весенние зазывные песни, небо утопало в голубизне, а воздух чист и свеж.
Тревога за Сашку поутихла. Может сейчас встретится, негодник. Дело своё сделал – испугал товарищей. Пошутил и хватит.
Она легко прошла березняк, но как только дошла до ельника – начало как-то душить. Ага, давно не ходила такие расстояния, школа-дом. Вот и наглоталась свежести, аж голова кружится и ноги подкашиваются.
Она присела на поваленный сухой ствол. Вон он уже и овраг недалеко, рукой подать – лес обрывался просветами, а навалившаяся слабость не отпускала. Она прислушалась – здесь, почему-то, не было слышно трелей птиц.
Людмила заставила себя встать и направиться к оврагу. Сейчас на пути были немыслимые наваленные деревья, бурелом. Сердце из груди от натуги чуть ли не выпрыгивало, и так ей тоскливо вдруг сделалось, так муторно, хоть возвращайся. Но дорога сюда была одна, и Сашу она не встретила. А значит, он ещё там.
Склон оврага был завален таким же буреломом. Он уходил глубоко вниз, в туман низины. Где-то вдали, как в сказке, виднелся лес, значит там балка заканчивалась. Люда не представляла, что овраг будет таким гигантским. И если овраги образуются от пересыхания рек, то на этом месте, вероятно, была почти Волга-матушка.
Она постояла, подышала, слыша каждый свой вздох. Небывалая для леса тишина охватывала пространство. И комаров нет.
– Сааш, Саша! – крикнула она, но голос тонул в воздухе.
Вероятно, это из-за тумана, подумала Люда и пошла по краю оврага. Она старалась идти, как рассказал Мишка, шла и звала Сашу.
Вскоре она наткнулась на алеющий на ветке пионерский галстук – значит это то место, где Сашка спустился в лощину.
Здесь был проход от бурелома и она начала спуск, не переставая звать ученика. Тропинка уводила вниз и вправо.
Периодически она присаживалась на толстые ветви – ноги подкашивались, хотелось спать. Но сидеть было почему-то страшно, казалось, что кто-то невидимый стоит рядом.
– Тьфу ты, что за мысли!
И Людмила продолжала спуск.
– Сааш, Сашка — стервец, выходи!
Молчание. Пошла дальше, и вдруг – шаги за спиной, не отстают. Люда чуть быстрее и они быстрее, остановилась, и они замерли.
— Эхо что ли? Что пугаюсь как дитя малое, — шептала Люда, но чуяла взгляд чей-то тяжелый, изучающий, словно кто в голове копается.
А в голове и правда происходило что-то странное. Всплывали картины из прошлого. Люда стряхивала воспоминания, ловила реальность, но только на минуту и опять …
Вот они поехали в лес по грибы, с папой и мамой на мотоцикле. Люда маленькая ещё, зашла в лес, и буквально сразу подхватила симпатичную ровненькую светлую палочку и сломала её напополам, а оттуда – муравьи, муравьи, муравьи. Они кусали так больно, расползались по всему телу…
Людмила очнулась лежащей на боку на дне балки. Как она сюда добралась – не помнила. Она проснулась оттого, что на неё с полусгнившего поваленного ствола, покрытого мхом, капала вода.
Кругом было сумрачно очень, неужели вечер? Всё залито лунной дымкой, но неба не видно.
Люда поднялась, подобрала рюкзак и достала фонарик.
Надо было выбираться.
– Сааш, – пыталась крикнуть она, но голос осип, дрожал и утопал в сером тумане.
Где тут верх? Она включила фонарик, свет рассеивался всего метра на два. Дальше ничего видно не было. И темнота похоже сгущалась. Что-то скрипело и ухало, холод и сырость заползали под одежду. И запах! Какой-то гнилой стоял запах.
Люда сделала пару шагов и тут же остановилась – земля под ней ходила ходуном. Она перевела фонарь вниз и ужаснулась – частые кочки покачивались и переливались окошками поблёскивающей воды. Это было болото.
Страх сковал, Люда просто стояла и тяжело дышала …
***
Люда перевела фонарь вниз и ужаснулась – частые кочки покачивались и переливались окошками поблёскивающей воды. Это было болото.
Страх сковал, она просто стояла и тяжело дышала …
Страх не отпускал несколько минут. Этот страх был из детства: Людмила всегда боялась болот. Голова закружилась.
Где-то смеялась сова. Девушка набрала воздуха в грудь и выдохнула. Надо было брать себя в руки. Да что ж это такое! Трусиха!
Она вспомнила как учили их преодолевать болотную местность. Забралась на тот ствол, под которым лежала и достала топорик. Пришлось убрать фонарь в карман куртки и делать всё в темноте.
Вдруг какая-то тень мелькнула сзади, Люда резко обернулась, прикрываясь рукой.
– О, Господи! – вырвалось у неё.
Сзади никого не было. Вероятно, ветка, подумала она, но было ведь безветренно.
От обуявшего страха Людмила решила спастись песней и слабо затянула:
– Дым костра создаёт уют, искры гаснут в полёте сами, – песня не шла, горло давило, она просто шептала слова, сопела носом и рубила подходящую ветку. Звуки от ударов топорика были странные, они продолжались многократным эхо и как будто вторили:
– Ооох, ооох …
Люда всё же срубила ветку, отломала ненужную часть, зажгла фонарь и ткнула веткой между кочками. Кочки словно в испуге вмиг разбежались. Палка ушла так, что Люда чуть не упала со ствола. Дна не было.
Только не спешить, не — спе — шить.
Она аккуратно слезла на одну кочку, а с неё перемахнула на другой ствол, но он неожиданно начал уходить вниз – тонуть в болотине. Люда запаниковала, схватилась за ивняк, опять сунула мешавший фонарь в карман, и выкарабкалась на большой валун, но камень тоже был неустойчив, он покачивался.
Покачиванию камня вдруг завторили страшные звуки какого-то уханья. Люда вжала голову и посмотрела вперёд: там, в темноте кустарника появилась фигура. Это была прекрасная женщина, она манила её, притягивала нежным взглядом и мягкими руками, как будто собиралась пожалеть. Людмиле так захотелось бежать к ней, упасть в её объятия, казалось – это была мама.
Она, как в тумане, полезла в карман за фонарём, чтобы направиться туда, к этой манящей фигуре, по кочкам, но случайно за верёвочку прихватила крестик и вытянула его.
Женщина в кустарнике зашипела, отпрянула и растворилась.
– О, Господи! – Людмила крикнула и это получилось так звонко и чётко, как будто ей поднесли микрофон. Страшный звук пропал и камень замер, – О, Господи, помоги мне! – повторила Людмила.
И если песня, которая выручала всегда, не пелась, то молитва из уст полилась рекой.
– Благодатная Марие. Господь с Тобой… Благословенна Ты в женах и благословен Плод чрева Твоего… яко Спаса родила еси душ наших …
Что-то выло вдалеке. Звуки закручивались и переливались один с другим. А Люда, держа в руках фонарик и крест, молилась, стоя на камне. Благодарила и Анну Михайловну. Ох, если б она пошла на этот зов! Пошла в болото…
А потом вдруг раздался дальний глухой крик:
– Помоги…, помогите! – услышала она сквозь слова молитвы. Замолчала.
– Кто здесь?
После некоторой паузы опять ей показалось, что кто-то зовёт на помощь.
А потом она отчётливо уже услышала человеческий крик:
– Помогите…
– Я здесь, – пыталась крикнуть Людмила, но получилось тихо, – Вы где? Где вы?
Она убрала крестик, потыкала палкой, нашла твердь, потом ещё одну устойчивую кочку и перешла аккуратно туда. Потрогала ствол, свисающий сверху, уцепилась и, почти повиснув, перебралась к вертикальному гляняному отвесу. Было скользко, но хотя бы под ногами не качалось.
– Эй, – крикнула она.
Этот голос, который она слышала, выходил откуда-то снизу, казалось из-под земли.
– Я здесь! Вытащите меня.
Сашка? Боже, Сашка!
– Сашка! Это ты?
– Я, я, это я.
Людмила зажгла погасший фонарь и увидела расщелину под нависшей землёй. Как будто вода промыла себе ещё проход в русле древней реки. Она направила свет фонаря туда.
– Ты тут?
– Да, я свет вижу. Тут щель есть, – это точно был Сашин голос, – Вы как тут, Людмила Юрьевна?
Щель была узкая, Сашку надо было вытянуть. По веткам и кочкам Люда всё же добралась до щели. Уже не пугало и болото – там был её ученик.
– Как ты сюда попал?
– Я и сам не понял, но мне не вылезти никак, я пытался, помогите мне, пожалуйста.
В расщелине была глубокая яма. Сашка не доставал до края. Из её стен торчали тонкие корни кустарника, видно было плохо. Руками они тоже друг до друга не дотягивались.
Людмила опустила ему туда палку, но переоценила свои силы, и вместо того, чтобы вытянуть мальчика наружу, сама поскользнулась и свалилась в щель. Больно ударилась о лежащий в рюкзаке фонарик – он разбился.
Придя в себя, обняла Сашку.
– Господи, как ты тут оказался?
– Да не знаю, случайно. Сначала прятался от пацанов, потом – не помню, а потом вылезать стал и провалился сюда.
– А в болото попал?
– В какое болото? Неет, не было там болота. Темно только было, и тут …, – Сашка засопел, – Люд Юрьевна, темно, и дышит всё время кто-то, мне страшно очень.
Мальчик заплакал.
Людмиле страшно было ничуть не меньше. Нервы сдавали, даже капли, которые откуда-то капали, отдавались в голове болью. Но она была старше, она была – учитель, и надо было успокоить мальчика. Успокоить так, как следовало учителю.
– Ишь ты, ну-ка, не трусить! Нет тут никого, не придумывай. Давай-ка лучше думать, как выбраться.
И она целенаправленно позитивно начала придумывать план.
Целый час они пытались выбраться из расщелины. Сашка вставал Людмиле на плечи, пытаясь дотянуться до краёв расщелины. Но с каждым разом казалось, что выход всё выше и выше. В конце концов наступила такая кромешная темнота, что уже не было видно где и щель.
Они вымотались. У Люды свело шею, болели плечи. Сидели в тишине под участившиеся монотонные капли и жуткий невыносимый гул вверху.
– Не переживай, не бойся! Сейчас отдохнём, и ещё попробуем.
Она говорила что-то о литературных героях, которые стойко преодолевали трудности и ещё о чём-то.
Потом они замолчали.
– А вдруг это правда, Людмила Юрьевна?
– Что правда?
– Ну, то, что здесь нечистая сила живёт и людей заглатывает. Вдруг мы с вами тоже – того …
– Так! Ну хватит! Сейчас мы с тобой костёр разожжём. Вон сколько тут корней.
Люда нашла почти на ощупь в рюкзаке топор и спички. Зажгла спичку, нашла место где торчали корни и принялась за дело.
Было ощущение, что наверху происходит что-то чудовищное – так всё гудело и ухало, в щель заносило листву.
Костёр не разгорался, древесина была сырой. Спички заканчивались, но Людмила не говорила об этом вслух. Сашка и так был напуган.
– Сейчас, Саш. Терпение и труд всё перетрут.
– Холодно тут, я продрог.
Людмила стянула с себя куртку, закутала ребёнка.
– А Вы?
– А мне не холодно. Хочешь, песню спою?
И Людмила, побеждая дрожь зябкости, затянула:
– Вечер бродит по лесным дорожкам,
ты ведь тоже любишь вечера …
И тут неожиданно монотонные капли, которые задавали ускоряющийся ритм, превратились в поток. Откуда-то из угла рванула толстая струя воды. Она лилась прямо под ноги.
Люда подхватила Сашу, рюкзак. Быстро оттащила как можно дальше от воды, но поток, судя по звуку, увеличивался. Он точно вторил вою сверху: когда там раздавался гул, поток рвал стену, выплёскивая всю свою энергию, потом на секунды притихал и вскоре атаковал вновь.
– Что это, Люд Юрьевна, что это?
Саша испугался очень. Под ногами захлюпало. Они стояли уже в воде.
– Я всем говорил, что плаваю хорошо, но я боюсь глубины, я очень боюсь плавать, – перекрикивал Сашка шум.
Люда тоже растерялась. Яма, в которой они находились затапливалась ледяной водой. И вряд ли они выплывут, скорее – окоченеют.
***
Через полчаса, как квартирантка ушла, Анна Михайловна тоже засобиралась – в управление пойдёт, пусть Ефимыч мужиков кличет – нечё девке одной по балке ходить. А потом к Батюшке, благо жил он рядом с церковью – надо его о всенощной просить.
По дороге зашла в дом Воропаевых, всё рассказала.
Часа через два- три поднялось всё село. Верующие потянулись в церковь, мужики, вооружившись фонарями и топорами, направлялись к балке. Был уже густой вечер. Сегодня и стемнело как-то рано.
Ирина Савельевна, директор школы, ругая по дороге Людмилу, пришла в кабинет и позвонила в районный отдел милиции. Чп выходило за рамки села. Пропал ребёнок и молодой педагог.
«Докрутилась девка с этой балкой, теперь жди неприятностей! Ну, лишь бы найти, лишь бы живые!»
А прихожане местной церкви сделали большое дело – уговорили-таки отца Иосифа. Батюшка разрешил открыть колокольню, и народ уже освобождал от старой утвари проход-лестницу вверх.
– Эх, достанется мне за ночной перезвон. Ну да ладно, с Богом!
В церкви молились, пел церковный хор. Ирина Савельевна возвращалась из школы и вдруг застыла – вокруг креста на куполе церкви в противоположном конце села светился яркий ореол – сияние похожее на солнце.
– Господе Иисусе, – перекрестилась она и пошла быстрее, чтоб никто не увидел, ей нельзя, она – директор школы.
***
Людмила и Саша уже стояли почти по колено в воде.
– Господи, помоги, – опять вырвалось у Люды, и уже не важно, что рядом был ученик.
И показалось ей, что кому-то эти слова сильно не понравились. Наверху что-то стукнуло, как будто упал ствол многовекового дуба на их расщелину, и там завыло. Саша вздрогнул.
Она пришла в себя, быстро пошарила в карманах куртки, которая была уже на нём, достала крестик, но выронила. Вот растяпа! Теперь в воде не найдут.
– Что это? – Саша случайно поймал крестик за верёвку.
– О! Давай наденем.
Она натянула ему через голову крестик, пошарила в рюкзаке и зажгла свечку почти последней спичкой. Руки дрожали, она боялась, что свеча не зажжётся.
– Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое,
да будет воля Твоя, яко на небеси и на
И потом сразу…
– Господи Боже, Спасителю наш! К Тебе припадаем сокрушенным сердцем и исповедуем грехи и беззакония наша …
Она смотрела перед собой на зажжённую свечу, держа её в левой руке, а правой – то прижимала к себе Сашу, то неистово крестилась. Крестился и Сашка, он притих, тоже смотрел на свечу, и шептал окончания молитв.
Что там творилось вверху, не хотелось даже представлять. Какое-то бедствие. Ветер ревел, кричал звериными голосами. В яме поток воды рвался от стены до стены и падал с грохотом.
Людмила знала всего-то три молитвы, их и читала по кругу.
А потом она почувствовала нечто нереальное – её голос раздвоился, растроился, размножился и уже пел молитвы многоголосьем.
Спасибо тебе, Анна Михайловна, за науку спасибо, и за веру! В памяти всплыли и те молитвы, которые Люда не знала. Она закрыла глаза и молилась, и молилась…
И тут, как кульминация битвы, ударили колокола. Они ударили так явно, так близко, что казалось бьют прямо над ними. Колокольный звон лился, как самая лучшая музыка, он перекрывал рёв сверху, заглушал и уничтожал его.
Что-то благостное наполнило воздух. Люда поняла – стало теплее, она уже не дрожит. Она открыла глаза и увидела стены ямы, в которой они находились. Маленькая свечка, хоть и таяла, стекая Людмиле прямо на ладонь, но как будто не уменьшалась. Она всё больше и больше освещала пространство.
Поток воды превратился в струю. Она уже не била, а тихо стекала. Вода из-под ног тоже начала уходить.
Колокола затихли. Люда посмотрела вверх – в расщелину: как мелкие гвоздики, звёзды держали небо.
– Смотри, Саш, небо!
Она перекрестилась. И стало спокойно на душе. Они точно выберутся.
И уже через несколько минут они услышали крики – их искали. А когда вытащили, Люда долго оглядывалась, искала болотину, но болота нигде не было. Не было и страшной бури. Обычная холодная весенняя ночь.
***
Людмила Юрьевна так и останется работать в этой школе. Времена изменятся: зазвонят колокола, священники будут благословлять детей на школьных линейках и проводить духовные беседы, и учителя, без опаски, придут в церкви.
Одним из настоятелей местной церкви однажды будет местный житель – отец Александр.
Людмила станет директором, и как-то будет отговаривать молодого педагога-историка от поискового похода на Чёрную балку. Он не послушает её.
Кто ж поверит в эти местные суеверия и религиозные сказки?
Но это уже другая история …