— И чего этой Мирошниковой надо? Ясно ведь, Грушенков человек женатый, ну куда она лезет, посмешище… — возмущалась медсестра Светлана.
— А тебе-то что, — возражала ей Анна Вадимовна, — ну, лезет и лезет! Не все же такие принципиальные, как ты, Светочка.
Тонкие губы старшей медсестры тронула усмешка. Она подозревала, что будь у Светочки хоть малюсенький шанс, она бы оставила свои принципы. Доктор Грушенков, Николай Андреевич, был звездой их отделения.
— Именно принципы и мешают мне смотреть на это безобразие спокойно, — сказала Светочка, прицеливаясь бычком в цементную урну, — не люблю таких блаженных, попирающих нормы морали! Не должны такие работать в больнице!
— Вот так, живёшь себе, живёшь, всё у тебя в шоколаде, все завидуют… а потом бац! Аневризма! И всё становится по барабану, так что за собой надо смотреть, а не за Мирошниковыми! — словно сама себе, сказала старшая сестра, потушила сигарету в специальной баночке с водой и кивнула Светлане,— пошли, что ли.
С недавних пор курение на территории больницы было запрещено, и поэтому курящие медработники бегали на задворки, с видом на старое здание морга. Оно почти разрушилось, морг перенесли в другой корпус, но здание не убирали и теперь оно зияло выбитыми окнами и навевало мрачные мысли о бренности бытия.
***
Надя Мирошникова тоже, в своём роде, была «легендой отделения»: таких, как она, называют «женщина без возраста» — её личную жизнь не обсуждал только ленивый. Надя являла собой образец наивности и беспечности. «Кто поманит, к тому и бежит наша Надька» — качала головой Вера Петровна, сестра-хозяйка.
Раньше у Мирошниковой были всё сторонние любови: то пациент, то сосед-вдовец, которому Надя подрядилась делать уколы, — эти случаи в отделении обсуждались беззлобно, даже с некоторым благодушием, мол, отчего бы нашей Наде не пойти за вдовца? Но когда взор Мирошниковой обратился в сторону светила, Николая Андреевича, тут весь женский коллектив воспылал к ней негласной, но вполне ощутимой антипатией. Когда Надя появлялась, неважно, на посту, в ординаторской или в столовой, разговоры тотчас утихали. Казалось, что Надежда ничего не замечала вокруг. Порхала вокруг Грушенкова, аж смотреть противно.
— Надь, ты бы поскромнее себя вела, — шепнула ей как-то Вера Петровна, — над тобой всё отделение смеётся.
— Шли бы вы, Вера Петровна… в свою «Дистилляторную»! — не оценила совета Надежда, и побежала исполнять очередное «важное» поручение Николая Андреевича.
Конечно, Надежда знала, что предмет её обожания женат, она пару раз видела его жену. Та и не подозревала, какое сокровище досталось ей, смела повышать на светило голос и вообще, по мнению Надежды, недостойна была такого человека, как Николай Андреевич.
Своей личной жизни теперь у Мирошниковой не было, всех женихов она сравнила со своим кумиром, и понятно, что не в пользу соседа вдовца или бывшего пациента. На лице её стала проступать печать одиночки, которая так отпугивает мужчин. Теперь, разве что какой-нибудь дедок, потирая место укола игриво подмигивал ей.
«Ничего, и так проживу», успокаивала себя Надя и довольствовалась тем, что есть: будничными встречами на работе с предметом своих грёз, и пустыми мечтаниями после работы.
Ника, единственная подруга Надежды, не одобряла её преклонения перед Грушенковым.
— Что ты в нём нашла, не понимаю, — говорила она, распоряжаясь на Надиной кухне, как на своей собственной, — тоже мне, мужик, ни стати, ни породы.
— Много ты понимаешь! — обижалась Надя, — Николай Андреевич ГЕНИЙ!
— Воистину, любовь слепа! — пожимала плечами подруга, — ой, а классный кофе у тебя закончился, да?
— Закончился, — вздыхала Надя, умолчав, что бразильский кофе, которым так восхищалась подруга, она отнесла на работу, чтобы порадовать Николая Андреевича, который, как все гении, разбирался в кофе и оценил его по достоинству.
***
Вечер пятницы подошёл к концу. Все назначенные процедуры был сделаны, лекарства розданы. Надежда сама собиралась отдохнуть, как вдруг на этаже в коридоре послышались быстрые шаги. Вскоре Надя увидела Тимура, медбрата из приёмного отделения.
— Кто сегодня дежурный врач? Николай Андреевич?
— Нет, Хромова из неврологии, — а что? Что-то серьёзное? На тебе лица нет, — сказала Надя.
— Там с аварии привезли народ, двое в критическом состоянии, один случай очень сложный.
— Так я звоню Николаю Андреевичу? — Надя с готовностью подняла трубку стоявшего на посту аппарата.
— Нет, стой! Лучше набери Марину Олеговну!
— Лущенко?
— Да, да, — поспешно сказал Тимур.
Телефона Марины Олеговны Надя наизусть не знала, и ей пришлось искать его. Всё это время Тимур барабанил пальцами по стойке.
— Марина Олеговна? — дозвонилась, наконец, Надя, — тут людей привезли. Двое тяжелых… да…
Тимур вырвал у неё трубку:
— Марина Олеговна, это Тимур из приёмного. Приезжайте, как можно скорее! Я понимаю, Марина Олеговна! Но я не стал звонить Грушенкову, судя по документам, пострадавшая — его жена. Да! Вас понял. Жду!
Он передал трубку оторопевшей от новости Наде, и сказал:
— Николаю Андреевичу тоже надо сообщить. Я боялся, что он сегодня дежурит…
— Почему боялся? — глухим голосом отозвалась Надя.
Но Тимур, не удостоив её ответом, побежал обратно в свой приёмный покой, оставив Надю наедине с телефонной трубкой.
Она звонила ему, но Николай Андреевич не отвечал. Тогда, убедившись, что все пациенты спят, Мирошникова покинула пост и спустилась вниз, в приёмное. Тяжёлых уже отвезли в оперблок, остались только травмированные граждане: вывих плеча, ушиб головы.
Вдруг Надя увидела Николая Андреевича. Белый, как мел, он стоял, прислонившись к колонне.
— Николай Андреевич! — подскочила к нему она, — я звонила вам…
Он посмотрел на неё невидящим взглядом, и кивнув, произнёс:
— Мне сразу сообщили… с места происшествия… Спасибо, Верочка! Он повернулся и побрёл в сторону кресел. Рухнул в одно из них, и обхватив голову руками, застыл.
Глаза её наполнились жгучими слезами и она прошептала ему вслед:
— Я Наденька!
Опустив голову, она пошла в своё отделение. У дверей обернулась, и увидела, что вместо светила и мечты всех женщин, в кресле сгорбился слабый, до смерти напуганный старик.
После четырёх операций, жена Николая Андреевича осталась тяжёлым инвалидом. Ей прописали реабилитационный курс капельниц. Николай Андреевич вспомнил о Наде.
— Наденька! — он отвёл её в сторонку, — Наденька, я прошу вас помочь мне! Вы могли бы ставить моей Тане капельницы, на дому? Разумеется, не бесплатно!
Побывать в доме Грушенкова — раньше было Надиной мечтой, но теперь, она думала отказаться. Она не горела желанием ухаживать за «спесивой и надменной» Татьяной Грушенковой. Она прекрасно знала, что инвалидность редко улучшает характер.
— А почему я? — спросила Надя.
— Потому, что наша старшая сестра, Анна Вадимовна, считает, что вы справитесь с этим лучше других. Рука у вас лёгкая.
«Неужели Анна Вадимовна такое сказала», удивилась Надя, а вслух произнесла:
— Мне надо подумать.
— Времени нет, Вер.. Наденька, соглашайтесь… — он взял её руку и поднеся к губам, посмотрел ей в глаза. Такого она раньше и представить себе не могла.
— Хорошо. Препараты есть? Во сколько мне подойти? — спросила Надя, без особого пиетета.
— Да, лекарства есть. К шести часам. Дверь открою я или моя сестра, Альбина Андреевна.
***
— Вот ты значит, какая, Мирошникова, — cлабой улыбкой приветствовала её жена Николая Андреевича, — мне кажется, я видела тебя, но никак не могла вспомнить твоего лица.
— А зачем вам его вспоминать? — отозвалась Надя, неприятно уязвлённая «тыканьем». Вскрывая упаковку с капельницей, она уронила стоявший на прикроватной тумбочке стакан воды. Он упал и намочил раскрытую книгу Роберта Сапольски.
— Ну что за корова! — разъярялась Грушенкова.
— Если вы будете меня оскорблять, я уйду, — обиделась Надя, и вдруг увидела, что Татьяна плачет.
— Прости, я злюсь на себя, а ору на тебя. Не могу никак свыкнуться с тем, что я теперь жалкое подобие себя самой, — она утёрла глаза краешком пододеяльника.
Надя продолжила своё дело. Установила капельницу, и только собралась нащупать вену, как Татьяна еле слышно попросила:
— Не надо, не коли! Пусть капает сюда, — и она показала на эмалированное судно под одеялом.
— Почему? — спросила Надя, но Татьяна поднесла палец к губам,— тс-с-с!
Надежда открыла капельницу, и жидкость резво побежала по трубке и в судно.
— Зачем же они прислали тебя? — одними губами улыбнулась Татьяна, — ведь я слышала, как ты моему благоверному прохода не давала! — громко сказала она, а после прошептала: — я думаю, что меня хотят добить.
— Кто? — так же шёпотом спросила Надя.
Дверь открылась и в комнату зашла Альбина Андреевна. В руках у неё был поднос с чашкой чая.
— О чём это вы тут шепчетесь? — спросила она, но не заметив ничего подозрительного, улыбнулась Наде: — вот, чайку вам принесла. А то вы наверное, после работы?
— Да. А где Николай Андреевич? — спросила Надя.
— Он… он… — вы знаете, ему приятель позвонил, и он отправился к нему.
— Понятно, Спасибо! — Надя, взяла с подноса чашку.
Когда дверь за Альбиной закрылась, Надя повторила вопрос:
— Кто хочет вас «добить»?
— Мой муж и она, его любовница,— тихо сообщила Татьяна, разглядывая свои ногти, — блин, в гроб с такими ногтями… эх, надо, что ли, маникюршу позвать. Нет ли у тебя хорошего мастера?
— Но у Николая Андреевича нет любовницы, он любит вас… — проигнорировав её вопрос, прошептала Надя, — я сама видела, как он страдал, когда вы попали в аварию!
— Которую он сам же и подстроил!
— Как подстроил? — Надя не верила своим ушам.
— А вот так. Так много людей обязаны нашему герою. Причиной аварии стали неисправные тормоза. А ведь машина только из сервиса! Ты здесь тоже неслучайно. Зачем ты здесь? — подозрительно сощурила глаза Татьяна.
— Ну, я хорошая медсестра, — сказала Надя, — Николай Андреевич попросил, и я согласилась! Не хотела, но он очень просил, и предложил деньги.
— Подстраховался! Если вдруг кому-то станет интересно, почему идущая на поправку инвалидка померла, и выяснят, что в капельнице было что-то не то, как ты думаешь, кого обвинят? Ты вешалась на Колю? Чего уж там, все это знают… и поэтому здесь ты, а не приходящая медсестра из поликлиники. Усекла теперь?
— Неужели, всё это правда? — Надя была поражена, — что же делать?
— Я прошу тебя зайти в полицию и передать это.
Татьяна вытащила из под подушки свёрнутый вчетверо листок.
— А почему вы уверены, что не я та любовница?
— Потому что именно ты пришла! И потом, я немного разбираюсь в людях, — невесело улыбнулась она, — ладно, иди. Удачи!
Надя отнесла заявление в полицию, но там его даже не зарегистрировали, поскольку «заявитель» не явилась лично, а у Нади не было нотариально заверенного права действовать от её лица.
На следующий день Надя заболела и весь день провела в постели. Когда же через три дня она вышла на работу, то узнала, что у Грушенкова умерла жена. Причина смерти — полиорганная недостаточность, которую должны были предотвратить, но не предотвратили капельницы. Николай Андреевич был в подавленном состоянии. Руководство больницы намеревалось отправить его в отпуск, но потом испугалось, что он может последовать за горячо любимой супругой, настолько неподдельна была его скорбь. Пусть уж лучше переживает горе среди людей.