– В одном тридевятом царстве, в очень старой деревне, которая стояла среди дремучих-дремучих лесов, в старой избе родилась маленькая девочка. Она была такая крохотная, такая маленькая, почти как дюймовочка.
– Это про меня сказка? – Надюшка прижалась плотнее к матери, внимательно слушала.
– Закрывай глаза, спи, – Галя уже поняла, что дочка будет теперь слушать в оба уха и ни за что не уснет.
А вот она бы сама уже уснула на ходу, так убегалась за день. Но Галя вздохнула и продолжила сочинять.
Может дочка и права?
Вокруг их поселка могуче высились леса, стояли ещё совсем старые деревянные дома. И кто ответит, где же в нашей матушке-России – то самое тридевятое царство, где те –дремучие леса?
Может именно здесь?
За окном, освещенные жидким светом фонаря, кружили белые хлопья. А там, за хлопьями, заснули побелевшие дома, закуталась белым покрывалом, уставшая от осенних зыбких холодов, старая церковь.
Галина сочиняла и рассказывала, несмотря на усталость, как будто и правда была она знатным сказочником, сама утопала в сочиненной истории, пропитывалась её романтикой и сюжетом.
Что-то помогало ей сейчас, может парящий снег…
– И кто же спасет бедную внученьку? Кто же спасет, – думала её бабушка…., – она закончила, – А вот остальное – завтра. Спи, малыш.
– Ну, мам, ещё чуточку, ведь завтра – в поезд …., – а у самой глаза слипаются.
– Все, все. Завтра в поезде и дорасскажу, – прошептала Галина, – Спи, Надюш.
Она полежала ещё немного, глядя на снег за окном, дождалась, когда дочка уснет, и спустила ноги с высокой кровати. Немного закружилась голова, и возникло вдруг мгновенное смутное ощущение, что они и не на земле вовсе, а парят, оторвавшимся от земли островком их поселка, в темной вышине, а снег этот и под ними, и над ними …
И несёт он их куда-то в неведомые дали, но там, в этих далях, непременно все беды уйдут сами по себе, как в сказочной стране. Там нет бед ни у кого, там обязательно найдется тот, кто умеет делать людей просто счастливыми.
«И кто же спасет…?»
В сумерках все виделось по-другому, в снеговороте блуждали мысли, надежды, мечты…
Но вот Галина перевела взгляд на дочку, призакутала, вздохнула. Отчётливый рисунок жизни вернулся – неубранный кухонный стол, лекарства, мази, позднее время, подготовка к урокам, завтрашние хлопоты.
Вспомнила о белье, оставшемся висеть на улице. Накинула пальто, сунула ноги в большие дворовые валенки, выскочила. В ухоженном их дворике у сарая аккуратно высились штабеля дров.
И вдруг показалось Галине, что какая-то тень метнулась от поленницы. Оглядываясь, она быстро стянула замёрзшее стоячее колом белье и зашла в дом. Пожалела о том, что нет собаки и не могут они ее завести.
А может просто снег кружит, вот и показалось.
Галина подкинула в печь несколько чурок. Надо проверить тетрадки и спать, завтра – нелегкий день.
***
Утро как утро. Сегодня ещё надо было отработать – отдать последние свои перед поездкой уроки. В семь, ещё в сумраке хмурого декабрьского утра, Галина уже стояла с рюкзаком и лыжами на запорошенной дороге, ведущей из села.
В школу зимой она ездила на лыжах. Ездила и ученицей, и вот теперь – педагогом. И не одна ездила, с ней ещё местная ребятня. Был и другой путь – с километр по полям и перелескам до трассы совсем в другую сторону, там рано утром проходил рейсовый автобус, но и он не довозил до школы, нужно было пройти ещё приличное расстояние.
А так, напрямки, не больше трёх километров. Малыши не осилят, а лет с десяти – уже вполне. С ней на лыжах ходили ученики, человек пять — шесть.
– Ну что, ребята, время, – Галина посмотрела на часы, семь тридцать, пора.
Она аккуратно нацепила самодельные ремешки на валенки, проверила их, поглубже натянула заячью шапку, надела варежки. То же делали и ребята.
Они двинулись гуськом по запорошенной лыжне навстречу предрассветному ветру, который нагуливал силу, дул понизу, поигрывая сухим снегом.
Обычно ехали молча. Хрустел снежок. Дети ещё не проснулись окончательно, закутанные шарфами «досыпали» в пути. А Галина обдумывала день сегодняшний.
Надюшка её оставалась дома одна. Процедуры утреннего намазывания Галина производила практически на спящей дочке, оставляла ей завтрак и уезжала.
Шесть лет – самостоятельная совсем.
Если б не время это трудное, когда задерживают зарплаты, когда вдруг появились талоны на продукты, если б не растущие цены на лекарства и дорогие поездки на лечение, то жить бы можно было вполне сносно – Надя подрастала.
Были у Галины и более тяжёлые времена.
Вышла замуж она на последнем курсе института. Артем – студент физмата.
Область их вытянулась далеко на северо-восток, в дали-дальние от областного центра. Поженились, чтоб по распределению уже направили их вместе. Их и направили…
Снимали они жилье в чужом для обоих поселке, работать начали в одной школе. Только Галина проработала недолго, начались проблемы – тяжёлая беременность, бесконечные больнички, сохранение. Артем оставался один.
Мама его начала вести старательную работу по переводу его в областной центр.
Галя была не против, кто ж будет против?
Надя родилась семимесячной. Малюсенькая, слабенькая, не имеющая сил взять грудь. Еле выходили. Артем совсем растерялся.
Да и Галя сейчас думала, что вела себя тогда неправильно. Он же тоже совсем мальчишка, а свалилось все – больной ребенок и измученная нервная и больная жена. Каково ему было?
К Гале тогда приехала мама, а там … полный набор – мастит, воспаление по женской части и прочие прелести материнства. Забрала она Галю с Надей сюда – домой.
Артем облегчённо выдохнул и вскоре перевелся в областной центр.
Когда все стабилизировалось, Галина приехала к нему. Сняли квартиру, начали за здравие, но …
Надюшка болела бесконечно. Все началось с небольшого мокнущего пятнышка на тыльной стороне ладошки, но вскоре Надя практически вся была покрыта водянистыми пузырьками, которые потом лопались, засыхали и кожа трескалась и кровоточила. Дочка была ещё мала, она не спала ночами, расчесывая ранки, страдала.
Они обследовались и лечились, лечились и обследовались. Тогда Галина ушла в это с головой, думать могла только о ребенке.
Артем не выдержал, начали жёстко ругаться, ссориться. Он уходил к матери, а она оставалась одна в съемной квартире с Надюшкой и ее проблемами. А проблемы нарастали как снежный ком.
Им выписывали мази и таблетки, кололи уколы и проводили физиотерапию, но все помогало лишь временно – аллергическая экзема. Денег не хватало. Галина вернулась домой, в маленький свой поселок – к маме.
Мама тоже болела – сердечница. Но как настоящая мама, погоревав о несложившимся браке, приняла дочь и внучку всем сердцем.
Из дома были убраны все цветы, выведены животные. Даже кур со двора убрали подальше, но проблема оставалась.
Два раза в сезон Галя возила Надю на лечение в областной центр.
Сначала, естественно, обратилась к Артёму и его родителям, чтоб остановиться у них. Все-таки бабушка – дедушка. Но, увидев ребенка с коростой на щечках, бывшая свекровь шарахнулась.
– Ох, а это не заразно? У меня же почки больные, мне нельзя.
Объясняла Галя – незаразно. Свекровь не верила. Галина начала останавливаться у институтской подруги.
Вот только, когда Надюшке исполнилось три года, мама Гали неожиданно умерла – сердце. Оно всегда было у нее больное, и в пятьдесят лет мамы не стало.
Самое трудное для Галины время наступило тогда. Тоска по маме, одиночество, боль. Пришлось срочно выходить на работу, благо в её родной школе учителей не хватало, подавать на алименты, потому что помощи от Артёма не было, и он уже успел жениться повторно.
А Галине надо было думать, как быть с Наденькой? Путь в детский сад для нее был закрыт. Где взять денег на жизнь, лекарства и поездки? Тогда было очень тяжело. Выручила старушка соседка, взяла на себя маленькую Надю за небольшую плату.
А в школе все знали о том, что дочка Гали нездорова, поэтому после четырех уроков Галина уже летела домой. Софья Михайловна, директор с большим стажем, сразу поняла: Галина, их ученица – педагог на долгие годы, просто сейчас надо ей помочь. И помогала – находила на время отъездов на лечение ребенка ей замену.
А когда к тебе с душой, то и ты …
Солнце уже поднялось за спиной, когда они подъезжали к школе. Галина огляделась. Красиво как! Лес стоял в безветренно оцепенении, ёлки в пышном снежном уборе.
С мороза в школьное тепло они вошли в клубах белого пара чуть запыхавшись, наспех. Скоро уроки.
Галина зашла в учительскую, чтоб переодеться.
– Что, сегодня едете? – Софья Михайловна перекладывала бумаги.
– Да, Софья Михайловна, сегодня, – Галя раздевалась.
– У подруги остановишься?
– У неё…
– А папашка-сволота, значит, не хочет вникать в нужды дочери?
– Наверное, я сама не хочу, чтоб он вникал, Софья Михална.
– Ну, и правильно, ну, и верно. Ты – сильная, обойдешься и без него, – она набрав в руки нужное для урока, уже выходила, но остановилась в дверях, – И все-таки, скотина он.
Галина улыбнулась. Софья Михайловна в своем репертуаре – с утра надо кого-то поругать.
Четыре урока пролетели в момент. Галина попрощалась со всеми на две недели, оделась и, с лыжами в руках, вышла из школы.
Сегодня – они с Надюшкой уже будут спать в поезде. Очередная обычная поездка на лечение.
Галина ещё не знала, что она будет для неё очень нелегка. Она сощурилась от яркого снега, отражающего лучи солнца. Как же красиво!
Скоро Новый год! Новый год!
Маленькая ее девочка Надя ждёт чуда. И она, большая девочка, тоже его ждёт. Нельзя же жить, не ожидая чуда. Никак нельзя.
***
Галина хлопотала. То стучала заслонкой у печи и ловко вытягивала из горячего её нутра кастрюлю с картошкой, то складывала оставшееся в большой коричневый чемодан. При отъезде каждый раз немного волновалась.
Но лицо ее этого волнения не выдавало, она улыбалась Надюше.
И вот и Надя уже была готова, укутана поверх пальто серой вязаной шалью. На ручки, поверх бинтов, которые были у неё и не только на руках, натянуты варежки.
Куль, а не ребенок.
– Выходи, Надь, во двор, чтоб не запариться. Я скоро. Там дядя Костя сейчас приедет, папа ученика моего.
Надюшка, смешно переваливаясь, направилась к двери.
Галина ещё раз просмотрела дом, возле печи высились чурки – соседка обещала подтапливать.
Все ли в порядке? Ох… Оставлять дом всегда волнительно.
Она вынесла чемодан, пошла к сараю – положить ключ, куда договорились с соседской старушкой.
– Мам, а ты ничего там не видела? – Наденька такая смешная была сейчас – одни глаза, остальное – чистая матрёшка в валенках.
– Что там? – Галя оглянулась.
– Мне кажется у нас там кто-то поселился? Может волк?
– Ну что ты, Надь. Волки побаиваются так близко к людским домам подходить. Не бойся, нет тут волков, – Галина прислушивалась – должен приехать трактор.
– Значит собака. Я видела из окна.
– Ну, может и забегала какая. Много их тут у нас.
– А если она у нас поселиться, мы ее возьмём себе?
– Надь! Ты опять? Мы с тобой говорили об этом тысячу раз. Нет, не возьмём, потому что тебе может стать хуже. Ты же знаешь.
– Понятно, – вздохнула Надя.
Огорчилась, но приняла как должное.
Надя так жила – всю жизнь с ограничениями. Она привыкла.
На дороге показался голубенький трактор с большими силосными санями. Беззаботная ребятня с криком и визгом цеплялась за сани, самые смелые пытались прицепить свои санки.
Надюша смотрела с искренним любопытством. Галина всегда удивлялась этому свойству человеческой приспособленности к обстоятельствам.
Она смотрела на мир глазами дочки, и ей все время казалось, что Наде должно быть очень-очень завидно тому, что делают другие дети, а она не может, обидно оттого, как живут другие.
Но она наблюдала за дочерью и понимала, что этого сравнения в мыслях у Надюши , практически нет. Она понимала, что не может кататься на санках с горы, потому что от сырых варежек, носков, штанов у неё начнутся очередные болячки. Она не могла взять в ручки лыжные палки — руки практически постоянно болели, но она искренне наслаждалась, глядя на то, как это делают другие дети. Она считала себя другой – особенной, но не была несчастной от этого.
Когда посторонние наблюдали, как Галина ей прокалывает пузыри на ручках и прижигает их лекарством, они закрывали глаза от страдания за ребёнка. А Надюша смотрела на эти процедуры с интересом и ничуть не боялась их. Знала — будет больнее, если пузыри оставить как есть, и сама бежала с очередным пузырьком к матери.
Вот и сейчас, когда ее усадили в кабину трактора, она таращила свои любопытные синие глаза на детей и улыбалась. Какая-то защитная реакция включилась – отсутствие завистливости.
А ещё Надя любила путешествия. А кто б в её случае их не любил? Надюша практически не имела друзей. Родители хотят только хорошего своим детям.
Не заразно? Верим … но лучше перестраховаться.
Они ехали к дому Константина, он забрал их по пути с работы. А затем повез он их уже на жигулях.
Поселок удалялся, словно уплывал. Становился все меньше и меньше. Уплывал элеватор, церковь.
Меж полей, перелесков, утонувших в снегу, застыли тишь и безмолвие. Надя, утомившаяся от волнения, ослепленная белизной снега, уснула, прикорнув к матери.
– Позвоните в школу, как возьмёте обратный билет, хорошо? Я встречу, – Константин обещал.
– Конечно, спасибо Вам большое.
– Да это Вам спасибо за оболтуса моего младшего. Столько нервов Вам потрепал!
– Ну что Вы! Я люблю его. Хороший Юра мальчишка.
– Да уж! Ремень по нему плачет. Если б не Вы, вылетел бы уже из школы… Бедные вы бедные, учителя!
И показалось Гале, что мужчина сейчас говорит не об учителях в целом, а именно о ней. Скользнула какая-то жалость к себе. К тому, что не повезло ей с судьбой, не ту дорогу выбрала, не туда свернула.
А вот если б туда, все сложилось бы иначе…
И не раскачивалась бы она с больной дочкой в кабине трактора, не пришлось бы ей тягаться с тяжёлым чемоданом, поклажей и ребенком по чужому городу, напрашиваться в гости, сидеть в больничных очередях, считать – хватит ли денег на лекарства и пропитание.
В конце концов не пришлось бы ей вставать в пять утра ежедневно, чтобы каждый день ходить на работу в соседнее село.
И стало так грустно от этих мыслей, что заложило уши монотонностью машинного гула, захотелось закрыть глаза и убежать от всего этого туда – в белоснежное поле. Просто убежать, и найти там другой путь, другую судьбу….
Такой защитной реакции, как у Надюши, у Галины не было. Она сравнивала себя с другими женщинами, жалела и грустила довольно часто.
Но на коленях спала Надя. Да и от судьбы разве убежишь?
Поезд летел с северо-востока на юго-запад. Дочка восхищалась за оконными картинами, пассажиры — соседи находились ещё в некотором замешательстве. Они наблюдали размотку бинтов, видели руки девочки, щёчки, хоть и нежные, но нездоровые.
Галя сразу объяснила, что это за заболевание, но оправдываться и повторять сто раз не стала.
Знала по опыту – если люди не верят, их не убедишь. Так и будут чураться. Лишь одна бабулечка из соседнего купе сказала, что у её внучки тоже самое было, а сейчас уж взрослая и «как корова языком слизала». Немного поболтали с ней о болезни.
– Ты что вдруг загрустила? – Галя заметила смену настроения Нади.
Та посидела маленько в раздумье, а потом тихонько прошептала:
– Мам, я все думаю, а как же та собачка? Мы уехали, а она совсем там одна…
– Наденька, тебе показалось. Это, наверное, из соседних домов собака там у нас гуляла.
– Она смотрела на меня в окно вот так, – и Надя резко повернула голову набок, очень похоже изобразив, как делают это собаки, когда приглядываются.
– Ты что с ней играла в гляделки?
– Да, из окна. Я подумала, а вдруг это новогодний подарок от Деда Мороза? Или это он превратился в волка.
– Она большая? Похожа на волка?
– Да. А может и нет, толстенькая такая.
– Ну, вот видишь. Раз толстенькая, значит сытая, домашняя. Не волнуйся. Собачка эта уже спит где-нибудь в хозяйских сенях. Давай и мы спать.
– А сказку? Ты обещала….
Да верно. Она обещала, но так и не придумала финал. Кто ж спасет ту бедную девочку? Принцы и царевичи были, феи – тоже, даже баба Яга добрая уже была в их сказках. И тут пришло решение – никогда ещё героев в сочиненных Галей сказках не спасала собака.
Пусть она и будет спасителем. И сюжет пошёл …
Поезд клубил сухими облаками снега под стучащими колесами, пролетали ледяные реки, занесённые леса и холмы. Он нёс их навстречу судьбе в дальние дали. А в их дремучих лесах оставался охладевший от отсутствия хозяек дом, запорошенный снегом двор и, возможно, какая-то загадочная собака.
Город встретил их оттепелью. Уже вечерело, они вышли на площадь, миновав галдевших таксистов, не удостоив их внимания. Таща чемодан, скользя и обходя лужи, они зашагали на остановку. В автобусе Галя немного подраздела Надю. Она явно переусердствовала.
Обычно к подруге она направлялась одна, устроив уже Наденьку в больницу. Но в этот сезон они приехали чуть позже, и поезд, который привозил их сюда утром, отменён. Сейчас нужно было переночевать у Светы вдвоем.
По кварталам от остановки…. Пятый этаж. Устали, но дошли.
Встретили их, показалось, приветливо. В квартире какие-то коробки, мешки.
У Светланы двухлетний сын, муж, мама и … Оказывается у мамы появился мужчина, вернее – муж.
В прежние приезды их, в октябре, и мамы-то дома не было. Она пропадала на садовом участке – на фазенде, как любила говорить Светка.
А вот сейчас Галина явно почувствовала напряжение. Светлана была другая, а Надин вид опять вызвал недоумение и вопросы. Галине было неловко, но деваться им было некуда – ночь на дворе.
Они выпили чаю и, уложив детей ( белье Галина возила свое), ещё немного поболтали на кухне. Света не была ей в институте уж такой близкой подругой, все близкие разъехались и жили в области. Поэтому и обратилась когда-то Галя к ней.
– Я, Галь, беременна, второго жду, – вот это новость, хорошая какая новость! Галина обняла подругу, – И мы переезжаем. Мишка вступил в кооператив, мы купили себе двушку в новостройке. Родители помогли, конечно. Правда, на окраине.
– Светка! Здорово как! Счастливая ты!
– Ага, только суеты столько, столько дел, сборов этих, там ещё и ремонт…
– И все равно это движение вперёд. Я так рада за вас! Поздравляю.
– А ты как? Все в своей избушке с печкой?
– Ага, а куда мне деваться… Приезжайте в гости. У нас летом хорошо – речка, лес. По грибы, по ягоды пойдем. Ромка твой хоть на кур, коров посмотрит.
– Даа, это он любит. Из зоопарка за уши не вытянешь. Но теперь уж когда…– и она показала на свой ещё совсем плоский живот, – Лес, речка – это хорошо. Но в наше время печь дровами топить, Галь… я б не смогла, убежала бы. А для природы у нас фазенда есть, на выходные съездили, да и хватит. Ты ж лучше всех у нас на курсе училась…. Может все же переберешься в город когда-нибудь?
И опять Галине стало неприятно. Стыдно как-то за свою судьбу.
Рассказать Свете, как сводит она концы с концами, чтобы хватило Надюхе на мази, как откладывает на эти поездки, копит на то, чтоб свозить дочку на море, потому что там у нее всё проходит? В этом году не ездили, и вот вам результат – Наде стало хуже. А может рассказать, как хочет себе новые туфли, но вот уж какой год носит старые?
Навряд ли Светлана поймет.
Большую нагрузку в школе взять Галя не может – дочка дома одна. Алименты идут нерегулярно совсем, надежды на них мало, помощи ей ждать неоткуда. Ни ей, ни Надежде.
Материальный уровень жизни Светланы был налицо. А приобретение новой квартиры в областном центре для Гали было, вообще, за гранью фантастики.
Но объяснять сейчас все это Свете не хотелось, чувствовалось уже в её словах некое барское превосходство. Галина улыбалась.
А ещё она устала с дороги, хотелось спать.
Наутро захватили больничные хлопоты. Повезло им с врачом – Дерюгина Людмила Афанасьевна была известным здесь дерматологом, и каждый раз из больницы Надя выписывалась с улучшениями.
– Чего, Наденька – красотка, опять ты к нам в гости? Кушать обещаешь хорошо?
Здесь ее любили. Здесь она не была «странной больной девочкой», здесь она была милейшим ребенком с известным заболеванием.
Галину положить вместе с ней не могли, но Надя тут уже все знала, была уверена, что мама будет у неё ежедневно, и осталась в больнице спокойно. Курс лечения рассчитан на две недели.
Галина вышла из больничного двора в каких-то растрёпанных чувствах. Суета окончена, а что делать дальше она не решила. Она купила себе пирожок в ларьке, села на скамью в сквере под навесом, съела пирожок и ещё долго сидела в раздумьях.
Она решала, что будет привозить Наденьке, решала, как рассчитать бюджет, купить нужные лекарства, обратные билеты и еще не надоесть хозяевам квартиры своим присутствием.
Сейчас вдруг появлялось свободное время. Надо будет сходить в библиотеку, вход туда недорогой, а ещё в известную здесь бесплатную галерею.
И понеслись дни.
– Мам, мне кажется, Галя за эти дни повидала больше достопримечательностей наших, чем мы за годы жизни здесь, – говорила Светлана матери.
– Нам некогда, мы работаем, и дела….Ты полотенца упаковала?
Мама Светы была очень недружелюбна, хоть Галя была приветливой, помогала в упаковке, подготовке к переезду, старалась не надоедать своим присутствием и не раздражать видом, но …
Лечение Нади шло, билеты были приобретены, в школу она отзвонилась.
Каждый день Галя по два часа сидела в больнице с Надей, она взяла абонемент в библиотеку, и сидела там после посещения дочки целыми вечерами. Потом медленно возвращалась к Светлане. Морозило, светились фонари и теплые окна домов и от их света становилось теплее.
По утрам лежала она в постели, прислушиваясь, чтобы никому не помешать. Потом готовила дочке и себе перекус – то, что Надя любила – блинчики или сырники. А потом, если помощь её хозяевам не требовалась, шла гулять по городу, по студенческим местам.
Не ходила только в микрорайон, где жил Артем. Туда идти не хотелось.
Город жил предновогодней суетой. Торговали новогодней красотой повсюду. Галя в восхищении ходила по рядом с игрушками и мишурой. Дорого, но все же она купила новые украшения на елку. Только вот макушку не взяла, дорого, обойдутся они.
Будет и у них с Надей дома праздник, обязательно будет!
В предпраздничные школьные дни, когда приходилось задерживаться в школе, она всегда жалела дочку, брала с собой. Наденька не могла водить хороводы, играть с Дедом Морозом, но все равно была счастлива. Она сидела в углу большого зала, наблюдала за праздником во все глаза и улыбалась.
А когда ее зазывали, лишь мотала головой. Такая маленькая, но такая понимающая все дочка.
До их отъезда оставалось четыре дня. Утром Галина зашла в кафе, взяла булку и чай, устроилась уютно на втором этаже у окна. Народу там было немного, утренние часы.
Было тепло, она сняла пальто. На центральной площади устанавливали ёлку. И Галина подумала, что это трудное для всех время обязательно должно закончится. Безработица, талоны, задержки зарплат … Но люди празднуют, живут, радуются, женятся, рожают детей. А значит все будет хорошо…
В кафе шумно поднималась компания с Дедом Морозом во главе.
– Девушка, девушка! А почему грустишь? – Дед Мороз направился к ней.
Галина улыбнулась.
– Ну, что ты, Дедушка Мороз, не грущу вовсе.
– Да я же волшебник, я же все вижу! Меня не обманешь, – артистично басил Дед Мороз, а его компания устраивалась за соседним столиком.
– Генка, отстань от девушки…, – все веселились, шумели.
Но Генка вошёл в образ.
– Ну, вот что! Сейчас я сделаю так, что Вы, – он перешёл на Вы, – Что Вы будете счастливы! Трах-тиби-дох! – он махнул посохом.
Галина хихикнула, заклинание было не из того репертуара.
– В Новогоднюю ночь Вас ждёт необычайный сюрприз! — продолжал он, – Просто чудо и счастье! Ждите его и принимайте! А пока, – он полез в мешок, – Вот Вам конфетки.
– Спасибо, – искренне смеялась Галина, – Огромное Вам спасибо!
Генка – Дед Мороз стащил шапку с париком и бороду и направился к своим. Галина посмотрела в окно и вдруг услышала знакомый голос.
– Галь, ты?
Она оглянулась, перед ней стоял Артем. Вот так встреча!
Он был не один, Галина поняла по направлению его взгляда – он посмотрел в направлении столика за небольшой стойкой. Там сидела девушка, возможно, жена. Она тоже смотрела на них.
– Привет!
– Привет! Не ожидал тебя тут увидеть. Ты в городе?
– Да, Надя на курсе лечения.
– Как она? – он сел напротив.
– Не очень… Мы на море в этом году не съездили, поэтому хуже.
– Я знаю, ты скажешь, что алиментов мало, но я сейчас без работы. Нас всех посокращали, уволили… Время, знаешь ли, совсем неподходящее для алиментов, безденежное время. Переждать надо.
– Переждать? Что ты имеешь в виду? Переждать Надино лечение, или не кормить пока ее? Или может ей подождать – не расти временно, чтоб валенки новые не покупать?
– Ну, вот опять ты начинаешь! Так и думал, не надо было и подходить, – он надулся, отвернулся к окну.
Галина посмотрела на него, на артистично-понурую его позу, скорбную складку крепко сжатого рта, и вдруг сейчас почувствовала огромную пропасть между ними.
Артем так и остался ребенком, сыном своей мамы. А Галина, так много испытавшая за это время, похонившая маму, сразу повзрослела. Вынуждена была повзрослеть.
Если человек не упражняет свою душу, не испытывает больших тревог и потерь, он не приобретает ни силы характера, ни красоты.
Галина, как птица, возносилась со своими бедами все выше и выше, а он так и остался стоять на земле.
И вот сейчас Галина с горячим сердцем вспомнила все то, что оставила там, в дремучих-дремучих лесах: свой родной материнский дом, свою любимую работу, людей, живущих там. И такое там было все настоящее и зрелое.
И стало даже жалко сидящего перед ней мужчину-ребенка.
– Да ладно, прости. Ты с дочкой хочешь увидеться?
– А можно?
– Конечно. Она в областной больнице, в дерматологическом отделении. Не перепутай с дерматовенерологическим. Это детское. Часы приема с трёх до шести. До субботы следующей мы здесь.
– А туда можно?
– Скажешь, что отец, я предупрежу. Да и там я сама обычно в это время. Мы там уже свои.
– Я постараюсь.
Артем ещё пожаловался на жизнь, на отсутствие работы, на правительство…. и даже на мать.
– Твоя совсем другая… Тебе хорошо.
– Мама умерла три года назад.
– Как? – вытаращил глаза, как будто не встречался со смертью ни разу. Хотя, может и правда – не встречался.
– Сердце, – рассказывать не хотелось…– Тебя ждут, жена ждёт.
– Это не жена…, – ответил он неопределенно.
Галя лишь пожала плечами. Ей было неинтересно.
Они попрощались. И теперь Галина думала – стоит ли о том, что придет папа, предупредить Надю? Но все же решила, что не стоит. А если не придет? К сожалению, Галина осознавала, что обмануть Артем может.
Они со спутницей быстро оделись и ушли из кафе. Девушка оглядывалась на неё, смотрела осуждающе. Видимо, слышала версию об ужасной бывшей жене, какие любят излагать мужчины.
И все-таки Галя была благодарна этой встрече. Сейчас она чувствовала в себе потаённые силы. Она справится, и у её дочки будет все хорошо. И нечего себя жалеть, пенять на судьбу. Она обязательно будет счастлива! Может не так скоро, как предрекал Генка — Дед Мороз, но будет.
С таким боевым настроем, в прекрасном приподнятом духе и провела она весь день. Играла с детьми в отделении, помогала санитаркам, зашла в супермаркет и купила ту звезду, на которую не хотела тратиться! Пусть будет праздник!
Но вот дома у Светланы ждал ее неприятный сюрприз.
Светлана не знала куда девать глаза, умоляла простить, но… Они переезжали завтра, семейно решили сделать это до Нового года. В новой квартире спать было негде, да и Светин муж не хотел переезжать в новое жилье с посторонней ему женщиной, говорил – примета плохая. А мама изначально была не в восторге от присутствия Галины…
– Да чего ты, Свет! Не переживай. И так вы меня очень выручили, спасибо вам большое. И на мужа не обижайся. Я б тоже, наверное, на его месте так рассуждала. Не бери в голову.
Рано утром дня следующего Галина попрощалась. Дверь подъезда на тугой пружине за ней глухо охнула, как отрубила – сюда путь закрыт.
Крупными хлопьями валил снег, и Галина радовалась, что ее не видно из окна пятого этажа. Наверняка, семейство сейчас обсуждает верность своего решения.
Но Галина не очень унывала. Переживет. Всего-то три дня обождать.
Но вот из гостиницы она вышла быстро – стоимость трёх дней пребывания тут почти равнялась её месячной зарплате. Легче на вокзале переждать.
Была ещё надежда на знакомых из больницы. Она успела подружиться с персоналом, может кто и поможет снять жилье на три дня? И она направилась туда.
Городские службы явно не успевали за снегом. Галина успела упасть. Хорошо хоть просто ушибла бедро. Успела изрядно вымотаться. Снег стоял стеной.
Она затащила чемодан в переполненный автобус, выслушав все, что могут сказать не слишком вежливые пассажиры, взяла билет и застыла, зажатая со всех сторон. У больницы с трудом вылезла, чуть не оторвав ручку чемодана. Двери автобуса с трудом закрылись, он уехал.
– Девушка! У вас сумка порезана, – сзади стояла пожилая женщина.
Галина наклонилась к чемодану, начала разглядывать, где она его все же порезала, еле вытащив из толпы.
– Да не эта. На плече, вон, – указывала женщина.
Галина сняла сумку с плеча – открыла и увидела сквозь сумку снег под ногами. На дне длинная, сантиметров в двадцать прорезь. Сумка пуста.
– Вот сволочи! Вы уж не первая. Тут у нас – караул, сколько таких сумок. Вот сволочи! В милицию ступайте.
Медленно-медленно приходило осознание произошедшего.
В сумке был кошелек со всеми деньгами, пакет с железнодорожными билетами и документами – паспорт, Надино свидетельство о рождении. Были там и другие документы, мелочи, но это уже менее важно…
Галина стояла растерянная. «В милицию ступайте». Она огляделась.
– А где здесь милиция?
И все-таки она направилась в больницу, оставила там чемодан, посоветовалась со знакомой медсестрой и только потом пошла в ближайший милицейский участок.
В коридоре участка – небольшая очередь. Но с каждым дежурный разбирался невероятно долго. Только когда зашла в кабинет сама, Галина поняла почему.
Она быстро выпалила суть проблемы, а упитанный дежурный смотрел на нее исподлобья и хлебал чай.
– Фамилия Имя Отчество, гражданочка.
Она назвала. Только потом поставил он кружку, достал лист бумаги и спросил то же самое ещё раз.
– Паспорт давайте.
– Я же Вам сказала, что паспорт у меня украли.
– Что, и паспорт?
– Я говорила…
– Где живёте?
Галя назвала адрес, объяснила, что здесь лечится дочь, что жила у подруги, но уже не живёт.
– А где сейчас проживаете?
– Пока нигде, я как раз искала жилье.
– Как это нигде? – он поднял глаза.
– Я ехала на поиски жилья, понимаете. Нам уезжать в субботу.
– На чем?
– На поезде…
– Предоставьте билеты…
– Их украли.
– А билеты сюда?
– Их украли тоже, я говорила, в сумке был пакет со всеми нашими бумагами и кошелек.
– Та что Вы хотите?
Галина теряла терпение.
– Вот! – подняла она сумку и сунула сквозь её руку, – Вот! Я хочу, чтоб вы нашли воров и вернули мне мои вещи, документы, деньги…
– Ну, этого все хотят, но мы не волшебники. Я сейчас напечатаю, а вы подпишете – с моих слов написано верно, – он сунул чистый лист в печатную машинку, отхлебнул чай и начал печатать, изредка уточняя детали.
Нервы сдавали. Галина уже поняла – безнадежно. Надо искать выход самостоятельно.
Но когда она взяла напечатанный листок, чтобы перечесть и подписать, нервы сдали окончательно.
– Господи! Что вы пишете? Тут вообще нет ни точек, ни запятых. Я ничего не понимаю! Каша какая-то! Я это не подпишу.
Галина была учителем русского. И знала точно – её пятиклассники напишут грамотнее. И дело не только в грамматических ошибках. Текст невозможно было понять в принципе.
– Тогда я не приму заявление.
– Вы не имеете права! – Галина вскочила, готовая сейчас идти с жалобой, добиваться своего….
Но ее собеседник воевать не собирался. Он вялым взглядом посмотрел на нее, на напечатанный лист и предложил.
– Сами умеете печатать?
– Конечно.
– Пошли.
Он повел ее дальше по коридору. Они зашли в кабинет с несколькими столами, за которыми сидели сотрудники милиции и посетители. За соседним столом как раз что-то писал мужчина в синей куртке, объяснялся с лейтенантом милиции.
Галю усадили за печатную машинку, и она начала строчить заявление.
На сердце лежал камень, руки опускались. Не найдут…что же делать ей тогда?
Звонить в школу, чтобы выслали денег? Там, конечно, соберут, придумают чего-нибудь, но это долго. Но можно же телеграфом…
Занять в больнице, объяснить врачу Людмиле Афанасьевне? Наверное, поможет. Но сколько нас, таких вот больных… Так неловко!
Поехать к Артёму? Может он приедет все же к дочке, объяснить? Попросить помощи? Но, Боже мой, меньше всего хочется просить у него. Уж лучше, у чужих людей. Обратиться к Светке? Уж совсем бедная подруга она какая-то – то жить ей негде, то денег дай. Представился взгляд её матери.
Но ведь денег она смогла заработать, отложить! Они у неё были!
И так сейчас жалко стало денег! Она так экономила, так хотела подарков дочке на новый год! Как обидно…обидно…
Глаза застилала пелена слез. Клавиши печатной машинки расплывались, в горле вставал ком. Галина не хотела плакать при всех, отвернулась, стащила шапку и прижала её к глазам.
Передышать, переждать приступ плача…
Надо выдержать и это. Но как же обидно! Как!
Ком из груди предательски рвался наружу…
Белым занавесом опускался на землю снег.
Продолжение уже опубликовано на нашей страничке.