Чьим будет Артём?..

«… Холодный Питер тобою простужен,
Водой по спине…
И ты, наверно, сильнее кому–то нужен,
Прости, что не мне… » (МариКраймбрери)
…Дождь поставил многоточие в их отношениях.

Марина усмехнулась. «В отношениях»… А были они вообще, эти пресловутые отношения?

Да, нравились друг другу, целоваться тоже было приятно, а дальше что?

Девушка ехала по трассе, жалась к обочине, стараясь не пересекать кем–то заботливо вычерченную белую черту. В жизни она её уже перешагнула, переехала, связавшись с тем. Кто был «не её поля ягода», слишком достаточен, слишком упакован для того, чтобы быть с ней на равных… Навстречу велосипедистке выскакивали машины, слепили фарами, обдавали водой из собравшихся на асфальте луж, сигналили, чтобы была осторожнее, а Маринка всё гнала, не обращая внимания на скорость, уверенно держась за руль и чувствуя каждое движение велосипеда как своих собственных мышц. Те, жуткие антагонисты, делали всё друг другу наоборот, запуская движение вперед – педали, равновесие, опять педали. Всё доведено до автоматизма, до состояния бессознательного, спасибо младшим сестрам, которые, взрослея, таскали Марину за собой на лесные прогулки. На них было легко, сгруппировавшись и затаив дыхание, перескочить корень, выпирающий на дороге, съехать, чуть нажав на тормоз, с крутого склона, ворваться в зеленый, клеверно–одуванчиковый простор поля и мчать, мчать без конца, думая, что ты всемогущ, а жизнь проста и справедлива…

 

 

… Вода стекала по волосам на лицо, смывала косметику и дальше, вдоль шеи, через ключицу, пропитав футболку, к самому сердцу…

Фонарик на руле моргал, посылая миру сигнал «SOS», но никто словно не видел…

…— Ну, что, Мариш, едем? Всё в силе? — Артем заглянул в ординаторскую, где за столом у окна сидела Марина Фадеева, рослая, смуглая девушка с собранными в тугой хвост волосами, большими, каре–зелеными глазами на заостренным скулами лице. Ординатор Фадеева, поглядывая на часы и щёлкая авторучкой, быстро записывала что–то, просматривала анализы пациентов, хмурилась и стучала по клавишам компьютера.

Маринка — голова! Так о ней всегда думал Артем. Марина уже на третьем курсе знала, о чем будет её кандидатская, а на пятом уже строила планы на докторскую. Марина смело заходила в палаты к «тяжелым», безнадежным, улыбалась им и говорила такие простые вещи, о которых, кажется, эти пациенты уж и не думали – о погоде за окном, о том, что сегодня, оказывается, самый короткий день, или что в город прилетели стрижи и теперь куролесят в небе до самого вечера… Люди на койках улыбались, кивали, как будто они здесь просто так, весело проводят время, а Марина – это гость, званый, долгожданный, которому отведено лучшее место, на стуле рядом с кроватью…

Артем так не мог. Он умел серьезно беседовать, спрашивать о жалобах, обсуждать симптомы, выступать на летучках с отчетами, докладывать и заполнять карты, строго следуя выученным схемам лечения. Не было в нем легкости, человечности что ли… И с родственниками он не любил разговаривать, не умея делить с ними беду напополам…

И, как часто бывает, Артем черпал недостающую доброту и нежность в своей подруге, учился у нее, копировал интонации, улыбку, запоминал обороты речи, чтобы потом выдать за свои собственные.

Поначалу они, Артем и Марина, были просто знакомые, однокурсники, ездили по одной ветке метро. Потом поступили ординаторами в одну больницу, только Марина – по распределению, на место очень для профессии полезное, но не сильно оплачиваемое, а Артем – по рекомендациям, с прицелом на заведующего отделением.

Артем, по меркам девушки, был отлично «упакован» – хорошая, дорогая машина уже на втором курсе, шмотки, квартира, за которую платила его тетя, полная свобода в деньгах и отсутствие страха в их конечности.

Марина, самая старшая из трёх детей в семье, рано научившаяся самостоятельности, растила себя сама, и не потому, что была безразлична родителям, а просто те крутились, работали, выплывали, когда случился дефолт, ставили на ноги троих дочек, не желая сдаваться и признавать, что не тянут они на «высокий достаток».

Маришка, отучившись в медучилище, поступила в институт, а заодно, по вечерам, бегала на работу в больницу. Обычная городская больница, облупленная снаружи штукатурка, внутри – кафельный пол и прикрытые клеенкой банкетки. Надпись «Приёмное отделение», вымазанная красной краской, горит через букву. Всё собираются починить, да руки не доходят. Койки со скрипучими, «панцирными» пружинами провисают под тяжестью уложенных на них пациентов, окна на зиму заклеивают белыми полосками, чтобы не дуло. В коридоре – общий чайник с водой – подходи, подставляй чашку, наливай. Марина часто ночами разносила воду больным, уже знала, кому когда. Вот сейчас, примерно к половине второго ночи, зашаркает тапками по линолеуму Скворцов из десятой палаты. У него такая маленькая железная кружка, с цветком шиповника сбоку. Он наполняет её только до половины – боится пролить, уж очень трясутся руки. Ему Марина сама приносит целую чашку с водой перед сном, смеется, что–то говорит, а сама замечает, что Скворцов совсем сдал, серый, слабый…

Ближе к утру за водой приходит парень из тринадцатой палаты, Денис. Фамилия… Сложная, длинная, иностранная. Её Марина не помнит наизусть, но Дениса знает хорошо. Улыбчивый паренек, примерно её возраста, очень живо рассказывающий о машинах. Он влюблен в них, по шуму двигателя умеет определить, в чем проблема. Подростком Денис перебрал старые «Жигули» отца, что уже лет пять стояли в гараже, что–то там подлатал, подправил. Так у парня появился собственный автомобиль. На нем он три недели назад приехал в больницу, припарковал, смущенно поинтересовался, можно ли оставить надолго, ведь сколько ему лежать здесь, он не знает. Охранник, что–то отметив в своем журнале, кивнул, мол, ничего, пускай стоит…

Марина приносила Денису воду, чуть приоткрывала форточку в палате, останавливалась на миг, чтобы посмотреть, как рождается рассвет за крышами высоток, а потом, зевнув и на миг закрыв глаза, вздыхала. Скоро закончится смена, нужно бежать домой, принять ванну, поесть, схватить рюкзак и мчаться в институт…

На Артема она и внимания особого не обращала. Не его поля ягода была, чувствовала, что не дотягивает, да и гордость не позволяла, сестры бвы засмеяли, что за богатым красавчиком таскается.

Рядом с этим пареньком всегда были длинноногие, ухоженные девчонки. То, как они двигались, как говорили и какими духами пользовались, сразу обозначало ту пропасть, что была между Мариной Фадеевой и Артемом Самойловым, её однокурсником…

Это немыслимое расстояние как–то вдруг само затянулось, засыпалось, когда однажды под Новый год Марина и Артем остались на дежурство в больнице. Тогда они уже были дипломированными врачами, только Фадеева простой ординатор, а Артём – чуть ли не правая рука заведующего отделением, хотя знаний и опыта у него было вполовину меньше Маринкиного.

— Ну, так уж вышло, — немного виновато улыбался парень, оправдываясь перед девушкой за своё быстрое «продвижение по службе». — Просто семейные связи. Но это ничего не значит! — уверял он коллегу.

Та только усмехалась. Конечно, о чем вообще речь!..

На тот Новый год, ни она, ни он не пили, но то ли сам воздух был хмельным от предвкушения чуда, то ли просто усталость взяла своё, но Марина вдруг обнаружила себя в объятиях Артёма. Ей это понравилось, даже немного льстило, что он обратил–таки на неё, замухрышку в бедненьком платьице, внимание.

От Марины пахло хвоей и мятой, она смешно щурилась в полумраке ординаторской, говорила какие–то глупости, а Артём стоял и думал, какой он дурачок, что раньше не замечал её…

… Переезжать к нему на квартиру Марина не спешила.

— Зря, Мариш! Ну, глупо же! И так вроде вместе мы. Так чего ты упрямишься?

Но она настаивала на том, чтобы сначала познакомил её с родней, обозначил их отношения, назвал их долгожданным словом, а уж потом она станет жить с ним под одной крышей.

Этакая старомодность немного раздражала Артёма, тем более что знакомить девчонку с родственниками он не хотел.

— Это всё мелочи! Им не до нас, давай сами разберемся со своей жизнью, а их поставим перед фактом! — расплывчато говорил парень, наблюдая, как Марина подкрашивает губы, сидя в его машине.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду! Какие факты, какая жизнь… Говори конкретнее! Ну и потом, считать родню мелочью я не хочу. Вот со своими я тебя очень хочу познакомить, да ты упираешься. А зря! Девчонки, сестры мои, все уши уже прожужжали, мол, приводи, поглядеть охота! А отец с мамой просто волнуются, кто ты и какой… Приходи к нам на выходных, а?

— Нет, Марин. Не хочу я эти смотрины. Я не племенной бык, в оценке не нуждаюсь!

Артём вспыхивал, первым выходил из машины, распахивал перед Маринкой дверцу и нетерпеливо ждал, пока она, захватив пакет с едой, вылезет и зашагает по алее к больничному корпусу.

Марина всё понять не могла, откуда такая реакция. Ведь и красавец, и при деньгах, и в работе достаточно хорош он, а так неуверен в себе… Жалко было его иногда, но эту жалость Маринка в себе глушила. Она пока не решила для себя, можно ли любить как бы из жалости, постоянно оправдывая слабости своего партнера, должно ли называть такие отношения равноправно–взрослыми, стоит ли такого человека считать своим избранником…

Всё решил случай. Тот пациент, Денис, которого теперь вела сама Марина, снова занимал палату тринадцать. Он помнил Маришку, шутил с ней, балагурил, а она смеялась и делала вид, что всё отлично.

А он, Денис, умирал. Это знали все, и он в том числе. И эта напускная веселость была частью игры, что давала Денису шанс чувствовать себя живым, таким же, как люди, что ходят за стенами больницы на своих ногах, дышат и даже не замечают, как происходит в их теле этот процесс…

А вот Артем, наблюдая за Мариной, ревновал, пока молча, только лишь взглядом, показывая своё недовольство. Марина качала головой, пожимала плечами, ластилась к Артему вечерами, уверяя, что всё между ними по–старому, но парень не верил.

Кончилось тем, что он добился перевода Дениса в другую больницу, пообещав там более хорошие условия и другие методы поддержки.

Марина тогда влетела в ординаторскую, бросила на стол перед Артемом бумаги и, прищурившись, зашептала:

— Твоих рук дело? Ты в своём уме? Ехать через весь город, там попасть неизвестно к кому! Его даже родные не смогут навещать, не доедут просто! Мать неходячая, отец полуслепой. Ради чего?! Какие прогрессивные методы?! Что ты там нагородил?!

— Марин, я не понимаю, что ты имеешь в виду, — спокойно ответил Самойлов. — Тут же стоит подпись заведующего, Петра Аркадьевича. Значит, его решение.

— Не ври! Он сказал, что ты хлопотал, ты настаивал. Артём, как ты мог?! Это ревность, да? Нет, это глупость! Непроходимая глупость! Парню и так год остался, может, полтора, а ты его как мячик, ногами гоняешь!

— Выйдем! — Артем вскочил и, схватив Марину за рукав, потащил вон из ординаторской.

Уже на крыше корпуса, где в этот час было безлюдно, тихо, и пахло мхом, что разросся на парапете, Артём, обняв Марину и крепко прижав её к себе, жарко зашептал, как он боится её потерять, как любит и хочет, чтобы она тоже любила его. Он целовал ее лицо, руки, клялся, снова целовал, извинялся, отпускал, потом притягивал к себе. А вдруг сделал Марине предложение.

Оба растерянно смотрели друг на друга.

Марина сначала рассмеялась. Она не воспринимала их с Артемом отношения всерьез. Ну, флирт, ну, увлечение, так, мимолетное помутнение рассудка. Он – богатенький паренек, всё при нём, она – бесприданница. Так только в сказках бывает, чтобы столь разные люди сошлись, да еще и семью счастливую построили.

Но, с другой стороны, а почему нужно отказываться, если судьба сама кидает в твои руки счастье? Плохо ли ездить на комфортной машине, жить в большой квартире, есть дорогую, порой изысканную, еду и знать, что ты делаешь это на законных правах, на правах жены?! Артём девчонке нравился, а что мужа не получаешь готовым, что всё равно нужно бы его подтесать под себя, это она от матери отлично усвоила.

— А, знаешь, я согласна, — выдохнув, ответила Марина. — Вот даже думать не буду. Я согласна.

Артем как будто испугался её ответа, сглотнул и кивнул.

— Вот и хорошо. На выходных поедем знакомиться с тётей, а завтра подадим заявление.

Он сказал это так быстро, будто боялся, что передумает…

В ЗАГСе горячность и спешку Артема не оценили, велели ждать, сколько положено, хотя парень намекал на свои связи, предлагал деньги.

Марина, смущенно краснея, дергала его за рукав куртки.

— Да пойдем уже! Какая разница, ну, месяц подождем, что такого?!

— Нет, я хочу быстро! Это глупо, столько ждать!

— А я хочу по–человечески, — отрезала Марина. — С моими познакомишься, я с твоими родственниками, подготовимся, продумаем банкет.

Артём шумно дышал, слушая уговоры невесты, потом мотнул головой и, надавив на газ, рванул с места на проспект. Марина аж вжалась в сидение от неожиданности…

Маринкина родня, встретив Артёма в прихожей, смущенно жалась к стенкам, мать нервничала, то и дело извинялась за что–то, отвешивала тычки младшим дочерям, чтобы не прыскали своим хихиканьем, потом велела мужу увести гостя в комнату, развлечь, а сама метнулась на кухню.

— Марин! Ну, мы вот тут наготовили, ты сама посмотри, ест он такое, не ест? Салат девчонки резали, попробуй, не надо посолить? А мясо? Я по твоему рецепту делала…

Марина, улыбаясь, смотрела на мать, потом обняла её, прижалась к теплой щеке и, закрыв глаза, тихо ответила:

— Ты у меня самая лучшая! Мам, ну, какая разница, понравится ему или нет?! Главное, мама, чтобы он тебе понравился! Вот о чём я переживаю! А салаты и прочее у тебя получаются всегда отменно. Ну, ну перестань ты трястись! Бери пример с папы! Как обычно хмурый, уставший, всё ровно и спокойно.

— Это он виду не подает! Спал плохо, всё ходил, бродил, вздыхал. Очень переживает он, утром на девчонок наругался, что пыль плохо стерли… Ох, Маринка!..

Еще постояв немного обнявшись, принялись носить в гостиную угощения, расставлять на столе. Артем помогал, шутил, старался понравиться, нахваливал еду, и ведь было, за что хвалить Маринкину мать. Всё вроде простое у нее было, без изысков, но так приготовлено, что пальчики оближешь…

После застолья Артем с будущим тестем играли в шахматы, спорили, какие–то книжки листали, всё партии выясняли, потом переключились на обсуждение футбола, а Марина, сидя в своем любимом кресле, в уголке, дремала. Ей было так хорошо, уютно, как будто Артём уже давно, лет сто, был её мужем, и они просто приехали в гости, как супруги, скоротать вечерок…

На следующие выходные, когда таковые совпали у обоих, Артём сказал, что поедут к его тётке, за город.

Самойлов рос без родителей. Так уж получилось, что в три года на воспитание к себе его взяла тётя, Анна Васильевна Негожина, ведущая актриса местного театра. Времени на племянника у нее было мало, желания нянчиться с ним тоже особого не возникало, но раз уж пообещала сестре, значит, надо тянуть лямку.

Не имея недостатка в деньгах, Негожина наняла мальчику воспитательниц, репетиторов, нашла хорошую школу, «пробила» место в меде, хотя химию Артём знатно завалил, отселила парня в отдельную квартиру, возродила былые связи с учеными мужами в области медицины, выстлав племяннику дорожку атласную к высоким должностям на врачебном поприще.

К любовным похождениям парня женщина относилась с пониманием. Отец его был человеком любвеобильным, вот и сын, видать, теперь по стопам его пошел. Главное, чтобы до скоропалительной женитьбы, а уж тем более до необдуманного деторождения не дошло!..

С недавних пор Негожина оставила театр, переселилась из города в свой дачный домик под Питером, иногда посещала северную столицу, гуляла, наполняясь творческими флюидами проспектов и набережных, а потом снова ныряла в свой уголок мирной тишины и забвения. Ей уж не нужна была слава, напилась она ею сполна, всё, что могла, получила, теперь только наслаждалась воспоминаниями и праздными годами пенсии.

То, что Артем приедет с девицей, ей было абсолютно всё равно. До Марины их у него было не счесть, а уж после будет сколько, никто не скажет.

Обычно Анна Васильевна гостьям внимания уделяла мало, только обозначала сразу, кто в доме хозяйка, куда ходить можно, куда нельзя, какие порядки в ее дачной резиденции, напоминала, что слух у неё тонкий, музыкальный, шуметь категорически воспрещено.

А уж имени очередной Артемовой пассии и вовсе не старалась запомнить, всех на драматический манер звала «душеньками» или вообще обращалась к Артёму, чтобы тот передал просьбу девчонке…

Анна Васильевна встретила племянника на крыльце. По лицу было видно, что рада, что соскучилась и ловит взгляд мальчишки своего. Давно он тут не был, мало звонил, на сообщения не отвечал…

— Артемушка! Ой, ну наконец–то! Заждалась я тебя, измучилась! Ну. подойди же скорее! — она картинно развела в стороны руки, как если бы по роли ей так было написано, вздохнула и легко сбежала по ступенькам вниз, обнимать дорого гостя.

Но Артём не спешил. Он вышел из машины, обошел ее кругом, открыл дверцу Марине, подал ей руку. На крыше автомобиля Анна Васильевна с неудовольствием заприметила велосипед. Не любила она эти дурацкие двухколесные механизмы. Родители Артёма тоже по трассе тогда неслись на велосипедах, глупые, под колеса фуры попали, всем жизнь переломали. Если б не эта трагедия, Анна Васильевна уж в Московском театре играла, на хороших местах была, но наличие племянника, его постоянная тяга к тетке, решили всё иначе…

— Артем, кто это? — Анна прищурилась, будто Марина была размером не больше блохи, и разглядеть её оказалось без очков трудно.

— Это Марина Фадеева, я тебе про неё говорил, предупреждал, что приеду вместе с ней. Она моя невеста, тетя Аня! Три дня назад мы подали заявление.

Анна Васильевна вскинула брови, усмехнулась. Она–то знала, что Артемушка уж раз пять подавал заявления, что–то там мутил, а потом, вняв её доводам, помолвку разрывал.

— Ну, там видно будет! — легко согласилась она, взяла племянника под локоток и повела, было, в дом, рассказывая, как холодно нынче было утром, как топилась плохо печь, и надо бы вызвать специалиста…

— Да подожди, тётя Аня! Где твои манеры?! Марина же со мной! О какой печи может быть речь?!

Артем схватил девушку за руку и притянул к себе.

— Вот, Марина, это моя тётя, воспитала меня, взрастила. Теперь будет женить.

— Здравствуйте, Анна Васильевна. Очень приятно познакомиться, — спокойно протянула женщине руку гостья. — Вам чем–нибудь помочь?

— Нет, душенька, нет. Пойдемте, я вам комнату покажу. Хотя Артем и так свою комнату знает. Разберетесь. Еду я особо не готовила, что–то сил нет. Так, понемногу всего будет. Ну, через полчаса садимся за стол.

И зашагала гордо к дому, даже не оглянулась.

А что ей, собственно, беспокоиться? Марина – проходящее, а Артем с ней, со своей тётей Аней, вечно. Без нее, без ее денег и связей он пустое место. Даже как врач он, говорят, так себе…

Артём, махнув рукой несколько удивленной Марине, провел её в дом, на второй этаж. Комната, отведенная ему для гостевания, была просторной, светлой, с большой кроватью, столом у окна, полки заставлены книгами, на подоконнике – полузасохшая фиалка, остаток пребывания здесь предыдущей Артемовой девушки.

— И часто ты тут живешь? — поинтересовалась Марина, пока молодой человек заносил их сумки в комнату. — Наверное, я не первая, с кем ты знакомишь свою тётю?

— Ну… Я особо не любитель загородного времяпрепровождения. Да, приезжали мы сюда иногда с… со знакомыми…

— Понятно, — как будто легко приняла его ответ Марина и стала раскладывать свои вещи в шкафу.

Артем не любил говорить о своих романах, она не спрашивала. Самое главное, что Марина решила для себя, это что никогда не будет зависеть от него финансово. Рассчитывать на его деньги, да и не его вовсе, родни, было унизительно, Марина сама всего добьется, потихоньку, но зато без чувства долга. А прошлое есть у всех, что уж теперь…

После дороги Марина приняла душ, высушила волосы и, надев спортивный костюм, спустилась вниз.

— А у нас, Марина, — Анна Васильевна поймала себя на том, что сразу запомнила, как зовут эту девчонку, хотя раньше в именах пассий племянника не разбиралась, — не принято воду тратить так неразумно.

— В смысле? — девушка удивленно вскинула брови.

— Ванну мы принимаем по вечерам, вы уж извините. Просто вода поступает из баков, наполнять их постоянно я не могу. Дачная жизнь, она такая…

— Ах, это! — Марина пожала плечами. — Артем не предупредил меня, теперь буду знать.

«Проверяешь, испытываешь? Ну–ну! Сразу видно, что просто так ты мальчика своего не отдашь, вцепилась в него мертвой хваткой…» Марина слегка покачала головой.

За столом Анна Васильевна вяло расспрашивала гостью о работе, семье, сетовала, что до ЗАГСа вряд ли увидится с будущими родственниками. Потом поинтересовалась, где молодые собираются жить.

— Тётя Аня, у меня, конечно! Квартиру что ли снимать?! — удивленно поднял голову Артем и уставился на Анну Васильевну.

— А что такого? Вот Марина говорит, не очень удобно жилье твое расположено, на работу долго добираться… — пожала плечами женщина.

— Ничего, я ее на машине буду возить. Потом ей купим тоже, разберемся.

— Ну, чтобы купить, надо заработать. А ей нескоро это светит… Ладно, не будем о деньгах, дорогой! — Анна Васильевна улыбнулась. — Лучше расскажи мне, как там наш Петр Аркадьевич заведующий отделением, твой институтский ангел–хранитель? Он обещал забрать тебя к себе, на кафедру.

— Нет, я буду просто работать в больнице. С Мариной.

— Брось, милый. Это же понятно, что ты не лечащий врач, ты больше пользы принесешь, если станешь вести научную деятельность… Писать… Ты же хотел заняться исследованиями!

Артем под взглядом тетки неопределенно кивнул.

Марина даже подавилась.

— Так значит, ты хотел уйти из больницы? Когда? — строго взглянула она на Артёма, потом, увидев, как он вдруг испугался её взгляда, вздохнула. — Ты просто ничего такого не говорил…

— О, дорогая моя, есть вещи, о которых он говорит только со мной. И будет… И ничего вы с этим не сделаете… —Анна Васильевна с жалостью посмотрела на будущую невестку.

— Да. Наверное. Хорошо, что есть темы, которые Артем может с вами обсудить. А есть те, что знаю только я.

Марина не умела «пикироваться», напускная чопорность Анны Васильевны ей порядком надоела, тоже мне, прима–балерина. До приезда сюда, на дачу, Марина нашла в интернете всё об Анне Васильевне, о том, что пришлось ей отказаться от поездки в столицу, когда родители Артёма погибли, о том, что племянник для неё значит много, но и душа его, судя по всему, должна принадлежать этой самой женщине…

Артем кивал и поддакивал, «смягчал углы», переводил всё в шутку, не давал Марине рассказать о ее родителях, сестрах.

— Мариш, давай об этом потом! А сейчас тётя хочет…

Тетя хотела праздной болтовни, обсуждения ее хворей, чаю, и снова по кругу.

— Ладно, Артём, может, на велосипедах погоняем? Ты говорил, тут трассы есть.

Марина встала, кивнув хозяйке.

— Подождите, а посуда? Уж коли решили стать моей невесткой, так будьте любезны…

Анна Васильевна показала на грязные тарелки и чашки.

— Да, Марин, давай, убери пока всё, а я свой велик из сарая выну.

— Артёмушка, а я ж твой велосипед продала. Да, соседям. Я же тебе говорила. Ну не могу я видеть их, эти велосипеды! Ты же знаешь…

— Как продала?! Это ж я сам покупал, сам…

Артем смутился под насмешливым взглядом Марины. Как будто из карманных денег скопил и вот, купил велосипед…

— Ну, полно, нашел, о чем грустить. Марина может покататься сама, а ты посиди со мной…

Она встала и повела племянника на террасу, к креслам.

— Подожди, я Маришке посуду помогу убрать! — отстранил ее руку Артём.

— Дорогой мой, Мариночка прекрасно справится! Что тут, полк солдат ел, что ли?!

— Нет, я помогу! — уперся молодой человек и, схватив стопку тарелок, зашагал к кухне.

— Ну–ну… — Анна Васильевна пожала плечами и продолжила движение. Артем придет к ней, чуть позже, но обязательно придет…

Марина молча терла губкой посуду и смотрела в окошко. Лес подступал к самому забору, тянулся березовыми ветками к дому, шлепал по ограде кустами орешника.

— Марин… Тут из областной звонили… — Артем вдруг поймал руки невесты и заставил остановиться. — Не время сейчас говорить, но я хочу, чтобы ты знала. Денис твой, ну тот, которого перевели к ним…

Марина вздрогнула. Она всё старалась вспомнить фамилию того больного, но не могла.

— И?

— Всё. И так больше, чем прогнозировали, прожил…Ты бы всё равно узнала…

Девушка резко повернулась и уставилась на жениха.

— Да. Да, ты молодец. И я бы всё равно узнала… Это же ты его отправил? Рад?

Она устала, не спала сутки, теперь это трудное знакомство с Анной Васильевной, стена, что бывшая актриса воздвигла между ними с Мариной, воспоминания о Денисе — всё как–то разом нахлынуло, сделав мир вокруг черным, смолянисто–вязким. В нем было трудно дышать, двигаться, думать.

— Да при чем тут я? Там стадия какая была?! Марин, ты не вини никого, так уж на роду у него написано…

— Господи, Артём! Разве врач может так говорить?! На роду написано… Фу! Так уж и никого не лечи тогда, иди в свою науку, раз у всех всё равно на этом самом роду написано! Не старайся. Прописывай ну, скажем, валериану, и дело с концом.

— Девочка, а что это ты на Артёма голос свой повышаешь? — в дверях стояла Анна Васильевна. — Еще не жена, у аж скалишь зубы, огрызаешься?! Нехорошо! Сразу видно, что не должным образом воспитана была! Муж, Марина, – это непрекословный авторитет, уважать его надо, а не орать почем зря. Я бы на месте Артёма еще подумала, брать ли вас в жены.

— Чушь! И еще раз чушь! Здесь дело в нем как в специалисте, вы не понимаете, так и не… — вспылила Марина.

— Оооо… — Анна Васильевна покачала головой. — В моем доме… Мне же и рот затыкать… Да, далеко пойдешь, красавица!

Марина посмотрела на Артёма, ища в нем поддержку. Но тот молчал, мотал головой только слегка, мол, не стоит спорить.

— Я всего лишь говорю то, что думаю. И вы тут совершенно ни при чем. А Артем, удивительно, как при вас дар речи теряет прямо! Хороший племянник…

— Мужчина стоит горой за того, кого любит. Да, вот так, выводы сделаешь сама. Артём, пойдем, я хочу почитать тебе…

— Артем, останься, ты же хотел помочь мне убрать посуду! — повысила голос Марина.

— Мммм… Мариш, давай сама, ладно? — Артем помялся на пороге кухни, потом бросил уже через плечо:

— Я попозже приду…

… Марина помыла посуду. Это было даже приятно. Думай, о чем хочешь, а вода теплой струей ласкает руки, пахнет в воздухе лавандой и бергамотом, за окном становится тускло, на небо накатывают волнами дождевые облака…

Жалко только, что Марина не может уехать отсюда. Вернее, не знает, как.

Девушка вытерла руки, включила телефон и стала рассматривать карту местности. Остановка автобуса была отсюда в трех километрах, да и последний рейсовый ушел два часа назад…

— Ну как, помыла? — голос Анны Васильевны заставил Марину вздрогнуть.

— Да. Вы только не обольщайтесь, крепостное право отменили, а в слуги я к вам не нанималась. Я в гостях.

— Угу… Крепостное право отменили, а вот крестьяне все равно остались, — Анна Васильевна улыбнулась. — Знаешь, сколько таких нищебродок Артем таскал в этот дом? Да мне и без разницы, пусть забавляется. Но ты пошла дальше, ты решила женой его стать. Долго обхаживала? Видный он парень, в достатке, конечно… Но не пара вы. Видно же, что не пара! Просто тебя никто не любит, вот ты на него бросилась, а он, простачок, поддался… И велосипед еще этот… Ты, что, не знаешь, как его родители… Как моя сестра…

Анна Васильевна шумно задышала.

— Артем не рассказывал мне. Так в чем моя вина?! — Марина строго свела брови. — Он сам сделал мне предложение, я его не вынуждала. А если я ему просто нравлюсь, если от вашей власти он захотел освободиться, тогда что? Да кого вы из него сделали? Он слова сказать при вас не может, боится, решать ничего не может, только вам в рот смотрит! Это нормально?! А я виновата у вас…

— Ты виновата тем, что хочешь забрать его. Делим мужика, как скотину, что ж делать… Один он у нас! У меня один. Не отдам. Всех у меня отняли, его не отпущу. Если поженитесь, я тебя со свету сживу, поняла?

Анна Васильевна вздернула подбородок.

— Извините, но вы не на сцене, и я бы билет на ваш спектакль никогда не купила. Смешно даже, когда практику в роддоме проходили, уж какой курс был, а Артем все перед женщинами извинялся, что на кресло их сажает и будет смотреть, как роды проходят. Сильно вы его женской властью опутали, он при вас всегда будет, я не сомневаюсь. Я лучше пойду. Мне такой не нужен. Забирайте обратно. Не вырастили вы его, придавили как муху, держите. Ну, дело ваше.

Марина быстро поднялась к ним с Артемом в комнату, побросала в рюкзак самое нужное, сбежала вниз, схватила велосипед и, выехав за калитку, направилась к шоссе.

Анна Васильевна в это время услала Артёма за дровами в другой конец участка…

… Дождь вспучивал лужи, вызывая на них пузырчатое бурление, вода щекотала лоб, пронизывала ознобом тело. Фонари на шоссе желтыми пятнами свисали со столбов, двоясь в воде.

Марина ехала вперед, даже не понимая, что удаляется от города всё дальше. Ей было обидно и странно, что она вообще могла думать об Артёме серьезно. Просто льстило, что этот красавчик наконец обратил на неё внимание, что и она, Маринка Фадеева, зубрилка и серая мышь, смогла добиться от него признания…

Девушка быстро протерла лицо ладонью, натянула на голову капюшон толстовки. Тот, тяжелый, мокрый, сползал вниз, оттягивая воротник.

Но ведь любила она Артёма… Странно, но любила. Не того, каким он был при тете, а того, что был на работе, в институте. И хотелось быть с ним рядом. И могла бы она это сделать, потому что есть в ней такая же сила и упрямая гордость, что и в Анне Васильевне, непрогибаемость, властность… И встать на место Анны было бы несложно… Противно только. Мужем помыкать, а он чтоб в рот смотрел, приказаний ждал… Сменил бы он одну маман на другую…

Марина помотала головой и еще быстрее поехала по краю дороги. Она просто стала скоростью, точкой, которая перемещается по карте своей жизни. Она попала не в тот пункт назначения, нужно изменить маршрут…

— Стой! Да стой же, Маринка! Ну, остановись! — Артем кричал, стараясь ехать рядом. Он опустил стекло и теперь сидение рядом с водителем было всё залито водой. — Подожди, давай поговорим! Хватит дурить!

А она не дурила, она злилась на себя, но улыбалась, потому что никто еще не ехал за ней вот так, в дождь, по скользкой дороге, чтобы сказать, что любит её и готов что–то делать с этим…

… — Тётя Аня, где Марина? — свалив дрова к печи, Артём позвал Марину несколько раз, та не отвечала. — Куда она делась?

— Я точно не знаю, но, кажется, уехала. На велосипеде. Вот после такого я бы точно не стала называть её своей невесткой. Артём, куда ты? Дождь же, стой!

А ну вернись!

Парень несколько раз оглянулся, замер на миг, растерянно переминаясь с ноги на ногу и крутя в руках ключи от машины. Вернулся в дом, что–то искал в их с Мариной комнате, может, записку, не нашел.

— Зачем ты так? Ты же ей что–то сказала… — спросил он у Анны, мирно пьющей кофе.

— Она решила занять мое место рядом с тобой. Я не допустила. Всё просто.

— Да что за чушь?! Какое место? Это я буду решать, кто будет, а кто нет. Ты слишком много на себя берешь, тётя!

— Я беру ровно столько, сколько заслужила – за ночи бессонные, когда ты болел, за то, что жизнь моя исковеркана, за всё это я имею право решать многое или вообще всё в твоей жизни.

— Я не вещь, ты меня не покупала. Извини, я за Мариной поеду.

— Да? На чем, позволь узнать?

Анна Васильевна довольно причмокнула. Машина куплена на ее деньги, Артему это неприятно, но сделать он ничего не может. Правда на ее стороне.

Шины взметнули гравий, тот веером врезался в кусты гортензии, машина рванула с места и исчезла в темноте.

Анна Васильевна, спокойно налив себе еще одну чашку кофе, улыбнулась. Её мальчик наконец–то вырос. Сейчас он впервые пошел против своей тётушки, почти нагрубил ей. Марина сможет стать достойной женой. В ней есть внутренний стержень, Артему такая нужна. А не те фифочки ,что приезжали до неё…

…Артём сначала не знал, где искать беглянку, потом решил ехать наугад. Дорога в сторону области была более удобной для велосипеда, Марина могла выбрать именно её. Он осторожно пробирался через ливневые потоки, большой скорости не набирал, всё вглядывался в обочину. Марины нигде не было. а когда, наконец, показалась ее красная велосипедная рама, он даже удивился, как далеко девушка уже уехала.

— Сядь, поговорим! Захочешь, я отвезу тебя домой, только уйди ты с дождя, простудишься!

Марина остановилась. Она смотрела в лицо своей судьбе, хмурилась, плакала и сомневалась. Но, как говорится, если не попробуешь, то и не узнаешь…

Сидя в теплой машине и отпивая маленькими глотками кофе, Марина, сбиваясь и торопясь, говорила, что боится стать такой, как Анна Васильевна, что Артем будет искать это в ней, а не найдя, бросит, что Артём, имея многое, не добился сам почти ничего, и это делает его рабом тёти… И много–много чего еще…

Марина уже не боялась, что Артём бросит ее после этого. Возможно, так и будет, но зато сама она не будет мучиться своими несказанными страхами…

Жених отвез девушку к ней домой, велел принять ванну и лечь спать. Он не оправдывался и не кричал на нее, а просто тихо уехал.

Два дня Артём не отвечал на звонки, не появлялся у Анны Васильевны, на работе сказался больным. А потом пришел. Стал ли он другим? Вот так сразу люди не меняются, но что–то с ним произошло. Марина испуганно смотрела на жениха, ожидая, что он сообщит о разрыве отношений.

— Я поговорил с тетей, она сегодня позвонит тебе и извинится, — вдруг сказал он. — И впредь будет вежлива и благодушна. — И давай, Марин, ты мне и дальше вот так будешь говорить всё в лицо, а? И я перестану бояться женщин… Машину я у тёти выкуплю, квартира на меня записана, но за нее я ей тоже верну. В общем, постараюсь заслужить всё то, что уже получил. Ты со мной?

Марина, вздохнув, кивнула. Ну куда она без него?.. Они уже давно одно целое, срослись, сами того не замечая, а дальше – будь, что будет!…

источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 9.3MB | MySQL:47 | 0,549sec