Бима отдали почти без проблем. Только с пачкой историй, подтверждавших, какая славная собака достается нашей семье и насколько мы теперь обязаны ее прежним владельцам…
Обычно собаки напускают на себя страшно стеснительный вид только в одном случае – чтобы на прогулке присесть и обеспечить работой хозяина, держащего наготове совочек и бумажный пакет.
Дворницкий инвентарь имеется не у каждого владельца животного, а вот застенчивый образ наготове у каждой псины. И пользуются они им регулярно и охотно.
Но только не Бим. Этот малыш, габаритом мало уступавший теленку, делал свои дела гордо и затейливо, каждый раз выбирая холмик повыше, одновременно обозревая окрестности томным взором похмельной куртизанки.
В крайнем случае годилась и болотная кочка – только бы задние лапы задрать. Передние можно было и внизу оставить. Как ему в таком положении удавалось отдавать дань природе – одному собачьему богу ведомо. Видимо, в прошлой жизни он жил в Австралии и генетическая память антипода давала о себе знать.
Вообще пес появился в нашей семье случайно. Как незапланированное дите. Такая помесь подкидыша и усыновленной сиротки. Собственно, его взяла себе в общагу одна студентка в качестве игрушки.
Чем она думала, заводя себе карманного песика, проданного как щенок чистокровной московской сторожевой, не знал никто. Даже сама владелица. Тем более, что на деле, ветеринар, приглашенный для проведения мероприятий, спасавших от бешенства, определил собачку как помесь московской сторожевой и алабая. Словом, кобелек на роль комнатного не тянул никак.
Пса назвали Димой. В честь друга и будущего мужа (а куда он денется) данной студентки. Но вскоре выяснилась порочность выбора клички. Поскольку на улице на окрик «Димочка, твою же мать!» реагировало слишком много представителей сильного пола. Пришлось искать альтернативу.
Но Дима, уже ставший четырехмесячным подростком, на новое имя Альфонса или Дрейка переучиваться не желал. Пришлось оставить простонародное подобие старого имени. Так он стал Бимом.
Пес рос достаточно интенсивно. И вскоре стало понятно, что в четырехместной комнате в двенадцать квадратов ему не место даже в качестве чучела. И начались лихорадочные поиски нового дома собачке. А на время этих поисков его отправили на пасеку, которую держал отец жениха.
Правда, помимо пчел тот разводил лаек. И приютить рыжего бастарда насовсем никак не соглашался – породу попортит. Зато приучил его к меду, который собаки вообще-то не любят.
Тут подвернулся я. Собственно говоря, собаку заводить я не собирался. Но у отца совсем одряхлела старая дворняга. Так что отец вовсю занимался поиском замены. А тут такой вариант.
Бима отдали почти без проблем. Только с пачкой историй, подтверждавших, какая славная собака достается нашей семье и насколько мы теперь обязаны ее прежним владельцам. Я выслушал все предания предельно внимательно и в благодарность получил еще поводок.
Вот только сразу передать кобелька не получилось. И он еще где-то пару месяцев жил у меня, заодно подвергаясь дрессуре и прочему воспитанию, положенному при его габаритах и внешности.
Бим оказался понятливым и сообразительным. Сидеть-лежать выполнял вообще без проблем, а при команде «Рядом» следовал тенью у левой ноги даже без поводка. А еще он предпочитал молчать и крайне редко гавкал. Если уж совсем разволнуется. Ну и на роль сторожа не годился – жизнь в общежитии сделала из грозного гиганта плюшевого лизуна.
Потом состоялось вручение нового пса родственникам, которые слегка подивились размеру. А он внушал даже в подростковый период. Заматерев, пес и вовсе стал походить на рыжего медвежонка.
Скажем, чтобы посмотреть, что находится на кухонном столе, ему не приходилось тянуться. Наоборот, он наклонял голову. К счастью, со стола он ничего не собирал и довольно точно соблюдал субординацию. А так технические данные вполне себе позволяли.
Второй раз я увидел собаку через полгода примерно, когда заехал к родителям погостить. И удивился переменам, произошедшим в Биме.
Родители, скучающие без детей и внуков, избаловали кобеля до невозможности. И теперь, услышав команду, он долго раздумывал, прежде чем выполнить ее. И в конечном итоге выполнял. Но так, точно это было одолжение с его стороны.
В плане еды и вовсе стал привередой. И пока в его собачью похлебку не подливали молочка или не подмешивали творожка, демонстрировал крайнее недовольство и воротил нос. Хотя на улице был рад любой помойке, расценивая ее как верную добычу.
Потом Бим заболел чумкой – проворонили срок прививки. Лечили антибиотиками и водкой. Собаку смогли выходить, но на память остались ослабевшие задние лапы и своеобразная водобоязнь. В жару, когда большинство собак запросто купаются, Бим отказывался заходить в пруд или реку. И затащить его туда было нереально – весил он за семьдесят кило и сопротивлялся отчаянно.
Вместо этого он находил лужу, непригодную даже для разведения головастиков. И садился в нее. Иной раз вся лужа после этого пересыхала, дочиста впитанная шерстью на его заднице. Но, разместив охвостье и тестикулы во влажную среду, пес полагал, что данного мероприятия вполне достаточно для кондиционирования всего организма.
И мы даже стали сомневаться, что собаки потеют через язык. Потому что водные процедуры в исполнении Бима выглядели весьма эффективно – он несказанно млел во время их проведения.
Бима любили дети. И он охотно шел к первому попавшемуся сорванцу от года до пятнадцати. Незнакомцев охватывал столбняк, а уже знакомые с повадками собаки ребятки норовили изобразить верховую езду. Бим уворачивался и изображал гнев, хмуря брови. Лаять или рычать он не любил. Я вообще не помню, чтобы он хоть раз на кого-то рычал.
Даже на моего племянника, который за задние лапы таскал его по всей квартире по линолеуму. Только смиренно глядел в потолок и горестно вздыхал. Правда, племянник скоро выдохся и пес попытался от греха забиться в кладовку с обувью. Это был единственно доступное ему по габаритам убежище.
Один раз мой приятель, зайдя в гости не особо трезвый (отмечали мальчишник), чем-то раздосадовал Бима. И тот взял его руку в пасть, слегка сжав челюсти. Вроде как наметив укус, от которого даже следов не осталось. За что приятель мой (к слову, врач-травматолог) взял лапу собаки и укусил ее. Алаверды. Бим настолько впечатлился таким поступком, что при каждом последующем его визите удалялся в шкаф – мало ли чего…
Как уже говорилось, кобель не страдал тягой к воровству. Но два прокола на его совести имелись. Первый раз друзья-охотники принесли кабанью голову. Нешелушеную и непаленую. Которую до поры оставили на лоджии. В целом виде та не лезла в холодильник. Из нее собирались варить собаке суп.
Не сложилось. Бим втихаря пробрался на лоджию и самолично сожрал трофей целиком, оставив только клыки и зубы. После чего слег прямо на месте преступления, не имея сил пошевелиться.
Честно говоря, мы думали, что не выживет – из щетины кабана выходят чудные кивки для удочек. Но Бим вытянул. Правда, пару дней его пришлось таскать на улицу на руках. Где он с поскуливанием облегчался чистейшим войлоком. А когда отошел, стал даже на балконную дверь посматривать с подозрением.
Второй прокол случился где-то через год. Готовился большой наезд родни – сестра с мужем и детьми, семья тетки примерно в таком же составе, я с женой… Ну мать и решила встретить гостей во всеоружии, замутив приготовление трех тортов. Разных систем, но которым по рецепту полагалось пропитаться кремом. Положила их на блюда и расставила в разных углах квартиры с вечера. Один на столе обеденном, на кухонном подоконнике, и на разделочном столе рядом с мойкой…
С утра все озадачились пропажей дозревавших деликатесов. Сначала подумали на собаку. Но первые два обнаруженных пустых блюда сияли такой чистотой, что подозрения отвергли. Все же должны же остаться крошки или следы крема. Тут же все выглядело так, что посуду относили на соревнование посудомоек, где финалисты демонстрировали навыки в удалении загрязнений и чистке фамильного фаянса.
Но потом одернули занавеску и увидели то, что осталось от третьего торта. Который в общих чертах сохранился, но превратился в правильное полушарие, на котором кое где проглядывались следы широкого языка. Улики оказались неопровержимыми.
Стали искать Бима. Тот не откликался и не показывался. Собака тоже пропала. Наконец додумались заглянуть в обувной шкаф, куда тот любил прятаться. И там, на россыпи сандалий, тапок и ботинок мы увидели самую несчастную собаку в мире. Которой от избытка сливочного масла было так хреново, что она даже не пыталась виновато вилять хвостом. А просто страдала, транслируя по мере остатков сил свои муки и в окружающий мир.
Ругать его мы не стали. А, изрядно отсмеявшись, понесли его на улицу. Поскольку все понимали, что сейчас масло из крема запросится наружу. И, собственно, угадали. Правда, масло выходило до вечера. И с собакой нам с отцом пришлось дежурить до вечера. Поскольку ходить пес не мог. И даже стоял-то с трудом. Но пил с охоткой.
Отец говорил, что Бим был самым его любимым псом и что более покладистого собачьего характера он не встречал. И я думаю, что в этой оценке он мало погрешил против правды. И все очень переживали, когда он умер – напился из лужи на коровьем пастбище. И хозяева слишком поздно сообразили, что недомогание связано с присутствием в организме паразитов. Протравить не успели. И ослабленный чумкой организм не справился.
Я помню, как пришел домой, а соседка сообщила, что звонили родители – своего телефона мы тогда еще не провели, а о сотовых и слыхом не слыхивали. Так что в экстренных случаях использовали связь через соседей – общепринятая практика в ту пору.
И эта соседка сказала — «а у вас собачка подохла». Чего я ей и сегодня простить не могу. Потому что Бим умер. Подох – это не про него. Про друзей так говорить нельзя. Даже если они за всю жизнь так и не поговорили с тобой по душам.
Автор ЛЕВ НЕИЗВЕСТНЫЙ