— Мо-ло-ко! Мо-ло-ко! – зычный голос тети Раи разносился по двору.
Лена подняла голову на окна, оторвавшись от игры. Что мама? Надо идти за молоком к бочке? Оля махнула дочери и Лена, бросив мяч, побежала к подъезду.
Бочка с молоком появлялась каждые два дня. Грузовик привозил ее в соседний двор, через дорогу, оставлял там, и появлялась тетя Рая. Она повязывала белый фартук, цепляла на волосы кружевную наколку, и, первым делом, проходила по соседним дворам крича свое неизменное:
— Мо-ло-ко!
Детвора от года и старше могла в точности повторить ее интонации в любое время, хоть ночью разбуди. Тетю Раю любили. Наливая в бидончик, с которым матери присылали детвору к бочке, молоко, она всегда улыбалась. А еще, знала почти всех детей по имени.
Детей Рая любила. Свои давно выросли и разъехались, внуки были далеко, а детвора, стоящая смирно в очереди, была такая забавная.
Вон стоит Маша из сорок пятого дома. Сарафан с оборками, белые, нарядные босоножки, косички заплетены так туго, что ни один волосок не выбьется. Это Серафима Матвеевна, Машкина бабушка старается. Строгая, но умная до невозможности. Машка уже в три года читала по слогам написанное на бочке слово «молоко». Сейчас Маша учится уже в третьем классе. Отличница, умница, только грустная немножко. Даже летом бабушка выпускает во двор погулять только на часок. Остальное время Машка сидит с книжками.
А вон стоит с большим бидончиком Рафик из сорок третьего. Парень серьезный и обстоятельный. Всего десять лет, а он уже понял, что такое отвечать за других. Семья у Рафика большая. Кроме него, еще четверо детей. Он самый старший. Мать работает на заводе, а Рафик присматривает за детьми. С тех пор как отец разбился на стройке, Рафик – мужчина в доме. Поэтому и бидончик у него самый большой в очереди. А ну-ка, такую ораву напоить молоком да наготовить на них хотя бы каши.
Рая проходит глазами по очереди. Не все сегодня здесь. Лены не хватает.
Ленка дочка Раиной подруги. Ольга младше намного, но как-то сложилось, что Рая общается с ней уже много лет на равных. Когда человеку так от жизни достается, поневоле умным станешь. А у Ольги все сложно. И мать лежачая столько лет, и муж ушел. Одна радость – дочка. Ольга дочь балует, но не слишком:
— Тут бы, Рая, найти золотую серединку. Ведь, кто кроме меня побалует в детстве? А с другой стороны – сильно избаловать тоже плохо. Ей же потом тяжело будет.
Ольга знает, о чем говорит. Сама такая, балованная. Родители наукой занимались, оба ученые. На ребенка времени не особо хватало. Олю воспитывала бабушка. Рая ее помнила. Хорошая женщина была. Только вот, родители Ольгины, искупая свою вину перед дочкой, за то, что лишний раз минутки на нее не было, бабушке полной воли не давали, а зря. Какое же это воспитание, если один взрослый говорит ребенку, что спать пора, а другой тут же махнет рукой – ерунда какая?! И так во всем. Ольга и привыкла с ранних лет, что бабушку можно не слушаться. Можно сморщить нос, показать маме или отцу, что плакать приготовилась и все – готово! Хоть за полночь ложись – никто слова не скажет. Училась Оля тоже кое-как. Лень было, да и других дел находилось достаточно. Бегала на тренировки, занималась танцами. Кое-как дотянув до окончания школы, с трудом поступила в вуз, где преподавали родители. Только на втором курсе придумала выйти замуж, потом родила и учебу совсем забросила. А потом и жизнь полностью у нее поменялась. Сначала ушла из жизни бабушка, потом отец, а мать, не выдержав такого стресса, слегла с инсультом. Надо отдать должное Ольге, она свою жизнь вольную забыла сразу. Маму после первого приступа подняла. Водила под ручку, заставляла делать упражнения. Да только через год – второй удар и все. Теперь уж было очень сложно. Мама слегла, речь была почти утрачена, а врачи хороших прогнозов не давали, да и не очень-то Ольга их слушала. Надеялась, как всегда, на большее. Ольга бросила институт и устроилась на работу. Муж, покрутившись во всех этих проблемах, не выдержал:
— Оль, ты прости, но я жить хочу, а не вот это все.
Ольга держать не стала. А зачем? Ребенок и так на ней был все это время. Ни совета, ни помощи. А про себя в качестве женщины, она уже давно забыла. Так, прислуга «за все». Так какой смысл?
Выпроводив мужа, Ольга устроила генеральную уборку, переставила мебель, выделив матери большую комнату, в которой до этого они жили с мужем и дочкой. Перемыв окна, она повесила новые шторы и спросила у матери:
— Ну как? Хорошо же, мам?
Спросила и тут же кинулась вытирать слезы матери. Сказать та не могла, а чувствовать – кто ж запретит.
— Что ты, что ты, мамочка! Все хорошо будет! Вот увидишь!
Хорошо там было, или не очень, Рая не особо знала. Ольга была закрытым человеком. Про себя мало, что расскажет, зато про тебя все выспросит и, если что, последнюю рубашку снимет, но поможет всегда. И Леночку свою растила так же.
О, вон бежит! Бидончик коленкой поддевает. Тоже самостоятельная девчоночка растет. Знает, как мать устает, поэтому и в школу сама, и домой придет – обед разогреет, себя и бабушку накормит, уроки сделает, еще и по дому поможет. Ольга ее на улицу чуть не силком выставляет. Гулять надо на каникулах!
— Что, Ленок, грустная такая? – Рая закрыла крышкой бидончик. – Случилось что?
— Бабушке плохо было. Скорую вызывали.
— А сейчас как? Не забрали ее?
— Нет. Сейчас уже полегче.
— Это хорошо. Маме привет передай, я вечерком зайду, попозже. Как расторгуюсь.
— Ага!
Лена, осторожно ступая, пошла к дороге. Плохо, конечно, что приходится переходить ее каждый раз, но она уже привыкла. В первый и во второй класс она тоже ходила через дорогу, пока новую школу не построили. Теперь в этом не было необходимости, но Лена все равно каждый раз бормотала себе под нос нехитрую науку, которую учила с мамой: «посмотри налево, посмотри направо, осторожно, не беги!».
У подъезда на лавочке сидела Лидочка. С ней Лена дружила давно. Ну, как дружила… Мама Лидочки считала, что во дворе нет достойной компании для ее дочери. Она и к Лене ей подходить запрещала, пока не узнала, что бабушка и дедушка Лены – профессора.
— Что ж, в таком случае – можете дружить. Семья достойная, значит и ребенок тоже должен быть порядочный.
Лене эта дружба особого удовольствия поначалу не доставляла. Лидочка была странная. Гулять выходила не как все, в чем не жалко, а обязательно в красивом платье. И тут же начинала страдать:
— Что ты, что ты! Я не могу лезть на этот грязный турник! Это неприлично, и я испачкаюсь! И на велосипеде я тоже кататься не стану. Я не умею, могу упасть!
Никакие, из тех занятий, что были в ходу во дворе, Лидочке не подходили. Она не играла с ребятами в «казаки-разбойники», не прыгала в «резиночки», не гоняла в футбол. С Лидочкой можно было только прогуливаться по двору, чинно взявшись за руки или играть в принцев и принцесс. Игру эту придумала Лена, когда стало совсем уж тоскливо. В ход шли спички, зеленый виноград, и цветы, которые в огромном количестве росли вокруг дома и на пустыре рядом. На спичку нужно было надеть виноградину и получалась голова, а потом сделать из цветов юбочку или кафтан, в зависимости от того, за кого ты сегодня играешь. Лидочка, открыв рот, слушала истории, которые рассказывала ей Лена, к тому времени уже перечитавшая добрую половину книг Дрюона и Дюма. Наделав кукол побольше, они устраивали целые представления. Все это длилось до того времени, пока не узнала об этих играх мать Лидочки. Она пришла к Ольге с претензиями:
— Это неправильно! Детям рано говорить о таких вещах. Слишком взрослое это все. Ваша девочка…
— Слишком начитана и развита для своего возраста? – Ольга, уставшая в этот день так, что мечтала лишь об одном — уткнуться в подушку и уснуть, не сдержалась. – Мне кажется, что это было как раз причиной того, что вы разрешили своей дочери общаться с Леной. Но, если вас что-то не устраивает, то…
Мать Лидочки тут же замялась. Подруг у дочери, кроме Лена, не было.
— Нет-нет, я просто хотела сказать, что дети должны развиваться постепенно, в соответствии с возрастом.
— Вы меня простите, но я считаю иначе. Ритм жизни сейчас диктует другие реалии. И чем лучше ребенок будет подготовлен к ним, тем лучше. История – основа правильного понимания предпосылок человеческих поступков. Вы со мной не согласны?
Мать Лиды завороженно выслушав Ольгины слова, только молча кивнула в ответ. Тема была закрыта. Ольга выпроводила гостью и вернулась к стирке. Полоская в ванной белье, она усмехнулась:
— Ваша девочка!
А вечером она спросила у дочери:
— Тебе очень нравится дружить с этой Лидочкой?
— Мама, что значит нравится или не нравится? Она уже есть. Немножко странная, но с ней ведь, кроме меня, никто не дружит. Если я тоже перестану, она останется совсем одна. А это неправильно. Человеку плохо быть одному, разве нет?
— Плохо. – Ольга кивнула. — Но, это вовсе не значит, что ты должна тратить свое время на того, кто тебе не нравится.
— А я не говорила, что она мне не нравится. Мы же не можем быть все одинаковые? Представляешь, как было бы жутко, мам! — Лена рассмеялась. — Ты всегда и все про человека знаешь. Все, что он скажет или сделает сейчас, потому, что он такой же. Зазеркалье какое-то! Нет, лучше уж пусть так, как сейчас.
— Смотри сама. Твой выбор. Делай, как считаешь нужным. И знаешь, что?
— Что?
— Никогда не позволяй делать его за тебя. Никому.
— Даже тебе?
— Даже мне. Я ведь свой выбор уже сделала и не раз. — Ольга нахмурилась. — И не всегда он был правильным. Но, знаешь, что?
— Что?
— Когда делаешь его сам, потом не так обидно.
— Почему?
— А пенять некому, сама же выбирала. Поняла, о чем я?
— Кажется, да.
Лена поставила бидончик на лавку рядом с Лидочкой.
— Давно сидишь?
— Нет. Тебя ждала. Где ты ходишь?
— За молоком бегала.
— А почему мама твоя не может?
— У нее и так дел хватает. А я что? Без рук, без ног? Сходить не могу?
— Так через дорогу же!
— И что?
— Мама говорит, что нельзя!
— Тебе мама не разрешает, потому, что волнуется за тебя. А мне можно. И вовсе не потому, что моя не волнуется. Просто мама меня научила и теперь спокойна. Уверена, что я умею и знаю, как правильно.
Лидочка надулась. Почему так? Ей тоже хочется быть взрослой! Ленке много чего можно уже. Она и магазин ходит сама, и даже в музыкальную школу, где они учатся, ездит в центр города тоже сама. Водить-то некому.
— Мне новую куклу привезли. Из Германии. Страшно красивая! Пойдем ко мне?
Лена задумалась. Конечно, соблазн был велик, но она хотела сегодня вымыть пол на кухне сама. Мама и так сильно устает. А когда Лена что-то делает вместо нее, то мама всегда так улыбается, что кажется уже наступило утро, и говорит ласково:
— Спасибо, моя девочка!
Ради этой улыбки и таких слов Лена готова трижды перемыть всю квартиру.
Кроме того, она хотела почитать сегодня бабушке. Ей очень нравится, когда Лена читает вслух. Иногда она даже плачет. Первый раз Лена испугалась, ничего не понимая, но мама объяснила, что бабушка так радуется, а вовсе не грустит. Плакать же можно и от счастья.
— Не могу сегодня. Дел много. – Лена приняла решение и взялась за ручку бидончика.
— Знаешь, у меня тоже много. Я пойду! Завтра увидимся.
Лена не знала, что Лидочка устроила настоящую истерику матери в тот вечер. Она плакала, кричала, топала ногами:
— Я уже не маленькая! Я тоже хочу ходить за молоком и в магазин! Почему Ленке можно, а мне нельзя? Я тоже хочу такой бидончик! Хочу! Хочу!
Мать Лиды поначалу пыталась угомонить ее, а потом махнула рукой. Через день она вручила дочери новенький бидончик, который купила специально для этой цели, ведь до этого молоко из бочки они не покупали. Шут с ним, в конце концов всегда можно вылить его в раковину. Если Лидочке так хочется, они сходят за этим молоком.
— Этот бидончик лучше, чем у Ленки? Красивее?
— Конечно, посмотри, какой хорошенький!
— Ладно!
— Пойдем? Уже кричали.
Вот только Лида наотрез отказалась идти с матерью.
— Я сама!
— Но, Лидочка, там же дорога, машины!
— Ну и что? Все ходят, а мне нельзя? Я знаю, как!
— Что ж, если ты так считаешь…
— Да, я считаю!
Глядя, как сердится ее покрасневшая от гнева дочь, мать Лиды, скрепя сердце дала разрешение:
— Хорошо. Иди! Только, умоляю, осторожно! Может быть, лучше будет, если ты пойдешь с Леной?
— Нет! – Лида схватила бидончик и выскочила за дверь.
Она добежала до дороги, размахивая бидончиком и крепко зажав в кулаке деньги.
— Лида!
Окрик заставил ее обернуться. Лена шла по дорожке от своего подъезда, улыбаясь.
— Ты за молоком?
— Да! Смотри, я тоже могу и через дорогу сама.
Лена не успела ничего сказать. Крик так и остался беззвучным, когда она увидела, как Лида бегом кинулась через дорогу, не глядя по сторонам. Взвизгнули тормоза, ахнули люди, стоявшие в очереди, а тетя Рая, опрокинув чей-то бидончик и не обращая больше внимания на открытый кран бочки, кинулась к дороге.
— Чья девочка? – она рухнула на колени возле Лиды. – Нет! Не трогайте!
Она загородила собой ребенка.
— Мало ли, что там! Скорую! Скорую скорее!
Кто-то побежал звонить, кто-то, качая головой, ахал и охал, а Лена, что-то сообразив, кинулась к подъезду, где жила Лидочка.
— Там… Лида! – она запыхалась так, что говорить почти не могла, но мать Лиды и так все поняла.
— Это все ты! Ты виновата! – она выскочила за дверь и побежала вниз по ступенькам.
На следующий день Лена с Ольгой поехали в больницу, чтобы проведать Лидочку.
Она лежала на кровати бледная, зареванная. Нога, подвешенная в сложной конструкции над койкой, была в гипсе.
— Как ты? – Лена легонько коснулась ободранной руки Лиды.
— Ничего. Правда, пока еще больно. – Лида повернула перевязанную голову. – И в голове молоточки стучат и кружится она иногда так, как на карусели. У меня это… мозготрясение.
— Сотрясение мозга? – Лена невольно улыбнулась.
— Ага! Откуда ты все знаешь?
— Читала.
— А я читать не люблю. Может, и зря. Мне теперь так кажется.
— Ничего, у тебя еще масса времени. Хочешь, пока я тебе буду читать?
— И тебе будет не скучно? Сидеть здесь со мной, когда лето?
— Нет! – твердо сказала Лена.
Она открыла маленькую сумочку, которая висела у нее через плечо, и достала оттуда… цветочную куклу. А потом еще одну, и еще.
— Смотри! Все здесь! И король Генрих, и его дети.
— Ух ты! А когда ты успела?
— Утром рано. Мама помогла.
Лидочка полежала немного, кусая губы и пытаясь не расплакаться, а потом спросила:
— Можно, я сегодня буду Марго? Или Марией?
— Конечно! Кем захочешь!
Девочки принялись играть, а Ольга вышла в коридор.
Через пару месяцев Лидочку выпишут из больницы. И она возьмет новый бидончик, купленный матерью, перейдет через дорогу вместе с Леной, и купит-таки молока. Чего будет стоить матери отпустить ее снова через дорогу, Лидочка узнает через много лет, когда у нее появятся свои дети.
А пока Ольга будет стоять у окна в больнице и думать о том, какая все-таки странная штука — жизнь. Как приходят в нее люди. А потом остаются, становясь близкими, или уходят, оставляя после себя лишь воспоминание, да и то, в том случае, если оно того стоит. Как много дают или забирают эти люди, влияя на судьбу, и переписывая ее вместе с нами снова и снова.
Могла ли она в тот момент предположить, что ее дочь, когда вырастет, станет историком, будет жить на два дома, проводя много времени во Франции. Она станет для Лены источником неиссякаемого вдохновения для диссертации и книг, которые будут написаны. А Лидочка, которая полностью поправится после той злосчастной аварии и забудет навсегда о своих капризах, будет приезжать на гастроли в Париж. И каждый раз, высылая билеты в оперу своей Ленке, будет ждать тех минут, в которые они снова будут как раньше – вместе. Сядут в уличном кафе, забудут про свои заботы и хлопоты, уделив совсем немного времени новым новостям. Да и что там уделять? Все давно написано-просмотрено. Эпоха Интернета и соцсетей. Все всегда на связи, а личная жизнь – вот она, вся в фотографиях и роликах. Правда, ни Лида, ни Лена этого любить не будут, предпочитая, по старинке, письма. Их страницы будут пополнять дети. Женщины немножко посплетничают, а потом будут вспоминать. И тех цветочных кукол с головами из винограда, и злосчастный бидончик, и все, что было когда-то давно, но не стало менее значимым, даже спустя столько лет. И в какой-то момент, рассмеявшись, протянут хором, не обращая внимания на удивленные взгляды окружающих:
— Мо-ло-ко!
И тетя Рая, где-то там, в далеком детстве, поправит свою наколку, так похожую на корону, рассмеется вслед за ними, и погрозит пальцем.
***
Lara’s Stories