— Костик, ну Костик! Возьми меня с собой! — хныкала Вера, дергая старшего брата за рубашку.
Костя украдкой посмотрел на ребят, которым уже не терпелось идти на реку. Жара, поплавать хотелось. Чего же Костик возится с этой мелюзгой? Оставить ее дома, и дело с концом.
— Мала еще, я один иду! — ответил Костик, стараясь, чтобы голос его звучал как можно строже.
Он попытался придать лицу грозное выражение, чтобы сестренке понятнее было — он старший, а она обязана его слушаться. Но за маской строгости прятались жалость и нерешительность. Верунька была его любимицей – всегда бегала за ним хвостиком, едва научилась ходить.
И вот сейчас, глядя в в детские глазенки, шкодливые и умоляющие одновременно, он не нашел в себе силы отказать ей. “Эх, что пацаны скажут”, думал Костик, досадливо почесывая затылок. А, впрочем, все равно, что они подумают.
— Ладно, — снисходительно ответил Костя и потрепал сестру за кудряшки. Как всегда растрепанная и лохматая, как бы мать с утра её не заплетала.
Верочка широко улыбнулась, подпрыгнула и чмокнула брата в щеку. Он самый, самый любимый ее братишка. Все девчонки завидуют, что у нее есть Костик, которому, между прочим, целых двенадцать лет! А ей, Верочке, шесть, тоже почти большая.
— Один уговор, слушаешься меня во всем. Мы на другую сторону реки поплывем, а ты на нашем берегу постоишь, камушки покидаешь, поняла? — наставлял брат, понимая, что нарушает родительский наказ.
Верка быстро закивала головой. Конечно, она будет слушаться.
— Смотри мне! — пригрозил Костик пальцем перед носом сестры, потом резко повернулся и направился к мальчишкам, которые уже кричали, что уйдут без него.
Это была компания неразлучных друзей — Борька, Санька, Лешка, Колька и сам Костик. Все они родились в первые послевоенные годы, и хотя не могли помнить вoйнy, она жила в их душах. У каждого в семье был дедушка, отец, дядя или старший брат, кто сложил свою голову в битве за Родину. Эта память наполняла мальчишечьи сердца гневом, гордостью, храбростью и непримиримостью к врагам.
Ребята не знали бомбежек и лютого голода, но жизнь по-прежнему была трудна, полна лишений. Но несмотря на то, что одежда была старой, а животы не знали изысканной пищи, глаза мальчишек горели, а душа требовала шалостей и приключений. Ведь не еда и вещи были самым главным в жизни. Важно иметь рядом настоящих друзей, важно любить и уважать.
В этот день они планировали большой заплыв. Была задача перебраться вплавь на правый берег и исследовать те места на пригодность размещения их секретного штаба.
— Мелюзга разболтает всем про наш штаб, — угрюмо буркнул старший Борька и стукнул Костика по спине.
— Не разболтает, — примирительно ответил Костя, — Верка на берегу останется. Будет наши вещи сторожить.
Борька кивнул и повеселел. И правда, кто будет охранять их одежду, пока команда выполняет секретное задание? На такую работу только мелюзга и согласится.
Течение было довольно сильным, добраться до правого берега было не так просто. Сначала Костик оглядывался, чтобы увидеть сестренку. Верочка кидала камушки и послушно охраняла одежду.
Доплыв до середины, мальчик последний раз оглянулся. Он убедился, что Верочка спокойно ходит вдоль берега, и успокоился. Следующий этап был сложнее, но парни все же одолели реку и стали исследовать лесистую местность.
Место для штаба было выбрано идеальное. Но тут Борька важно заявил, что им нужен флот. А посему надо строить плот. И немедленно. Вот только, не имея никаких инструментов, справиться с этой задачей было нереально. Промаявшись несколько часов, ребята приняли решение перенести строительство на другое время.
Костик не находил себе места. Он старался ничем не выдать волнения, но на самом деле, сильно тревожился за сестру. Конечно, сказать об этом ребятам парнишка не мог, поэтому принимал участие в “важных делах” наравне со всеми. А вот когда Борька сдался и сказал, что пора возвращаться домой, Костик вздохнул с облегчением.
Сердце его было не на месте. Именно тогда парень впервые узнал, что есть такая штука как предчувствие. У него то противно сосало под ложечкой, то схватывало желудок. Сколько они отсутствовали — четыре, пять часов? Верочка там, наверное, голодная или просто захотела домой.
Добравшись до того места, с которого хотя бы приблизительно можно было разглядеть происходящее на берегу, Костя побледнел. Там собралась толпа людей.
— Пацаны, там люди, небось нас хватились. Ох и влетит же за то, что на другой берег без спросу отправились! —воскликнул Колька, энергично загребая воду руками.
Родительского гнева за свое “секретное мероприятие” боялись все, поэтому было решено выйти из воды как-то не заметно. То есть подплывать с смещением в другую сторону. Оставаясь незамеченными, парни все ближе и ближе подплывали к берегу.
У всех ребят было одно на уме — страх наказания. Вот только Костик думал о Вере. Выбравшись на берег, ребята понял, что кому-то следует сходить к тому месту, где была их одежда. Вызвался Лешка. Но через десять минут он вернулся без вещей. Лицо его было бледным как мел, и он избегал встречаться глазами с Костей.
— Ты чего, лопоухий, где наша одежда? — накинулся на него Борька, но осекся, увидев взгляд друга.
— Там…человек утонул… девочка. Это…Вера, — тихо произнес он и опустил голову.
Костя не помнил, что было потом. То, как ребята разошлись по домам, и как он пошел…в сельский клуб. По выходным там показывали фильмы. Он сел в полупустой зал и смотрел…смотрел…смотрел.
Мальчик глотал слезы, ему было тяжело дышать. Он обожал кино, но, уставившись глазами в экран, он не видел ни единого лица, не запомнил ни одного события. Домой идти Костя боялся. Но не родительский гнев пугал его… Невыносимым было явиться в дом, где маленькие ручонки больше не обнимут его шею, а лучистые глаза не будут смотреть на него с любовью.
Костя не мог представить себе, как встретится с матерью и отцом. Верочка была горячо любимым ребенком, маминым цветочком, папиной радостью. Увидеть сгорбленную от горя спину отца и обезумевшие от потери глаза матери — это было выше его сил. Лучше умереть самому.
Слезы застилали мальчику глаза. Он зарыдал навзрыд, подумав о родителях, о том как много им довелось пережить. А он, старший брат не уберег их сокровище, свою маленькую сестренку.
Мальчик рыдал, вспоминая рассказы родителей о том, как он родился. Сколько горя они пережили, ведь их история началась еще задолго до того, как началась война…
*****
Иван любил Матрену с детства. Они жили в одной деревне, но все же далеко друг от друга. Смешливая, веселая Мотя всегда была окружена женихами. Отец лопатой отгонял от дочери настойчивых ухажеров.
Никому не отдавала свое сердце шустрая Матрена. А вот Иван сумел добиться расположения круглолицей хохотушки. Вот только мать будущей невесты Степанида Алексеевна невзлюбила Ваньку.
— У них детей малых полон дом. Отец помер, мать плохая совсем. Вот помрет, и будут на твоей шее оглоеды сидеть! — ворчала женщина, желая красавицу-дочь за жениха получше отдать.
Была у Моти шаль от бабушки — белая, мягкая, богатая. Она была самой дорогой вещью в доме. Ох, немало сердец покорила красавица, когда гуляла по деревне в своей пушистой, белоснежной шали. И хотя поглядывал на девушку Иван уже давно, то, увидев Матрену с изящным покрывалом на плечах, твердо решил, что добьется ее.
Убегала девушка из дома, чтобы хоть на несколько минут с любимым встретиться. Торопились помиловаться, пока маменька не хватилась. Все наглядеться друг на друга не могли и о свадьбе мечтали. Иван зарывался лицом в мягкую, белоснежную шаль и шептал “все равно поженимся, моя будешь, никому тебя не отдам”.
Не поженились тогда Иван с Мотей. Но не маменька разлучила молодых, а вoйнa. Ваньку, как единственного кормильца не забрали сразу на фронт. Оставили его, как и тех, кто не годен был по здоровью, для того, чтобы больше зерна и животных вырастить для фронта. В первую же осень весь колхозный урожай был собран и направлен на нужды армии.
Многодетная семья с больной матерью просто не дотянула бы до зимы, и Иван как-то ночью отправился на колхозные поля, чтобы собрать остатки картошки. Не так много удалось найти, но все же получился мешок. Какое-то время братья будут сыты. Но парня схватили и посадили в тюрьму.
Торжествовала Степанида Алексеевна, говорила плачущей дочери, что сразу было видно — не ее поля ягода этот Иван. Расхититель он колхозного имущества, бесстыдник и позор для своей семьи. Нашла мать для Матрены жениха хорошего — сынка председателя колхоза Митьку. Хочет Мотя или не хочет, но пойдет за Митрофана и дело с концом!
А Иван сидел в тюрьме….Судья учел, что он единственный кормилец и ему дали всего три с половиной года, хотя многие получали от пяти лет…
Вспоминая годы заключений, Иван говорил, что только любовь к милой Моте помогала ему выжить. Воспоминание о том, как он утыкался лицом в ее пушистую белую шаль, наполняло его силой и давало возможность дышать. Конечно, Мотя уже вышла замуж за другого, думал Иван. Да и жива ли она вообще? Письма он ни от кого не получал, последняя весточка от матери пришла осенью сорок второго…
Иван вышел из тюрьмы в начале сорок пятого. Больной, изможденный, завшивленный, он явился в отчий дом. Пустой дом. Соседи рассказали, что мать умерла в сорок втором.
— Мучилась она бедная, мы подкармливали, да у самих пусто было, — плакала бабка Алевтина.
— Бабуль, а как же мои братья? — растерянно спросил Иван, хлебая кипяток, которым поила его Алевтина.
— Петьку забрали на фронт, не вернулся он. А Кольку с Гришкой в интернат определили, — причитала Алевтина беззубым ртом, подливая еще и еще кипятку.
Ваня молчал. Душу раздирали рыдания и все же один невысказанные вопрос вертелся на языке. Парень не решался его задать.
— Что ж ты про Мотьку то свою не спрашиваешь? — не выдержала бабка Алевтина и заглянула Ивану в глаза…затравленные, потухшие.
— Небось, замужем она и думать обо мне забыла. Три года прошло…
Алевтина улыбнулась. Как же приятно было сообщить хоть одну приятную новость на фоне всего того что пришлось рассказать соседу.
— Ждет она тебя! — воскликнула бабка и пихнула парня в тощий бок. Иван согнулся от боли, но глаза на его засияли. Как ждет? И замуж не вышла?
Рассказала Алевтина, что мать Матрены умерла, тоже, как и его мать, хворала. А отец и старшие братья не вернулись, на всех похоронка пришла. Сватался к Моте Митька, подкармливать пытался. Но ни в какую девчонка не хотела за него замуж выходить. Так и говорила, мол Ваньку моего дождусь обязательно. Хоть косого, хоть хромого, но его одного люблю.
— Да чего же ты ждешь?— воскликнула Алевтина, прерывая рассказ, — беги уже к Мотьке своей, а то может, зря, что не вышла за Митьку-то, а? Нерешительный ты какой..
Как ошпаренный Иван подскочил и поставил чашку на стол. И правда, чего это он рассиживается здесь? Матрена его ждет ведь! От избытка чувств кинулся Ванька к старухе и обнял ее крепко-крепко тощими руками, еле отбилась от него Алевтина.
— Уйди от меня, вшивый! К Мотьке беги, это она обещалась тебя хромым и косым любить, а не я. Ох, Миша мой был, покойничек, вот это мужик! Всегда свежий, нарядный, упитанный, не то что ты.., — с показным презрением проворчала бабуля. А в душе радовалась — жив Ванька-то.
Доковылял Иван до дома Матрены и тут же сознание потерял. Прямо под окнами. Вышла девушка на крыльцо посмотреть, что там за бродяга осмелился к дому подойти и ахнула. Это же Ванька! Тощий, весь в болячках, с синюшным лицом, и все же это был ее Ванюшка!
Приложила Мотя свою шаль, уже не такую белоснежную, к лицу Ивана. Почувствовал парень запах, память о котором давал ему жизнь все эти годы, и пришел в себя. Настал тот миг, о котором они оба мечтали.
Был у Матрены свой огород небольшой, поэтому кое-какая еда имелась. Откармливала она своего Ванюшку похлебками, лаской и любовью своей согревала, вшей ему вывели. Вот так и вернула к жизни любимого.
Поженились молодые, стали хозяйство налаживать, братьев Ивана из интерната к себе домой забрали. Долгие годы заключения мечтал парень о том, что вот вернется он к своей любимой, и тут же все мучения закончатся. Но все тяготы были еще впереди.
Родился их первенец, мальчишка здоровенький, Костиком назвали в честь деда Матрены.
Сколько помнил себя Костя, родители окружали его любовью и теплом. Мальчик взрослел, у него появлялись друзья. Многие из них боялись своих родителей, побаивались брани и тумаков. Костик же за всю свою жизнь не знал ни материнских оплеух, ни даже отцовских грозных окриков.
Самым страшным для него было огорчить родителей. До глубины души пронзала его материнская боль. Невыносимым казалось любое расстройство отца.
Видел Костик, как голодные родители отдают ему последний кусок. Самым желанным лакомством был сахар. Когда отцу доводилось добыть немного сахару, мать нарезала ломти хлеба и посыпала их благословенными крупинками.
— Не люблю сахар, — говорил всегда Иван и делил свой сладкий хлеб между женой и сынишкой. Знал Костик, что отец лжет, но не в силах был отказаться от желанного лакомства.
Матрена пыталась хоть кусочек от своей части запихать в рот мужу, тот отказывался. Каждый из них уверял, что не любит сладкое и пытался накормить супруга. Но однажды Костик увидел, как кусочек сладкого хлеба все-таки попал матери в рот. Как прикрыла она глаза, с каким наслаждением пыталась ощутить вкус каждой крупинки.
С того дня, каждый раз, когда Костик получал сахар, он складывал по несколько сладких частичек в маленькую коробушку, чтобы подарить матери на день рождения.
А потом родилась Верочка. С ее появлением жизнь всей семьи будто окрасилась в яркие цвета. У матери на лбу разгладилась морщинка, которая, казалось, была всегда. Отец стал чаще улыбаться. В доме теперь постоянно звучал смех. Да и с каждым годом развивался колхоз, будто стряхнув с себя бремя прошлых лет, жизнь в селе налаживалась.
А Верочка… До чего прелестной была эта девчушка. Пухленькая, спокойная, улыбчивая. Она рано заговорила, рано пошла, была резвой, шустрой и общительной.
У многих друзей Костика с появлением младших братьев и сестер жизнь менялась в худшую сторону. К обычным делам по дому добавлялась забота о малышах. За их проделки всегда ругали старших. Но в его семье все было иначе. Впервые взяв Верочку на руки, мальчишка ощутил такой прилив нежности, который удивил его самого.
Конечно, иногда он вспоминал, что он “мужик” и пытался демонстрировать равнодушие. Но хватало его ненадолго. Стоило сестре протянуть к нему свои ручонки, как “мужик” таял. Ни разу он не ощутил ревности, ведь родители горячо любили их обоих.
И вот теперь Костик сидел в темном зале, а сердце его разрывалось на части. Что будет с матерью и отцом? Они, наверняка, уже все знают и вне себя от горя. Домой ему точно лучше не показываться.
Когда последний зритель вышел из зала, мальчик тоже покинул клуб. Он бесцельно бродил по улицам и рыдал. “Лучше бы мне там утонуть…» подумал Костик, но принял тяжелое решение. Надо идти домой.
Было уже далеко за полночь. Подходя к своей калитке, он увидел, как с противоположной стороны к дому направляется знакомая фигура. Отец…
Глубокое горе читалось даже по его темному силуэту. Иван стал будто меньше ростом, худее. В каждом его шаге ощущалась боль.
— Папа, — тихонько прошептал Костик, успев пожалеть о своем решении вернуться домой.
На мгновение фигура остановилась. Отец будто не понимал, кто стоит перед ним. И в ту же секунду он быстрыми шагами направился к Костику.
— Сынок, сынок, ну, слава Богу, жив…, — говорил Иван, обнимая мальчишку. Он не выпускал сына из рук, будто боялся, что он исчезнет.
— Папа, Верочка… — начал было Костик, захлебываясь слезами, но отец не дал ему договорить. Он еще крепче обнял мальчика и повел домой.
Конечно, Иван уже знал, что случилось с дочерью. Но в тот миг, несмотря на горе, он испытывал невероятное облегчение от того, что сын остался жив. Матрена, увидев мальчика, протянула к нему руки, и Костик кинулся в материнские объятия.
Никто его не винил, ни слова упрека, и оттого ему было еще тяжелее. Не будет Костику ни заслуженной, как ему казалось, кары, ни искупления.
С уходом Верочки дом покинули радость и счастье. Здесь больше никто не улыбался и не смеялся.
Всеми силами поддерживали Матрену сын и муж, но, казалось, солнце навеки зашло для нее.
Шли годы, жизнь не была уже настолько тяжелой. Голод и лишения остались в прошлом, но ничто не могло вернуть матери улыбку. А потом у Моти и Ивана родилась Надежда. С ее появлением дышать стало легче.
Наденька была совсем другой. Они ничем не напоминала шкодную, озорную Верочку, но ее рождение вернуло в дом счастье.
Но даже повзрослевший Костя не мог простить себе гибели сестры. Он женился, завел семью. Свою первую дочь он назвал Верочкой. С малых лет девочка знала, что носит имя той, кого ее отец любил всем сердцем. Дочка Вера стала его любимицей, несмотря на то, что в семье были еще дети.
И все-таки вину и боль Константин пронес через всю свою жизнь. Ничто не могло восполнить в его сердце ту пустоту, что появилась в день гибели малышки. Воспоминания терзали его каждый день, и однажды он самовольно ушел из жизни.
Смерть Кости стала страшным ударом для матери. Она ушла за сыном через несколько недель. На последнем вздохе она шептала имя “Вера, Верочка”. Возможно, звала она внучку, а, может быть, вспоминала любимую дочку.
Всего на год пережил супругу Иван. Он не представлял своей жизни без Моти. В последние минуты он держал в руках семейную реликвию — ту самую белую пушистую шаль. Как и прежде, он укрывал ею лицо, вдыхал тот самый запах.
ЭПИЛОГ
Несмотря на потери, у Ивана и Матрены осталось немало внуков и правнуков. Но мало кто из молодых впечатлялся историей бабушки и дедушки. Ведь колесо современной жизни крутит так, что порой нет и минуты, чтобы остановиться и вспомнить о предках.
Вот только повзрослевшая Верочка любила рассматривать старые фотографии и читать пожелтевшие письма на тонкой бумаге. Историю Ивана и Матрены она знала наизусть, хотя и терялась в датах, годах, очередности событий.
Этот интерес поддерживала и ее тетя Надя. Большая часть семейного архива хранилась именно у нее. Однажды, рассматривая старый альбом, Вера наткнулась на фотографию, где ее отец в возрасте десяти лет держал на руках сестренку.
— Он до последнего дня винил себя в ее гибели, — прошептала Надежда, проведя пальцем по снимку — это его и сгубило.
– И это чувство вины было самым страшным его наказанием… — согласилась дочь Константина.
Рассказ основан на реальных событиях, спасибо моей подписчице за историю.
