Промозглый ноябрь средней полосы. Ветер, то спрячется за лысыми кустами, то выскочит из-за них с громким воем и набросится на прохожих. Прохожие, которым не удалось в эту минуту укрыться за бетонными стенами офисов и квартир, прятались за широкими шарфами, придерживая воротники пальцами в перчатках, прятали носы и щёки вглубь самих себя.
Общая на весь город мысль бродила от одной головы к другой: скорее бы снег. Белые каплюшки — пусть не сразу — прикроют обнажённую сырую землю, подарят глазу чистоту и дадут душе успокоение. Внутренние ритмы замедлятся, и не смотря, на то, что жизнь продолжается — работа делается, учёба учится, дети рождаются — мир будет знать: до весны можно сбавить скорость.
А вот уже потом вешние воды сгонят с души и тела всё то, что откладывалось месяцами, как накипь на стенках чайника, и начнётся новая жизнь. Безусловно, лучше прежней.
Но это будет потом, а пока ноябрь и ожидание снега…
*****
Худенький вихрастый мальчишка трёх от роду зим сидел на широком подоконнике и сосал леденец. Ножки его были упакованы в тёплые шерстяные носочки, шею затягивал плотный ворот водолазки. Вот только острые коленки, не прикрытые штанишками, говорили: у него есть своë мнение. Оттого и сидит он такой весь вроде бы тепло одетый, но в летних, отвоёванных у мамы, шортиках.
— Мам, смотри, бумажка летит, — звонко прокомментировал он происходящее за окном.
— Ага, — отреагировала мама, пробуя бульон.
— Куда она летит?
— Наверное, в тёплые края.
— А где тёплые края?
— На Юге.
— Юг где?
— Далеко-далеко, там, где море. Помнишь, в прошлом году ездили?
— Она долетит?
— Кто? — мама потеряла нить разговора.
— Бумажка.
— Долетит, сына, долетит. Никитка, сейчас бульончик будет готов, кушать будем. Горлышко болит?
— Нет! — ответил мальчишка и громко чихнул. Мама тут же подошла и вытерла нос.
— Пора учиться сморкаться, сынок! Ты у меня вон какой большой, а всё носом шмыгаешь.
— Я ещё маленький.
— А кто вчера убеждал, что уже вырос?
Никита оставил вопрос без ответа и вернулся к происходящему за окном. Как там бумажка? Долетела? Её и не видно уже, как бы он не выглядывал.
Но тут случилось нечто совершенно волшебное, заставившее его забыть и о Юге, и о бумажке-путешественнице, и о необходимости учиться сморкаться.
Из-за угла старого дома, у которого окна уже так низко, что даже он, Никитка, летом доставал до карниза, вышла бабушка.
И только она показалась как со всего света — не иначе — полетели голуби. Они всё летели и летели и вскоре получилось серое голубиное море. Бабушка достала что-то из кармана и принялась разбрасывать на землю. Море зашевелилось, заволновалось и волны его устремлялись то в одну сторону, то в другую.
Никита в восторге раскрыл рот, встал на подоконник и прижался лбом к стеклу. Ему так хотелось, чтобы бабушка бросила горсточку в его сторону и тогда серое море растечётся до их подъезда. Но бабушка разбросала всё, что у неё было, и ушла за угол старого дома. Птицы немного потоптались, выискивая остатки еды, и одна за другой начали разлетаться.
— Ник! — услышал он прямо над ухом и очнулся, — Ты что совсем меня не слышишь? Зову, зову… Иди ручки мой, будем бульончик пить.
Мальчик спустился с подоконника и пошёл в ванную. Встав на скамеечку, подставил ладошки под тёплые струи. А перед глазами серое голубиное море…
Никита ждал её каждый день. Он не ориентировался во времени, но знал, что бабушка придёт тогда, когда мама варит суп. Иногда мама запутывала его и не стояла у плиты, а занималась другими скучными делами. Тогда он спохватывался перед дневным сном:
— А ты что суп варить не будешь?
— Нет, мы же макаронами обедали. Забыл? Или ты супчик хочешь?
— Нет, не хочу.
Он стал подбегать к окну каждые десять минут с момента пробуждения, если, конечно, его не увлекала игра или мультфильм. Он знал, что повелительница голубей выходит только один раз в день, и это всегда до его сна.
Вскоре мальчик определял появление бабушки внутренним чутьём, его частота настроилась на нужные волны и принимала радиосигнал: пришла!
За несколько минут до того, как худощавая фигура бабушки появится из-за угла, мальчик залезал на подоконник и ждал. Совсем как та голубиная братия, слетавшаяся со всех окрестных крыш.
И вот наконец показывалась долгожданная знакомая фигура в тëмно-синем пальто и начиналось волшебство. Голуби летели по одному, парами, стайками. Никита не успевал опомниться, как всю площадку заполоняли серые птицы. В его голове они кричали разными голосами, разговаривали, ссорились и мирились.
Как будто он находится в группе детского сада, где каждый день такая возня.
Никита не любил детский сад. Мама говорила, что там интересно, папа рассказывал случаи из своей детсадовской жизни, но это имело так мало общего с тем, что ощущал он сам. Идентифицировать свои чувства он пока не мог и руководствовался одним критерием: не нравится.
А вот дома было замечательно. И мама всегда рядом. Она не даёт противную молочную кашу, не тащит на прогулку, когда он только-только достроил мост и гоняет по нему машины. Дома лучше, чтобы там не говорили родители. Поэтому Никита радовался, когда у него появлялись сопли и становилось тяжело глотать. Мама огорчалась, а он ликовал, не скрывая радости.
— Эх, Никитка, маме на работу надо бы выйти. А ты болеешь опять, — вздыхала она.
С появлением голубиного моря дома стало ещё интереснее. Каждый день он ждал бабушку и всякий раз замирал с открытым ртом, словно видит впервые. Вот бы тоже приручить голубей, мечтал он. Но мама говорит, что сейчас слишком ветрено для прогулок, а в те редкие дни, когда они всё-таки гуляют, он забывает взять с собой еду. Хотя он не уверен, что после бабушкиного угощения они будут Никиткин хлеб.
Вера Григорьевна проработала на заводе всю жизнь. В 12 начинался обед. Кто-то быстро ел и ложился чуток вздремнуть, кто-то любил посплетничать, а она всегда спешила на улицу. Выйти на свежий воздух для неё было важнее, чем поесть. Поэтому она сперва шла через проходную на крыльцо, ходила по территории или сидела на скамейке. И только когда начинали появляться первые перекурщики, шла в столовую. Иногда ей не хватало хлеба, или заканчивался капустный салат, но это было не важно. Главное — она успела подышать свежим воздухом, а значит, до конца рабочего дня доживет.
Вера Григорьевна, а тогда ещё просто Вера, любила возвращаться домой пешком, не толкаясь локтями в троллейбусе, не выстаивая очередь на остановке. Путь до дома занимал почти час, но если позволяла погода, то время не имело значения. Вставать пораньше никак не удавалось и даже приходилось бежать на остановку, чтобы не опоздать, поэтому для свежего воздуха оставался только обеденный перерыв и вечер.
Выработанная за много лет привычка привела к тому, что и выйдя на пенсию женщина в любую погоду выходила из дома в 12 часов.
Сейчас её не поджимало время, дома всегда был хлеб и наличие салата зависело только от неё, но всё равно она выходила ненадолго. Минут на двадцать. В долгие прогулки, как правило, пускалась совместно с подругой и соседкой по совместительству.
В один из «обеденных перерывов» покормила голубей остатками хлеба, те были рады угощению, и вскоре это стало традицией. Вера Григорьевна покупала для птиц дешёвую крупу и кормила их всегда в одном и том же месте. Вскоре поняла — пернатые узнают её начинают слетаться до того, как она бросит им первую горсточку.
Однажды заметила в окне первого этажа дома напротив мальчишку. Взгляда не разглядеть, но по тому, как он прилип к окну, она догадалась — смотрит на неё и голубей. Улыбнулась. На следующий день мальчик снова стоял на подоконнике, прижав ладошки к стеклу. Она стала кормить птиц медленнее, раскидывая пшено в разные стороны, отчего голуби, воркуя и толкаясь шли туда, где еда.
Это стало для неё развлечением. Было приятно, что ребёнок каждый день смотрит на её незатейливый ритуал. И хотя их разделяло больше десяти метров, возникло ощущение присутствия и общения, которого ей так не хватало в жизни.
Она уже восемь лет была на пенсии и скучала. Пробовала устроиться на работу, но всё ей было не по душе. Проработав всю жизнь на заводе, сложно начинать в другом месте. Да и рабочие отношения сейчас были иными. Многое автоматизировано, ей сложно вникать. На заводе ей предложили место вахтëра, но сидеть весь день на одном месте сложно. Она честно отработала месяц и решила уйти.
До сих пор просматривала вакансии с целью найти что-то по душе, но пенсионеров ждали только на низкооплачиваемой и, часто тяжёлой, работе. Вскоре поиск работы превратился в такое же развлечение, как кормёжка голубей.
Три года назад в их стареньком доме снимала квартиру молодая пара с сыном. Она познакомилась с ними и иногда, когда ребёнка не с кем было оставить, его приводили к ней. Вот уж была радость для Веры Григорьевны!
Они отлично ладили, она читала ему книжки, а он рассказывал про роботов. В такие часы её квартира наполнялась жизнью и на несколько дней женщина оживала. Но потом соседи купили квартиру в другом районе и переехали. Жизнь Веры Григорьевны вновь стала ровной, как строчки в тетради. День прошёл — страницу перевернула. Ей даже не было необходимости писать дату: всё равно дни похожи друг на друга.
И вроде она ещё не старая, всего-то 63 года, ещё жить и жить, но не было внутри искры, от которой занялся бы огонь жизни.
Когда мальчик перестал появляться в окне, Вера Григорьевна загрустила. Окна её квартиры выходили туда же куда и дверь их подъезда. Она специально утром наблюдала и видела, как он выходит с мамой. В садик, догадалась она и вдруг расхотелось выходить в обед и кормить птиц. Но всё же она вышла. Только не увидев маленьких ладошек на окне, быстро вернулась домой.
***
Если каждый из нас сумеет сделать счастливым другого человека — хотя бы одного, на земле все будут счастливы. (Юрий Никулин)
*****
— Мам, а у всех есть бабушки? — спросил Никита перед сном.
— Конечно, милый.
— А где моя бабушка? Почему она не приходит за мной в садик? За Лëвкой всегда приходит и приносит ему вкусняшку. А моя бабушка за мной не приходит… Марк ходил с дедушкой в зоопарк.
— Сынок, бабушка — это папина или мамина мама. А дедушка — это мамин или папин папа. Так получилось, что ни у меня, ни у папы родителей уже нет.
— Как нет? — Никита вскочил — А где они?
— Они далеко-далеко отсюда, — Светлана вытерла набежавшую слезу.
— Где далеко? Мы же можем поехать туда на поезде, как на море.
— Нет, сынуля. Они ещё дальше, они ушли к Богу.
Мальчик теребил уголок пододеяльника, видно было как в голове идёт важный мыслительный процесс. Наконец он поднял на маму взгляд, полный ужаса и прошептал:
— Они что умерли?
— Да, сынок, — также шёпотом ответила Света.
Никита заплакал.
— У меня никогда-никогда не будет бабушки и дедушки! Никогда! Никогда!
Светлана обняла сына, прижала к себе и незаметно вытирала слëзы о его пижамку.
— Мам, ну давай найдём себе другую бабушку. Пусть она приносит мне киндеры в садик. Ну, пожалуйста, мам.
— Так не бывает, роднуля, у каждого своя бабушка.
— Значит, мне никто не принесёт киндера?
— Давай я буду приносить тебе вкусняшки в садик. Хочешь?
— Каждый день?
— Каждый день, но только не киндеры. Разные буду приносить. Согласен?
— Ладно, — Никита лёг на подушку, закрыл глаза. И Светлана уже подумала, что он засыпает, но через несколько минут он снова распахнул глазки. И снова в них испуг — Мам, а раз твоя мама умерла, значит, и ты умрёшь?
— Сыночек, миленький. Все умирают, но мы с папой умрём, когда станем старенькими-старенькими. Ты успеешь вырасти, у тебя родится свой сыночек или дочка.
— Мама, только ты не умирай, ладно? — он снова залился слезами.
— Что тут у вас происходит? — в комнату заглянул Антон — папа Никиты.
— Никита боится, что мы умрём.
— Вот как? — Антон нахмурился, сел на кровать сына. — Никитка, я тебе обещаю, что не умру, пока ты не вырастешь. И потом не скоро умру. Ты мне веришь?
Никита всхлипнув, кивнул. Антон усадил сына на колени, и слегка покачивая говорил, что они с мамой никогда его не оставят, всегда будут рядом. Потихоньку рыдания стихли, и Никита заснул. Антон аккуратно переложил сына в кроватку, укрыл одеялом поцеловав, встал.
— Что на него нашло? — спросил уже лёжа в постели. — Откуда эти вопросы?
— Лëву из садика бабушка забирает, вкусняхами балует и Нику также захотелось. Я сказала, что нет у него ни бабушек, ни дедушек, так уж вышло. А он факты сопоставил и понял, что они умерли, вот и разревелся. А потом уже додумался, что мы тоже можем умереть.
— Мда. Вырос…
— Но на самом деле страшно стало, Антош, а вдруг мы тоже рано умрём и никого у него не останется.
— А вдруг не умрём? Никто же не знает наверняка, когда это случится. Что же теперь и не жить?
— Жить, конечно. Но всё равно страшно.
— Не думай об этом просто, не накручивай себя. Всё равно от нас мало что зависит.
— Ты прав.
Про смерть Никита вспоминал ещё несколько раз, всегда бурно реагировал, плакал. Со временем тема забылась. Но желание иметь свою бабушку никуда не делось, оно подстёгивалось рассказами друзей из детского сада. Он даже придумал себе вымышленную бабушку и рассказывал друзьям в садике какая она хорошая и как покупает ему игрушки и конфеты. Светлана и Антон вздыхали, мягко убеждали его в обратном, но ничего не могли поделать. Надеялись, что сын вскоре забудет эту причуду.
Часы отсчитывали секунды и складывали их в минуты, часы, дни. Год подходил к своему завершению. В декабре Никита подхватил ветрянку и две недели просидел дома, чему был несказанно рад. Расстроился оттого, что этой болезнью болеют только один раз в жизни.
Он снова проводил время на кухонном подоконнике, пока мама готовит обед. Увидел знакомую бабушку и обрадовался.
— Мам, опять бабушка голубей кормит!
— Да? Вот здорово. На улице сейчас холодно, им как раз это нужно, чтобы согреться. Бывают перелëтные птицы, а бывают зимующие. Вот голуби…
Никита не слышал, он весь ушёл в процесс созерцания бабушки и серого моря рядом с ней. Сейчас, когда снег уже укрыл землю, контраст серого на белом был выражен ярче, и розовые лапки быстро-быстро ходили по белому полотну.
После обеда Никита с мамой пошли в магазин. И едва выйдя из двери подъезда, мальчик бросился к месту, где столоваются голуби. Присел на корточки и с упоением разглядывал чëрточки на снегу. Много-много чёрточек. Он потрогал их рукой в варежке — следы исчезли. Курл, послышалось сбоку. Мальчик обернулся — недалеко от него важно ходил голубь и искал остатки еды. Никита даже рот открыл от удивления и пожалел, что не взял с собой хлеба.
— Никита! Пойдём уже, холодно, а тебе пока нельзя долго гулять.
Он не ответил.
— Сына, пойдём. — Светлана подошла к нему, и голубь поспешил удалиться. — Ты что голубей никогда не видел?
— Нет.
— Ну, придумал тоже, они везде эти голуби. Ты просто не обращал внимания. Пойдём, сына, тебе уже скоро спать пора.
Он вложил свою руку в ладонь матери, и они ушли. А из окна на первом этаже их провожала взглядом пожилая женщина и улыбалась.
*****
Апрель Никита ждал особенно. В четвёртый месяц года ему исполнилось четыре. Активное весеннее солнце, мягкий ветер и снег, которого с каждым днём становилось всё меньше, ручейки. Всё это великолепие выгоняло детвору на улицу. В выходные дни площадки заполнялись смехом, криками.
Вера Григорьевна смотрела на проносящихся мимо окон детей и думала, есть ли среди них тот, кто наблюдал за ней всю зиму? Раньше она узнавала его по комбинезону, но близко видела всего дважды и лица не запомнила. Но ей было приятно осознавать, что среди этой малышни есть и он тоже. Мальчик, имени которого она не знала, но ждала каждый день у окна.
— Мама, мама, пойдём на улицу прямо сейчас!
— Зачем?
— Там бабушка голубей кормит!
— Ты это видел сто раз.
— Пойдём на минуточку, надо же только куртку надеть.
— Ну пошли, но только на минуту! Посмотрим и домой, никаких площадок.
— Ладно, ладно, — Никита в спешке натягивал кроссовки.
Светлана сняла с вешалки ветровку, быстро надела, натянула сыну шапочку и пока она закрывала дверь, Никита уже выбежал из подъезда.
— Без меня никуда не уходи! — крикнула она.
Никита выскочил из подъезда и замер от радости. Там, за стеклом голуби были как в кино, а здесь всё по-настоящему. Курлычат, слышен лёгкий шелест крыльев и совсем тихое шкрябанье тонких коготков по асфальту.
Вера Григорьевна смотрела на него и улыбалась. Детский восторг и удивление. Распахнутые глаза и чуть приоткрытый ротик. Из подъезда вышла мама малыша, и Вера Григорьевна поманила мальчика к себе. В одной руке держала пакет с крупой, а второй подзывала Никиту. Мальчик вопросительно посмотрел на маму, та кивнула, и он сделал маленький шажок, боясь, что если побежит, то распугает море. Дошёл до бабушки — голуби, курлыча, расступались — и взял из раскрытого пакета жёлтые горошинки.
— Смотри, если сделать руку не прямо, а чуть повернуть кисть боком, то просо улетит дальше. Попробуй. Вот так, ещё чуть-чуть поверни, — она дотронулась до тонкого запястья и кончиками пальцев ощутила тепло детской руки.
— Вот так? — Никита бросил первую горсть.
— Да! У тебя хорошо получилось. А как тебя зовут?
— Никита.
— Никита, ты молодец. А давай теперь отправим их в другую сторону.
— Как будто рулим, да?
— Да. Куда мы захотим, туда голубей и отправим. Только не на дорогу, там опасно.
— Там машины, — серьёзно ответил Никита и его рука потянулась к пакету.
— Не спеши, а то видишь, просо просыпалось.
Конечно, крупы ей было не жалко. Просто хотелось, чтобы мальчонка постоял с ней подольше. Вскоре Никита вытащил последнюю горсточку из пакета.
— Подставь ладошку, я тебе насыплю остатки.
— Бабушка, а вы с голубями дружите?
— Дружу, Никита. Видишь, они меня узнают.
— А ещё с кем дружите?
— С соседкой Мариной Сергеевной и мужем её, с продавцом в хлебном, да много ещё с кем.
— А с мальчиками?
— А мальчиков знакомых у меня нет, Никита. Сегодня вот с тобой познакомилась. Будем дружить?
Никита засопел, поднял с земли палку, бросил её. А потом звонко и одновременно жалобно протянул:
— А раз у вас нет своего мальчика, то, может, вы будете моей бабушкой?
— Никита, сынок… — Начала Светлана, которая подошла забрать сына, как только заметила, что пакет опустел. — Извините, — обратилась она к Вере Григорьевне, — У нас нет ни бабушки, ни дедушки, а в садике у ребят есть. Вот Никитка и придумал найти себе бабушку.
Вера Григорьевна постаралась взять себя в руки. От волнения у неё даже выступила капелька пота на лбу.
— Никита, если хочешь, я буду тебе бабушкой!
— Правда?
— Конечно, правда.
Мальчик неожиданно обхватил её ноги и прижался носом к юбке.
— Ну вот, мама, а ты говорила невозможно найти себе новую бабушку!
Светлана и Вера Григорьевна, замерли в нерешительности. Обе не знали, что делать.
— Как вас зовут? — наконец спросила Вера Григорьевна.
— Света.
— А меня Вера Григорьевна. Светочка, если Никите нужна бабушка, я с удовольствием ею буду. Мы же воспитывались так, что чужих детей не бывает.
— Но как это возможно? Он же сейчас будет требовать, чтобы вы забирали его из садика, приносили угощения. В его понимании именно этим бабушки и занимаются. Не могу же я на вас взвалить это!
— Давайте я буду кормить с ним голубей? Я каждый день выхожу в 12. Ты ведь в садик ходишь, дружок?
— Да, скоро в среднюю группу перейду, — Никита стоял между женщинами и светился непосредственным детским счастьем.
— Ну вот когда ты дома, мы будем с тобой кормить голубей. Идёт?
— А что ты в садик за мной не придёшь?
— Никита, у Веры Григорьевны своих дел много. Ей надо за крупой для птичек сходить.
— Если мама не будет против, то я приду с ней вместе, — словно не услышав, ответила женщина — Боюсь, тебя со мной не отпустят.
— Мама, можно? Ну можно, пожалуйста!
— У Веры Григорьевны наверняка своих дел хватает…
— Нет, Светочка, никаких дел у меня нет. Я на пенсии, спешить мне некуда.
— Мамочка, можно?
— Можно, сынок.
— А когда в садик?
— Послезавтра, в понедельник.
— Только ты не забудь! — обратился он к Вере Григорьевне.
— Вы, взрослым надо говорить «вы», Никита.
— Ну это чужим взрослым, а это же бабушка. Ты же сама разрешила.
— Уф, Никита, ну и напридумывал же ты.
— Ничего я не придумал!
— Сынок, пошли домой. Мы же только на минуточку вышли. Мне ещё обед готовить, скоро папа придёт.
Мальчик нехотя взял её за руку.
— Света, я завтра в 12 выйду кормить голубей, вы, как в окно меня увидите, Никиту выпускайте. Я подожду его, без него не начну. А потом домой провожу. Мы недолго, минут двадцать. Да, Никит?
— Да!
— Вам точно это удобно?
— Конечно, не беспокойтесь.
Весь день Никита рассказывал о своей бабуле и о том, какие замечательные у неё голуби. Лëвка точно обзавидуется, у него-то самая обычная бабушка! Он даже захотел, чтобы быстрее наступил понедельник, чтобы показать всем, что у него есть бабушка и она пришла за ним в садик.
— Кажется, я зря согласилась… — задумчиво сказала Светлана.
— Ну, судя по всему, у тебя не было выбора. Ты же знаешь Никиту, прицепится, как клещ и ни за что не отстанет.
— И знаешь, всё так быстро произошло. И Вера Григорьевна ни на секунду не смутилась, я даже опомниться не успела, а он уже обниматься к ней бросился.
— А кто она такая-то? Пару раз видел голубей кормила напротив. Она?
— Да, в старой двухэтажке живёт, я иногда её встречаю в магазине и на улице. Обычная женщина, не знаю даже, что про неё сказать. Если бы в первый раз видела, то, конечно, не согласилась бы, а так она местная. Может, даже родителей твоих знала. Слушай, но дети, это такая непосредственность! Будете, говорит, моей бабушкой. — она хихикнула.
— Лишь бы жену так же не выбирал.
А в квартире дома напротив, у окна на первом этаже сидела пожилая женщина и, не включая в кухне свет, смотрела на улицу. По щеке её медленно текли слезинки и скатывались в уголок улыбающихся губ. В голове звенело: «Можно вы будете моей бабушкой?». А ладонь всё ещё хранила тепло детской руки. Колени помнили его объятья.
— Господи, спасибо, — шепнула она.
***
Один раз в жизни счастье стучит в дверь каждого, но часто этот каждый сидит в соседнем кабачке и не слышит стука. (Марк Твен)
*****
Для Веры Григорьевны наступила новая жизнь. Никто не знал, насколько для неё важны эти двадцать минут в день. Но в неё, словно в засохшее от засухи дерево, вливалась новая жизнь. Жизнь, где есть кого любить.
В воскресенье они вместе кормили голубей, и она видела, как то и дело Светлана подходила к окну и наблюдала за ними. Потом она проводила его до дверей — Никита знал код подъезда — и договорилась со Светланой о времени, когда Никиту нужно забирать из детского сада, а также о сладостях, которые ему можно подарить.
В первый раз они шли туда смущаясь, не зная о чём говорить, но глядя с какой радостью Никита выбежал из группы, бросился сперва к матери, а потом к «бабушке», сомнения Светланы немного рассеялись. А что до Веры Григорьевны так она вообще была счастлива как тот мальчик, которому она протянула киндер сюрприз.
Несколько детских головок выглянуло из дверей, а Никита торжествующе обернулся на дверь и принялся деловито раскрывать подарок.
— Бабуля, посмотри, мне попался динозаврик! — воскликнул Никита и тот факт, что он сказал сперва «бабушке», а не ей убедили Светлану окончательно: они поступили правильно, позволив Никите «завести себе бабушку». Он вырастет, всё забудется, но сейчас для него это так важно! Да и Вера Григорьевна очень приятная женщина, всё принимает, не давит, мягкая и спокойная. Может это и к лучшему? Наверное, время покажет.
Майские праздники позволили им видеться чаще и гулять дольше. Однажды она предложила погулять с Никитой на площадке, и Светлана согласилась. Площадка просматривалась из окна, и она периодически смотрела в него. Всё было хорошо. Вера Григорьевна ходила за Никитой, ловила с горки, не давала совершить опасных манëвров, копалась в песочнице. А Никита хватал её за руку и вёл что-то показывать, размахивал руками, рассказывая какие-то истории. «Бабушки — как это правильно и нужно! — думала Света — Говорят, внуки слаще детей.»
За лето они настолько привыкли к другу-другу, что Вера Григорьевна стала заходить к ним на чай, подолгу слушала про мультяшных героев, нашла общий язык со Светланой и Антоном. Они так и стали называть её — бабушка Вера.
— Светочка, вы сегодня грустная. Что-то случилось? — Вера Григорьевна размешивала сахар и внимательно смотрела на женщину.
— Нет, всё нормально.
Вера Григорьевна не стала лезть с расспросами. Но Светлана начала сама, видно ей нужно было выговориться:
— У меня задержка, бабушка Вера, четыре дня уже. Надо тест купить, а мне так страшно, что он будет положительным. Хотя, от того, что я его не сделаю, результат не изменится.
— Вы не хотите больше деток? — мягко спросила Вера Григорьевна.
— Хотим! Думали, родим ещё малыша, но позже. Пока очень трудно финансово. У Антона работа не самая лучшая, и нет времени найти новую. Чтобы нормально искать, надо сперва уволиться, потому что на собеседования ходить же надо. Административные дают с неохотой. А если он уволится, то на что мы будем жить? Получается замкнутый круг.
Отпуск у него только в декабре, сможет ли перед Новым годом найти что-то — неизвестно. — Она тяжело вздохнула — Я думала, выйду на работу, когда Никита в садик пойдёт, но он весь год проболел. Мне позвонили и поставили перед выбором: либо выходи, либо увольняйся. Но я знаю, что у нас с больничными тоже туго. По закону всё положено, а по факту нервотрëпка сплошная. Сделают так, что я сама уволюсь. Да и зарплата там в конверте, поэтому и декретные по минимуму.
В общем, всё упирается в деньги. Мы, когда только поженились, обсуждали, что хотим большую семью. Ни у меня, ни у Антона нет братьев-сестёр, родители умерли рано. Поэтому мы мечтали создать большую семью, чтобы у Никиты были родные. А вот сейчас я не знаю, что делать. Мечты мечтами, а реальность она совсем другая.
Легко было рассуждать, когда не было ребёнка, когда могли тратить только на свои удовольствия. Мы в прошлом году, чтобы поехать на море кредит оформили, вот недавно только выплатили. Больше так не поступим, слишком уж затратно вышло. Хорошо хоть квартира есть, не надо на съёмную тратиться. Но здесь тоже ремонт нужен, сами видите. Из окон дует, пластиковые бы поставить.
Если я сейчас окажусь беременной, то даже не знаю, как поступить. Аборт — как будто предательство, мы же хотели. А если родить — на что жить? Я даже Антону ещё не сказала, боюсь. Сперва тест сделаю, а потом уже скажу, если вдруг беременна.
Вера Григорьевна положила свою ладонь поверх руки Светланы, чуть сжала.
— Светочка, говорят, если Бог дал ребëночка, то даст и деньги на его воспитание.
— Слышала такое, да. Но страшно.
— Милая, можно я расскажу тебе свою историю?
Светлана кивнула, Вера Григорьевна продолжила:
— Я сюда из деревни приехала, в техникум поступила. Мама очень гордилась мной: в люди выбилась. После учëбы на завод распределили, тоже хорошо: профсоюзные путёвки, очередь на жильё. Знаешь, вот это и есть вся моя жизнь. Рассказать нечего.
Парень за мной ухаживал, замуж я за него вышла, общежитие дали. Он ребёнка хотел, наследника. А я всё твердила: рано, рано. Мол, сперва жильё надо получить. Он и ушёл к другой, у которой уже был ребёночек. Потом двое общих родилось. И квартиру им дали, и машину смогли купить. Живут недалеко, иной раз встречаю его с внуком.
А я всю жизнь прожила с девизом: надо выбиться в люди. А вот сейчас думаю, что значит «выбиться в люди»? Я разве животным родилась? Нет, человеком. Так куда выбиваться-то? Это всё родительские наказы. У них жизнь тяжёлая была, они хотели, чтобы мы лучше жили. У меня и братья-сёстры были, но все умерли ещё в детстве, кто от недоедания, кто от несчастного случая. Я самая последняя и маме очень тяжело далась. Вот она и мечтала, чтобы у меня всё было не так, как у неё, чтобы работа хорошая, не тяжёлая, чтобы своя крыша над головой.
А я так и прожила жизнь, всё куда-то выбиваясь. Путёвку дали — мама гордится. Я им диван новый купила — вся деревня смотреть ходила — мама светилась от счастья. Одежду ей привозила из города — ещё один повод для гордости. А как она умерла, я стала вещи разбирать — ничего не тронуто, с бирками лежит, молью поедено.
А сейчас, Светочка, встречаю я мужа своего бывшего и думаю, а ведь я могла родить ему детей. И были бы у меня сейчас внуки. Они ведь всё получили и жильё, и достаток. Потому что когда у тебя дети есть, ты хочешь дать им больше, стремишься к этому. А когда живёшь один и стремиться особо некуда. Светочка, я тебя не отговариваю, вы сами решите, что делать. Но, если вы мечтали о большой семье, и Господь дал вам ещё одного малыша, то, может, и не зря?
— А жить на что, бабушка Вера? Ребёночка я хочу, дочку хочу. А страшно.
Вера Григорьевна помолчала и ответила:
— Света, у меня нет семьи. И ты уж не обессудь, но я вас своей семьёй считаю. Ближе вас, поверь, никого у меня нет. Может, ты так и не думаешь, потому что молодая ещё. Позволь мне помогать вам.
— Как помогать? — глаза Светы округлились.
— Деньгами, с Никитой помогать. Если малыш родится и с ним помогу.
— Но я так не могу! Это же неудобно.
— А почему? Вот я покупала матери одежду, а она вся в труху превратилась. Что толку мне от денег? Та же труха. Ты не думай, что я последнее тебе отдаю, нет, на мой век хватит. А если моя помощь поможет вам деток на ноги поставить, так лучшего и придумать нельзя. Что такое деньги и новая жизнь? Не сравнить. Знаю, что с двумя малышами тяжелее, Никита непоседливый, так я могу его к себе забирать, хоть на часик, чтобы ты отдохнула. И с коляской погуляю, пока он в садике. Поверь, мне это не в тягость, а в радость.
— Вы мне и так помогаете! Пока вы с Никитой гуляете, я дома прибраться успеваю, чай в тишине попить.
— Подумай, Светочка, подумай. Может для того Бог меня и послал на землю, чтобы я вам помогла. А мне без вас тоже не жизнь, а существование.
Несколько дней Светлана обдумывала слова Веры Григорьевны. Ей было отчаянно жалко женщину. Она представляла картины одинокой старости, и сердце сжималось от страха. Но чужую жизнь не проживёшь, со своей бы разобраться.
Ещё ей стало спокойнее от того, что помощь пришла оттуда, откуда она совсем не ожидала. Видимо, так Бог говорит с ней, даёт понять, что ничего бояться не надо, всё у них будет хорошо. Светлана думала и о том, что бабушка Вера стала для них близкой, родной. Она ведь про задержку никому не сказала, даже подруге, страшно было произносить вслух. Словно произнося слова, она материализует их.
Обрадовалась и чуть-чуть испугалась, когда тест показал две полоски. Решение приняла сразу — рожать. Никогда не сможет она лишить жизни того, кто уже живёт внутри неё. Всё у нас будет хорошо, обязательно будет, думала Светлана.
Ночью поделилась новостью с мужем. Антон нахмурился. В его голове сразу промелькнули мысли о деньгах, затратах. И, конечно, Света понимала его — сама об этом думала несколько дней назад. Она рассказала ему историю Веры Григорьевны и то, что она предлагает им помощь.
— В смысле? — Антон недоумённо сел. — Пенсию, что ли, отдавать будет? Ну ты что уж?!
— Да, она говорила и про деньги, но я не хочу у неё их брать. Гораздо важнее, что она может помочь с детьми, понимаешь? Никита её обожает и с удовольствием ходит с ней на прогулки, она ведь слушает всю его болтовню. А я за день так устаю от его рассказов, что иногда уже просто перестаю слушать. А она слушает, отвечает. Может быть, я и работу смогу найти хотя бы на полдня.
— Ну это ты далеко забегаешь, дорогая. Какая работа с грудным ребёнком? Забыла, как ночами не спали?
— Да ты прав, я уже размечталась. А ты кого хочешь девочку или мальчика?
— Мне всё равно, Светик, это же наш малыш. И ты знаешь, ты права — не будем переживать, что-нибудь придумается. Вчера про одну вакансию сказали, в такой же фирме как у нас. Туда уже несколько наших ребят ушли, зарплата немного выше, но главное — начальство адекватное и переработок нет.
— Ух ты, круто! Когда собеседование?
— Послезавтра. Я уже заяву на административный написал и, как ни странно, мне еë подписали.
— Может это тоже знак?
— Да, может, и так. Раз уж у меня будет почти выходной давайте в парк съездим, пока бабье лето?
— О, здорово! Я Никиту в садик не поведу тогда. Слушай, а может, бабушку Веру с собой возьмём? Думаю, ей приятно будет.
— Как хочешь, — пожал плечами Антон, — Хочешь — зови.
В пятницу они пошли в парк — отметить порцией мороженого сразу две новости: у Никиты будет братик или сестрёнка и Антона взяли на работу. Никита бегал по аллеям, кружил вокруг родителей, разбрасывал жёлтые листья. Но не он был самым счастливым сейчас, а Вера Григорьевна. Впервые в жизни она чувствовала, что у неё есть своя семья. Самая настоящая, самая любимая. От этого чувства хотелось смеяться и плакать одновременно. Хотелось крикнуть на весь мир, что она счастлива, что вот её родные, вот её сын, дочь и внук, а скоро будет ещё один. И это такое счастье, которое словами не выразить.
В середине июня на свет появилась сестрёнка Никиты — Алиса. Голубоглазое чудо. Ангел, спустившийся с небес. Последние месяцы Светлане было тяжело: ноги отекали, спина болела. Вера Григорьевна взяла на себя все заботы о Никите. Она уже давно отводила его в садик и забирала, в выходные гуляла с ним или забирала к себе. Светлана не знала, как справилась бы, не будь бабушки Веры рядом.
Всего год прошёл, как Никита нашёл себе бабушку, а они уже не представляли себе жизнь без неё. Вера Григорьевна пыталась дать молодым деньги, но те наотрез отказались. Только она знала, как им помочь: то курточку Никите купит, то коляску на рождение дочки подарит, и для Светы всегда фрукты покупает — маме нужны витамины.
Жизнь непредсказуема, но справедлива. Никогда не знаешь, где найдёшь своё счастье. Никто не знает, как правильно жить. С этими знаниями не рождаются. Наверное, самое главное — жить по сердцу, идти туда, куда оно зовёт. У детей это получается лучше всего. Но и взрослым жизнь всегда даёт ещё один шанс.
— Баб Вера, я к тебе на чай! — Света протянула Вере Григорьевне тортик. — Можно?
— Конечно, Светочка, заходи. Ты из садика?
— Да, Никита в школе, Алиса в садике, а я к тебе на минутку.
— Вот и хорошо.
Вера Григорьевна поставила чайник, проворно накрыла стол. Света достала кружки, разлила чай. Женщины сели за стол.
— Баб Вера, я же с новостью!
— Ты прямо вся светишься.
— Да, новость такая радостная. В общем, мы давно думали о том, чтобы переехать, но не хотели в квартире жить, искали домик. И недавно нам предложили хороший вариант в коттеджном посёлке. Хозяева срочно переезжают, поэтому цена намного ниже рыночной. И нам уже одобрили ипотеку, а эта квартира пойдёт в счёт первоначального взноса, частично маткапитал закроет.
— Как хорошо, Светочка! — улыбнулась Вера Григорьевна, а сердце её сжалось от боли. Её большое сердце, в котором хватало любви на каждого вмиг съëжилось, словно в него воткнули сотню иголок.
— Там садик для Алисы есть, а школа в соседнем посёлке, туда специальный автобус ходит. Прямо как в Америке. В общем, нам по всем параметрам подходит. Завтра поедем сделку оформлять, и уже потом можно переезжать, хозяева свои вещи вывезли, а мебель вся остаётся. Они там всего два года жили, всё как новое!
— Светочка, это так хорошо. — только и смогла ответить Вера Григорьевна. К горлу подкатил ком, и она никак не могла с ним справиться. Они уедут, их закрутит новая жизнь, они забудут её, забудут. Сперва будут приезжать, а потом и звонить перестанут. Ну кто она им?
— Баб Вера, ты чего? — Света в недоумении смотрела на женщину.
— Ничего, Светочка, это я от радости за вас.
— Баб Вера, ты думаешь, мы тебя бросим?
— Ну нет, конечно.
— А я же знаешь, что пришла спросить ещё?
— Мммм? — Вера Григорьевна постаралась взять себя в руки.
— Там одна спальня на первом этаже и три на втором. Тебе где удобнее будет? Наверное, на первом, да?
— Как мне?
— Ты думаешь мы тебя здесь оставим? Размечталась! Мы и дом искали такой, чтобы у всех своя спальня была. Говорю же — этот вариант идеальный для нас. Четыре спальни и гостиная. Всем хватит.
— Света, вы что мне предлагаете с вами ехать?
— Мы не предлагаем, мы это даже обсуждать не будем. Бабуль, ну ты чего? — Света вскочила, присела на корточки рядом с пожилой женщиной, обняла её. — Ты же наша бабушка, куда мы без тебя, а? Как ты могла подумать, что мы тебя оставим? Да Никита с Алисой нам в жизнь этого не простят. Да и мы без тебя не справимся. А когда своими взрослыми делами надо будет заняться, кому мы детей спихнём, а? — шутливо добавила она. — А Алискины истории про принцесс кто будет слушать? Только у тебя терпения на них хватает.
— Светочка! — Вера Григорьевна рыдала навзрыд, только теперь уже от счастья. — Это я без вас жить не смогу. Вы же мои деточки все. Жизнь одна прожила, а сейчас у меня и сынок, и дочка и внуки есть. Разве бывает такое?
— Как видишь, бывает.
Вера Григорьевна успокоилась, вытерла лицо. Глядя в окно, сказала:
— Прям любовь и голуби. Не будь тогда голубей и не подошёл бы ко мне Никитка.
— И не было бы у него бабушки. А так и себе и Алисе обеспечил. Хитрый.
— Мудрый! Не ждёт чудес, сам берёт что надо.
— Ну так что, на каком этаже тебе удобнее?
— На первом, наверное. По ступенькам тяжело подниматься.
— Ну извини, с лифтом домов не нашли.
***
Страшно сказать: «да». Отказаться всегда проще. Но шагнув навстречу своим желаниям, можно неожиданно обрести счастье. Нам, взрослым, с каждым годом сделать это сложнее. Души черствеют, становятся неповоротливыми. Нам есть много чему научить своих детей. Но есть и то, чему научат они нас. Вернее, не научат, а напомнят, что говорить «да» своим желаниям крайне полезное занятие.
Автор: Айгуль Галиакберова