Больничная палата была небольшой, но чистой со светлым окном и приоткрытой форточкой. Свежий утренний воздух проникал в узкий проем и наполнял палату запахом приближающейся весны. Рита лежала на кровати и думала: «Доживу ли до весны?…»
Дверь в палату открылась, слегка скрипнув, и на пороге появились бывшие свекровь Елизавета Андреевна с золовкой Надей. Конечно, их появление было предсказуемым, но все равно до боли неприятным. Особенно свекрови.
Рита смерила их безразличным взглядом, пустым и равнодушным, и подумала:
«Интересно, моим здоровьем хоть поинтересуются или сразу про квартиру заговорят?»
Но мысли эти не доставили ей ни боли, ни страдания. Все в душе давно перегорело, а обиды, на свекровь в частности, давно уже притупились, отступили перед нависшей над ней бедой. Пока не ясно, чего ждать от предполагаемой операции. Выдержит ли ее сердце?
Прогнозов врачи не строили и обещаний напрасных не раздавали. Вот сегодня соберется консилиум, на нем и решат. А пока ждать результатов обследования и решения сильных мира сего от медицины.
Елизавета Андреевна и Надя сидели у постели больной со скорбными унылыми лицами, выражение которых должно как бы заменить сочувствие. Вот, мол, пришли проведать, не чужие же люди… Но пока молчали. Видимо, не знали, с чего начать эту душещипательную беседу.
От Нади пахло дешевым парфюмом, а от бывшей свекрови, как всегда, несло какими-то пряностями. Пекла, наверное, с утра.
— Вот, — проронила она наконец. – Я тебе тут пирожка свеженького принесла и компот из урюка сварила. Он хорошо для сердца…
И опять я, а не мы. В своем репертуаре. Наверняка Надя надоумила принести эти «лакомства». Рита промолчала.
«Принесла и принесла. Давай ближе к делу», — мелькнуло у нее в голове, и она взглядом пригласила к разговору.
— Риточка, — начала наконец свекровь. – Ты ведь не будешь отрицать, что несмотря на твой развод с Женей, мы всегда хорошо к тебе относились и, конечно же, к внучку Гошеньке…
«О, как запела… А где ж ты раньше была, любящая бабуля, когда я сына по психологам водила после того, как твой сын бросил его и ушел в другую семью?!»
— …уж очень жаль Гошу, — продолжала она заученные слова, — кровиночку нашу. Да, Надя? Чего ты молчишь? – свекровь прослезилась, театрально промокнув глаза кружевным надушенным платочком.
Рита не удержалась от усмешки, а слова свекрови повисли в воздухе, не найдя ответа или подтверждения. Золовка сидела, низко опустив плечи и глядя куда-то в сторону. Но тут вдруг посмотрела на нее сочувственно и спросила:
– Как ты себя чувствуешь, Рита? Что врачи говорят?
Женщина молча разглядывала их скорбные фигуры и не нашлась, что ответить кроме сухого: ничего пока. Этот ответ можно было отнести и к самочувствию и к ответу врачей.
— Я так за Гошеньку переживаю. С кем он? Я предложила Наде взять за свой счет и посидеть с ним, как ты на это смотришь? – продолжала свекровь озабоченным голоском.
Рита отвернулась к окну. В больнице она уже несколько дней после приступа, а сынишку забрала к себе соседка, одинокая пенсионерка. Водит его в садик, забирает, кормит, купает. Дай ей Бог здоровья! А он, наверное, стоит у окна вечерами и маму с работы ждет…
А что станет с ним, если вдруг… с ней произойдет самое страшное? Вот эти двое и прибежали, слетелись, как коршуны, чуя скорую добычу. Рите стало противно, особенно неприятна была свекровь. Понятно, что бессловесная и безвольная Надя была приведена сюда для пущей убедительности, мол, вся родня в сборе в трудную минуту.
— Мы вот тут подумали…, — продолжила было Елизавета Андреевна, все так же не отнимая платочка от глаз, — квартира твоя…
Но Надя сильно дернула ее за рукав и отодвинула слегка плечом:
— Рит, ты прости нас, ладно? Что и раньше не пришли, и о Гоше не позаботились. Эгоизм и равнодушие. Я ведь всю жизнь под пятой, то у мамы, потом у мужа, теперь вот опять. Но я правда переживаю за вас и хочу помочь…
Лицо свекрови перекосило от этих слов. Понятно, что она не ожидала их от всегда покорной, молчаливой дочери. Елизавета Андреевна встала во весь свой могучий рост и заявила:
— Пойдем, Надежда, пока ты совсем до абсурда не договорилась.
Надя продолжала сидеть, держа Риту за руку.
— Ей отдохнуть надо и все обдумать. — не унималась Елизавета Андреевна. — Мы согласны взять опекунство над Гошей, если…
— Мама! – слегка повысила голос Надя. — Прекрати, я тебя прошу. И выйди, пожалуйста. Иди уже к своему любимому сыну, к нему ведь торопишься?
Рита не верила своим ушам, чтобы всегда покорная и безмолвная Надя говорила с матерью в таком тоне! Или это артистизм достиг высшей точки при мысли о ее квартире в живописном зеленом уголке города? Да, претендовать на нее они могли только, если оформят опекунство над внуком и племянником.
Ее бывший их квартиру не разменивал, у его новой жены с приемной дочерью жилплощадь позволяла переехать к ней с новенькой Плазмой и только что выплаченной машиной. Сына за все это время он ни разу не навестил. Ребенок скучал по отцу, плакал — даже после работы с психологом. Рита переживала и позвонила ему как-то:
— Может, заберешь сына в выходной? Погуляете, пообщаетесь, — попросила она, на что тот ответил холодно:
— А у тебя что, важная встреча? Иди с сыном и не морочь мужику голову, пусть сразу знает, что ты с прицепом.
Рита отключилась от разговора и зарыдала. Гоша успокаивал ее, гладил по голове и обещал хорошо себя вести, от чего ее сердце еще больше разрывалось на части.
После этого позвонила свекровь и авторитетно заявила, что пора бы Рите смириться и не доставать ее сына звонками и уловками. Этим она ничего не добьется. Все эти воспоминания вихрем пронеслись в голове, и тут она услышала:
— Пойдем, Надежда! Дай ей отдохнуть и все взвесить…
Тут уж Рита не выдержала и ответила:
— Что взвесить? Как квартиру вам отписать? Ничего вы не получите, уходите! А за Гошей есть кому присмотреть, если что…
Елизавета Андреевна оторопела слегка, но тут она нравоучительно подняла палец вверх и процедила:
— Как была неблагодарной, так и осталась! Не пожалей, смотри.
Она взглядом указала дочери на выход и удалилась, громко хлопнув дверью.
Но Надя не тронулась с места, так и сидела рядом с опущенными плечами. Рита отвернулась от нее, и тут та вновь заговорила:
— Знаешь, я тебе не враг, Рита. И у меня к тебе серьезное предложение. После аварии, когда погиб мой муж, у меня осталась квартира, в которой я живу. А еще его загородный дом. Он сдавал его всегда и говорил: как только родится ребенок, мы туда переедем. Мать о нем не знает, ребенок так и не родился, и мужа больше нет.
— И что? – спросила Рита. – Какое это имеет ко мне отношение?
— Дом большой, с удобствами, Рит. Вот ты выйдешь из больницы после операции, давай туда переедем? А наши квартиры сдадим. Я помогу вам с Гошей, тебе ведь одной трудно будет, понимаешь? Я правда помочь хочу, а мамаша и знать не будет, где мы.
Рита изумленно смотрела на свою бывшую золовку.
— Ты не подумай, я не прошу официального опекунства, просто чисто по-человечески. Подумай, хорошо? Я не могу больше с ней, она всех ненавидит, кроме сына. А его новую жену больше всех, относится к ней хуже, чем к тебе…
Но тут в палату вошел врач с довольным выражением лица и сказал:
– Ну что, Маргарита Ивановна! Всё не так плохо у вас. Консилиум закончен, завтра вас еще профессор Семягин посмотрит и будем решать, как вас лечить дальше. Операция на данной стадии не нужна. Сердце справляется и при правильном лечении еще ого-го сколько проживете. Не волнуйтесь только и не переживайте. Стрессы исключены!
Врач подмигнул женщинам и вышел из палаты.
Они обнялись, как две сестры, и Рита зарыдала, громко, со всхлипываниями, как в детстве. Ей казалось, что огромная тяжелая плита, давившая на ее сердце, вдруг рухнула и освободила дыхание, душу от страха и сердце от надрывной боли…