— Что вы делаете, госпожа? — вскрикнула удивленная служанка, увидев, как ее повелительница плотно обматывает ступни полосками ткани.
— Посмотри на мои ноги, — зло поморщилась Хуафэй. — Они огромны, словно лапы горного тигра. А у нее они крошечные, будто лотосы. Я тоже хочу такие.
И она с еще большей силой начала тянуть ткань, заматывая красивые ступни в некое подобие савана.
Не далее как вчера вечером в императорском Покое Веселья состоялось традиционное представление, в котором принимала участие эта проклятая Сяо Лянь. Она танцевала на помосте в длинном небесно-голубом одеянии, которое облегало ее изящную фигурку. Император Сяо Минсянь не сводил с танцовщицы глаз. Помост был украшен изображением лотосов и крупными жемчужинами, а Сяо Лянь порхала, будто была невесома. Глаза императора светились удовольствием от созерцания необычного танца, а сидевшая неподалеку Хуафэй могла поклясться, что видела в них любовь. Император Сяо Минсянь отстукивал пальцами по коленке, затянутой в желтый шелк халата, такт мелодии и причмокивал от наслаждения. Изящные руки Сяо Лянь взлетали вверх под пронзительные звуки гуциня, тонкие пальчики шевелились, будто перышки птички, обдуваемые легким ветерком. Ее крошечные ступни все мелькали и мелькали. У сгоравшей от ревности Хуафэй закружилась голова, а довольный император, посмеиваясь, сказал во всеуслышание:
— От каждого прикосновения ее ножки расцветают лотосы!
От такого неприкрытого восхищения поморщилась даже императрица, а Хуафэй позеленела.
И вот теперь она сидела на кане и пыталась уменьшить свои «лапы», чтобы они хотя бы чуть-чуть стали похожи на ножки Сяо Лянь, которая, если верить слухам, заполнившим терракотовые стены императорского дворца, завладела не только всеми помыслами императора, но и безраздельно властвовала в его постели.
— Ты знаешь, кого император приглашал в свои покои прошлой ночью? — вопросила Хуафэй служанку.
Та потупила взор, испугавшись гнева госпожи. Но она знала. Все знали, что вот уже в четвертый раз подряд на императорское ложе возлегла молоденькая танцовщица Сяо Лянь.
— Ну, говори! — потребовала гневливая Хуафэй.
— Говорят, что вчера к императору приглашали Сяо Лянь.
— Снова она. Снова она! А ведь она даже не наложница! Простая танцовщица, появившаяся во дворце неизвестно откуда!
Это было правдой. Никто не знал, как Сяо Лянь оказалась в императорском дворце. Не иначе как кто-то из евнухов, решивших продвинуться повыше, нашел это «сокровище» с крошечными ножками, которые привели в восторг императора, как только он завидел самозванку. Однажды она будто из ниоткуда появилась на театральном помосте и начала исполнять свой танец Небесного Журавля. В тот же вечер император позвал девушку к себе. Через пять дней, когда Сыну Неба снова пришла пора выбирать наложницу на ночь, он опять послал за Сяо Лянь. И потом. Снова и снова. Снова и снова.
Хуафэй с ума сходила от ревности. Она жила во дворце вот уже два года. Ее отец, начальствующий чиновник в уезде Си, подарил дочь императору Сяо Минсяню на годовщину его восшествия на императорский трон. Девушка императору приглянулась, и спустя всего несколько недель ее пригласили в покои Небесного Спокойствия. Тогда она еще не была одной из четырех наложниц первого ранга и не носила титул Хуафэй. Евнухи раздели юную дрожащую девушку донага, вымыли ее, вытерли насухо, умастили тело и волосы ароматными притирками, надели на обнаженную наложницу плащ из пуха цапли и отнесли в покои к императору. Она скользнула под шелковое покрывало, и грузный император Сяо Минсянь тут же навалился на нее, грубо овладев ее невинным телом.
Потом они долго беседовали, а позже евнух из-за двери предупредил, что время их истекло. В специальной книге оставили пометку, что соитие императора и новой наложницы состоялось, а через пять дней император снова пригласил ее к себе. Девушка была счастлива — такая честь редко кому выпадает. Спустя три недели произошло новое чудо. Императорский лекарь подтвердил, что новая наложница понесла. Ровно через девять месяцев она произвела на свет здорового мальчика, и ее тут же возвели в ранг Хуафэй — изящной почтенной подруги. Она внезапно и очень быстро стала одной из четырех наложниц первого ранга. Выше стояла только императрица Да Мэй. Ликованию Хуафэй не было предела.
Но через три месяца удача отвернулась от нее. Младенец, императорский сын, умер во сне, задохнувшись. Хуафэй не верила, что ребенок отошел в другой мир по велению Неба. Девушка знала, что то были происки других наложниц, стоявших на ранг ниже. Ее хотели сместить, выбросить из гарема, занять ее место. Безутешный император горевал несколько месяцев, а когда траур закончился пополнил гарем новыми наложницами. Про Хуафэй он, казалось, забыл и больше не приглашал ее в покои Небесного Спокойствия.
Положение Хуафэй во дворце становилось все более шатким. Императрица, которая благоволила к ней поначалу, в последнее время делала вид, что не замечает девушку. А теперь появилась еще и эта Сяо Лянь с крошечными ступнями, которые сводили с ума императора. И что за глупое имя? Сяо Лянь — Маленький Лотос. Хуафэй нужно было что-то срочно придумать, чтобы избавиться от соперницы и укрепить свои позиции во дворце. Самый лучший способ — попасть на императорское ложе и снова зачать ребенка.
***
Тем временем в покоях Небесного Спокойствия Сяо Лянь раскинулась на широком кане. Она была полностью обнажена. Волосы черными шелковистыми лентами разметались по золотистым подушкам. Острые темное-коричневые соски на маленьких грудях торчали вверх. Император Сяо Минсянь, тоже обнаженный, сидел у нее в ногах и целовал маленькие пальчики. Сяо Лянь задорно смеялась — ей было щекотно, и от ее смеха нефритовый жезл императора снова набирал силу. Они только что закончили заниматься любовью, но в нарушение всем канонам этикета, император не собирался отпускать девушку. Она останется с ним до утра или почти до утра, что обычно позволялось только императрице. Но ему было все равно. Кто ему запретит? Он — Сын Неба, все будет так, как он повелит.
— Мой маленький Золотой Лотос, — бормотал Сяо Минснянь, покрывая крохотные ступни девушки поцелуями, — ты одна отрада очей моих. Только с тобой я чувствую себя спокойно.
Сяо Лянь поднялась на ложе, тяжелые пряди черных волос укутали ее грудь. Она погладила императора по пухлой щеки, положила голову ему на плечо и тяжело вздохнула.
— Что с тобой, мой Небесный Журавль? — вопросил Сяо Минсянь, уловив, как грусть, вырвавшись с дыханием Сяо Лянь, повисла между ними невидимой пеленой.
— Мне страшно, — призналась девушка.
— Страшно? — удивился император и отстранился от Сяо Лянь, заглянув в ее вытянутые, похожие на орех миндаля, темные глаза.
— Император благоволит к Маленькому Лотосу, а Маленький Лотос отдала ему все свое сердце, — призналась девушка.
— И мое сердце бьется только рядом с тобой, — целуя щеки девушки, сказал император. — Так что же тебя гнетет?
— Император благоволит к Маленькому Лотосу, — снова повторила Сяо Лянь, — к простой безродной танцовщицей, чье призвание — услаждать взор Сына Неба. Разве могла я мечтать о том, что мне достанется и частичка его любви?
— Не частичка, Сяо Лянь, а все мое сердце, без остатка.
— О мой господин, — вздохнула Сяо Лянь, и в ее прекрасных глазах заблестели слезы.
— Что тревожит тебя? Говори!
— Я боюсь. Мы нарушили слишком много запретов. На женской половине дворца меня не любят и мне завидуют. Императрица одаривает презрительными взглядами, а госпожи Гуйфэй, Хуйфэй, Лифэй и Хуафэй так ненавидят, что я не нахожу себе места от плохих предчувствий.
Император вскочил с ложа и выкрикнул:
— Они ничего тебе не сделают! Не посмеют!
Сяо Минсянь знал, что в гареме царила атмосфера зависти и соперничества. Не считая императрицы и четырех наложниц высшего ранга, на женской половине Запретного города проживало несколько сотен женщин. У императора было по четыре наложницы второго, третьего, четвертого и пятого рангов. А сколько прислужниц? У одной императрицы их было двенадцать. А сколько нянек, танцовщиц и других служанок? И все они стремились оказаться на виду у него, Сяо Минсяня, Сына Неба. Наложницы самого низшего ранга строили козни против тех, кто был на ступеньку выше, те, в свою очередь, стремились сместить соперниц рангом выше. Сяо Лянь же оказалась между молотой и наковальней. Своей вспыхнувшей любовью к девушке император поставил ее под удар. Она не могла отказать ему, а он не желал в угоду традициям, которые ему уже порядком надоели, отказаться от частых свиданий с его Маленьким Лотосом. Девушка была столь юна и столь не искушена в дворцовых интригах, что затронула самые чувствительные струнки души пресыщенного Сяо Минсяня. Она полюбила уже немолодого императора так же искренне, как и он ее. Может быть, потому что он был единственным человеком в Поднебесной, кто приголубил ее. Нет! Ее страхи беспочвенны. Сяо Минсянь прикажет возвести павильон в Летнем Саду и поселит в нем Сяо Лянь. Он будет сам посещать его, когда только захочет, а не раз в пять дней, как заведено издавна.
— Пусть только попробуют тронуть тебя, и я разгоню этих коварных лис по их норам, — пообещал Сяо Минсянь, опускаясь на колени перед ложем. — Если кто-то скажет тебе хоть одно неприятное слово, обещай, что тут же поставишь меня в известность, Сяо Лянь, и я избавлюсь от них всех. Ты будешь императрицей!
— Что вы, мой господин, — испуганно пискнула Сяо Лянь. — Мне ничего не нужно, только бы видеть вас иногда и дарить вам радость. О большем я и не мечтаю.
Сяо Лянь потянула к себе императора, и его приунывшее было мужское достоинство, снова воспряло в предвкушении изощренных ласк.
***
Чжи Гун стоял, молчаливо склонив голову, и ждал приказаний от своей повелительницы. Императрица Да Мэй сидела на низком троне, размещенном на верхней ступеньке высокого постамента, а потому Чжи Гун чувствовал себя карликом, ведь Да Мэй возвышалась над ним, как изваяние в буддийском храме. На ступеньку ниже обычно сидели четыре наложницы первого ранга, но сегодня в приемном покое императрицы не было никого. Чжи Гун, ее верный евнух, намекнул, что хотел бы побеседовать с Да Мэй наедине.
Императрица сделала знак Чжи Гуну, взмахнув тонкой рукой. Ее пальцы украшали длинные хучжи, драгоценные футляры для ногтей, покрытые золотом и витиеватым узором в форме дракона. Евнух тут же поднялся на предпоследнюю ступеньку и встал на колени у ног императрицы.
— Значит, этот глупец собрался выбросить меня из дворца и возвести Сяо Лянь на императорский трон, посадив рядом с собой? — прошипела Да Мэй, склонившись к самому уху Чжи Гуна.
— Я все слышал вот этими самыми ушами, моя повелительница, — не поднимая взора на императрицу, подтвердил евнух.
— Видимо, он совсем выжил из ума, забыл об этикете, установленном предками. Эта Сяо Лянь вьет из нее веревки, а он подчиняется.
— Император верит в ее искренность, — пробормотал евнух.
— Искренность. Ха! Что бы кто-то просто так, без какой-либо выгоды для себя, влюбился в этого жирного осла! — с тонких губ Да Мэй слова слетали с шипением, будто сочился яд. — Эта Сяо Лянь далеко пойдет, если мы не остановим безумие Сына Неба.
Императрица сделала еле уловимый знак рукой, и Чжи Гун сполз по ступенькам постамента, постоянно кланяясь. Он давно служил Да Мэй, и понимал каждый жест своей повелительницы без лишних слов. Такое мимолетное движение пальцев означало лишь одно: он должен идти, а ей нужно обдумать все услышанное. Евнух пятился ползком до тех пор, пока не оказался за резной дверью приемного покоя. Там он встал, довольно улыбнулся и отправился к себе. Присутствие Сяо Лянь на ложе императора не входило в его планы. Если эта девка возвысится, то положение императрицы пошатнется, а значит, и он, Чжи Гун, утратит власть над евнухами и другими наложницами. Власть, которую он так долго добивался и которую не собирался выпускать из рук. Он только боялся, что его повелительнице не хватит духу избавиться от неожиданной соперницы. Придется все взять в свои руки.
Чжи Гун направился в покои Изащества, где царила Хуафэй. С ней сговорится будет куда как проще.
***
Сяо Лянь сидела на плоском камне, опустив босые ножки в пруд в южной части Летнего Сада. В прозрачной воде то тут, то там виднелись спины золотых карпов. В этом уголке парка всегда было тихо и безлюдно. Длинные косы ив спускались в самую воду пруда. Легкий ветерок шелестел их мелкой листвой, отчего Сяо Лянь казалось, словно кто-то шепчет ей на ушко слова, разобрать которые, однако, она никак не могла. Через узкую часть пруда был перекинут ажурный мостик из белоснежного камня, возвышавшийся над водой полукружием, которое вместе с отражение в зеленоватой глади создавало иллюзию завершенного круга. На другом берегу пруда виднелась нефритово-зеленая крыша павильона. Терракотовые стены его почти полностью скрывали ярко-розовые и красные цветы гибискуса. Сяо Лянь любила приходить в эту уединенную часть парка. Шелест ветра, шепот ивовых листьев, журчание бегущей по камням воды, аромат цветов помогали ее воображению создавать новые и новые танцы. Она созерцала природу, слушала ее голос, а потом, вступая на подиум, воспроизводила движением ног, игрой пальцев, покачиванием бедер завораживающий танец. Ее искусство любил император Сяо Минсянь и, кажется, саму Сяо Лянь он искренне полюбил. Девушка всей душой прикипела к доброму и ласковому с ней уже немолодому императору. До нее доходили слухи о том, что Сяо Минсянь был груб, жесток и не воздержан. Однако не верила наветам. Императора просто никто не понимал, не пытался заглянуть ему в душу, а ей, безродной девушке по имени Маленький Лотос, это удалось. Сейчас она мечтала только об одном: чтобы император сдержал обещание, возвел для нее павильон вот здесь, в самом дальнем углу парка, и она бы смогла жить уединенно, вдали от козней и интриг императорских наложниц. Даже если Сыну Неба не будет позволено навещать ее часто, она будет довольствоваться редкими встречами и будет танцевать только для него одного.
Птицы, спрятавшиеся в густой листве ивы, неожиданно вспорхнули, напуганные чем-то. Сяо Лянь вздрогнула. Ей показалось, что кто-то стоит за спиной. Неужто сам император, зная, где она проводит большую часть времени, решил навестить ее украдкой? Девушка обернулась и вскрикнула удивленно:
— Госпожа! Вы здесь?
Сяо Лянь начала подниматься с камня, неловко собрав длинную юбку так, что мелькнули ее босые мокрые ноги. Она едва успела разогнуться и встать в полный рост, как лезвие острого кинжала со свистом разрезало воздух и невесомым движением коснулось тонкой шеи Сяо Лянь. Она всплеснула руками, хватаясь за горло. В черных глазах мелькнуло беспредельное удивление. Сяо Лянь повалилась назад, упав на мелководье пруда. Вода тут же пропитала ее одежду, разметавшуюся по поверхности, будто яркий хвост павлина. Сяо Лянь почти полностью погрузилась в прозрачную воду, лишь лицо с распахнутыми глазами, удивленно взирающими в лазоревое небо, осталось над водной гладью. Чистые воды пруда тут же окрасились в багровый румянец: кровь, стекавшая по запястью Сяо Лянь, скапывала вниз, распугивая золотистых карпов.
***
Император Сяо Минсянь метался по покоям Небесного Спокойствия, но никакого спокойствия он не чувствовал. Душа его кипела ненавистью, сердце плакало от безысходности. Единственное счастье его жизни, отрада глаз его Сяо Лянь, его Небесный Журавль, его Маленький Лотос нашли убитой поздно вечером. Тело плавало по поверхности пруда. Рука девушки, закостенев, сжимала собственное распоротое горло. Омертвевшие глаза смотрели в небо. Крошечные ступни Сяо Лянь были отрублены и исчезли.
Император выл горным тигром, кричал полночным волком, плакал заливистым павлином. Когда первые минуты ужаса схлынули, Сяо Минсянь приказал дворцовой страже запереть все ворота Гугуна и никого не выпускать, приказал найти убийцу и покарать его, приказал найти отрубленные ножки его возлюбленной Сяо Лянь.
***
Хуафэй уже второй день слушала крики за стенами павильона, где она возлежала на кане, укутавшись в толстое одеяло, подбитое шелком. За тонкими стенами завывал ветер, которому вторил человеческий вой. Шум то приближался, то снова удалялся. Ее покои обыскали одними из первых, но ничего не нашли, а теперь позорному действу подвергались павильоны других наложниц. Стража императора не обращала внимания на крики женщин и угрозы их евнухов, не слушала никаких увещеваний. Они подчинялись только Сыну Неба и беспрекословно выполняли его приказы.
От верной служанки Хуафэй знала, что сейчас, когда никаких следов убийцы императорской танцовщицы до сих пор не найдено, императорская стража направилась в покои императрицы. Она с замиранием сердца ждала, что будет дальше. Слегка приоткрыв краешек промасленной бумаги, закрывавшей окно, Хуафэй наслаждалась ледяным ветром, освежавшим ее разгоряченные щеки. Пальцы девушки мелко подрагивали. Получится ли задуманное? Что если императрица не позволит обыскивать свои принадлежности? Что если император послушается и отступит? Но вот неподалеку раздались крики, затем дикий вой, топот сапог стражников, лязганье цепей, плач, звуки ударов, стоны.
Хуафэй, не сдержав возбужденного любопытства, вышла из павильона, остановившись у входы. Она увидела, как двое стражников ведут под руки связанную императрицу Да Мэй, в которой теперь мало что говорило о ее величие и красоте: волосы всклокочены, брови не подведены, сквозь белила просвечивают пятна отвратительной желтой кожи, серо-голубой ханьфу помят и развязан. Да Мэй удивленно озиралась по сторонам, будто не понимая, что происходит.
Следом за ней по земле волокли верного императрице евнуха Чжи Гуна, опоясанного цепями. Он кричал и клялся, что ни в чем не виноват. На секунду обезумевший взгляд Чжи Гуна остановился на Хуафэй. Она не отвела глаз, злорадно улыбнувшись.
Этот зарвавшийся евнух думал, что он умнее всех. Он хотел руками Хуафэй уничтожить ненавистную Сяо Лянь и тем самым упрочить положение своей госпожи, а значит, и свое собственное. Он подговорил Хуафэй на убийство. Шептал ей в уши сладкие речи о том, как она встанет еще на одну ступеньку ближе к императорскому трону, если уберет с дороги Сяо Лянь. Хуафэй согласилась. Чжи Гун посмеивался над ней, считая слишком глупой. А в результате она оказалась умнее всех. Хуафэй не стала полагаться ни на чью помощь: собственными руками перерезала горло Сяо Лянь и отрубила острым топориком ее крохотные ножки, которые теперь уже никогда больше не порадуют сладострастный взор Сяо Минсяня. А затем, прокравшись в покои императрицы под благовидным предлогом, придуманным на всякий случай, спрятала окровавленный кинжал под каном Да Мэй. Никакие предлоги Хуафэй не понадобились, она осталась незамеченной. А потом, когда Чжи Гун отправился к своей госпоже, Хуафэй, замотав в тряпицу ступни Сяо Лянь, сунула их под окно евнуху. Ее план сработал! Зная гневливый нрав императора, который, к тому же, сейчас был безутешен от горя, можно было с уверенностью ждать, что он не будет разбираться, действительно ли убийцами являются евнух и императрица. Он поверит в «доказательства», которые собрала для него Хуафэй.
Девушка довольно рассмеялась. Она избавилась не только от танцовщицы Сяо Лянь, но и от императрицы с ее прихвостнем. Хуафэй была уверена, что теперь ей недалеко до восшествия на императорский трон рядом с Сяо Минсянем. Теперь она будет править женской половиной дворца, теперь все будут слушать ее, внимать ей, бояться, боготворить.
***
Девочка плакала от безумной боли. Несколько месяцев назад ей перебили кости обеих ступней, подогнули пальцы книзу и плотно забинтовали ноги так, что ими нельзя было пошевелить. Сейчас служанки сняли тканевые повязки, пропитанные кровью и гноем, опустили ее ноги в чан с вонючими травами, от которых начало жечь кожу. Девочка снова закричала.
— Замолчи! — приказала мать. — Сын Неба приказал найти девушку с самыми маленькими ножками. Только такую он сможет сделать императрицей. Подрастешь, раны заживут и попадешь во дворец. Терпи!
Девушки во всей Поднебесной взялись бинтовать ноги, как только ополоумевший император Сяо Минсянь, разогнав свой гарем, объявил, что теперь в Гугуне будут жить только те женщины, чьи ножки будут походить на крошечные золотые лотосы, которые когда-то расцветали под ступнями его возлюбленной танцовщицы Сяо Лянь. Придворные, знать и важные чиновники, чтобы угодить императору, тоже стали выбирать себе в наложницы девушек с маленькими ножками. Матери, чтобы выгодно отдать дочь в богатый дом женой или наложницей какого-нибудь знатного сановника, придумали бинтовать девушкам ноги. Сначала у них ничего не получалось: ведь сформировавшуюся ступню взрослой девушки нельзя было уменьшить до размера в семь-восемь сантиметров. Тогда решили, что бинтование ног нужно начинать, когда девочке от силы года четыре. Тогда, к пятнадцати, ее деформированные ступни уже не смогут вырасти.
Вот и мать маленькой Джан Лань бранила дочь на чем свет стоит, пока служанки обрабатывали израненные ступни мазями, а потом снова крепко-накрепко заматывали их тканевыми полосками. Император Сяо Минсянь давно отправился к Небесному Владыке, но его приемник тоже брал в гарем только девушек с ножками, величиной с Золотой Лотос. Госпожа Ань Син была уверена, что через десяток лет у Джан Лань будут самые крошечные во всей Поднебесной ножки и она обязательно станет новой императрицей. Или хотя бы женой императорского советника.
Эта история — всего лишь авторская интерпретация легенды о том, когда и почему девочкам в Китае начали бинтовать ноги. Автор не пытался придерживаться исторической действительности и допустил несколько вольностей. Так, мы знаем, что традиция бинтования ног зародилась гораздо раньше, чем был возведен знаменитый Запретный город (Гугун), но для удобства читателей действие рассказа было перенесено в этот всем известный дворец. Ни на какую историческую достоверность автор не претендует, а в остальном в этой истории одна лишь правда. Конечно, кроме вымысла.