Зойка на зоне чалилась уже второй срок. Она здесь была как рыба в воде. Впервые попала по малолетке. Обокрала с местным шалопаем старушку-соседку. Та заявление в милицию написала. Нашли быстро. Ей всего 16 лет было. Отсидела. Вышла на волю. Но не зря ведь говорят: век свободы не видать? Сколько ей было — 17, когда вернулась домой? Все в поселке на Зойку косились, спешили двери перед ее носом захлопнуть. Куда не пойдет на работу устраиваться – везде от ворот – поворот. Да уж и не больно хотела работать. Если бы участковый не настаивал, вообще никуда не ходила бы. Подумаешь!
А тут как-то встретила одноклассницу. Дружили когда-то, вместе в школу и из школы ходили. А тут прошла кикимора, сделала вид, что вовсе Зойку не знает. Презрительно так смерила ее взглядом, будто перед ней жаба болотная, а не девушка. Не стерпела, навесила своей бывшей школьной подруге тумаков, платье разодрала да еще и сумочку с помадой и тушью для ресниц вырвала и в речку закинула. Просто так, от злости…
Ну, ясное дело. Зойку опять осудили и пошла она уже на взрослую зону, так как к этому времени ей исполнилось уже 18. А на зоне свои порядки, свои законы. С ними Зойка была уже знакома. Да и привычней ей здесь было. Здесь все одним миром мазаны, не то что на воле.
Красивая Зойка была, яркая, хоть и дерзкая. Темные волосы , голубые глаза, румянец на всю щеку – кровь с молоком, а не девка, даром что баланду трескает, а все в ней цветет пышным цветом – молодость она и есть молодость.
Приглянулась Зойка одному вертухаю. Строгий был, правильный, а понравилась ему молоденькая зэчка. Стал ей поблажки делать, да тайком угощения носить – то шоколадку сунет, а то и кусок колбасы. Зойка хоть и дерзила, да не отказывалась. И когда заманил ее к себе, обнял да целовать начал, сначала сопротивлялась, а потом затихла в его руках, начала отвечать на ласки.
Не долго длился их служебный роман. Ухажера Зойкиного отправили на повышение по карьерной лестнице. Правильный же был – комсомолец, парень перспективный, с блеском в глазах. В последствии, говорят, дошел до самых своих милицейских верхов. Дослужился чуть ли не до зама самого Чурбанова. Но так это было или не так – уже не узнать. Больше он в Зойкиной бестолковой жизни не появлялся. А Зойка неожиданно для себя обнаружила, что беременна. И взвыла волком от тоски и безысходности. Потому что возненавидела своего вертухая за то, что попользовался ею и бросил, как тряпку не нужную. Так люто возненавидела своего ухажера, что эта ненависть передалась и ее ребенку, ни в чем повинному. Не хотела она рожать, но в тюрьме мало кто прислушивается к твоему мнению. Да и время было особое – 1959 год – аборты не приветствовались.
Пришло время родить и на свет появилась худенькая кареглазая девочка, на своего отца похожая, и тем самым еще больше восстановившую против себя родную мать.
Зойка взвыла от злости, когда услышала первый крик ребенка и закрыла уши руками, лишь бы не слышать! Когда нянечки в тюремной больнице принесли Зойке ребенка, чтобы та покормила, решительно отказалась это делать. Но нянька положила малышку на кровать и приказала не ломаться.
— Не будешь кормить, завтра на работу отправим…
Но Зойка после родов была слаба. Грудь набухла от пришедшего молока, а девчонка рядом противно пищала . Она сунула ей сосок в рот, коротко и грубо приказав заткнуться.
Каждое кормление для Зойки было пыткой. Она все больше и больше ненавидела этого ребенка, связавшего ее по рукам и ногам. И однажды, когда в палате никого не оказалась, положила ее на кровать и закрыла лицо и все тельце дочки подушкой. В это время вошла нянечка и, увидев происходящее, оттолкнула Зойку и схватила уже посиневшего от нехватки воздуха малыша на руки, призвав на помощь докторшу и медсестер. Это было первое спасение…
Девочку назвали Галей. А как же ее еще назвать – волосы темные, глаза карие? Галка она и есть Галка. Так и росла в тюремных яслях, нежеланная и нелюбимая до трех лет. Маму свою знала, но мамой не звала. Все ее кликали Зойкой. И дочка так же называла свою беспутную мамашу. А той было все равно. И приходила она проведать ребенка не по воле души, а по принуждению. Или чисто из хитрости, чтобы лишний раз увильнуть от работы.
Когда Галинке исполнилось три года, ее отправили в женский монастырь. Здесь к ней относились хорошо. Она росла в атмосфере заботы и любви. Женщины в черных рясах очень отличались от тех, кого она видела до этого – в тюремных яслях. Они научили малышку любить и прощать. И маленькая Галя всем сердцем полюбила и своих наставниц, и свой новый дом. А монашки стали замечать, что, когда Галя подходит к ним и берет за руку, улучшается самочувствие, притупляется боль. И уже, когда у кого-либо болела голова, искали не таблетку, а Галю, которая, приложив свои ручки к темени или вискам, снимала боль.
Но не долго длилось это спокойное счастье. Вскоре Зойка оттоптала свой второй срок и приехала за дочерью в монастырь. Как не жаль было монашкам расставаться с девочкой, но мать есть мать – все права на ее стороне.
Зачем Зойка забрала дочку – одному Богу известно. Ведь ясно же – не любила, не хотела. А забрала. И поехала к своей матери, в свою родную деревню, что под Гродно. С таким подарком и вернулась домой.
Уж так надеялась Зойкина мать, что дочь образумится с рождением ребенка. И помогала Зойке воспитывать малышку. И сама прикипела к ней всей душой. Да не тут-то было. Кипела злоба и ненависть в темной Зойкиной душе. Девчонка сторонилась ее, боялась. Все больше старалась проводить время с бабушкой. Но Зойку раздражало в ней все. И однажды она схватила девчонку и в ярости поволокла ее к кринице. Спасибо, бабушка вовремя зашла во двор и увидела страшную картину, как дочь заталкивает внучку в колодец, а та, сопротивляясь и цепляясь за цепь с ведром, кричит от ужаса и умоляет ее пощадить. Не дрогнуло черное сердце матери. Этим словом ее называть – всех матерей оскорблять.
Подняла бабушка крик, вцепилась во внучку мертвой хваткой, не давая свершиться беззаконию. А тут и соседи на крик о помощи прибежали. Скрутили Зойку, в праведном гневе за волосы ее оттаскали да сдали в милицию. И это было второе Галино спасение.
И вновь отправилась Зойка на казенные харчи. А бабушка с внучкой вздохнули свободно. Галя росла тихим и послушным ребёнком. В школу пошла – училась хорошо. Бабушка ей только радовалась. И бабушкин муж тоже хорошо относился к внучке своей гражданской супруги.
Сказать, что все муки остались позади, значит, сказать неправду. Они еще только начинались.
Закончился очередной Зойкин срок, и она первым делом отправилась за малышкой в школу. Уже во втором или третьем классе Галя училась. Это сейчас детей в руки родителей отдают. Тогда, в шестидесятые, дети сами ходили и в школу и из школы. Дождалась Зойка, когда Галя из школы выйдет, взяла ее за руку и повела домой. Да не по дороге, как обычно, а через лес, якобы там короче. И, как в страшной старой сказке, завела ребенка в лес и бросила. Ушла. А Галя, дрожа от страха и холода -был уже ноябрь, в слезах бродила по лесу в поисках тропинки, пока совсем не стемнело. Присела у толстого дуба на корточки и боялась пошевелиться, вздрагивая от каждого шороха и треска. Всхлипывая и икая от рыданий и холода, незаметно для себя начала засыпать. И так ей было во сне тепло и совсем не страшно. И видела она во сне большую белую собаку, которая пришла к ней и грела ее своим большим и теплым телом.
На рассвете девочка проснулась и поняла, что собака была не во сне, а наяву. Всю ночь она согревала своим телом ребенка, а увидев, что та открыла глаза, схватила зубами за край пальто и потянула за собой, осторожно, но настойчиво. Почему-то Галя ее совсем не испугалась. В школе рассказывали, что собака – это друг человека. И доверилась ей. И пошла за ней. А собака привела ребенка к домику лесника, втолкнула ее в калитку и убежала. Вышел лесник, увидел ребенка, завел в дом. Накормил, обогрел, да расспросил, как девочка дом его нашла. Та и рассказала про собаку. И не поняла, почему у лесника глаза округлились. Не стал тот ей говорить, что не собака этот вовсе, а волчица белая. Жила в те годы у них такая странная волчица в лесу. Отвез лесник малышку в сельсовет. Те – в милицию. Бабушку известили, которая все село на ноги подняла в поисках ребенка, а мать так и не призналась, что натворила.
И это было третье спасение.
Больше горе-мать прощать советская власть не могла. Лишила Зойку материнских прав и обязанностей. И вновь отправила ее за решетку. Бабушка попросилась в опекуны. А чиновников смутил бабушкин возраст. Да и дедушки официального нет у внучки. Тут бабушка с дедушкой решили в срочном порядке оформить свой брак, чтобы разрешили ребенка взять под свою опеку. Слава Богу, все получилось. Бабушка стала опекуном внучки. Но оставаться в этой деревне они больше не могли – понимали, что Зойка, вернувшись с зоны, не даст им жизни здесь.
Эх, знали бы они, что Зойка, по своим зоновским связям найдет их везде…Но они тогда еще ничего не знали. А решили уехать подальше от родных мест. И выбор их пал на Воронежский край, куда они и переехали.
Много чего еще будет в Галиной жизни…После школы поступит она в техникум, встретит свою первую и последнюю любовь – парня честного, правильного. Полюбит его всей душой. И он тоже влюбится в тихую и скромную девушку. Да придет ему пора идти в армию, и проводит его Галя со слезами на глазах и пообещает ждать…
Но однажды к ним в общежитие придет парень кавказской национальности. Придет к соседке по комнате. А той не окажется дома. И приглянется ему Галя. И горячий кавказец в порыве страсти накинется на девчонку и возьмет ее силой. И пригрозит, чтобы молчала. А той хватило одного раза, что забеременеть. И свет померкнет в ее глазах. Не помня себя от горя, отправилась Галя домой, к бабушке, не зная , как сказать той, что ждет ребенка. И уж хотела совершить непоправимое, да бабушка – вот ее Ангел-Хранитель, строго, но по-доброму сказала внучке: не соверши ошибку, как твоя мать. Дитя здесь не при чем.
Уж как там бабушка и дедушка действовали, Галя и не знает – не до того ей было. Но нашли парня. И родителей его разыскали. И все рассказали. Те оказались истинными горцами, приказали сыну жениться. Тот подчинился. А Гале уже было все равно.
Парень оказался неплохой, несмотря на свой темперамент. Родилось у них трое детей. Семья как семья – стерпелось, слюбилось. Но…умер Галин муж в молодом возрасте. Дети еще были маленькими. А бабушки уже не было на свете – нашла Зойка беглецов. Приехала после очередной ходки в ту самую деревню, куда бабушка увезла ее нелюбимую дочь. Разыскала таки. Но тюрьма с каждым разом делала Зойку все хуже и хуже. Однажды в очередной раз требуя от матери деньги на выпивку, Зойка рассвирепела и вместе со своими дружками накинулась на мать…Как там дело дальше было и сама Зойка не помнит. Опомнилась уже, когда увидела бездыханное тело матери. Шли уже в стране лихие девяностые. То ли милиция не стала разбираться за валом других дел, то ли доказать ничего не могли. Но Зойка на время исчезла после этого. Пропала…А потом появилась вновь…Так и держала ее Галина, так и не могла оторваться от ее жизни. А у Галины тем временем погиб и второй муж. И сама слегла от тяжелой болезни. Дети — мал мала меньше. В стране разруха, в колхозе тоже. Некому руку помощи подать, никто никому не нужен. Такая нищета была, что даже детишек некуда было положить Галине, матрацев на всех не хватало. А у нее самой сил уже не было. С постели не вставала. И какое же ее удивление было, когда Зойка вновь появилась в ее дому, постаревшая, больная, но уже не такая дерзкая и сумасбродная. Жизнь, видно, обломала ее. Не все видно пропила и прогуляла, что-то осталось в темной Зойкиной душе. Увидела тяжело больную дочь, да кучу ребятишек, да нищету гольную. Пошла Зойка по деревне с протянутой рукой. Люди русские добрые. Кто пальтишко старое отдал, кто одеяло. Настегала Зойка матрацев для своих внуков. Да дочери помогла подняться с постели. Но уже время, видно, и Зойкино пришло. Столько ходок на зону даром не прошли. Открылся у нее туберкулез и уже Галя не отходила от постели матери, лечила ее, отпаивала отварами, да кормила получше. Так и докормила непутевую свою мать до самой смерти. Похоронила, как положено, по человечески.
Сельчане вздыхали:
Галя, как ты можешь…Ведь она тебе всю жизнь исковеркала. А ты ее прощаешь.
— Прощаю и даже в чем-то понимаю, — спокойно говорит Галина. — Детство у Зойки было тяжелое. Наверное, все ее беды оттуда родом. Оказывается, когда Зойке было лет 12, в деревню вошли немцы. Собрали всех — и детей, и взрослых — евреев. И Зойку приняли за еврейку за ее темные волосы и голубые глаза. Хватали всех без разбору, расстреливали и в шурф шахты бросали. Кто ранен, кто убит…Так получилось, что Зойка была на самом верху. Охрану немцы выставили, чтобы тела не растащили местные. Зойкина мать собрала все самое лучшее, что у нее было и пошла на поклон к немцам, которые стояли в охране, чтобы отдали тело дочери предать земле. Отдали фашисты Зойку…Забрала ее мать, положила на саночки. А когда домой привезла, услышала слабый стон. Жива оказалась девчонка, только без сознания. Выходила мать дочку. Да, видно сам расстрел и жуткая ночь на трупах не прошла для ребенка даром. Помутился рассудок, психика детская не выдержала нечеловеческих испытаний. И до самой старости рычало в ней это чудовище, требовало новых и новых жертв. Только когда Зойка совсем ослабла, видно, и чудовище в ее душе ослабло…Стала Зойка на человека похожей. Дочку признала, внуков тоже…Что же эти фашисты наделали?!
Галина рассказывает эту историю спокойно, как бы оправдывая мать и ее поступки.
То ли от страшных стрессов и переживаний, то ли в наследство от отца, которого она никогда не знала, открылись в Гале необъяснимые ей самой силы – она могла лечить людей, видела их болячки и проблемы. Работала она в колхозе, на ферме, дома держала хозяйство. И сил, и времени не было, но никому никогда не отказала в помощи. И признание получила не только в народе, как целительница, но и государством отмечена в реестре, как народный целитель.
Еще раз вышла Галина замуж. Еще троих деток родила. Всем помогла внучат вырастить…Дочка в третьих родах умерла, взяла ее двоих детей к себе на воспитание. Никого не бросила. Судьба у нее такая – за грехи матери рассчитывается ли, или такие испытания на роду ей написаны – кто знает?
Но не сломалась. Не сникла под напором бед и тягот. Душа у нее светлая. Да еще и стихи пишет, помимо целительского, и поэтический дар в ней проснулся.
Дом у нее большой – всегда многолюдный – дети, внуки, соседи…Народ за помощью из самых разных мест приезжает. Дар ей дан – видеть и чувствовать без УЗИ и МРТ. Жалеет людей, помогает и призывает любить себя, чтобы не проглядеть коварную болезнь, чтобы жизнь была в радость, а не в тягость.